Неточные совпадения
Когда старик опять встал, помолился и лег тут же под кустом, положив себе под изголовье травы, Левин сделал то же и, несмотря на липких, упорных на солнце
мух и козявок, щекотавших его потное лицо и тело, заснул тотчас же и проснулся, только когда солнце зашло на другую сторону куста и
стало доставать его.
Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел в мою комнату. Он сел в кресла, поставил трость в угол, зевнул и объявил, что на дворе
становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят
мухи, — и мы оба замолчали.
Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго еще ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством
мух на дне и
стал писать, выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и не без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистого пробела.
Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая
муха, ударяясь с налета об стекло. Наконец, это
стало невыносимо: Раскольников вдруг приподнялся и сел на диване.
Две
Мухи собрались лететь в чужие кра́и,
И
стали подзывать с собой туда Пчелу:
Им насказали попугаи
О дальних сторонах большую похвалу.
Но еще больше ободрило Самгина хрящеватое, темное лицо полковника: лицо
стало темнее, острые глаза отупели, под ними вздулись синеватые опухоли, по лысому черепу путешествовали две
мухи, полковник бесчувственно терпел их, кусал губы, шевелил усами. Горбился он больше, чем в Москве, плечи его
стали острее, и весь он казался человеком оброшенным, уставшим.
Дожидаясь, когда Маракуев выкричится, Макаров встряхивал головою, точно отгоняя
мух, и затем продолжал говорить свое увещевающим тоном: он принес оттиск
статьи неизвестного Самгину философа Н. Ф.
Накануне отъезда у него ночью раздулась губа. «
Муха укусила, нельзя же с этакой губой в море!» — сказал он и
стал ждать другого парохода. Вот уж август, Штольц давно в Париже, пишет к нему неистовые письма, но ответа не получает.
Берег постепенно удалялся, утесы уменьшались в размерах; роща в ущелье по-прежнему
стала казаться пучком травы; кучки негров на берегу толпились, точно
мухи, собравшиеся около капли меду; двое наших, отправившихся на маленький пустой остров, лежащий в заливе, искать насекомых, раковин или растений, ползали, как два муравья.
И вдруг Нехлюдов вспомнил, что точно так же он когда-то давно, когда он был еще молод и невинен, слышал здесь на реке эти звуки вальков по мокрому белью из-за равномерного шума мельницы, и точно так же весенний ветер шевелил его волосами на мокром лбу и листками на изрезанном ножом подоконнике, и точно так же испуганно пролетела мимо уха
муха, и он не то что вспомнил себя восемнадцатилетним мальчиком, каким он был тогда, но почувствовал себя таким же, с той же свежестью, чистотой и исполненным самых великих возможностей будущим и вместе с тем, как это бывает во сне, он знал, что этого уже нет, и ему
стало ужасно грустно.
Судьи, надеявшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единого приветливого слова. Он в тот же день отправился в Покровское. Дубровский между тем лежал в постеле; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские
мухи. К вечеру ему
стало легче, больной пришел в память. На другой день повезли его в Кистеневку, почти уже ему не принадлежащую.
Он очень верно подражал жужжанию
мухи, которую пьяный ловит на оконном стекле, и звукам пилы; смешно представлял,
став лицом в угол, разговор нервной дамы по телефону, подражал пению граммофонной пластинки и, наконец, чрезвычайно живо показал мальчишку-персиянина с ученой обезьяной.
— Вот, прекрасно!
стану я возить тебя для этого по домам! После этого недостает только, чтоб я тебе закрывал на ночь рот платком от
мух! Нет, все не то. А вот в чем дело: влюби-ка в себя Тафаеву.
Только три человека из всего начальственного состава не только не допускали таких невинных послаблений, но злились сильнее с каждым днем, подобно тому как
мухи становятся свирепее с приближением осени. Эти три гонителя были: Хухрик, Пуп и Берди-Паша, по-настоящему — командир батальона, полковник Артабалевский.
— Пятью. Мать ее в Москве хвост обшлепала у меня на пороге; на балы ко мне, при Всеволоде Николаевиче, как из милости напрашивалась. А эта, бывало, всю ночь одна в углу сидит без танцев, со своею бирюзовою
мухой на лбу, так что я уж в третьем часу, только из жалости, ей первого кавалера посылаю. Ей тогда двадцать пять лет уже было, а ее всё как девчонку в коротеньком платьице вывозили. Их пускать к себе
стало неприлично.
— Нет-с, не гонку, — принялся объяснять Янгуржеев, — но Феодосий Гаврилыч, как, может быть, вам небезызвестно, агроном и любит охранять не травы, нам полезные, а насекомых, кои вредны травам; это я знаю давно, и вот раз, когда на вербном воскресеньи мы купили вместе вот эти самые злополучные шарики, в которые теперь играли, Феодосий Гаврилыч приехал ко мне обедать, и вижу я, что он все ходит и посматривает на окна, где еще с осени лежало множество нападавших
мух, и потом вдруг
стал меня уверять, что в мае месяце
мухи все оживут, а я, по простоте моей, уверяю, что нет.
В скучном отвращении он
стал рассматривать медный глаз собаки и следить, как она ловит тени
мух. С реки доносился звонкий, раздражающий крик и визг ребятишек.
— Зачем оглядываюсь? А все мне кажется, батюшка, что меня сзади кто-нибудь хочет ладошкой прихлопнуть, как
муху, оттого и оглядываюсь. Мономан я
стал, батюшка.
Здоровенный дворовый парень, Николка Рузан,
стал за дедушкой с целым сучком березы, чтобы обмахивать его от
мух.
Становилось жарко и душно, как в полдень под лопухом; все начали притихать: только
мухи жужжали, и рты всем кривила зевота.
— Нет, брат Данило! — сказал Суета. — Не говори, он даром смотреть не
станет: подлинно господь умудряет юродивых! Мартьяш глух и нем, а кто лучше его справлял службу, когда мы бились с поляками? Бывало, как он стоит сторожем, так и думушки не думаешь, спи себе вдоволь:
муха не прокрадется.
Нетрудно наловить их сколько угодно недоткой из рединки, частым саком или хребтугом, [Хребтугом называется раскрытый мешок из рединки же, в котором задают лошадям овес.] привязанным двумя узкими боками к двум палкам; но если не случится под руками и этих нехитрых рыболовных снастей, а есть небольшая удочка, то лошки
станут беспрестанно брать на навозного червяка (без хвостика вернее) и простую
муху: чем удочка меньше, тем лучше.
А солнце жгло им спины, кусались
мухи, и тела их из лиловых
стали багровыми.
Но мы отвлеклись опять, и потому постараемся сдержать себя. Не
станем бродить с пером в руках по газетному листу, как отравленные
мухи, но выскажем кратко наши надежды и упования. По нашему мнению, от которого мы никогда ни на одну йоту не отступим, самые лучшие сроки для платежа налогов — это первое февраля и первое апреля. Эти же сроки наиболее подходящие и для экзекуций. И мы докажем это таким множеством фактов, которые заставят замолчать наших слишком словоохотливых противников.
— Что это такое: житья от этих
мух не
стало!.. — жаловалась кухарка. — Точно сумасшедшие, так и лезут везде… Нужно их изводить.
Последняя
Муха была счастлива всего несколько дней, а потом вдруг ей сделалось скучно, так скучно, так скучно, что, кажется, и не рассказать. Конечно, ей было тепло, она была сыта, а потом, потом она
стала скучать. Полетает, полетает, отдохнет, поест, опять полетает — и опять ей делается скучнее прежнего.
Когда она брала в руки деньги, красивое лицо её
становилось строгим, малиновые губы крепко сжимались, а в глазах являлось что-то масляное и едкое. Считая разноцветные, грязные бумажки, она трогала их пухлыми пальцами так осторожно, точно боялась, что деньги разлетятся из-под рук её, как
мухи.
Артамонов старший тряхнул головою, слова, как
мухи, мешали ему думать о чём-то важном; он отошёл в сторону,
стал шагать по тротуару медленнее, пропуская мимо себя поток людей, необыкновенно чёрный в этот день, на пышном, чистом снегу. Люди шли, шли и дышали паром, точно кипящие самовары.
Поляков вдруг шевельнул ртом, криво, как сонный, когда хочет согнать липнущую
муху, а затем его нижняя челюсть
стала двигаться, как бы он давился комочком и хотел его проглотить. Ах, тому, кто видел скверные револьверные или ружейные раны, хорошо знакомо это движение! Марья Власьевна болезненно сморщилась, вздохнула.
«Пусть я ипохондрик, — думал Вельчанинов, — и,
стало быть, из
мухи готов слона сделать, но, однако же, легче ль мне оттого, что все это, может быть, только одна фантазия? Ведь если каждая подобная шельма в состоянии будет совершенно перевернуть человека, то ведь это… ведь это…»
Было много
мух в доме, и потолки в комнатах, казалось,
становились все ниже и ниже.
Сначала о поступке Топтыгина говорили с негодованием (за родную трущобу стыдно); потом
стали дразниться; сначала дразнили окольные, потом начали вторить и дальние; сначала птицы, потом лягушки, комары,
мухи. Все болото, весь лес.
Глядь, а в воде по-над звездами будто комарик летит… Пригляделся, — вырос комарик как
муха, потом
стал как воробей, как ворона, а вот уж как здоровый шуляк.
Ноги не укладывались, всему телу было неудобно, и она повернулась на другой бок. По спальне с жужжаньем летала большая
муха и беспокойно билась о потолок. Слышно было также, как в зале Григорий и Василий, осторожно ступая, убирали столы; Ольге Михайловне
стало казаться, что она уснет и ей будет удобно только тогда, когда утихнут эти звуки. И она опять нетерпеливо повернулась на другой бок.
Петр Дмитрич разделся и лег на свою постель. Он молча закурил папиросу и тоже
стал следить за
мухой. Взгляд его был суров и беспокоен. Молча минут пять Ольга Михайловна глядела на его красивый профиль. Ей казалось почему-то, что если бы муж вдруг повернулся к ней лицом и сказал: «Оля, мне тяжело!», то она заплакала бы или засмеялась, и ей
стало бы легко. Она думала, что ноги поют и всему ее телу неудобно оттого, что у нее напряжена душа.
Она вбежала в сени на цыпочках, остановилась, заглядывая в избу, откуда истекал густой храп и беспокойное гудение встревоженных
мух, вытерла рукавом рубахи потное лицо, и оно
стало испуганным.
Подавание милостыни, уход за щенками и котятами, защита
мухи от паука — тоже не могли удовлетворить ее: когда она
стала побольше и поумнее, она не могла не увидеть всю скудость этой деятельности; да притом — эти занятия требовали от нее весьма мало усилий и не могли наполнять ее существования.
Но вот, ровно белые
мухи, запорхали в воздухе пушистые снежинки, тихо ложатся они на сухую, промерзлую землю: гуще и гуще
становятся потоки льющегося с неба снежного пуха; все белеет: и улица, и кровли домов, и поля, и ветви деревьев.
Я закрываю лицо платком;
становится душно, и
мухи как будто липнут к рукам, на которых выступает испарина.
— Ага,
стало быть, ты одной хлопушкой двух
мух убил! — сказал почтальон, глядя на спину Савелия. — И место получил, и жену взял.
И начался длинный ряд деревенских новостей. В зале уютно, старинные, засиженные
мухами часы мерно тикают, в окна светит месяц… Тихо и хорошо на душе. Все эти девчурки-подростки
стали теперь взрослыми девушками; какие у них славные лица! Что-то представляет собою моя прежняя «девичья команда»? Так называла их всех Софья Алексеевна, когда я, студентом, приезжал сюда на лето…
Было в них спокойствие, и уверенное сознание силы, и нетерпеливая скука, как от привязавшейся ничтожной
мухи. И противно и жутко
стало Александре Михайловне: сколько власти над ними дано этому человеку! Закусив губу, она молча вышла вон.
Гробовая тишина наступила в комнате. Слышно было, казалось, как пролетела
муха… Церни откинулся на спинку стула и злобно-торжествующими глазами обводил класс… И каждой из нас
стало неловко, в каждой из юных головок не могла не мелькнуть мысль: «Уж не слишком ли далеко зашла наша шутка?»
Они сели на скамейку бульвара около Шестой линии. Окна магазинов были темны, только в мелочных лавочках светились огни. По бульвару двигалась праздничная толпа. Заморосил мелкий дождь. Туманная паутина наседала на город и
становилась все гуще. Электрический фонарь на перекрестке, сияя ярким огнем, шипел и жужжал, как будто громадная голубая
муха запуталась в туманной паутине и билась, не в силах вырваться.
— Это точно. И по ним можно диагноз свой поставить, по-медицински выражаясь. Но те сами вроде песьих
мух или жуков, питающихся навозом и падалью. А эти — чистые птицы, долголетние и большого разума. Дрозд умнее попугая и
стал бы говорить промежду собою, если б он с первых дней своего бытия с людьми жил в ежедневном общении.
Жаден я был до женщин, как паук до
мух, и если бы, сударыни мои, я
стал сейчас перечислять вам полячек и жидовочек, которые в свое время висли на моей шее, то, смею вас уверить, в математике не хватило бы чисел…
Мерик. Молчи ты, старая карга! Не гордыней бесовской, а лаской и словом добрым хотел почесть долю горькую! Словно
мухи жметесь от холода — ну, жалко
стало, хотел доброе слово вымолвить, нужду приголубить, а вы рожи воротите! Что ж? И не надо! (Подходит к Феде.) Из каких будете?
Кузьма. Очумел… Вот, как видишь,
стал зашибать
муху и ноне, сказывают, до шмеля дошел… То были
мухи, а теперь — шмель… И до сей поры любит. Погляди: любит! Должно, идет таперь пешком в город на нее одним глазочком взглянуть… Взглянет и — назад…
— Перед смертью, смерть чует,
мухи, вон, и те злее
становятся, как дохнуть им приходится! — раздражительно заметил Яков, под впечатлением ходивших слухов о появлении «старого князя».
Накрыли молоко от
мух, уняли нетерпение малютки ломтем хлеба и
стали дожидаться путника. Но так как он с трудом тащился, то молодая женщина пошла ему навстречу, привечала его ласковым словом и, подхватив за руку, помогла ему скорее дойти до вяза.