Неточные совпадения
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти слова, он вскочил и хотел бежать
за нею, но, опомнившись, опять
сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться
ехать в город и опять к матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.
— Так
за Березовым Долом рассевают клевер?
Поеду посмотрю, — сказал он,
садясь на маленького буланого Колпика, подведенного кучером.
— Я очень благодарен
за твое доверие ко мне, — кротко повторил он по-русски сказанную при Бетси по-французски фразу и
сел подле нее. Когда он говорил по-русски и говорил ей «ты», это «ты» неудержимо раздражало Анну. — И очень благодарен
за твое решение. Я тоже полагаю, что, так как он
едет, то и нет никакой надобности графу Вронскому приезжать сюда. Впрочем…
На другой день до того объелись гости, что Платонов уже не мог
ехать верхом; жеребец был отправлен с конюхом Петуха. Они
сели в коляску. Мордатый пес лениво пошел
за коляской: он тоже объелся.
Он поскорей звонит. Вбегает
К нему слуга француз Гильо,
Халат и туфли предлагает
И подает ему белье.
Спешит Онегин одеваться,
Слуге велит приготовляться
С ним вместе
ехать и с собой
Взять также ящик боевой.
Готовы санки беговые.
Он
сел, на мельницу летит.
Примчались. Он слуге велит
Лепажа стволы роковые
Нести
за ним, а лошадям
Отъехать в поле к двум дубкам.
Весь вечер Ленский был рассеян,
То молчалив, то весел вновь;
Но тот, кто музою взлелеян,
Всегда таков: нахмуря бровь,
Садился он
за клавикорды
И брал на них одни аккорды,
То, к Ольге взоры устремив,
Шептал: не правда ль? я счастлив.
Но поздно; время
ехать. Сжалось
В нем сердце, полное тоской;
Прощаясь с девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
«Что с вами?» — «Так». — И на крыльцо.
«Что я
за неженка? авось не замерзну. Хоть бы поскорей это все кончилось:
сесть бы и
ехать».
Он в эту минуту уехал бы даже
за границу, если б ему оставалось только
сесть и
поехать.
Я понял, что меня обманули в мою пользу,
за что в дороге потом благодарил не раз, молча
сел на лошадь и молча
поехал по крутой тропинке в гору.
Мне несколько неловко было
ехать на фабрику банкира: я не был у него самого даже с визитом, несмотря на его желание видеть всех нас как можно чаще у себя; а не был потому, что
за визитом неминуемо следуют приглашения к обеду,
за который
садятся в пять часов, именно тогда, когда настает в Маниле лучшая пора глотать не мясо, не дичь, а здешний воздух, когда надо
ехать в поля, на взморье, гулять по цветущим зеленым окрестностям — словом, жить.
Тучи в этот день были еще гуще и непроницаемее. Отцу Аввакуму надо было
ехать назад. С сокрушенным сердцем
сел он в карету Вандика и выехал, не видав Столовой горы. «Это меня
за что-нибудь Бог наказал!» — сказал он, уезжая. Едва прошел час-полтора, я был в ботаническом саду, как вдруг вижу...
В таком состоянии он был сегодня. Приближение Нехлюдова на минуту остановило его речь. Но, устроив мешок, он
сел по-прежнему и, положив сильные рабочие руки на колени, глядя прямо в глаза садовнику, продолжал свой рассказ. Он рассказывал своему новому знакомому во всех подробностях историю своей жены,
за что ее ссылали, и почему он теперь
ехал за ней в Сибирь.
Погода переменилась. Шел клочьями спорый снег и уже засыпал дорогу, и крышу, и деревья сада, и подъезд, и верх пролетки, и спину лошади. У англичанина был свой экипаж, и Нехлюдов велел кучеру англичанина
ехать в острог,
сел один в свою пролетку и с тяжелым чувством исполнения неприятного долга
поехал за ним в мягкой, трудно катившейся по снегу пролетке.
Когда Марья Алексевна, услышав, что дочь отправляется по дороге к Невскому, сказала, что идет вместе с нею, Верочка вернулась в свою комнату и взяла письмо: ей показалось, что лучше, честнее будет, если она сама в лицо скажет матери — ведь драться на улице мать не станет же? только надобно, когда будешь говорить, несколько подальше от нее остановиться, поскорее
садиться на извозчика и
ехать, чтоб она не успела схватить
за рукав.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в
селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь
едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда
за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Марья Гавриловна долго колебалась; множество планов побега было отвергнуто. Наконец она согласилась: в назначенный день она должна была не ужинать и удалиться в свою комнату под предлогом головной боли. Девушка ее была в заговоре; обе они должны были выйти в сад через заднее крыльцо,
за садом найти готовые сани,
садиться в них и
ехать за пять верст от Ненарадова в
село Жадрино, прямо в церковь, где уж Владимир должен был их ожидать.
— Все в исправности, извольте отправляться в таможню. Я
сел,
еду… только все кажется —
за нами погоня. Оглядываюсь — казак с пикой трях-трях…
Сестрица снова
садится и играет варьяции на тему «
Ехал казак
за Дунай…».
Изредка
еда перемежается тем, что кто-нибудь из барышень или из офицеров
сядет за старые клавикорды и споет романс.
Но всему есть конец. Наступает конец и для Аннушкиных вольностей. Чу! со стороны
села слышится колокольчик, сначала слабо, потом явственнее и явственнее. Это
едет матушка. С ее приездом все приходит в старый порядок. Девичья наполняется исключительно жужжанием веретен; Аннушка, словно заживо замуравленная, усаживается в боковушке
за печку и дремлет.
И лихачи и «голубчики» знали своих клубных седоков, и седоки знали своих лихачей и «голубчиков» — прямо шли,
садились и
ехали. А то вызывались в клуб лихие тройки от Ечкина или от Ухарского и, гремя бубенцами, несли веселые компании
за заставу, вслед
за хором, уехавшим на парных долгушах-линейках.
— А так… Он приехал прямо
за мной, а я
села и
поехала. Тошнехонько мне, особенно по вечерам. Ты небойсь и не вспомнишь обо мне.
Фирс(подходит к двери, трогает
за ручку). Заперто. Уехали… (
Садится на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел, в пальто
поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено! (Бормочет что-то, чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил… (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не осталось, ничего… Эх ты… недотепа!.. (Лежит неподвижно.)
Вот, обрядила я доченьку мою единую во что пришлось получше, вывела ее
за ворота, а
за углом тройка ждала,
села она, свистнул Максим —
поехали!
Поднявши стаю, надобно следить глазами
за ее полетом, всегда прямолинейным, и идти или, всего лучше,
ехать верхом по его направлению; стая перемещается недалеко; завалившись в долинку, в овражек или
за горку, она
садится большею частию в ближайший кустарники редко в чистое поле, разве там, где перелет до кустов слишком далек; переместившись, она бежит шибко, но собака, напавши на след снова, легко ее находит.
Лаврецкий тихо встал и тихо удалился; его никто не заметил, никто не удерживал; веселые клики сильнее прежнего раздавались в саду
за зеленой сплошной стеной высоких лип. Он
сел в тарантас и велел кучеру
ехать домой и не гнать лошадей.
Сегодня запоздал с письмами: рано утром думал писать, но прислала
за мною Марья Николаевна — она как-то ночью занемогла своим припадком в сердечной полости, — я у нее пробыл долго и тогда только ушел, когда она совершенно успокоилась, и
сел писать. В час
еду к Сашеньке — кончать портрет. Вы все это увидите.
Красавица ушла с крылечка в горницу, а вслед
за нею через несколько минут туда же ушла и Марина Абрамовна. Тарантас был совсем готов: только
сесть да
ехать. Солнышко выглянуло своим красным глазом; извозчики длинною вереницею потянулись со двора. Никитушка зевнул и как-то невольно крякнул.
Они расселись по двое и по трое на извозчиков, которые уже давно, зубоскаля и переругиваясь, вереницей следовали
за ними, и
поехали. Лихонин для верности сам
сел рядом с приват-доцентом, обняв его
за талию, а на колени к себе и соседу посадил маленького Толпыгина, розового миловидного мальчика, у которого, несмотря на его двадцать три года, еще белел на щеках детский — мягкий и светлый — пух.
— Что это
за госпожа?.. — сказала она, пожимая плечами, когда они
сели в экипаж, чтобы
ехать домой.
— Есть недурные! — шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими,
сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: «Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу — так что и зайти к вам не могу, потому что
за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я
еду».
Наташа его не останавливала, даже сама посоветовала
ехать. Она ужасно боялась, что Алеша будет теперь нарочно, через силу,просиживать у нее целые дни и наскучит ею. Она просила только, чтоб он от ее имени ничего не говорил, и старалась повеселее улыбнуться ему на прощание. Он уже хотел было выйти, но вдруг подошел к ней, взял ее
за обе руки и
сел подле нее. Он смотрел на нее с невыразимою нежностью.
Я закручинился: страсть как мне не хотелось воровать; однако, видно, назвавшись груздем, полезешь и в кузов; и я, знавши в конюшне все ходы и выходы, без труда вывел
за гумно пару лихих коней, кои совсем устали не ведали, а цыган еще до того сейчас достал из кармана на шнурочке волчьи зубы и повесил их и одному и другому коню на шеи, и мы с цыганом
сели на них и
поехали.
— Нет-с: по праздникам господа, как соберутся иногда, так, не дай бог как едят!
Поедут в какой-нибудь немецкий трактир, да рублей сто, слышь, и проедят. А пьют что — боже упаси! хуже нашего брата! Вот, бывало, у Петра Иваныча соберутся гости:
сядут за стол часу в шестом, а встанут утром в четвертом часу.
— Нет, — отвечал я, подвигаясь на диване, чтоб дать ему место подле себя, на которое он
сел, — я и просто не хочу, а если ты не советуешь, то я ни
за что не
поеду.
Сусанна, ничего более не возразив матери,
поехала в монастырь исполнить данное ей поручение. Муза же, встревоженная всей этой неприятной новостью,
села за фортепьяно и начала наигрывать печальную арию.
— Я-то? Я, mon cher,
сел в шарабан и в Озерки
поехал. Только ехал-ехал — что
за чудеса! — в Мустамяки приехал! Делать нечего, выкупался в озере, съел порцию ухи, купил у начальника станции табакерку с музыкой — вон она, в прошлом году мне ее клиент преподнес — и назад! Приезжаю домой — глядь, апелляционный срок пропустил… Сейчас — в палату."Что, говорят, испугался? Ну, уж бог с тобой, мы для тебя задним числом…"
А он говорит: «Вы похожи на человека, который собрался
ехать,
сел на осла задом наперед и держится
за хвост.
— Скажи, что я верный друг ему, никогда не забуду, — ответил он через переводчика и, несмотря на свою кривую ногу, только что дотронулся до стремени, как быстро и легко перенес свое тело на высокое седло и, оправив шашку, ощупав привычным движением пистолет, с тем особенным гордым, воинственным видом, с которым сидит горец на лошади,
поехал прочь от дома Ивана Матвеевича. Ханефи и Элдар также
сели на лошадей и, дружелюбно простившись с хозяевами и офицерами,
поехали рысью
за своим мюршидом.
Приехал доктор и вырвал больной зуб. Боль утихла тотчас же, и генерал успокоился. Сделав свое дело и получив, что следует,
за труд, доктор
сел в свою бричку и
поехал домой.
За воротами в поле он встретил Ивана Евсеича… Приказчик стоял на краю дороги и, глядя сосредоточенно себе под ноги, о чем-то думал. Судя по морщинам, бороздившим его лоб, и по выражению глаз, думы его были напряженны, мучительны…
Гордей Евстратыч
сел в мягкое пастушье седло и, перекрестившись, выехал
за ворота. Утро было светлое; в воздухе чувствовалась осенняя крепкая свежесть, которая заставляет барина застегиваться на все пуговицы, а мужика — туже подпоясываться. Гордей Евстратыч поверх толстого драпового пальто надел татарский азям, перехваченный гарусной опояской, и теперь сидел в седле молодцом. Выглянувшая в окно Нюша невольно полюбовалась, как тятенька
ехал по улице.
Это меня обидело. Я вышел,
сел на Ивана Никитина,
поехал завтракать в ресторан Кошелева. Отпустил лихача и вошел. В зале встречаю нашего буфетчика Румеля, рассказываю ему о бенефисе, и он прямо тащит меня к своему столу,
за которым сидит высокий, могучий человек с большой русой бородой: фигура такая, что прямо нормандского викинга пиши.
— Да слышишь ли ты, голова! он на других-то людей вовсе не походит. Посмотрел бы ты, как он
сел на коня, как подлетел соколом к войску, когда оно, войдя в Москву, остановилось у Арбатских ворот, как показал на Кремль и соборные храмы!.. и что тогда было в его глазах и на лице!.. Так я тебе скажу: и взглянуть-то страшно! Подле его стремени
ехал Козьма Минич Сухорукий… Ну, брат, и этот молодец! Не так грозен, как князь Пожарский, а нашего поля ягода —
за себя постоит!
— Добро, добро, не божись!.. Дай подумать… Ну, слушай же, Григорьевна, — продолжал мужской голос после минутного молчания, — сегодня у нас на
селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка идет
за приказчикова сына. Вот как они
поедут к венцу, ты заберись в женихову избу на полати, прижмись к уголку, потупься и нашептывай про себя…
С подъезда оба поручика и коллежский асессор Сенечка
сели на лихачей и, крикнув:"Туда!" — скрылись в сумерках."Индюшка"увязалась было
за дядей, но он без церемоний отвечал:"Ну тебя!"Тогда она на минуту опечалилась:"Куда же я
поеду?", но
села в карету и велела везти себя сначала к Елисееву, потом к Балле, потом к колбаснику Кирхгейму…
Становой сейчас же сообразил, что дело может выйти блестящее, но надо вести его умненько.
Поехал в
село будто по другому делу, а сам между тем начал собирать"под рукою"сведения и о поповском сыне. Оказалось: обулся поповский сын в лапти, боронит, пашет, косит сено… что
за причина такая? Когда таким образом дело"округлилось", становой обратился к батюшке...
Узкая, извилистая дорога, по которой и днем не без труда можно было
ехать, заставляла их почти на каждом шаге останавливаться; колеса поминутно цеплялись
за деревья, упряжь рвалась, и ямщик стал уже громко поговаривать, что в
село Утешино нет почтовой дороги, что в другой раз он не повезет никого
за казенные прогоны, и даже обещанный рубль на водку утешил его не прежде, как они выехали совсем из леса.
Сборской отправился на своей тележке
за Москву-реку, а Зарецкой
сел на лошадь и в провожании уланского вахмистра
поехал через город к Тверской заставе. Выезжая на Красную площадь, он заметил, что густые толпы народа с ужасным шумом и криком бежали по Никольской улице. Против самых Спасских ворот повстречался с ним Зарядьев, который шел из Кремля.
Лежнев дал ему отойти, посмотрел вслед
за ним и, подумав немного, тоже поворотил назад свою лошадь — и
поехал обратно к Волынцеву, у которого провел ночь. Он застал его спящим, не велел будить его и, в ожидании чая,
сел на балкон и закурил трубку.
Ипполит (
садясь). Собственно, мне некогда-с; в момент надо при деле быть.
За получением
еду.