Неточные совпадения
По мере удаления от центра роты пересекаются бульварами, которые в двух местах опоясывают город и в
то же время представляют защиту от
внешних врагов.
Как и всякое выражение истинно плодотворной деятельности, управление его не было ни громко, ни блестяще, не отличалось ни
внешними завоеваниями, ни внутренними потрясениями, но оно отвечало потребности минуты и вполне достигало
тех скромных целей, которые предположило себе.
Воспоминание о
том, как он принял, возвращаясь со скачек, ее признание в неверности (
то в особенности, что он требовал от нее только
внешнего приличия, а не вызвал на дуэль), как раскаяние, мучало его.
«Боже мой, что я сделал! Господи Боже мой! Помоги мне, научи меня», говорил Левин, молясь и вместе с
тем чувствуя потребность сильного движения, разбегаясь и выписывая
внешние и внутренние круги.
Несмотря на
то, что вся внутренняя жизнь Вронского была наполнена его страстью,
внешняя жизнь его неизменно и неудержимо катилась по прежним, привычным рельсам светских и полковых связей и интересов.
— Перемена не во
внешнем положении, — строго сказала графиня Лидия Ивановна, вместе с
тем следя влюбленным взглядом за вставшим и перешедшим к Landau Алексеем Александровичем, — сердце его изменилось, ему дано новое сердце, и я боюсь, что вы не вполне вдумались в
ту перемену, которая произошла в нем.
— Если хочешь знать всю мою исповедь в этом отношении, я скажу тебе, что в вашей ссоре с Сергеем Иванычем я не беру ни
той, ни другой стороны. Вы оба неправы. Ты неправ более
внешним образом, а он более внутренно.
Раздражение, разделявшее их, не имело никакой
внешней причины, и все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его. Это было раздражение внутреннее, имевшее для нее основанием уменьшение его любви, для него — раскаяние в
том, что он поставил себя ради ее в тяжелое положение, которое она, вместо
того чтоб облегчить, делает еще более тяжелым. Ни
тот, ни другой не высказывали причины своего раздражения, но они считали друг друга неправыми и при каждом предлоге старались доказать это друг другу.
Он доказывал, что бедность России происходит не только от неправильного распределения поземельной собственности и ложного направления, но что этому содействовали в последнее время ненормально привитая России
внешняя цивилизация, в особенности пути сообщения, железные дороги, повлекшие за собою централизацию в городах, развитие роскоши и вследствие
того, в ущерб земледелию, развитие фабричной промышленности, кредита и его спутника — биржевой игры.
«Я должен объявить свое решение, что, обдумав
то тяжелое положение, в которое она поставила семью, все другие выходы будут хуже для обеих сторон, чем
внешнее statu quo, [прежнее положение] и что таковое я согласен соблюдать, но под строгим условием исполнения с ее стороны моей воли,
то есть прекращения отношений с любовником».
— Так! Но я требую соблюдения
внешних условий приличия до
тех пор, — голос его задрожал, — пока я приму меры, обеспечивающие мою честь, и сообщу их вам.
— Ты пойми, — сказал он, — что это не любовь. Я был влюблен, но это не
то. Это не мое чувство, а какая-то сила
внешняя завладела мной. Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни. И надо решить…
Внешние отношения Алексея Александровича с женою были такие же, как и прежде. Единственная разница состояла в
том, что он еще более был занят, чем прежде. Как и в прежние года, он с открытием весны поехал на воды за границу поправлять свое расстраиваемое ежегодно усиленным зимним трудом здоровье и, как обыкновенно, вернулся в июле и тотчас же с увеличенною энергией взялся за свою обычную работу. Как и обыкновенно, жена его переехала на дачу, а он остался в Петербурге.
Он помнил клуб,
внешние подробности его устройства, но совсем забыл
то впечатление, которое он в прежнее время испытывал в клубе.
— Не соглашусь с вами, — с видимым наслаждением возразил Петр Петрович, — конечно, есть увлечения, неправильности, но надо быть и снисходительным, увлечения свидетельствуют о горячности к делу и о
той неправильной
внешней обстановке, в которой находится дело.
Скрипнул ящик комода, щелкнули ножницы, разорвалась какая-то ткань, отскочил стул, и полилась вода из крана самовара. Клим стал крутить пуговицу тужурки, быстро оторвал ее и сунул в карман. Вынул платок, помахал им, как флагом, вытер лицо, в чем оно не нуждалось. В комнате было темно, а за окном еще темнее, и казалось, что
та,
внешняя,
тьма может, выдавив стекла, хлынуть в комнату холодным потоком.
«Что меня смутило? — размышлял он. — Почему я не сказал мальчишке
того, что должен был сказать? Он, конечно, научен и подослан пораженцами, большевиками. Возможно, что им руководит и чувство личное — месть за его мать. Проводится в жизнь лозунг Циммервальда: превратить войну с
внешним врагом в гражданскую войну, внутри страны. Это значит: предать страну, разрушить ее… Конечно так. Мальчишка, полуребенок — ничтожество. Но дело не в человеке, а в слове. Что должен делать я и что могу делать?»
Была в этой фразе какая-то
внешняя правда, одна из
тех правд, которые он легко принимал, если находил их приятными или полезными. Но здесь, среди болот, лесов и гранита, он видел чистенькие города и хорошие дороги, каких не было в России, видел прекрасные здания школ, сытый скот на опушках лесов; видел, что каждый кусок земли заботливо обработан, огорожен и всюду упрямо трудятся, побеждая камень и болото, медлительные финны.
«За
внешней грубостью — добрая, мягкая душа. Тип Тани Куликовой, Любаши Сомовой, Анфимьевны. Тип человека, который чувствует себя созданным для
того, чтоб служить, — определял он, поспешно шагая и невольно оглядываясь: провожает его какой-нибудь субъект? — Служить — все равно кому. Митрофанов тоже человек этой категории. Не изжито древнее, рабское, христианское. Исааки, как говорил отец…»
Старики понимали выгоду просвещения, но только
внешнюю его выгоду. Они видели, что уж все начали выходить в люди,
то есть приобретать чины, кресты и деньги не иначе, как только путем ученья; что старым подьячим, заторелым на службе дельцам, состаревшимся в давнишних привычках, кавычках и крючках, приходилось плохо.
Не играя вопросом о любви и браке, не путая в него никаких других расчетов, денег, связей, мест, Штольц, однако ж, задумывался о
том, как примирится его
внешняя, до сих пор неутомимая деятельность с внутреннею, семейною жизнью, как из туриста, негоцианта он превратится в семейного домоседа?
Райский вспомнил первые впечатления, какие произвел на него Тушин, как он счел его даже немного ограниченным, каким сочли бы, может быть, его, при первом взгляде и другие, особенно так называемые «умники», требующие прежде всего
внешних признаков ума, его «лоска», «красок», «острия», обладающие этим сами, не обладая часто
тем существенным материалом, который должен крыться под лоском и краской.
А у него этого разлада не было. Внутреннею силою он отражал
внешние враждебные притоки, а свой огонь горел у него неугасимо, и он не уклоняется, не изменяет гармонии ума с сердцем и с волей — и совершает свой путь безупречно, все стоит на
той высоте умственного и нравственного развития, на которую, пожалуй, поставили его природа и судьба, следовательно, стоит почти бессознательно.
Голландцы многочисленны, сказано выше: действительно так, хотя они уступили первенствующую роль англичанам,
то есть почти всю
внешнюю торговлю, навигацию, самый Капштат, который из Капштата превратился в Кэптоун, но большая часть местечек заселена ими, и фермы почти все принадлежат им, за исключением только
тех, которые находятся в некоторых восточных провинциях — Альбани, Каледон, присоединенных к колонии в позднейшие времена и заселенных английскими, шотландскими и другими выходцами.
Англичане и здесь пьют его с примесью brandy,
то есть коньяку, для уравновешения будто бы
внешней температуры с внутренней.
Противоречие, заключавшееся в занимаемой им должности, состояло в
том, что назначение должности состояло в поддерживании и защите
внешними средствами, не исключая и насилия,
той церкви, которая по своему же определению установлена самим Богом и не может быть поколеблена ни вратами ада ни какими
то бы ни было человеческими усилиями.
Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в
то, во что не верит, или, признав все эти
внешние формы ложью, устроить свою жизнь так, чтобы не быть в необходимости участвовать в
том, что он считает ложью.
Когда он был на воле, он работал для,
той цели, которую он себе поставил, а именно: просвещение, сплочение рабочего, преимущественно крестьянского народа; когда же он был в неволе, он действовал так же энергично и практично для сношения с
внешним миром и для устройства наилучшей в данных условиях жизни не для себя только, но и для своего кружка.
Не говоря о домашних отношениях, в особенности при смерти его отца, панихидах по нем, и о
том, что мать его желала, чтобы он говел, и что это отчасти требовалось общественным мнением, — по службе приходилось беспрестанно присутствовать на молебнах, освящениях, благодарственных и
тому подобных службах: редкий день проходил, чтобы не было какого-нибудь отношения к
внешним формам религии, избежать которых нельзя было.
Видишь ли, в чем дело, если
внешний мир движется одной бессознательной волей, получившей свое конечное выражение в ритме и числе,
то неизмеримо обширнейший внутренний мир основан тоже на гармоническом начале, но гораздо более тонком, ускользающем от меры и числа, — это начало духовной субстанции.
И если Привалов еще мог, в счастливом случае, как-нибудь изолировать свою семейную жизнь от
внешних влияний,
то против внутреннего, органического зла он был решительно бессилен.
И
то, что выше человека, т. е. божественное, не есть сила
внешняя, над ним стоящая и им господствующая, а
то, что в нем самом делает его вполне человеком, есть его высшая свобода.
Я все время имею в виду не демократические программные требования и задания, которые заключают в себе некую правду и справедливость, а
тот дух отвлеченной демократии,
ту особую общественную метафизику и мораль, в которой преобладает
внешнее над внутренним, агитация над воспитанием, притязательность над ответственностью, количества над качествами, уравнительная механика масс над творчеством свободного духа.
И в путях империалистической политики было много злого, порожденного ограниченной неспособностью проникать в души
тех культур и рас, на которые распространялось империалистическое расширение, была слепота к
внешним задачам человечества.
А когда оно начинает слишком интересоваться человеком,
то это самое плохое, оно начинает порабощать не только
внешнего, но внутреннего человека, между
тем как царство Духа не может вместиться в царство Кесаря.
Но этот духовный закал личности и народа совсем не
то, что
внешнее применение отвлеченных идей к жизни.
Духовно возрожденный человек и народ по-иному будут делать политику, чем
те, что провозглашают
внешние абсолютные принципы и отвлеченные начала.
Она определяется силой жертвенного духа народа, его исключительной вдохновленностью царством не от мира сего, она не может притязать на
внешнюю власть над миром и не может претендовать на
то, чтобы даровать народу земное блаженство.
Но сознание этой массы должно быть поднято до этого мирового сознания, а не до
того рабски-обособленного сознания, для которого все мировое оказывается
внешним и навязанным.
И если бросаются в глаза изменения
внешние, международные, политические и экономические,
то внутренние, духовные изменения приходят неприметно.
Империализм со своей колониальной политикой был лишь
внешним, буржуазным выражением
того неизбежного всемирно-исторического движения, которое мы предвидим.
Можно сказать, что война происходит в небесах, в иных планах бытия, в глубинах духа, а на плоскости материальной видны лишь
внешние знаки
того, что совершается в глубине.
Марксизм верил, что можно до конца рационализировать общественную жизнь и привести ее к
внешнему совершенству, не считаясь ни с
теми энергиями, которые есть в бесконечном мире над человеком и вокруг него.
Война должна освободить нас, русских, от рабского и подчиненного отношения к Германии, от нездорового, надрывного отношения к Западной Европе, как к чему-то далекому и
внешнему, предмету
то страстной влюбленности и мечты,
то погромной ненависти и страха.
Но не имеет никакого внутреннего смысла желать
внешнего мира и отрицать всякое
внешнее насилие, оставляя внутренно мир в прежнем хаосе,
тьме, злобе и вражде.
Главное,
тем она была досадна, эта тоска, и
тем раздражала, что имела какой-то случайный, совершенно
внешний вид; это чувствовалось.
Наши новые знакомые по
внешнему виду мало чем отличались от уссурийских туземцев. Они показались мне как будто немного ниже ростом и шире в костях. Кроме
того, они более подвижны и более экспансивны. Говорили они по-китайски и затем на каком-то наречии, составляющем смесь солонского языка с гольдским. Одежда их тоже ничем не отличалась от удэгейской, разве только меньше было пестроты и орнаментов.
Внешний край этой тени был пурпуровый, и чем ниже спускалось солнце,
тем выше поднимался теневой сегмент.
— А энергия работы, Верочка, разве мало значит? Страстное возбуждение сил вносится и в труд, когда вся жизнь так настроена. Ты знаешь, как действует на энергию умственного труда кофе, стакан вина,
то, что дают они другим на час, за которым следует расслабление, соразмерное этому
внешнему и мимолетному возбуждению,
то имею я теперь постоянно в себе, — мои нервы сами так настроены постоянно, сильно, живо. (Опять грубый материализм, замечаем и проч.)
В начале 1842 года я был до невозможности утомлен губернским правлением и придумывал предлог, как бы отделаться от него. Пока я выбирал
то одно,
то другое средство, случай совершенно
внешний решил за меня.