Неточные совпадения
— От
художников; а вот от Аянова все нет: не
отвечает. Не знаю, что кузина Беловодова: где проводит лето, как…
Он широкой зевотой
отвечал на ее лепет, ласки, брал шляпу и исчезал по неделям, по месяцам или в студию
художника, или на те обеды и ужины, где охватывал его чад и шум.
— Да, я артист, —
отвечал Марк на вопрос Райского. — Только в другом роде. Я такой артист, что купцы называют «
художник». Бабушка ваша, я думаю, вам говорила о моих произведениях!
— Да, постараюсь, —
отвечал Нехлюдов, чувствуя, что он говорит неправду, и если о чем постарается, то только о том, чтобы не быть вечером у адвоката в среде собирающихся у него ученых, литераторов и
художников.
— Что, вы какого мнения о сих разговорах? — спрашивал Розанов Белоярцева; но всегда уклончивый Белоярцев
отвечал, что он
художник и вне сферы чистого художества его ничто не занимает, — так с тем и отошел. Помада говорил, что «все это просто скотство»; косолапый маркиз делал ядовито-лукавые мины и изображал из себя крайнее внимание, а Полинька Калистратова сказала, что «это, бог знает, что-то такое совсем неподобное».
«Превосходно, говорю: но что же тут общего с моим пустым рассказом?» — «Очень много,
отвечает: он подал мне мысль вывести природного
художника, импровизатора, посреди нашего холодного, эгоистического общества» — и таким образом мой Сольфини обессмертился.
Я ему замечаю, что подобная нетерпеливость, особенно в отношении такой дамы, неуместна, а он мне на это очень наивно
отвечает обыкновенной своей поговоркой: «Я, съешь меня собака,
художник, а не маляр; она дура: я не могу с нее рисовать…» Как хотите, так и судите.
— Мало, конечно, —
отвечал Федор Иваныч, севший по движению руки князя. — Есть у меня очень хорошая картина: «Петербург в лунную ночь» — Воробьева [Воробьев Максим Никифорович (1787—1855) — русский
художник.]!.. потом «Богоматерь с предвечным младенцем и Иоанном Крестителем» — Боровиковского [Боровиковский Владимир Лукич (1757—1825) — русский портретист.]…
— Брюллову [Брюллов Карл Павлович (1799—1852) — русский
художник.], полагаю! —
отвечал Федор Иваныч.
— Не беспокойтесь обо мне, Илья Макарыч, ничего со мною не сделается, —
отвечала она волновавшемуся
художнику. — От горя люди, к несчастью, не умирают.
— Ту минуту, ту минуту. Вот только сверну сигареточку, —
отвечал художник, доставая из кармана табак и папиросную бумажку.
— Летите, летите, —
отвечала ему Анна Михайловна, и
художник юркнул.
— Да пейте, бестолковый, скорей! —
отвечала шепотом Анна Михайловна, тихонько толкнув
художника под руку.
— То есть черт его знает, Анна Михайловна, ведь в самом деле можно с ума сойти! —
отвечал художник, заламывая на брюшке свои ручки.
— Ну, и очень прекрасно, пусть так и будет, —
отвечал художник, налегая на букву и в умышленно портимом слове «прекрасно».
Молодые лица девиц как нельзя более
отвечали этой задаче, и
художник взялся за эту работу со всею отличавшею его страстностью.
Андрей Иванович улыбнулся, но ничего не
ответил. И ждал более ясного. На рваных, подмоченных обоях стены висела чистенькая балалайка с раскрашенной декой: наляпал
художник, свой брат матрос, зеленеющих листьев, посадил голубя или какую-то другую птицу и завершил плоской, точно раздавленной розой; покосился Колесников и спросил...
Художник взглянул на меня, улыбнулся и, расправляя ус,
отвечал...
— Анна Денман, —
отвечал с поклоном
художник.
«Анна Денман не погубит таланта», —
отвечала жена и повезла Флаксмана в Рим, во Флоренцию; она одушевляла его; терпела с ним всякую нужду; она сама сделалась
художником и вдохновила мужа создать великую статую великого Данте — Данте, которого тоже вела женщина, его бессмертная Беатриче.
— Художник-с, — начал Фридрих Фридрихович, не
отвечая Истомину и касаясь теперь руки солидного гостя, — совсем особое дело.
Художник, поэт, литератор, музыкант — это совсем не фамилийные люди. Это совсем, совсем не фамилийные люди! Им нужно… это… впечатление, а не то, что нам с вами. У нас с вами, батюшка мой, что жена-то? копилка, копилка. Ну, а их одна вдохновляет так, другая — иначе, их дело такое, а не то что по-нашему: сидеть да женины ноги греть. Это совсем не то, что мы с вами: им жен не нужно.
— Спасибо вам за эти горькие слова! Я не забуду их, — покорно
отвечал художник, протягивая девушке с благодарностью обе руки.
Румор
отвечает на это, что «природа не отдельный предмет, представляющийся нам под владычеством случая, а совокупность всех живых форм, совокупность всего произведенного природою, или, лучше сказать, сама производящая сила», — ей должен предаться
художник, не довольствуясь отдельными моделями.
— То есть воля пана, —
ответил он, пожимая плечами. — Я был очень доволен вами, милостивый государь. Я рад, когда в моем отеле проживают прекрасные, образованные люди… Пан друг также
художник? — спросил он, обращаясь ко мне с вторичным и весьма изящным поклоном. — Рекомендую себя: капитан Грум-Скжебицкий, старый солдат.
Художник ничего не нашелся на это
отвечать.
— Нет-с, —
отвечаем, — вы этого не извольте делать, потому что, во-первых, через этого светского
художника может ненадлежащая молва пойти, а во-вторых, живописец такого дела исполнить не может.
— Напротив, —
отвечаю, — вполне статочно и примеры тому есть: в Риме у папы в Ватикане створы стоят, что наши русские изографы, Андрей, Сергей да Никита, в тринадцатом веке писали. Многоличная миниатюра сия, мол, столь удивительна, что даже, говорят, величайшие иностранные
художники, глядя на нее, в восторг приходили от чудного дела.
Англичанин сейчас выхватил свою записную книжку и спрашивает: повторить, как
художника имя и где его работы можно видеть? А я
отвечаю...
Женя думала, что я, как
художник, знаю очень многое и могу верно угадывать то, чего не знаю. Ей хотелось, чтобы я ввел ее в область вечного и прекрасного, в этот высший свет, в котором, по ее мнению, я был своим человеком, и она говорила со мной о Боге, о вечной жизни, о чудесном. И я, не допускавший, что я и мое воображение после смерти погибнем навеки,
отвечал: «Да, люди бессмертны», «Да, нас ожидает вечная жизнь». А она слушала, верила и не требовала доказательств.
Нам показалось досадно, и мы навели дядю на то, чтоб он стал рассматривать альбом; а чтоб он не проглядел подписей, я указал ему имя известного русского живописца, подписанное по-французски, и сказал Казначееву вполголоса, но так, чтоб дядя слышал: «Какой позор! русский
художник рисует для русской девушки и не смеет или стыдится подписать свою фамилию русскими буквами, да и как исковеркал бедное свое имя!» Казначеев
отвечал мне в том же тоне, и дядя воспламенился гневом: начал бранить Турсукову, рисовальщиков, общество и пробормотал: «Жаль, что нет чернильницы и пера; я переправил бы их имена по-русски».
— Мария не позирует для
художников! — сурово
ответил за нее Магнус, и Я хотел засмеяться над глупым Топпи, и Я уже раскрыл рот с моими первоклассными американскими зубами, когда чистый взор Марии вошел в мои глаза, и все полетело к черту, — как тогда, при катастрофе!
Я сошел в сад и, заложив руки назад, обошел раза два вокруг дома. Наш
художник заиграл на трубе. Это значило: «Держи, не выпускай!» Егоров
отвечал из беседки криком совы. Это значило: «Хорошо! Держу!»
На половину вопросов, какие обыкновенно задаются старательными докторами, можно не
отвечать без всякого ущерба для здоровья, но у Михаила Сергеича, у медика и
художника были такие лица, как будто если бы Васильев не
ответил хотя бы на один вопрос, то всё бы погибло.
— Время и время и терпение, —
отвечал художник.
— Скульптор, —
ответила за
художника хозяйка, — у нас это — редкость. Да оно и удобнее для малороссийской натуры: можно ведь двадцать лет стукать по одному куску мрамора… не правда ли, Виктор Павлыч?
— Для него всякое орудие пригодно, лишь бы ему служило, —
отвечал художник.
— Он сделал должное, —
отвечал художник.
— Умом своим и наукою перегнал он лета, —
отвечал художник.
Покраснел снова
художник, пожал с восторгом руку молодому врачу и с трепетом губ, пояснявших его душевное волнение,
отвечал...
— Борьба партий, —
отвечал художник, улыбаясь, — наши Гвельфы и Гибелины. Видишь, два мальчика завязали бой. Но эти искры брошены могучею рукою, и, как скоро сшиблись, ждать большого пожара. Подъедем ближе к месту действия.
Художник, прищурив один глаз, другим критически оглядел меня и портрет. И, насвистывая какую-то польку, небрежно
ответил...
— Я думаю, что это я вправе сказать, —
отвечал неосторожно
художник и назвал Родопис и Сефору, тех самых, которых всех сильнее Нефора желала превзойти своею красотой, появясь в первый раз на александрийской палестре.
Выбрав удобный случай, чтобы представить свою рукопись герцогу, Фебуфис волновался в ожидании его ответа, а тот не
отвечал очень долго, но, наконец, в один прекрасный день перед наступлением нового года
художник получил приглашение от директора иностранных сношений — того самого искусного и ласкового дипломата, который некогда посетил вместе с герцогом его студию в Риме.