Неточные совпадения
После ужина в ту же
ночь молодые
уехали в деревню.
Это невинное веселье выборов и та мрачная, тяжелая любовь, к которой он должен был вернуться, поразили Вронского своею противоположностью. Но надо было ехать, и он по первому поезду, в
ночь,
уехал к себе.
Старик, сидевший с ним, уже давно ушел домой; народ весь разобрался. Ближние
уехали домой, а дальние собрались к ужину и ночлегу в лугу. Левин, не замечаемый народом, продолжал лежать на копне и смотреть, слушать и думать. Народ, оставшийся ночевать в лугу, не спал почти всю короткую летнюю
ночь. Сначала слышался общий веселый говор и хохот за ужином, потом опять песни и смехи.
Разговор на этом прекратился. Оба молодых человека
уехали тотчас после ужина. Кукшина нервически-злобно, но не без робости, засмеялась им вослед: ее самолюбие было глубоко уязвлено тем, что ни тот, ни другой не обратил на нее внимания. Она оставалась позже всех на бале и в четвертом часу
ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым на парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский праздник.
Дети
уехали, а Клим почти всю
ночь проплакал от обиды.
Под тяжестью этой скуки он прожил несколько душных дней и
ночей, негодуя на Варавку и мать: они, с выставки,
уехали в Крым, это на месяц прикрепило его к дому и городу.
Клим
уехал в убеждении, что простился с Нехаевой хорошо, навсегда и что этот роман значительно обогатил его.
Ночью, в вагоне, он подумал...
Боже сохрани! Проститься,
уехать в город, на новую квартиру! Потянулась бы за этим длинная
ночь, скучное завтра, невыносимое послезавтра и ряд дней все бледнее, бледнее…
Реймер, которому было все равно, презрительно пожал плечами, простился с Стильтоном и
уехал коротать
ночь в свой клуб, а Стильтон, при одобрении толпы и при помощи полисмена, усадил беспризорного человека в кеб.
Он едва повидался с Аяновым, перетащил к нему вещи с своей квартиры, а последнюю сдал. Получив от опекуна — за заложенную землю — порядочный куш денег, он в январе
уехал с Кириловым, сначала в Дрезден, на поклон «Сикстинской мадонне», «
Ночи» Корреджио, Тициану, Поль Веронезу и прочим, и прочим.
Наконец Тит Никоныч расшаркался, поцеловал у ней руку и
уехал. Бабушка велела готовить постель и не глядела на Райского. Она сухо пожелала ему «покойной
ночи», чувствуя себя глубоко оскорбленной и в сердце, и в самолюбии.
— Это вы, чтоб без меня
уехать? Да я от вас теперь не отстану. Недаром мне всю
ночь игра снилась. Едем, едем! — вскрикивал я, точно вдруг нашел всему разгадку.
Они
уехали поздно
ночью, улыбаясь, приседая и кланяясь.
Я ушел обедать, а они все ждали, потом лег спать, опять пришел, а они не
уезжали, и так прождали до
ночи.
Шенбок пробыл только один день и в следующую
ночь уехал вместе с Нехлюдовым. Они не могли дольше оставаться, так как был уже последний срок для явки в полк.
Прошло четыре года. В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом
уезжал к городским больным,
уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращался домой поздно
ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. И Пантелеймон тоже пополнел, и чем он больше рос в ширину, тем печальнее вздыхал и жаловался на свою горькую участь: езда одолела!
Но если б и обе
уехали, Катерина Ивановна не изменила бы своего решения и осталась бы ухаживать за больным и сидеть над ним день и
ночь.
Когда мы с священником приехали 9 мая к архиерею, нам послушник его объявил, что он с утра
уехал в свой загородный дом и до
ночи не будет.
После обеда, когда гурманы переваривали пищу, а игроки усаживались за карты, любители «клубнички» слушали певиц, торговались с Анной Захаровной и, когда хор
уезжал, мчались к «Яру» на лихачах и парных «голубчиках», биржа которых по
ночам была у Купеческого клуба. «Похищение сабинянок» из клуба не разрешалось, и певицам можно было
уезжать со своими поклонниками только от «Яра».
После вечера, проведенного среди родных и близких знакомых, все три стали на колени, старики благословили их, и
ночью они
уехали…
По
ночам, особенно когда отец
уезжал по службе, у нас бывали тревоги.
Проснулся, переполненный тем же ощущением, как в то утро, когда мне приснился Бродский, который
ночью уехал.
— Братец, совсем вы забыли нас, — жаловался он. — А мы тут померли от скуки… Емельян-то
уезжает по
ночам в Суслон, а я все один. Хоть бы вы меня взяли к себе в Заполье, братец… Уж я бы как старался.
Ранним утром Карачунский
уехал на Рублиху, чтобы проветриться после бессонной
ночи.
Но старик не вытерпел: когда после ужина он улегся в хозяйском кабинете, его охватила такая тоска, что он потихоньку пробрался в кухню и велел закладывать лошадей. Так он и
уехал в
ночь, не простившись с хозяином, и успокоился только тогда, когда очутился у себя дома и нашел все в порядке.
Даже
ночью не спится Луке Назарычу: все он слышит грохот телег и конский топот. А встанет утром и сейчас к окну: может быть, сегодня остановятся. Не все же
уедут… Раза два из господского дома забегал к Луке Назарычу верный раб Аристашка, который тоже мучился переселением.
Никаких разговоров по первоначалу не было, как не было их потом, когда на другой день приехал с пожара Макар. Старик отмалчивался, а сыновья не спрашивали. Зато Домнушка в первую же
ночь через Агафью вызнала всю подноготную: совсем «выворотились» из орды, а по осени выедет и большак Федор с женой. Неловко было выезжать всем зараз, тоже совестно супротив других, которым не на что было пошевельнуться:
уехали вместе, а назад повернули первыми Горбатые.
Он
уехал в Гомель на сутки по делам, и я хочу сегодня провести у тебя весь вечер и всю
ночь.
Когда они
уехали, он остался в каком-то угаре и всю
ночь почти не спал и метался из стороны в сторону.
— Почти что, брат, колачивал; раз
ночью выгнал совсем от себя, и ночевать, говорит, не оставайтесь! Я так темной
ночью и
уехал!
Мужики потом рассказали ему, что опекун в ту же
ночь, как Вихров
уехал от него, созывал их всех к себе, приказывал им, чтобы они ничего против него не показывали, требовал от них оброки, и когда они сказали ему, что до решения дела они оброка ему не дадут, он грозился их пересечь и велел было уж своим людям дворовым розги принести, но они не дались ему и ушли.
— А вот как я вам скажу. Был я вчера у Радугина: он
ночью нынче в Москву за сукном
уехал. Так он мне сказывал:"Взялся, говорит, я сто тысяч аршин сукна поставить по рублю за аршин и для задатков вперед двадцать пять тысяч получил — сколько, ты думаешь, у меня от этих двадцати пяти тысяч денег осталось?"–"Две синеньких?" — говорю."Две не две, а… пять тысяч!!"
Майзель тревожно проворочался целую
ночь и чем свет
уехал из Баламутского завода к Рассыпному Камню, чтобы там встретить набоба во главе привезенной из Петербурга охоты и целой роты собственных лесообъездчиков.
— Здравствуйте! — сказала она, радуясь, что пришел человек и часть
ночи она проведет не в одиночестве. — Давно не видать было вас.
Уезжали?
И точно, вышел я от нее не один, а с новым старцем, тоже мне неизвестным; молодой такой, крепкий парень.
Уехали мы с ним в
ночь на переменных. Под утро встречаем мы это тройку, а в санях человек с шесть сидят.
— Не зайдете ли вечерком ко мне? Я в
ночь уезжаю.
Эту его привычку знавши, все уже так этого последыша от него и ожидают, и вот оно так и теперь вышло: все думали, хан ноне
уедет, и он, точно,
ночью уедет, а теперь ишь какую кобылицу вывел…
Уедут юнкера туда, где свет, музыка, цветы, прелестные девушки, духи, танцы, легкий смех, а Дрозд пойдет в свою казенную холостую квартиру, где, кроме денщика, ждут его только два живых существа, две черные дворняжки, без признаков какой бы то ни было породы: э-Мальчик и э-Цыган. Говорят, что Дрозд выпивает по
ночам в одиночку.
По нескольку суток, днем и
ночью, он ездил в лодке по реке, тут же спал на берегу около костра, несмотря ни на какую погоду. Даже по зимам
уезжал ловить и в двадцатиградусные морозы просиживал часами у проруби на речке.
В результате столь приятно проведенной
ночи Аггей Никитич совсем какой-то бронзовый вошел к Егору Егорычу поутру, едва лишь тот поднялся, и объявил ему, что он должен
уехать.
Егор Егорыч, не спавший после того всю
ночь, только к утру почувствовал, как он много оскорбил Крапчика, и потому пошел было к нему в нумер, чтобы попросить у него извинения; но ему сказали, что господин Крапчик еще в
ночь уехал совсем из Петербурга. Егор Егорыч, возвратясь к себе, сильно задумался.
Граф остался в размышлении: тысячи соображений у него прошли в голове, и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии отзовется не легко для него в Петербурге и что главный исполнитель всех его предначертаний, Звездкин, — плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных мыслей, граф
уехал к m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть
ночи.
— Ах, нет! я и
ночью, я сейчас же поеду… я ведь, дядя, храбрая! да и зачем же дожидаться до часу? Дядя! голубчик! позвольте мне теперь
уехать!
— В
ночь бы и
уехали, бог с ними, а? Все друг с другом спорят, всех судят, а никакого сообщества нет, а мы бы жили тихо, — едем, Дуня, буду любить, ей-богу! Я не мальчишка, один весь тут, всё твоё…
Ночью свиданье в беседке, а к рассвету коляска будет готова; я ее выманю, сядем и
уедем.
Как бы то ни было, но старый помпадур
уехал, до такой степени
уехал, что самый след его экипажа в ту же
ночь занесло снегом. Надежда Петровна с ужасом помышляла о том, что ее с завтрашнего же дня начнут называть «старой помпадуршей».
Зарубин
уехал и в ту же
ночь перед светом возвратился с Тимофеем Мясниковым и с неведомым человеком, все трое верхами.
В брагинском доме было тихо, но это была самая напряженная, неестественная тишина. «Сам» ходил по дому как
ночь темная; ни от кого приступу к нему не было, кроме Татьяны Власьевны. Они запирались в горнице Гордея Евстратыча и подолгу беседовали о чем-то. Потом Гордей Евстратыч ездил в Полдневскую один, а как оттуда вернулся, взял с собой Михалка, несколько лопат и кайл и опять
уехал. Это были первые разведки жилки.
В Сосногорский завод Брагин приехал на седьмой день, хотя ехал день и
ночь; но, на его несчастье, Лапшин только что
уехал под Верхотурье ревизовать Перемытые прииски.
Катерина, эта безнравственная, бесстыжая (по меткому выражению Н. Ф. Павлова) женщина, выбежавшая
ночью к любовнику, как только муж
уехал из дому, эта преступница представляется нам в драме не только не в достаточно мрачном свете, но даже с каким-то сиянием мученичества вокруг чела.