Неточные совпадения
Аммос Федорович. А я
на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не будет рад. Я вот уж пятнадцать лет
сижу на судейском
стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Он в белой рубашке
сидел верхом
на стуле, хмурился глазами и улыбался ртом.
Заседание уже началось. У стола, покрытого сукном, за который сели Катавасов и Метров,
сидело шесть человек, и один из них, близко пригибаясь к рукописи, читал что-то. Левин сел
на один из пустых
стульев, стоявших вокруг стола, и шопотом спросил у сидевшего тут студента, что читают. Студент, недовольно оглядев Левина, сказал...
Алексей Александрович прошел в ее кабинет. У ее стола боком к спинке
на низком
стуле сидел Вронский и, закрыв лицо руками, плакал. Он вскочил
на голос доктора, отнял руки от лица и увидал Алексея Александровича. Увидав мужа, он так смутился, что опять сел, втягивая голову в плечи, как бы желая исчезнуть куда-нибудь; но он сделал усилие над собой, поднялся и сказал...
Он застал ее в задних комнатах. Она
сидела на сундуке и о чем-то распоряжалась с девушкой, разбирая кучи разноцветных платьев, разложенных
на спинках
стульев и
на полу.
Осторожно отвел он рукою салоп и увидал, что тут стоит
стул, а
на стуле в уголку
сидит старушонка, вся скрючившись и наклонив голову, так что он никак не мог разглядеть лица, но это была она.
— Нет, брат, право, заметно.
На стуле ты давеча
сидел так, как никогда не
сидишь, как-то
на кончике, и все тебя судорога дергала. Вскакивал ни с того ни с сего. То сердитый, а то вдруг рожа как сладчайший леденец отчего-то сделается. Краснел даже; особенно когда тебя пригласили обедать, ты ужасно покраснел.
При входе Сони Разумихин, сидевший
на одном из трех
стульев Раскольникова, сейчас подле двери, привстал, чтобы дать ей войти. Сначала Раскольников указал было ей место в углу дивана, где
сидел Зосимов, но, вспомнив, что этот диван был слишком фамильярноеместо и служит ему постелью, поспешил указать ей
на стул Разумихина.
В углу
на стуле сидел Заметов, привставший при входе гостей и стоявший в ожидании, раздвинув в улыбку рот, но с недоумением и даже как будто с недоверчивостью смотря
на всю сцену, а
на Раскольникова даже с каким-то замешательством.
У стенки же
на стуле сидит ее мать.
Привыкнув наблюдать за взрослыми, Клим видел, что среди них началось что-то непонятное, тревожное, как будто все они садятся не
на те
стулья,
на которых привыкли
сидеть.
Даже и после этого утверждения Клим не сразу узнал Томилина в пыльном сумраке лавки, набитой книгами.
Сидя на низеньком, с подрезанными ножками
стуле, философ протянул Самгину руку, другой рукой поднял с пола шляпу и сказал в глубину лавки кому-то невидимому...
«А» Дьякон рявкнул оглушительно и так, что заставил Самгина ожидать площадного ругательства. Но, оттолкнув ногою
стул,
на котором он
сидел, Дьякон встряхнулся, точно намокшая под дождем птица, вытащил из кармана пестрый шарф и, наматывая его
на шею, пошел к двери.
— Вот — соседи мои и знакомые не говорят мне, что я не так живу, а дети, наверное, сказали бы. Ты слышишь, как в наши дни дети-то кричат отцам — не так, все — не так! А как марксисты народников зачеркивали? Ну — это политика! А декаденты? Это уж — быт, декаденты-то! Они уж отцам кричат: не в таких домах живете, не
на тех
стульях сидите, книги читаете не те! И заметно, что у родителей-атеистов дети — церковники…
На черных и желтых венских
стульях неподвижно и безмолвно
сидят люди, десятка три-четыре мужчин и женщин, лица их стерты сумраком.
Козлов особенно отчетливо и даже предупреждающе грозно выговорил цифры, а затем, воинственно вскинув голову, выпрямился
на стуле, как бы
сидя верхом
на коне. Его лицо хорька осунулось, стало еще острей, узоры
на щеках слились в багровые пятна, а мочки ушей, вспухнув, округлились, точно ягоды вишни. Но тотчас же он, взглянув
на иконы, перекрестился, обмяк и тихо сказал...
«Вот», — вдруг решил Самгин, следуя за ней. Она дошла до маленького ресторана, пред ним горел газовый фонарь, по обе стороны двери — столики, за одним играли в карты маленький, чем-то смешной солдатик и лысый человек с носом хищной птицы,
на третьем
стуле сидела толстая женщина, сверкали очки
на ее широком лице, сверкали вязальные спицы в руках и серебряные волосы
на голове.
В августе, хмурым вечером, возвратясь с дачи, Клим застал у себя Макарова; он
сидел среди комнаты
на стуле, согнувшись, опираясь локтями о колени, запустив пальцы в растрепанные волосы; у ног его лежала измятая, выгоревшая
на солнце фуражка. Клим отворил дверь тихо, Макаров не пошевелился.
Через несколько дней он снова почувствовал, что Лидия обокрала его. В столовой после ужина мать, почему-то очень настойчиво, стала расспрашивать Лидию о том, что говорят во флигеле.
Сидя у открытого окна в сад, боком к Вере Петровне, девушка отвечала неохотно и не очень вежливо, но вдруг, круто повернувшись
на стуле, она заговорила уже несколько раздраженно...
Самгин молча отстранил его.
На подоконнике
сидел, покуривая, большой человек в полумаске, с широкой, фальшивой бородой;
на нем костюм средневекового цехового мастера, кожаный передник; это делало его очень заметным среди пестрых фигур. Когда кончили танцевать и китаец бережно усадил Варвару
на стул, человек этот нагнулся к ней и, придерживая бороду, сказал...
На него смотрели человек пятнадцать, рассеянных по комнате, Самгину казалось, что все смотрят так же, как он: брезгливо, со страхом, ожидая необыкновенного. У двери
сидела прислуга: кухарка, горничная, молодой дворник Аким; кухарка беззвучно плакала, отирая глаза концом головного платка. Самгин сел рядом с человеком, согнувшимся
на стуле, опираясь локтями о колена, охватив голову ладонями.
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал в суд, в магазины,
на почту,
на вопросы отвечал с предельной точностью. В свободные минуты
сидел в прихожей
на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
Самгин
сидел на крайнем
стуле у прохода и хорошо видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и мужчин. Люди первых рядов
сидели не очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их было еще меньше.
На хорах не более полусотни безмолвных.
Сидел он засунув длинные ноги в грязных сапогах под
стул, и казалось, что он не
сидит, а стоит
на коленях.
Одетый в подобие кадетской курточки, сшитой из мешочного полотна, Иноков молча здоровался и садился почему-то всегда неуютно, выдвигая
стул на средину комнаты.
Сидел, слушая музыку, и строгим взглядом осматривал вещи, как бы считая их. Когда он поднимал руку, чтоб поправить плохо причесанные волосы, Клим читал
на боку его курточки полусмытое синее клеймо: «Первый сорт. Паровая мельница Я. Башкирова».
Так, с поднятыми руками, она и проплыла в кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила с ним
на ты, постоял минуту и пошел за нею в кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета,
сидела среди кухни
на стуле, упираясь в колени, и по бурому, тугому лицу ее текли маленькие слезы.
Варавка,
сидя на самом крепком
стуле, хохотал,
стул под ним скрипел.
Там у стола
сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светло-серых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой — за сиденье
стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала
на деревянном
стуле.
Рядом с ним,
на стуле, в позе человека, готового вскочить и бежать,
сидел Морозов, плотный, крепкий и чем-то похожий
на чугунный утюг.
Самгин взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы упал
на зеркало, и в нем он увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое лицо, с двумя темными пятнами
на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот был третьим пятном.
Сидела Варвара, подняв руки, держась за спинку
стула, вскинув голову, и было видно, что подбородок ее трясется.
Клим пошел к Лидии. Там девицы
сидели, как в детстве,
на диване; он сильно выцвел, его пружины старчески поскрипывали, но он остался таким же широким и мягким, как был. Маленькая Сомова забралась
на диван с ногами; когда подошел Клим, она освободила ему место рядом с собою, но Клим сел
на стул.
В зале рассеянно
сидели на всех рядах
стульев человек шестьдесят.
И вот Клим Иванович Самгин
сидит за столом в светлой, чистой комнате, обставленной гнутыми «венскими»
стульями, оклеенной голубыми обоями с цветами, цветы очень похожи
на грибы рыжики.
— Пусти, дурак, — тоже негромко пробормотала Дуняша, толкнула его плечом. — Ничего не понимают, — прибавила она, протаскивая Самгина в дверь. В комнате у окна стоял человек в белом с сигарой в зубах, другой, в черном, с галунами,
сидел верхом
на стуле, он строго спросил...
Дядя Хрисанф,
сидя верхом
на стуле, подняв руку, верхнюю губу и брови, напрягая толстые икры коротеньких ног, подскакивал, подкидывал тучный свой корпус, голое лицо его сияло восхищением, он сладостно мигал.
Лютов
сидел на краешке
стула, согнув спину, упираясь ладонями в колени.
Да, рабочие
сидели по трое
на двух
стульях,
сидели на коленях друг друга, образуя настолько слитное целое, что сквозь запотевшие очки Самгин видел
на плечах некоторых по две головы.
«Маленький негодяй хочет быть большим, но чего-то боится», — решил Самгин, толкнув коленом
стул,
на котором
сидел Дронов, и стал тщательно одеваться, собираясь к Марине.
Каждое утро, в девять часов, Клим и Дронов поднимались в мезонин к Томилину и до полудня
сидели в маленькой комнате, похожей
на чулан, куда в беспорядке брошены три
стула, стол, железный умывальник, скрипучая деревянная койка и множество книг.
Сам он был одет щеголевато, жиденькие волосы его смазаны каким-то жиром и форсисто причесаны
на косой пробор. Его новенькие ботинки негромко и вежливо скрипели. В нем вообще явилось что-то вежливенькое и благодушное. Он сел напротив Самгина за стол, выгнул грудь, обтянутую клетчатым жилетом, и
на лице его явилось выражение готовности все сказать и все сделать. Играя золотым карандашиком, он рассказывал, подскакивая
на стуле, точно ему было горячо
сидеть...
Денисов
сидел отвалясь
на спинку
стула, выкатив глаза, положив тяжелую руку
на круглое плечо дочери, и вздыхал, посапывая.
Диомидов, в ярко начищенных сапогах с голенищами гармоникой, в черных шароварах, в длинной, белой рубахе, помещался
на стуле,
на высоте трех ступенек от земли; длинноволосый, желтолицый, с Христовой бородкой, он был похож
на икону в киоте. Пред ним,
на засоренной, затоптанной земле двора, стояли и
сидели темно-серые люди; наклонясь к ним, размешивая воздух правой рукой, а левой шлепая по колену, он говорил...
Он с любовью смотрел
на стул, где она
сидела, и вдруг глаза его заблистали:
на полу, около
стула, он увидел крошечную перчатку.
— Вот, как приедешь
на квартиру, Иван Матвеич тебе все сделает. Это, брат, золотой человек, не чета какому-нибудь выскочке-немцу! Коренной, русский служака, тридцать лет
на одном
стуле сидит, всем присутствием вертит, и деньжонки есть, а извозчика не наймет; фрак не лучше моего; сам тише воды, ниже травы, говорит чуть слышно, по чужим краям не шатается, как твой этот…
Доктор ушел, оставив Обломова в самом жалком положении. Он закрыл глаза, положил обе руки
на голову, сжался
на стуле в комок и так
сидел, никуда не глядя, ничего не чувствуя.
Должность хорошая, старинная:
сиди только важнее
на стуле, положи ногу
на ногу, покачивай, да не отвечай сразу, когда кто придет, а сперва зарычи, а потом уж пропусти или в шею вытолкай, как понадобится; а хорошим гостям, известно: булавой наотмашь, вот так!
Она казалась выше того мира, в который нисходила в три года раз; ни с кем не говорила, никуда не выезжала, а
сидела в угольной зеленой комнате с тремя старушками, да через сад, пешком, по крытой галерее, ходила в церковь и садилась
на стул за ширмы.
Там,
на большом круглом столе, дымилась уха. Обломов сел
на свое место, один
на диване, около него, справа
на стуле, Агафья Матвеевна, налево,
на маленьком детском
стуле с задвижкой, усаживался какой-то ребенок лет трех. Подле него садилась Маша, уже девочка лет тринадцати, потом Ваня и, наконец, в этот день и Алексеев
сидел напротив Обломова.
Она
сидела, откинувшись
на стул спиной, положив один локоть
на окно, и смотрела
на Райского не прямо, а как будто случайно, когда доходила очередь взглянуть, между прочим, и
на него.
Ноги не умещались под
стулом, а хватали
на середину комнаты, путались между собой и мешали ходить. Им велено быть скромными, говорить тихо, а из утробы четырнадцатилетнего птенца, вместо шепота, раздавался громовой бас; велел отец
сидеть чинно, держать ручки
на брюшке, а
на этих, еще тоненьких, «ручках» уж отросли громадные, угловатые кулаки.