Неточные совпадения
Говорили, что его пришибло какое-то
горе и он дал обет молчания
до конца дней своих.
Обломов пошел в обход, мимо
горы, с другого
конца вошел в ту же аллею и, дойдя
до средины, сел в траве, между кустами, и ждал.
Когда намеченный маршрут близится к
концу, то всегда торопишься: хочется скорее закончить путь. В сущности, дойдя
до моря, мы ничего не выигрывали. От устья Кумуху мы опять пойдем по какой-нибудь реке в
горы; так же будем устраивать биваки, ставить палатки и таскать дрова на ночь; но все же в
конце намеченного маршрута всегда есть что-то особенно привлекательное. Поэтому все рано легли спать, чтобы пораньше встать.
Ориентировочным пунктом может служить здесь высокая скалистая сопка, называемая старожилами-крестьянами Петуший гребень.
Гора эта входит в состав водораздела между реками Тапоузой и Хулуаем. Подъем на перевал в истоках Хулуая длинный и пологий, но спуск к Тапоузе крутой. Кроме этой сопки, есть еще другая
гора — Зарод; в ней находится Макрушинская пещера — самая большая, самая интересная и
до сих пор еще не прослеженная
до конца.
В
горах расстояния очень обманчивы. Мы шли целый день, а горный хребет, служащий водоразделом между реками Сандагоу и Сыдагоу, как будто тоже удалялся от нас. Мне очень хотелось дойти
до него, но вскоре я увидел, что сегодня нам это сделать не удастся. День приближался к
концу; солнце стояло почти у самого горизонта. Нагретые за день камни сильно излучали теплоту. Только свежий ветер мог принести прохладу.
Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от одного
конца до другого: то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то близ моря
гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки.
Из Туляцкого
конца дорога поднималась в
гору. Когда обоз поднялся, то все возы остановились, чтобы в последний раз поглядеть на остававшееся в яме «жило». Здесь провожавшие простились. Поднялся опять рев и причитания. Бабы ревели
до изнеможения, а глядя на них, голосили и ребятишки. Тит Горбатый надел свою шляпу и двинулся: дальние проводы — лишние слезы. За ним хвостом двинулись остальные телеги.
— Государство ваше Российское, — продолжал он почти со скрежетом зубов, — вот взять его зажечь с одного
конца да и поддувать в меха, чтобы
сгорело все
до тла!
Вся Москва от мала
до велика ревностно гордилась своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными, как
горы, протодиаконами, которые заставляли страшными голосами своими дрожать все стекла и люстры Успенского собора, а женщин падать в обмороки, знаменитых клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя народных гуляний, ледяных
гор и фейерверков, и так без
конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов, свои несравненные театры и цирки и только под
конец спортсменов.
Эту историю, простую и страшную, точно она взята со страниц Библии, надобно начать издали, за пять лет
до наших дней и
до ее
конца: пять лет тому назад в
горах, в маленькой деревне Сарачена жила красавица Эмилия Бракко, муж ее уехал в Америку, и она находилась в доме свекра. Здоровая, ловкая работница, она обладала прекрасным голосом и веселым характером — любила смеяться, шутить и, немножко кокетничая своей красотой, сильно возбуждала горячие желания деревенских парней и лесников с
гор.
Ничто не может сравниться с этой пыткою: он нигде не найдет места,
горит как на огне; ему везде тесно, везде душно: ему кажется, что каждая пролетевшая минута уносит с собою целый век блаженства, что он состареется в два часа, не доживет
до конца своего путешествия.
Да, хочется и туда! не для смеха хочется, а потому что нутро
горит по присным и другам, потому что память о них даже в лучах этого горящего солнца не может
до конца потонуть!
С тех пор как ее не стало, с тех пор как я поселился в эту глушь, которой уже не покину
до конца дней моих, прошло с лишком два года, и всё так ясно в моей памяти, так еще живы мои раны, так горько моё
горе…
Дошел он
до конца своего участка, — на этом месте путь круто поворачивал, — спустился с насыпи и пошел лесом под
гору.
И пусть они блестят
до той поры,
Как ангелов вечерние лампады.
Придет
конец воздушной их игры,
Печальная разгадка сей шарады…
Любил я с колокольни иль с
горы,
Когда земля молчит и небо чисто,
Теряться взором в их цепи огнистой, —
И мнится, что меж ними и землей
Есть путь, давно измеренный душой, —
И мнится, будто на главу поэта
Стремятся вместе все лучи их света.
И Зимний дворец, как вершина
горы под
конец осени, покрывается все более и более снегом и льдом. Жизненные соки, искусственно поднятые
до этих правительственных вершин, мало-помалу застывают; остается одна материальная сила и твердость скалы, еще выдерживающей напор революционных волн.
Но Наденька боится. Все пространство от ее маленьких калош
до конца ледяной
горы кажется ей страшной, неизмеримо глубокой пропастью. У нее замирает дух и прерывается дыхание, когда она глядит вниз, когда я только предлагаю сесть в санки, но что же будет, если она рискнет полететь в пропасть! Она умрет, сойдет с ума.
Если бы люди веры стали рассказывать о себе, что они видели и узнавали с последней достоверностью, то образовалась бы
гора, под которой был бы погребен и скрыт от глаз холм скептического рационализма. Скептицизм не может быть
до конца убежден, ибо сомнение есть его стихия, он может быть только уничтожен, уничтожить же его властен Бог Своим явлением, и не нам определять пути Его или объяснять, почему и когда Он открывается. Но знаем достоверно, что может Он это сделать и делает…
От Тюмени
до Томска, благодаря не чиновникам, а природным условиям местности, она еще сносна; тут безлесная равнина; утром шел дождь, а вечером уж высохло; и если
до конца мая тракт покрыт
горами льда от тающего снега, то вы можете ехать по полю, выбирая на просторе любой окольный путь.
Жаль жизни, конечно, жаль старой матери, отца и Милицы, для которых его гибель будет отчаянным
горем, но еще жальче не довести
до конца начатое предприятие, предприятие, от которого зависит хоть некоторое благополучие их отряда и сотни человеческих жизней будут спасены.
Третий звонок. Сопротивляясь и цепляясь за непослушную проволоку, стал раздвигаться занавес. И застрял на половине. В зале засмеялись. Выскочил Капралов и отдернул
до конца. Внизу, скрытая суфлерскою будкою,
горела яркая лампа-молния. На эстраду вышел давешний оратор.
Рек Сибири, заданных к этому дню, я, конечно, не могла знать, но зато как ловко отбарабанила я мои родимые кавказские реки,
горы с их вершинами, и города Кахетии, Имеретии, Гурии и Алазании! Я торопилась и захлебывалась, боясь не успеть высыпать
до конца урока весь запас моих познаний. Он не перерывал меня и только одобрительно взглядывал поверх своих синих круглых очков.
До самого острога не покидало его жуткое чувство — точно саднило в груди, и ладони рук
горели; даже в
концах пальцев чувствовал он как будто уколы булавки.
На заводах Петра и Луки дела шли не так плохо, потому что над ними, худо ли, хорошо ли, наблюдали сами владельцы, но опекуны имущества Григория были не лучше селезневских опекунов и точно так же, разоряя постепенно его заводы, дошли наконец
до того, что в один прекрасный день все уцелевшее дорогое движимое имущество селезневского дворца будто бы
сгорело в находившейся в
конце садовой аллеи каменной беседке, в которой и печи-то никогда не было!
— Я всегда следовал и
до конца бренных дней моей трудной жизни буду держаться правила, что
горе тому дому, где владычествует жена,
горе царству, коим повелевают многие. Верных моих слуг я люблю, караю только изменников. Для всех я тружусь день и ночь, проливаю слезы и пот, видя зло, которое и хочу искоренить.
Из «мира» нужно уйти, преодолеть его
до конца, «мир» должен
сгореть, он аримановой природы.
Очнулся черт. Щека
горит, смола в печенке клокочет… Двинул в сердцах отставного солдата, что под руку подвернулся, вдоль спины, так что с той поры на карачках солдат
до конца жизни и ходил.