Неточные совпадения
Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих
волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и
ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
Время идет медленно: его измеряешь не часами, а
ровными, тяжелыми размахами судна и глухими ударами
волн в бока и корму.
Теперь она уносит эти секреты, или, вернее — ее вместе с ними уносят эти
ровные стихийные
волны, и в них есть что-то неумолимое и грозное…
Музыка стала приятна матери. Слушая, она чувствовала, что теплые
волны бьются ей в грудь, вливаются в сердце, оно бьется
ровнее и, как зерна в земле, обильно увлажненной, глубоко вспаханной, в нем быстро, бодро растут
волны дум, легко и красиво цветут слова, разбуженные силою звуков.
Голоса то сходились, то расходились, то текли
ровным током, как река широкая, то бурными
волнами вздымались и опускались, и наконец, взлетев высоко, высоко, царили в небесах, как орлы с распростертыми крыльями.
Нигде, даже у берега, не вспухала
волна, не белела пена; даже ряби не пробегало по
ровной глади.
«Не дай бог», — прибавил хозяин, зевая. Я понял, что это начинается сравнительно редкое явление — морозная буря, когда налетающий откуда-то ветер толкается в отяжелевший морозный воздух. Отдельные толчки и гул служили признаками первых усилий ветра, еще не могущего двинуть сгущенную атмосферу… Потом толчки стали продолжительнее, гул становился
ровным, непрерывным. Охлажденный ниже сорока градусов, воздух тронулся с места и тянул, точно над нашей площадкой неслись
волны бездонного океана…
Ровными, согласными
волнами льются величавые звуки «Жизни за царя».
Горячие лучи солнца переливаются на верхушках
волн золотистым блеском, заливают часть горизонта, где порой белеют в виде маленьких точек паруса кораблей, и играют на палубе «Коршуна», нежа и лаская моряков.
Ровный норд-ост и влага океана умеряют солнечную теплоту. Томительного зноя нет; дышится легко, чувствуется привольно среди этой громадной волнистой морской равнины.
И
ровный звонкий голосок Наташи полился нежной мелодичной
волною, заползая в души ее слушательниц.
От него пошла большая
волна, которая окатила меня с головой и промочила одежду. Это оказался огромный сивуч (морской лев). Он спал на камне, но, разбуженный приближением людей, бросился в воду. В это время я почувствовал под ногами
ровное дно и быстро пошел к берегу. Тело горело, но мокрая одежда смерзлась в комок и не расправлялась. Я дрожал, как в лихорадке, и слышал в темноте, как стрелки щелкали зубами. В это время Ноздрин оступился и упал. Руками он нащупал на земле сухой мелкий плавник.
Последнюю полоску света заволокло; но тучи были не грозовые, темноты с собой не принесли, и на широком перелеске, где притулились оба озерка, лежало сероватое,
ровное освещение, для глаз чрезвычайно приятное. Кругом колыхались нешумные
волны леса, то отдавая шелковистым звуком лиственных пород, то переходя в гудение хвои, заглушавшее все остальные звуки.
Казалось, я давно уже, с незапамятных времен, лежу здесь, как эти серые камни, под
ровные удары
волн.
Белая, яркая, быстрая, с живым, своим полетом, совсем другим, чем
ровные движения
волн.
Нет, трудно представить, когда нет ни земли, ни берега, ни
волн, опрокидывающих лодку, а только вот это,
ровное, белое, бесстрастное.