Неточные совпадения
— Видел, —
отвечал Голенищев. — Разумеется, он не лишен дарования, но совершенно фальшивое направление. Всё то же Ивановско-Штраусовско-Ренановское отношение к
Христу и религиозной живописи.
— Ну-с, а вы как бы
ответили Понтию Пилату?
Христос не решился сказать: «Аз есмь истина», а вы — вы сказали бы?
— Был я там, — сказал
Христос печально,
А Фома-апостол усмехнулся
И напомнил: — Чай, мы все оттуда. —
Поглядел
Христос во тьму земную
И спросил Угодника Николу:
— Кто это лежит там, у дороги,
Пьяный, что ли, сонный аль убитый?
— Нет, —
ответил Николай Угодник. —
Это просто Васька Калужанин
О хорошей жизни замечтался.
Встарь бывала, как теперь в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных роду и племени своих господ. И это понятно. Помещик не верит в свою власть, не думает, что он будет
отвечать за своих людей на Страшном судилище
Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит в свою подчиненность и выносит насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен; сила солому ломит.
К. Аксаков с негодованием
отвечал ему тоже стихами, резко клеймя злые нападки и называя «Не нашими» разных славян, во
Христе бозе нашем жандармствующих.
— Нет, —
ответил я, запнувшись и оглядываясь в первый раз на состав своей веры… — Верю в бога… в
Христа… Но не могу верить… в вечную казнь.
Вот и Кержацкий конец. Много изб стояло еще заколоченными. Груздев прошел мимо двора брательников Гущиных, миновал избу Никитича и не без волнения подошел к избушке мастерицы Таисьи. Он постучал в оконце и помолитвовался: «Господи Исусе
Христе, помилуй нас!» — «Аминь!» —
ответил женский голос из избушки. Груздев больше всего боялся, что не застанет мастерицы дома, и теперь облегченно вздохнул. Выглянув в окошко, Таисья узнала гостя и бросилась навстречу.
Обе хорошенькие барышни в один голос обратились к Павлу: «
Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» —
отвечал он, модно раскланиваясь с ними.
— Правда, —
отвечал Вихров, — потому что доброе и великое начало, которое есть во
Христе, непременно должно было заковать начало злое.
— Это «
Христова елка», —
отвечают они ему.
— Здравствуйте, сударыня Мавра Кузьмовна! —
отвечал он тихим, но твердым голосом, — много мы, видно, с вами пожили; пора и на покой, в лоно предвечного
Христа спаса нашего, иже первый подъял смерть за человеки.
Как же ты зимой тут живешь, старче?" — вопросил я его."А отчего мне-ка не жить, —
отвечал он, — снегом келейку мою занесет, вот и тепло мне, живу без нужды, имя
Христово прославляючи".
— Да хотелось бы узнать, отче святый, —
отвечал я, — какими, то есть, путями ты ангельского жития похотел и суетою многомятежною и прелестьми житейскими возгнушался, возлюбив всем сердцем
Христа и спаса нашего.
Спросите у Карпущенкова, зачем ему такое пространство земли, из которой он не извлекает никакой для себя выгоды, он, во-первых, не поймет вашего вопроса, а во-вторых, пораздумавши маленько,
ответит вам: «Что ж,
Христос с ней! разве она кому в горле встала, земля-то!» — «Да ведь нужно, любезный, устраивать тротуар, поправлять улицу перед домом, а куда ж тебе сладить с таким пространством?» — «И, батюшка! —
ответит он вам, — какая у нас улица! дорога, известно, про всех лежит, да и по ней некому ездить».
— Нет, —
отвечают, — ты, чадо, нас в это не мешай, мы во
Христе, а во
Христе нет ни еллин, ни жид: наши земляки все послушенствующие. Нам все равны, все равны.
— Старики наши рассказывают, —
отвечал Перстень, — и гусляры о том поют. В стародавние то было времена, когда возносился Христос-бог на небо, расплакались бедные, убогие, слепые, хромые, вся, значит, нищая братия: куда ты, Христос-бог, полетаешь? На кого нас оставляешь? Кто будет нас кормить-поить? И сказал им
Христос, царь небесный...
— Ах, да! —
отвечал он, — да, Иса святой пророк, […Иса святой пророк… — Иисус
Христос в Коране назван Мессия Иса.] Иса божий слова говорил. Как хорошо!
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге, то, казалось бы, им необходимо было прежде всего
ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и
отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать, тем более, что и т. д., а
ответить так же, как поставлен вопрос в моей книге: действительно ли
Христос требовал от своих учеников исполнения того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью, вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию
Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Вопросы поставлены ясно и прямо, и, казалось, надобно ясно и прямо
ответить на них. Но во всех критиках на мою книгу ничего подобного не было сделано, точно так же как не было сделано и по отношению всех тех обличений церковных учителей в отступлении их от закона
Христа, которыми со времен Константина полна история.
— И
Христос с ним! —
отвечала она.
— Спаси тебя
Христос, Лукаша! Бог с тобой! Пришлю, из новой бочки пришлю, —
отвечала старуха, подходя к забору. — Да слушай чтò, — прибавила она, перегнувшись через забор.
— Спаси тебя
Христос, —
отвечал старик: — карга за канавой в котлубани будет, — прибавил он. — Я посижу, а ты ступай.
— Ты, брат, —
отвечает мне Фортунатов, — если тебе нравится эти сантиментальные рацеи разводить, так разводи их себе разводами с кем хочешь, вон хоть к жене моей ступай, она тебя, кстати, морошкой угостит, — а мне, любезный друг, уж все эти дураки надоели, и русские, и польские, и немецкие. По мне хоть всех бы их в один костер, да подпалить лучинкою, так в ту же пору. Вот не угодно ли получить бумаги ворошок — позаймись,
Христа ради, — и с этим подает сверток.
— А вот почему, —
ответил Коля с глубокой верой. — Старые греки у нас рассказывают так. Когда Иисус
Христос, господь наш, воскрес на третий день после своего погребения, то никто ему не хотел верить. Видели много чудес от него при его жизни, но этому чуду не могли поверить и боялись.
— Что хошь делай… Не
отвечу словом. Прости для
Христа!
— Да побойся хоть ты бога-то, —
отвечал Антон мельнику, — побойся бога;
Христов ты человек аль нет? Ну, что ты меня вертишь, словно махонького; ишь за каку цену хочешь лошадь купить…
— Небось не уйдет! —
отвечал тот. — Ну, идемте, ребята… мотри же, Антонушка, опростоволосишься, вот те
Христос, поминай как звали!..
— Спаси
Христос, —
ответил Касатский, не надевая шапки и кланяясь своей лысой головой.
Адъютант (читает). «На поставленные мне вопросы о том: 1) почему я не принимаю присягу и 2) почему отказываюсь исполнять требования правительства и что побудило меня произнести оскорбительные не только для военного сословия, но и для высшей власти слова, —
отвечаю на первый вопрос: не принимаю я присяги потому, что я исповедую учение
Христа. В учении же
Христа присяга прямо и определенно запрещена, как в Евангелии Матфея V, 33—38, так и в послании Якова V, 12».
Не отрывая глаз от
Христа, Иуда медленно поднялся и
ответил тихо и важно...
— Как перед Богом, матушка, —
ответил он. — Что мне? Из-за чего мне клепать на них?.. Мне бы хвалить да защищать их надо; так и делаю везде, а с вами, матушка, я по всей откровенности — душа моя перед вами, как перед Богом, раскрыта. Потому вижу я в вас великую по вере ревность и многие добродетели… Мало теперь, матушка, людей, с кем бы и потужить-то было об этом, с кем бы и поскорбеть о падении благочестия… Вы уж простите меня
Христа ради, что я разговорами своими, кажись, вас припечалил.
— Да вечор Сергей Андреич к себе наказывал побывать… Колышкин Сергей Андреич, —
отвечал Алексей. — Домом-то не опознался ли я, ваше благородие? — прибавил он, униженно кланяясь. — А постучался, вот те
Христос, безо всякого умыслу, единственно по своей крестьянской простоте… Люди мы, значит, небывалые, городских порядков не знаем…
— Что моя жизнь! — желчно смеясь,
ответила Фленушка. — Известно какая! Тоска и больше ничего; встанешь, чайку попьешь — за часы пойдешь, пообедаешь — потом к правильным канонам, к вечерне. Ну, вечерком, известно, на супрядки сбегаешь; придешь домой, матушка, как водится, началить зачнет, зачем, дескать, на супрядки ходила; ну, до ужина дело-то так и проволочишь. Поужинаешь и на боковую. И слава те,
Христе, что день прошел.
— Ах ты, любезненькой мой!.. Что же нам делать-то? —
отвечал игумен. — Дело наше заглазное. Кто знает, много ль у них золота из пуда выходит?.. Как поверить?.. Что дадут, и за то спаси их
Христос, Царь Небесный… А вот как бы нам с тобой да настоящие промысла завести, да дело-то бы делать не тайком, а с ведома начальства, куда бы много пользы получили… Может статься, не одну бы сотню пудов чистого золота каждый год получали…
— Прости,
Христа ради, —
отвечал отец Михаил. — Признаться, этого мне и на ум не вспадало.
— Спаси тебя
Христос, Софьюшка, —
отвечала игуменья. — Постели-ка ты мне на лежаночке, да потри-ка мне ноги-то березовым маслицем. Ноют что-то. Ну, что, Марьюшка, — ласково обратилась Манефа к головщице, — я тебя не спросила: как ты поживала? Здорова ль была, голубка?
— Кáноны!.. Как не понимать!.. —
ответил Алексей. — Мало ли их у нас, кано́нов-то… Сразу-то всех и келейница не всякая вспомнит… На каждый праздник свой канóн полагается, на Рождество ли
Христово, на Троицу ли, на Успенье ли — всякому празднику свой… А то есть еще канóн за единоумершего, канóн за творящих милостыню… Да мало ли их… Все-то канóны разве одна матушка Манефа по нашим местам знает, и то навряд… куда такую пропасть на памяти держать!.. По книгам их читают…
— Спаси
Христос, матери; спасибо, девицы… Всех на добром слове благодарю покорно, — с малым поклоном
ответила Таисея, встала и пошла из келарни. Сойдя с крыльца, увидала она молодых людей, что кланялись с Манефиными богомольцами…
—
Христос, Царь Небесный, — отступая назад,
отвечала Настя. — Ему обещалась… Я в кельи, тять, иду, иночество приму.
— Воистину
Христос воскресе! —
отвечал Алексей.
«Возлюби господа бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоей, и всем разумением твоим. СИЯ есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего своего, как самого себя», — сказал
Христу законник. И на это Иисус сказал: «Правильно ты
отвечал, так поступай», то есть люби бога и ближнего, — «и будешь жить».
— Говорила, что сказанья о сошествиях Саваофа и
христах сложены не для нас, а для людей малого веденья, —
ответила Варенька.
— Самая богомерзкая, — быстро
ответила Дуня. — Это лжеучители, лжепророки и лжехристы, про которых истинный
Христос сказал, что явятся они в последние времена мира.
—
Христос воскрес! —
отвечал матрос и тоже до земли поклонился.
— Да, в великороссийской, — твердо
ответил Герасим Силыч. — Правда, есть и церковные отступления от древних святоотеческих обрядов и преданий, есть церковные неустройства, много попов и других людей в клире недостойных, прибытками и гордостию обуянных, а в богослужении нерадивых и небрежных. Все это так, но вера у них чиста и непорочна. На том самом камне она стоит, о коем
Христос сказал: «На нем созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ю».
— Всей душой хоть сейчас, — вся дрожа от волненья,
ответила Дуня. — Покажите их мне, Марья Ивановна, ради
Христа, — покажите… Все сделаю, все, что нужно…
— Сегодня только приступил, ваше степенство, —
отвечал коридорный. — Внове еще. Простите
Христа ради.
— Знаю, родная, все знаю, — со вздохом
ответил Герасим. — Только ты смотри у меня, невестушка, не моги унывать… В отчаянье не вдавайся, духом бодрись, на света
Христа уповай…
Христос от нас, грешных, одной ведь только милости требует и только на нее милости свои посылает… Все пошлет он, милосердный, тебе, невестушка, и пашню, и дом справный, и скотинушку, и полные закрома…
—
Христос воскрес, —
отвечали и Степан Алексеич, и Катенька. Больная тоже какое-то слово прошамкала.
— Такие же, как сказанья про «верховного гостя», про стародубского
христа Тимофеича, про мученицу Настасью Карповну, — едва заметно улыбнувшись,
ответил Денисов. — Людям «малого ведения» это нужно — сказанья о чудесном их веру укрепляют.