Неточные совпадения
— Нет, об этом самом. И поверь, что для меня женщина без сердца, будь она
старуха или не
старуха, твоя мать или чужая, не интересна, и я ее знать не
хочу.
— Барин! ничего не
хотите закусить? — сказала в это время, подходя к нему,
старуха.
Когда брат Натальи Савишны явился для получения наследства и всего имущества покойной оказалось на двадцать пять рублей ассигнациями, он не
хотел верить этому и говорил, что не может быть, чтобы
старуха, которая шестьдесят лет жила в богатом доме, все на руках имела, весь свой век жила скупо и над всякой тряпкой тряслась, чтобы она ничего не оставила. Но это действительно было так.
— Панночка видала тебя с городского валу вместе с запорожцами. Она сказала мне: «Ступай скажи рыцарю: если он помнит меня, чтобы пришел ко мне; а не помнит — чтобы дал тебе кусок хлеба для
старухи, моей матери, потому что я не
хочу видеть, как при мне умрет мать. Пусть лучше я прежде, а она после меня. Проси и хватай его за колени и ноги. У него также есть старая мать, — чтоб ради ее дал хлеба!»
— Порфирий Петрович! — проговорил он громко и отчетливо,
хотя едва стоял на дрожавших ногах, — я, наконец, вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в убийстве этой
старухи и ее сестры Лизаветы. С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но смеяться себе в глаза и мучить себя я не позволю.
Старуха была только болезнь… я переступить поскорее
хотел… я не человека убил, я принцип убил!
— Э-эх, Соня! — вскрикнул он раздражительно,
хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. — Не прерывай меня, Соня! Я
хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к
старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
— Ваша воля. — И
старуха протянула ему обратно часы. Молодой человек взял их и до того рассердился, что
хотел было уже уйти; но тотчас одумался, вспомнив, что идти больше некуда и что он еще и за другим пришел.
— Стало быть, я с ним приятель большой… коли знаю, — продолжал Раскольников, неотступно продолжая смотреть в ее лицо, точно уже был не в силах отвести глаз, — он Лизавету эту… убить не
хотел… Он ее… убил нечаянно… Он
старуху убить
хотел… когда она была одна… и пришел… А тут вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.
Княжна молча встала с кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед за ней в столовую. Казачок в ливрее с шумом отодвинул от стола обложенное подушками, также заветное, кресло, в которое опустилась княжна; Катя, разливавшая чай, первой ей подала чашку с раскрашенным гербом.
Старуха положила себе меду в чашку (она находила, что пить чай с сахаром и грешно и дорого,
хотя сама не тратила копейки ни на что) и вдруг спросила хриплым голосом...
Неприятно было тупое любопытство баб и девок, в их глазах он видел что-то овечье, животное или сосредоточенность полуумного, который
хочет, но не может вспомнить забытое. Тугоухие старики со слезящимися глазами, отупевшие от старости беззубые, сердитые
старухи, слишком независимые, даже дерзкие подростки — все это не возбуждало симпатий к деревне, а многое казалось созданным беспечностью, ленью.
Хочется ему и в овраг сбегать: он всего саженях в пятидесяти от сада; ребенок уж прибегал к краю, зажмурил глаза,
хотел заглянуть, как в кратер вулкана… но вдруг перед ним восстали все толки и предания об этом овраге: его объял ужас, и он, ни жив ни мертв, мчится назад и, дрожа от страха, бросился к няньке и разбудил
старуху.
Андрей подъехал к ней, соскочил с лошади, обнял
старуху, потом
хотел было ехать — и вдруг заплакал, пока она крестила и целовала его. В ее горячих словах послышался ему будто голос матери, возник на минуту ее нежный образ.
— Надо! Он велит смириться, — говорила
старуха, указывая на небо, — просить у внучки прощения. Прости меня, Вера, прежде ты. Тогда и я могу простить тебя… Напрасно я
хотела обойти тайну, умереть с ней… Я погубила тебя своим грехом…
Луна светила им прямо в лицо: одна была
старуха, другая лет пятнадцати, бледная, с черными,
хотя узенькими, но прекрасными глазами; волосы прикреплены на затылке серебряной булавкой.
«Вы, что ли, просили
старуху Вельч и Каролину чай пить вместе…» — «Нет, не я, а Посьет, — сказал он, — а что?» — «Да чай готов, и Каролина ждет…» Я
хотел обратиться к Посьету, чтоб убедить его идти, но его уже не было.
— Да так живем, вот, как видишь. Изба завалиться
хочет, того гляди убьет кого. А старик говорит — и эта хороша. Вот и живем — царствуем, — говорила бойкая
старуха, нервно подергиваясь головой. — Вот сейчас обедать соберу. Рабочий народ кормить стану.
Надзиратель
хотел уже запереть дверь, когда оттуда высунулось бледное, строгое, морщинистое лицо простоволосой седой
старухи.
— У Кати есть здесь мать… бедная
старуха.
Хотел я съездить к ней, нельзя ли чем помочь ей, да мне это неловко как-то сделать. Вот если бы вам побывать у нее. Ведь вы с ней видались у Бахаревых?
— А я тебе вот что скажу, — говорил Виктор Васильич, помещаясь в пролетке бочком, — если
хочешь угодить маменьке, заходи попросту, без затей, вечерком… Понимаешь — по семейному делу. Мамынька-то любит в преферанс сыграть, ну, ты и предложи свои услуги.
Старуха без ума тебя любит и даже похудела за эти дни.
— Да, тут вышла серьезная история… Отец, пожалуй бы, и ничего, но мать — и слышать ничего не
хочет о примирении. Я пробовал было замолвить словечко; куда,
старуха на меня так поднялась, что даже ногами затопала. Ну, я и оставил. Пусть сами мирятся… Из-за чего только люди кровь себе портят, не понимаю и не понимаю. Мать не скоро своротишь: уж если что поставит себе — кончено, не сдвинешь. Она ведь тогда прокляла Надю… Это какой-то фанатизм!.. Вообще старики изменились: отец в лучшую сторону, мать — в худшую.
Этот разговор был прерван появлением Марьи Степановны, которая несколько времени наблюдала разговаривавших в дверную щель. Ее несказанно удивлял этот дружеский характер разговора,
хотя его содержание она не могла расслышать. «И не разберешь их…» — подумала она, махнув рукой, и в ее душе опять затеплилась несбыточная мечта. «Чего не бывает на свете…» — думала
старуха.
— Ты куда это? Пойдем к маменьке, она давно
хочет сразиться с тобой в картишки…
Старухи теперь в преферанс играют с Верочкой. Ну же, пойдем…
Потрясенная
старуха Кате обрадовалась, как родной дочери, как звезде спасения, накинулась на нее, переделала тотчас завещание в ее пользу, но это в будущем, а пока теперь, прямо в руки, — восемьдесят тысяч, вот тебе, мол, приданое, делай с ним что
хочешь.
Заробел так, что пересказать невозможно; начал упрашивать
старуху: «Возьмите, дескать, что
хотите».
— Вздор! вздор, голубчик! — шутила она, — мундирчик твой мы уважаем, а все-таки спрячем, а тебе кацавейку дадим! Бегай в ней, веселись… что надуваться-то! Да вот еще что! не
хочешь ли в баньку сходить с дорожки? мы только что отмылись… Ах, хорошо в баньке!
Старуха Акуля живо тебя вымоет, а мы с чаем подождем!
Они в первой же жилой избе натолкнулись на ужасающую картину: на нарах сидела
старуха и выла, схватившись за живот; в углу лежала башкирка помоложе, спрятав голову в какое-то тряпье, — несчастная не
хотела слышать воя, стонов и плача ползавших по избе голодных ребятишек.
Полюбился
старухе ласковый да тароватый барин, и она ни за что не
хотела верить, что он «из жидов».
Устенька навсегда сохранила в своей памяти этот решительный зимний день, когда отец отправился с ней к Стабровским.
Старуха нянька ревела еще с вечера, оплакивая свою воспитанницу, как покойницу. Она только и повторяла, что Тарас Семеныч рехнулся и
хочет обасурманить родную дочь. Эти причитания навели на девочку тоску, и она ехала к Стабровским с тяжелым чувством, вперед испытывая предубеждение против долговязой англичанки, рывшейся по комодам.
Отец не думает, что он старше своего сына, а сын не почитает отца и живет, как
хочет;
старуха мать в юрте имеет не больше власти, чем девочка-подросток.
Я
хочу вполне убедиться, и когда с княгиней Белоконской увижусь, со
старухой, ей про вас все расскажу.
А баушка Лукерья все откладывала серебро и бумажки и смотрела на господ такими жадными глазами, точно
хотела их съесть. Раз, когда к избе подкатил дорожный экипаж главного управляющего и из него вышел сам Карачунский,
старуха ужасно переполошилась, куда ей поместить этого самого главного барина. Карачунский был вызван свидетелем в качестве эксперта по делу Кишкина. Обе комнаты передней избы были набиты народом, и Карачунский не знал, где ему сесть.
Баушка Лукерья не
хотела его пускать из страха перед Родионом Потапычем, но Петр Васильич, жадный до денег, так взъелся на мать, что
старуха не устояла.
Он сразу почуял что-то неладное и грозно посмотрел на трепетавшую
старуху, потом
хотел что-то сказать, но в этот критический момент под самым окном раздалась пьяная песня...
Последняя,
хотя и слабая, надежда у
старухи была на мужиков — на пасынка Яшу и на зятя Прокопия.
Старуха сейчас же приняла свой прежний суровый вид и осталась за занавеской. Выскочившая навстречу гостю Таисья сделала рукой какой-то таинственный знак и повела Мухина за занавеску, а Нюрочку оставила в избе у стола. Вид этой избы, полной далеких детских воспоминаний, заставил сильно забиться сердце Петра Елисеича. Войдя за занавеску, он поклонился и
хотел обнять мать.
— Сбесились наши
старухи, — судачили между собой снохи из большесемейных туляцких домов. — Туда же, беззубые, своего хлеба
захотели!.. Теперь житья от них нет, а там поедом съедят!
— Вот что, Иван Петрович, давно я
хочу сказать тебе одно словечко. Не обижайся на глупую
старуху.
Нюрочке вдруг сделалось страшно:
старуха так и впилась в нее своими темными, глубоко ввалившимися глазами. Вспомнив наказ Анфисы Егоровны, она
хотела было поцеловать худую и морщинистую руку молчавшей
старухи, но рука Таисьи заставила ее присесть и поклониться
старухе в ноги.
— Какая наша религия: какая-нибудь
старуха почитает да ладаном покурит — вот и все. Ведь как не
хотела Анфиса Егоровна переезжать в Мурмос, чуяло сердце, что помрет, а я точно ослеп и на своем поставил.
— А наши-то тулянки чего придумали, — трещала участливо Домнушка. — С ног сбились, всё про свой хлеб толкуют. И всё
старухи… С заводу
хотят уезжать куда-то в орду, где земля дешевая. Право… У самих зубов нет, а своего хлеба
захотели, старые… И хохлушек туда же подманивают, а доведись до дела, так на снохах и поедут. Удумали!.. Воля вышла, вот все и зашевелились: кто куда, — объясняла Домнушка. — Старики-то так и поднялись, особенно в нашем Туляцком конце.
— А, так ты вот как с матерью-то разговариваешь!.. — застонала
старуха, отталкивая сына. — Не надо, не надо… не ходи… Не
хочешь матери покориться, басурман.
Вчерашняя почта привезла нам известие, что свадьба должна была совершиться 16 апреля. Следовательно, по всем вероятиям, недели через две узнаем здесь милость для детей. Это теперь главная моя забота. Как ни бодро смотрит моя
старуха хозяйка, но отказ ее жестоко поразит. Я никак не допускаю этой мысли и не
хочу видеть здесь продолжения жестокой драмы. Родные там убеждены, что будет по их желанию: значит, им обещано, но велено подождать до торжества.
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после отъезда Лизы из Москвы,
хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей, с которыми
старуха должна была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а жену в самые последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал давать Лизе до ее выдела в год по тысяче рублей, где бы она ни жила и даже как бы ни вела себя.
Весь этот день она провела в сильном жару, и нервное раздражение ее достигало крайних пределов: она вздрагивала при малейшем шорохе, но старалась владеть собою. Амигдалина она не
хотела принимать и пила только ради слез и просьб падавшей перед нею на колени
старухи.
— Прости, батюшка, я ведь совсем не тебя
хотела, — говорила
старуха, обнимая и целуя ни в чем не повинного Помаду.
— Что это, матушка! опять за свои книжечки по ночам берешься? Видно таки хочется ослепнуть, — заворчала на Лизу
старуха, окончив свою долгую вечернюю молитву. — Спать не
хочешь, — продолжала она, — так хоть бы подруги-то постыдилась! В кои-то веки она к тебе приехала, а ты при ней чтением занимаешься.
Отчаянный крик испуганной
старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и седые косы растрепались по плечам, поднял из-за карт всех гостей, и долго общий хохот раздавался по всему дому; но мне жалко было бедной Дарьи Васильевны,
хотя я думал в то же время о том, какой бы чудесный рыцарь вышел из Карамзина, если б надеть на него латы и шлем и дать ему в руки щит и копье.
Сотский сейчас и с заметным удовольствием развязал его. Вихров в это время оглянулся, чтобы посмотреть, как
старуха идет; та шла покойно. Вихров
хотел опять взглянуть на старика, но того уж не было…
«Но для чего ж она как раз очутилась у дверей?» — подумал я и вдруг с удивлением заметил, что она была в шубейке (я только что купил ей у знакомой
старухи торговки, зашедшей ко мне на квартиру и уступавшей мне иногда свой товар в долг); следовательно, она собиралась куда-то идти со двора и, вероятно, уже отпирала дверь, как вдруг эпилепсия поразила ее. Куда ж она
хотела идти? Уж не была ли она и тогда в бреду?