— Я ехала из города, поздно ночью, — придвигаясь к нему и остановив улыбающиеся глаза на его лице, начала она. — Кучером был Яков, старый такой, строгий мужик. И вот началась вьюга, страшной силы вьюга и прямо в лицо нам.
Рванёт ветер и бросит в нас целую тучу снега так, что лошади попятятся назад. Вокруг всё кипит, точно в котле, а мы в холодной пене.
Охотник и лесник, не отрывая глаз от темного окна, стали слушать. Сквозь шум леса слышны были звуки, какие слышит напряженное ухо во всякую бурю, так что трудно было разобрать, люди ли то звали на помощь, или же непогода плакала в трубе. Но
рванул ветер по крыше, застучал по бумаге на окне и донес явственный крик: «Караул!»
Бело-серые тучи покрыли небо, кругом стало мрачно;
рванул ветер, и из туч посыпалась мелкая, частая крупа. Крупинки метались в воздухе, прыгали по брустверу, по плечам и папахе нового часового. Сухие листья каоляна жалобно ныли вокруг стеблей.
Неточные совпадения
Дверь была на ключе, я отворил, и вдруг — темная-темная ночь зачернела передо мной, как бесконечная опасная неизвестность, а
ветер так и
рванул с меня фуражку.
Ответа не последовало. Но вот наконец
ветер в последний раз
рванул рогожу и убежал куда-то. Послышался ровный, спокойный шум. Большая холодная капля упала на колено Егорушки, другая поползла по руке. Он заметил, что колени его не прикрыты, и хотел было поправить рогожу, но в это время что-то посыпалось и застучало по дороге, потом по оглоблям, по тюку. Это был дождь. Он и рогожа как будто поняли друг друга, заговорили о чем-то быстро, весело и препротивно, как две сороки.
— Да, конечно, можно, — отвечала Анна Михайловна. Проводив Долинского до дверей, она вернулась и стала у окна. Через минуту на улице показался Долинский. Он вышел на середину мостовой, сделал шаг и остановился в раздумье; потом перешагнул еще раз и опять остановился и вынул из кармана платок.
Ветер рванул у него из рук этот платок и покатил его по улице. Долинский как бы не заметил этого и тихо побрел далее. Анна Михайловна еще часа два ходила по своей комнате и говорила себе...
Но каждый из них, прежде чем расшвырять по
ветру свои трудовые, засаленные,
рваные, разбухшие рублевки, непременно посещал Гамбринус.
На вершине холма нас обдавало предутренним
ветром. Озябшие лошади били копытами и фыркали. Коренная
рванула вперед, но ямщик мгновенно осадил всю тройку; сам он, перегнувшись с облучка, все смотрел по направлению к логу.
Один из них, косоглазый и с
рваною ноздрей, то и дело начинал наигрывать на гармонии и напевать диким голосом какие-то песни; но
ветер скоро обрывал эти резкие звуки, разнося и швыряя их по широкой и мутной реке.
Дьячок перевел дух, утер губы и прислушался. Колокольчика не было слышно, но
рванул над крышей
ветер, и в потемках за окном опять зазвякало.
Это была единственная минута в том счастливом дне, когда на мой океан набежали страшные тучи, косматые, как борода сумасшедшего Лира, и дикий
ветер бешено
рванул паруса.
Далеко на дороге взвилось большое облако пыли и окутало серевшие над рожью крыши деревни. Видно было, как на горе вдруг забилась старая лозина.
Ветер рванул, по ржи побежали большие, раскатистые волны. И опять все стихло. Только слышалось мирное чириканье птичек. Вдали протяжно свистнула иволга.
Катя, спеша, развешивала по веревкам между деревьями сверкающее белизною
рваное белье. С запада дул теплый, сухой
ветер; земля, голые ветки кустов, деревьев, все было мокро, черно, и сверкало под солнцем. Только в углах тускло поблескивала еще ледяная кора, сдавливавшая у корня бурые былки.
Ветер сильно
рванул, пюпитры на эстраде опрокинулись, и ноты, как стая чаек, заметались в воздухе. Музыка оборвалась. Дирижер сказал что-то музыкантам. Все ушли. Вышел человек и объявил, что по случаю
ветра музыка совсем отменяется. Служители подбирали на дорожках ноты.
Ветер бил дождем в
рваные бумажные окна, было холодно, сыро и угарно.
Ветер гудел и вдруг с силой
рванул переднюю кошму и помчал далеко в поле.
Он ушел с фельдшером. Полил дождь, капли зашумели по листьям деревьев.
Ветер рванул в окно и обдал брызгами лежавшую на столике книжку журнала. Марья Сергеевна заперла окна и дверь на террасу. Шум дождя по листьям стал глуше, и теперь было слышно, как дождь барабанил по крыше. Вода струилась по стеклам, зелень деревьев сквозь них мутилась и теряла очертания.