Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом
словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Над прудом реют ласточки;
Какие-то комарики,
Проворные и тощие,
Вприпрыжку,
словно посуху,
Гуляют по воде.
Всю половину левую
Отбило:
словно мертвая
И,
как земля, черна…
Я
словно деревянная
Вдруг стала: загляделась я,
Как лекарь руки мыл,
Как водку пил.
Как велено, так сделано:
Ходила с гневом на сердце,
А лишнего не молвила
Словечка никому.
Зимой пришел Филиппушка,
Привез платочек шелковый
Да прокатил на саночках
В Екатеринин день,
И горя
словно не было!
Запела,
как певала я
В родительском дому.
Мы были однолеточки,
Не трогай нас — нам весело,
Всегда у нас лады.
То правда, что и мужа-то
Такого,
как Филиппушка,
Со свечкой поискать…
Вышел вперед белокурый малый и стал перед градоначальником. Губы его подергивались,
словно хотели сложиться в улыбку, но лицо было бледно,
как полотно, и зубы тряслись.
О бригадире все
словно позабыли, хотя некоторые и уверяли, что видели,
как он слонялся с единственной пожарной трубой и порывался отстоять попов дом.
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так
как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу,
словно отравленные мухи, и не смели ни за
какое дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу, а не то чтобы оную вслух проповедовать,
как делают некоторые вольнолюбцы, которые потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове,
словно мухи без пристанища, там и сям вольно летают.
Аленка
словно обеспамятела. Она металась и,
как бы уверенная в неизбежном исходе своего дела, только повторяла:"Тошно мне! ох, батюшки, тошно мне!"
— Казар-р-мы! — в свою очередь,
словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил при этом такую несосветимую клятву, что начальство чувствовало себя
как бы опаленным каким-то таинственным огнем…
Небо раскалилось и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось
словно дрожанье и пахло гарью; земля трескалась и сделалась тверда,
как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка, и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать и семян; яровые совсем не взошли, и засеянные ими поля стояли черные,
словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город и наполняла улицы.
Но не успел он договорить,
как раздался треск, и бывый прохвост моментально исчез,
словно растаял в воздухе.
Видно было,
как внутри метался и бегал человек,
как он рвал на себе рубашку, царапал ногтями грудь,
как он вдруг останавливался и весь вытягивался,
словно вдыхал.
Однако упорство старика заставило Аленку призадуматься. Воротившись после этого разговора домой, она некоторое время ни за
какое дело взяться не могла,
словно места себе не находила; потом подвалилась к Митьке и горько-горько заплакала.
— Слыхал, господа головотяпы! — усмехнулся князь («и таково ласково усмехнулся,
словно солнышко просияло!» — замечает летописец), — весьма слыхал! И о том знаю,
как вы рака с колокольным звоном встречали — довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?
Видно было,
как брызгали на него искры,
словно обливали,
как занялись на нем волосы,
как он сначала тушил их, потом вдруг закружился на одном месте…
Был у нее, по слухам, и муж, но так
как она дома ночевала редко, а все по клевушка́м да по овинам, да и детей у нее не было, то в скором времени об этом муже совсем забыли,
словно так и явилась она на свет божий прямо бабой мирскою да бабой нероди́хою.
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали,
словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у кого было ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и
как дрожит — разыскать невозможно.
Действительно, это был он. Среди рдеющего кругом хвороста темная, полудикая фигура его казалась просветлевшею. Людям виделся не тот нечистоплотный, блуждающий мутными глазами Архипушко,
каким его обыкновенно видали, не Архипушко, преданный предсмертным корчам и, подобно всякому другому смертному, бессильно борющийся против неизбежной гибели, а
словно какой-то энтузиаст, изнемогающий под бременем переполнившего его восторга.
Но
как ни казались блестящими приобретенные Бородавкиным результаты, в существе они были далеко не благотворны. Строптивость была истреблена — это правда, но в то же время было истреблено и довольство. Жители понурили головы и
как бы захирели; нехотя они работали на полях, нехотя возвращались домой, нехотя садились за скудную трапезу и слонялись из угла в угол,
словно все опостылело им.
Людишки
словно осунулись и ходили с понурыми головами; одни горшечники радовались вёдру, но и те раскаялись,
как скоро убедились, что горшков много, а варева нет.
Пантен, крича
как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем
как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и прошел с Грэем в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь,
словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
— Ах, стыд-то
какой теперь завелся на свете, господи! Этакая немудреная, и уж пьяная! Обманули, это
как есть! Вон и платьице ихнее разорвано… Ах,
как разврат-то ноне пошел!.. А пожалуй что из благородных будет, из бедных
каких… Ноне много таких пошло. По виду-то
как бы из нежных,
словно ведь барышня, — и он опять нагнулся над ней.
Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце; тут видна решимость на первый шаг, но решимость особого рода, — решился, да
как с горы упал или с колокольни слетел, да и на преступление-то
словно не своими ногами пришел.
Катерина. Давно люблю.
Словно на грех ты к нам приехал.
Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, кабы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой; иди ты хоть на край света, я бы все шла за тобой и не оглянулась бы.
Благодарю покорно,
Я скоро к ним вбежал!
Я помешал! я испужал!
Я, Софья Павловна, расстроен сам, день целый
Нет отдыха, мечусь
как словно угорелый.
По должности, по службе хлопотня,
Тот пристает, другой, всем дело до меня!
По ждал ли новых я хлопот? чтоб был обманут…
И для иных
как словно торжество,
Другие будто сострадают…
Как почти все наши кладбища, оно являет вид печальный: окружавшие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашеными крышами; каменные плиты все сдвинуты,
словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва дают скудную тень; овцы безвозбранно бродят по могилам…
Как нарочно, мужички встречались все обтерханные, на плохих клячонках;
как нищие в лохмотьях, стояли придорожные ракиты с ободранною корой и обломанными ветвями; исхудалые, шершавые,
словно обглоданные, коровы жадно щипали траву по канавам.
Фенечки
словно на свете не бывало; она сидела в своей комнатке,
как мышонок в норке.
— Вот
как, — промолвил Павел Петрович и,
словно засыпая, чуть-чуть приподнял брови. — Вы, стало быть, искусства не признаете?
На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском,
как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое,
словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были светлые, черные, продолговатые глаза.
Он отправлялся на несколько мгновений в сад, стоял там
как истукан,
словно пораженный несказанным изумлением (выражение изумления вообще не сходило у него с лица), и возвращался снова к сыну, стараясь избегать расспросов жены.
Одинцова произнесла весь этот маленький спич [Спич (англ.) — речь, обычно застольная, по поводу какого-либо торжества.] с особенною отчетливостью,
словно она наизусть его выучила; потом она обратилась к Аркадию. Оказалось, что мать ее знавала Аркадиеву мать и была даже поверенною ее любви к Николаю Петровичу. Аркадий с жаром заговорил о покойнице; а Базаров между тем принялся рассматривать альбомы. «
Какой я смирненький стал», — думал он про себя.
В бойком рассказе старичка, в его явно фальшивой ласковости он отметил ноты едкие, частое повторение слов «очевидно» и «предусмотрительно» оценил
как нечто наигранное,
словно выхваченное из старинных народнических рассказов.
— Ну, а у вас
как? Говорите громче и не быстро, я плохо слышу, хина оглушает, — предупредил он и,
словно не надеясь, что его поймут, поднял руки и потрепал пальцами мочки своих ушей; Клим подумал, что эти опаленные солнцем темные уши должны трещать от прикосновения к ним.
Как будто мне и неловко, и точно
как завидно, и
словно что за сердце сосет… уж я не знаю,
как вам сказать.
— Чего пускать! — вмешался Захар. — Придет,
словно в свой дом или в трактир. Рубашку и жилет барские взял, да и поминай
как звали! Давеча за фраком пожаловал: «дай надеть!» Хоть бы вы, батюшка Андрей Иваныч, уняли его…
— Тебя бы, может, ухватил и его барин, — отвечал ему кучер, указывая на Захара, — вишь, у те войлок
какой на голове! А за что он ухватит Захара-то Трофимыча? Голова-то
словно тыква… Разве вот за эти две бороды-то, что на скулах-то, поймает: ну, там есть за что!..
— Вот, вот этак же, ни дать ни взять, бывало, мой прежний барин, — начал опять тот же лакей, что все перебивал Захара, — ты, бывало, думаешь,
как бы повеселиться, а он вдруг,
словно угадает, что ты думал, идет мимо, да и ухватит вот этак, вот
как Матвей Мосеич Андрюшку. А это что, коли только ругается! Велика важность: «лысым чертом» выругает!
— А вы заведите-ка прежде своего Захара, да и лайтесь тогда! — заговорил Захар, войдя в комнату и злобно поглядывая на Тарантьева. — Вон натоптали
как,
словно разносчик! — прибавил он.
Какие это люди на свете есть счастливые, что за одно словцо, так вот шепнет на ухо другому, или строчку продиктует, или просто имя свое напишет на бумаге — и вдруг такая опухоль сделается в кармане,
словно подушка, хоть спать ложись.
— Только ты мать не буди, — прибавил он,
как бы вдруг что-то припомнив. — Она тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так,
словно муха; а теперь, я знаю, прилегла. Ох, худо больному старцу, — вздохнул он, — за что, кажись, только душа зацепилась, а все держится, а все свету рада; и кажись, если б всю-то жизнь опять сызнова начинать, и того бы, пожалуй, не убоялась душа; хотя, может, и греховна такая мысль.
Она рыдала, но мне казалось, что это только так, для порядка, и что она вовсе не плачет; порой мне чудилось, что она вдруг вся,
как скелет, рассыплется; она выговаривала слова каким-то раздавленным, дребезжащим голосом; слово preferable, например, она произносила prefe-a-able и на слоге а
словно блеяла
как овца.
А был тот учитель Петр Степанович, царство ему небесное,
как бы
словно юродивый; пил уж оченно, так даже, что и слишком, и по тому самому его давно уже от всякого места отставили и жил по городу все одно что милостыней, а ума был великого и в науках тверд.
И с господами смех, — прибавил он, стараясь не смеяться, — в буруны попали;
как стали приставать, шлюпку повернуло, всех вал и покрыл, все
словно купались… да вон они!» — прибавил он, указывая в окно.
Стали встречаться села с большими запасами хлеба, сена, лошади, рогатый скот, домашняя птица. Дорога все — Лена, чудесная, проторенная частой ездой между Иркутском, селами и приисками. «А что, смирны ли у вас лошади?» — спросишь на станции. «Чего не смирны?
словно овцы: видите, запряжены, никто их не держит, а стоят». — «
Как же так? а мне надо бы лошадей побойчее», — говорил я, сбивая их. «Лошадей тебе побойчее?» — «Ну да». — «Да эти-то ведь настоящие черти: их и не удержишь ничем». И оно действительно так.
— Непременно! О,
как я кляну себя, что не приходил раньше, — плача и уже не конфузясь, что плачет, пробормотал Коля. В эту минуту вдруг
словно выскочил из комнаты штабс-капитан и тотчас затворил за собою дверь. Лицо его было исступленное, губы дрожали. Он стал пред обоими молодыми людьми и вскинул вверх обе руки.
— Ну Карамазов или
как там, а я всегда Черномазов… Садитесь же, и зачем он вас поднял? Дама без ног, он говорит, ноги-то есть, да распухли,
как ведра, а сама я высохла. Прежде-то я куды была толстая, а теперь вон
словно иглу проглотила…