Неточные совпадения
Он стоял, смотрел и не верил глазам своим:
дверь, наружная
дверь, из прихожей на лестницу, та самая,
в которую он давеча звонил и вошел, стояла отпертая, даже на целую ладонь приотворенная: ни замка, ни запора, все время, во все это время! Старуха не заперла за ним, может быть, из осторожности. Но боже! Ведь
видел же он потом Лизавету! И как мог, как мог он не догадаться, что ведь вошла же она откуда-нибудь! Не сквозь
стену же.
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые слезы жемчуга риз. У
стены — старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же четыре стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около
двери,
в темноватом углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин
видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных
в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
Самгин почувствовал, что он теряет сознание, встал, упираясь руками
в стену, шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая пыль набилась
в них. Он зажег спичку,
увидел дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за
дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги были мягкие, точно у пьяного.
От нечего делать я оглядывал
стены и вдруг
вижу: над
дверью что-то ползет, дальше на потолке тоже, над моей головой, кругом по
стенам,
в углах — везде. «Что это?» — спросил я слугу-португальца. Он отвечал мне что-то — я не понял. Я подошел ближе и разглядел, что это ящерицы, вершка
в полтора и два величиной. Они полезны
в домах, потому что истребляют насекомых.
Ляховский сидел
в старом кожаном кресле, спиной к
дверям, но это не мешало ему
видеть всякого входившего
в кабинет — стоило поднять глаза к зеркалу, которое висело против него на
стене.
В зале он
увидел, что по трем ее
стенам стояли, а где и сидели господа во фраках,
в белых галстуках и все почти
в звездах, а около четвертой, задней
стены ее шел буфет с фруктами, оршадом, лимонадом, шампанским; около этого буфета, так же, как и у всех
дверей, стояли ливрейные лакеи
в чулках и башмаках.
Я почти один
в доме. Сквозь просолнеченные
стены — мне далеко видно вправо и влево и вниз — повисшие
в воздухе, пустые, зеркально повторяющие одна другую комнаты. И только по голубоватой, чуть прочерченной солнечной тушью лестнице медленно скользит вверх тощая, серая тень. Вот уже слышны шаги — и я
вижу сквозь
дверь — я чувствую: ко мне прилеплена пластырь-улыбка — и затем мимо, по другой лестнице — вниз…
Но я не дал ей кончить, торопливо втолкнул
в дверь — и мы внутри,
в вестибюле. Над контрольным столиком — знакомые, взволнованно-вздрагивающие, обвислые щеки; кругом — плотная кучка нумеров — какой-то спор, головы, перевесившиеся со второго этажа через перила, — поодиночке сбегают вниз. Но это — потом, потом… А сейчас я скорее увлек О
в противоположный угол, сел спиною к
стене (там, за
стеною, я
видел: скользила по тротуару взад и вперед темная, большеголовая тень), вытащил блокнот.
Привязав лошадь к плетню, я вошел
в хату. Сначала мне показалось, что Олеси нет дома, и у меня даже
в груди и во рту похолодело от страха, но спустя минуту я ее
увидел, лежащую на постели, лицом к
стене, с головой, спрятанной
в подушки. Она даже не обернулась на шум отворяемой
двери.
Легла она
в постель рано, а уснула поздно. Снились ей все какие-то портреты и похоронная процессия, которую она
видела утром; открытый гроб с мертвецом внесли во двор и остановились у
двери, потом долго раскачивали гроб на полотенцах и со всего размаха ударили им
в дверь. Юлия проснулась и вскочила
в ужасе.
В самом деле, внизу стучали
в дверь, и проволока от звонка шуршала по
стене, но звонка не было слышно.
Я помнил и провел его
в коридор, второй
дверью налево. Здесь, к моему восхищению, повторилось то же, что у Дюрока: потянув шнур, висевший у
стены, сбоку стола, мы
увидели, как откинулась
в простенке меж окон металлическая доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были вино, посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я выпил полный стакан вина и, отделавшись таким образом от стеснения, стал есть, будучи почти пьян.
— Теперь, — сказал Ганувер, — ни слова об этом. Все
в себе. Итак, я обещал вам показать зерно, из которого вышел. Отлично. Я — Аладдин, а эта
стена — ну, что вы думаете, — что это за
стена? — Он как будто развеселился, стал улыбаться. —
Видите ли вы здесь
дверь?
И он не договорил, что он
видел, еще более потому, что
в это время стоявшего против
дверей конюха кто-то ужасно сильно толкнул кулаком
в брюхо и откинул его от
стены на целую сажень. Слесарный ученик отлетел еще далее и вдобавок чрезвычайно несчастливо воткнулся головою
в кучу снега, которую он сам же и собрал, чтобы слепить здесь белого великана, у которого
в пустой голове будет гореть фонарь, когда станут расходиться по домам гости.
Как только ушел смотритель, Настя бросилась к окну, потом к
двери, потом опять к окну. Она хотела что-то
увидеть из окна, но из него ничего не было видно, кроме острожной
стены, расстилающегося за нею белого снежного поля и ракиток большой дороги, по которой они недавно шли с Степаном, спеша
в обетованное место, где, по слухам, люди живут без паспортов. С каждым шумом у
двери Настя вскакивала и встречала входившего словами: «Вот я, вот! Это за мною? Это мое дитя там?» Но это все было не за нею.
Оглянувшись, я
увидел, что мы с заседателем не одни. У
двери, прижавшись между портьерой и пестрой
стеной, как бы стараясь уничтожиться
в этой роскошной обстановке, стоял человек, которого я при входе не заметил.
В комнате было темно; фельдшер толкнулся
в дверь — заперта; тогда, зажигая спичку за спичкой, он бросился назад
в сени, оттуда
в кухню, из кухни
в маленькую комнату, где все
стены были увешаны юбками и платьями и пахло васильками и укропом, и
в углу около печи стояла чья-то кровать с целою горою подушек; тут, должно быть, жила старуха, Любкина мать; отсюда прошел он
в другую комнату, тоже маленькую, и здесь
увидел Любку.
Оставшись один, Алеша со вниманием стал рассматривать залу, которая очень богато была убрана. Ему показалось, что
стены сделаны из мрамора, какой он
видел в минеральном кабинете, имеющемся
в пансионе. Панели и
двери были из чистого золота.
В конце залы, под зеленым балдахином, на возвышенном месте, стояли кресла из золота. Алеша очень любовался этим убранством, но странным показалось ему, что все было
в самом маленьком виде, как будто для небольших кукол.
Но дочь, не внимая ее упрекам, встала, отперла
двери и впустила Ашик-Кериба: сказав обычное приветствие, он сел и с тайным волнением стал осматриваться: и
видит он — на
стене висит
в пыльном чехле его сладкозвучный сааз.
Вдруг
в фанзу как сумасшедший вбежал Рожков. Схватив винтовку, висевшую на
стене, он стремглав выбежал из дома. Следом за ним вбежал другой стрелок, потом третий, потом все начали хватать ружья и бежали куда-то, сталкиваясь
в дверях и мешая друг другу. На мои вопросы, что случилось, они не отвечали, но по лицам их я
увидел, что все были чем-то возбуждены и спешили, чтобы не упустить какой-то редкий случай.
Пустая горница
в старом графском «Приказе», с лавками по
стенам, два окна против
двери, икона
в правом углу. Серенький холодный денек. Горница не протоплена, и
в ней он вздрагивает и
видит на полу два пучка розог.
Отца она
видела в темноте его чуланчика. Он лежал целый день
в угловой каморке без окон, где кровать приткнута к
стене, и между ее краем и стеклянной
дверью меньше полуаршина расстояния. Мать сколько раз упрашивала его перебираться
в комнату, где они когда-то спали вместе, но он не соглашался.
Он осмотрел стол, уверился, что отверстия для стока жидкости открыты, и жестяные ведра висят на своих обычных местах, затем он выполоскал под краном губку, и,
увидев на столе красное пятно, с необычайным усердием снова обмыл стол и даже вытер
стены, прибрал
в угол чьи-то забытые калоши и выходя столкнулся
в дверях с двумя студентами.
Я
в темноте избил руки и колена, отыскивая
дверь. Вошел человек со светом, и я увидал
дверь. Я не могу уже биться
в стену, когда я
вижу дверь, и еще менее могу утверждать, что я
вижу дверь, нахожу, что лучше пройти
в дверь, но что это трудно, и потому я хочу продолжать биться коленками об
стену.