Неточные совпадения
Скотинин. То ль еще увидишь, как опознаешь меня покороче. Вишь ты, здесь содомно. Через
час место приду к тебе один. Тут
дело и сладим. Скажу, не похвалясь: каков я, право, таких мало. (Отходит.)
Среди всех этих толков и пересудов вдруг как с неба упала повестка, приглашавшая именитейших представителей глуповской интеллигенции в такой-то
день и
час прибыть к градоначальнику для внушения. Именитые смутились, но стали готовиться.
Дело в том, что она продолжала сидеть в клетке на площади, и глуповцам в сладость было, в
часы досуга, приходить дразнить ее, так как она остервенялась при этом неслыханно, в особенности же когда к ее телу прикасались концами раскаленных железных прутьев.
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару, в несколько
часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой. На другой
день пожар уничтожился сам собою вследствие недостатка питания.
Наконец в два
часа пополудни седьмого
дня он прибыл. Вновь назначенный, «сущий» градоначальник был статский советник и кавалер Семен Константинович Двоекуров.
Слава о его путешествиях росла не по
дням, а по
часам, и так как
день был праздничный, то глуповцы решились ознаменовать его чем-нибудь особенным.
Но, с другой стороны, если с просвещением фаталистически сопряжены экзекуции, то не требует ли благоразумие, чтоб даже и в таком, очевидно, полезном
деле допускались краткие
часы для отдохновения?
Но этим
дело не ограничилось. Не прошло
часа, как на той же площади появилась юродивая Анисьюшка. Она несла в руках крошечный узелок и, севши посередь базара, начала ковырять пальцем ямку. И ее обступили старики.
Развращение нравов развивалось не по
дням, а по
часам.
Самый трудный поход, имевший поводом слух о заведении академии, продолжался лишь два
дня; остальные — не более нескольких
часов.
На другой
день, в 11
часов утра, Вронский выехал на станцию Петербургской железной дороги встречать мать, и первое лицо, попавшееся ему на ступеньках большой лестницы, был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру.
Он отстоял обедню, всенощную и вечерние правила и на другой
день, встав раньше обыкновенного, не пив чаю, пришел в восемь
часов утра в церковь для слушания утренних правил и исповеди.
Для чего этим трем барышням нужно было говорить через
день по-французски и по-английски; для чего они в известные
часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные
часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
Он не ел целый
день, не спал две ночи, провел несколько
часов раздетый на морозе и чувствовал себя не только свежим и здоровым как никогда, но он чувствовал себя совершенно независимым от тела: он двигался без усилия мышц и чувствовал, что всё может сделать.
На другой
день, в 8
часов утра, Анна вышла одна из извозчичьей кареты и позвонила у большого подъезда своего бывшего дома.
В конце февраля случилось, что новорожденная дочь Анны, названная тоже Анной, заболела. Алексей Александрович был утром в детской и, распорядившись послать за докторов, поехал в министерство. Окончив свои
дела, он вернулся домой в четвертом
часу. Войдя в переднюю, он увидал красавца лакея в галунах и медвежьей пелеринке, державшего белую ротонду из американской собаки.
На другой
день, в 10
часов, Левин, обходив уже хозяйство, постучался в комнату, где ночевал Васенька.
Весь
день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два
часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый
день и вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Он думал это и вместе с тем глядел на
часы, чтобы расчесть, сколько обмолотят в
час. Ему нужно было это знать, чтобы, судя по этому, задать урок на
день.
— Однако нам много предстоит
дней, надо ложиться, — оказала Кити, взглянув на свои крошечные
часы.
В душе ее в тот
день, как она в своем коричневом платье в зале Арбатского дома подошла к нему молча и отдалась ему, — в душе ее в этот
день и
час совершился полный разрыв со всею прежнею жизнью, и началась совершенно другая, новая, совершенно неизвестная ей жизнь, в действительности же продолжалась старая.
Степан Аркадьич покраснел при упоминании о Болгаринове, потому что он в этот же
день утром был у Еврея Болгаринова, и визит этот оставил в нем неприятное воспоминание. Степан Аркадьич твердо знал, что
дело, которому он хотел служить, было новое, живое и честное
дело; но нынче утром, когда Болгаринов, очевидно, нарочно заставил его два
часа дожидаться с другими просителями в приемной, ему вдруг стало неловко.
На третий
день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычайный
час, то есть в 8
часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Нет
дня и
часа, когда бы я не думала и не упрекала себя за то, что думаю… потому что мысли об этом могут с ума свести.
Вместе с путешественником было доложено о приезде губернского предводителя, явившегося и Петербург и с которым нужно было переговорить. После его отъезда нужно было докончить занятия будничные с правителем
дел и еще надо было съездить по серьезному и важному
делу к одному значительному лицу. Алексей Александрович только успел вернуться к пяти
часам, времени своего обеда, и, пообедав с правителем
дел, пригласил его с собой вместе ехать на дачу и на скачки.
Я сидел у княгини битый
час. Мери не вышла, — больна. Вечером на бульваре ее не было. Вновь составившаяся шайка, вооруженная лорнетами, приняла в самом
деле грозный вид. Я рад, что княжна больна: они сделали бы ей какую-нибудь дерзость. У Грушницкого растрепанная прическа и отчаянный вид; он, кажется, в самом
деле огорчен, особенно самолюбие его оскорблено; но ведь есть же люди, в которых даже отчаяние забавно!..
Переговоры наши продолжались довольно долго; наконец мы решили
дело вот как: верстах в пяти отсюда есть глухое ущелье; они туда поедут завтра в четыре
часа утра, а мы выедем полчаса после их; стреляться будете на шести шагах — этого требовал сам Грушницкий.
Потом в ту же минуту приступил к
делу: перед шкатулкой потер руки с таким же удовольствием, как потирает их выехавший на следствие неподкупный земский суд, подходящий к закуске, и тот же
час вынул из нее бумаги.
В анониме было так много заманчивого и подстрекающего любопытство, что он перечел и в другой и в третий раз письмо и наконец сказал: «Любопытно бы, однако ж, знать, кто бы такая была писавшая!» Словом,
дело, как видно, сделалось сурьезно; более
часу он все думал об этом, наконец, расставив руки и наклоня голову, сказал: «А письмо очень, очень кудряво написано!» Потом, само собой разумеется, письмо было свернуто и уложено в шкатулку, в соседстве с какою-то афишею и пригласительным свадебным билетом, семь лет сохранявшимся в том же положении и на том же месте.
Первым
делом его было, надевши халат и сапоги, отправиться через двор в конюшню приказать Селифану сей же
час закладывать бричку.
— Нет, я вас не отпущу. В два
часа, не более, вы будете удовлетворены во всем.
Дело ваше я поручу теперь особенному человеку, который только что окончил университетский курс. Посидите у меня в библиотеке. Тут все, что для вас нужно: книги, бумага, перья, карандаши — все. Пользуйтесь, пользуйтесь всем — вы господин.
Какое нам
дело до того, что, может быть, всякий
час ему дорог и терпят оттого
дела его!
На другой
день Чичиков отправился на обед и вечер к полицеймейстеру, где с трех
часов после обеда засели в вист и играли до двух
часов ночи.
На это обыкновенно замечали другие чиновники: «Хорошо тебе, шпрехен зи дейч Иван Андрейч, у тебя
дело почтовое: принять да отправить экспедицию; разве только надуешь, заперши присутствие
часом раньше, да возьмешь с опоздавшего купца за прием письма в неуказанное время или перешлешь иную посылку, которую не следует пересылать, — тут, конечно, всякий будет святой.
Стихи на случай сохранились;
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые
дни?
Что
день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит
час определенный;
Благословен и
день забот,
Благословен и тьмы приход!
И я лишен того: для вас
Тащусь повсюду наудачу;
Мне дорог
день, мне дорог
час:
А я в напрасной скуке трачу
Судьбой отсчитанные
дни.
И так уж тягостны они.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами
днем увижусь я…
Она любила на балконе
Предупреждать зари восход,
Когда на бледном небосклоне
Звезд исчезает хоровод,
И тихо край земли светлеет,
И, вестник утра, ветер веет,
И всходит постепенно
день.
Зимой, когда ночная тень
Полмиром доле обладает,
И доле в праздной тишине,
При отуманенной луне,
Восток ленивый почивает,
В привычный
час пробуждена
Вставала при свечах она.
Онегин вновь
часы считает,
Вновь не дождется
дню конца.
Но десять бьет; он выезжает,
Он полетел, он у крыльца,
Он с трепетом к княгине входит;
Татьяну он одну находит,
И вместе несколько минут
Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. Голова
Его полна упрямой думой.
Упрямо смотрит он: она
Сидит покойна и вольна.
Враги! Давно ли друг от друга
Их жажда крови отвела?
Давно ль они
часы досуга,
Трапезу, мысли и
делаДелили дружно? Ныне злобно,
Врагам наследственным подобно,
Как в страшном, непонятном сне,
Они друг другу в тишине
Готовят гибель хладнокровно…
Не засмеяться ль им, пока
Не обагрилась их рука,
Не разойтиться ль полюбовно?..
Но дико светская вражда
Боится ложного стыда.
Встает заря во мгле холодной;
На нивах шум работ умолк;
С своей волчихою голодной
Выходит на дорогу волк;
Его почуя, конь дорожный
Храпит — и путник осторожный
Несется в гору во весь дух;
На утренней заре пастух
Не гонит уж коров из хлева,
И в
час полуденный в кружок
Их не зовет его рожок;
В избушке распевая,
деваПрядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
Насчет предсказаний, — прибавила она со вздохом и помолчав немного, — je suis payée pour y croire; [я верю в них недаром (фр.).] я тебе рассказывала, кажется, как Кирюша
день в
день,
час в
час предсказал покойнику папеньке его кончину.
На другой
день после описанных мною происшествий, в двенадцатом
часу утра, коляска и бричка стояли у подъезда. Николай был одет по-дорожному, то есть штаны были всунуты в сапоги и старый сюртук туго-натуго подпоясан кушаком. Он стоял в бричке и укладывал шинели и подушки под сиденье; когда оно ему казалось высоко, он садился на подушки и, припрыгивая, обминал их.
Было без четверти
час, но Карл Иваныч, казалось, и не думал о том, чтобы отпустить нас, он то и
дело задавал новые уроки.
12-го августа 18…, ровно в третий
день после
дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь
часов утра Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой — из сахарной бумаги на палке — по мухе.
Бульба по случаю приезда сыновей велел созвать всех сотников и весь полковой чин, кто только был налицо; и когда пришли двое из них и есаул Дмитро Товкач, старый его товарищ, он им тот же
час представил сыновей, говоря: «Вот смотрите, какие молодцы! На Сечь их скоро пошлю». Гости поздравили и Бульбу, и обоих юношей и сказали им, что доброе
дело делают и что нет лучшей науки для молодого человека, как Запорожская Сечь.
Так говорил кошевой, и, как только окончил он речь свою, все козаки принялись тот же
час за
дело.
В таком состоянии пробыл он, наконец, весь
день; не ел, не пил, и глаза его не отрывались ни на
час от небольшого окошка на улицу.
И погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства! Не видать ему больше ни Запорожья, ни отцовских хуторов своих, ни церкви Божьей! Украйне не видать тоже храбрейшего из своих детей, взявшихся защищать ее. Вырвет старый Тарас седой клок волос из своей чуприны и проклянет и
день и
час, в который породил на позор себе такого сына.
В таком случае
дело тот же
час доходило до драки.
— Не знаю. — Она медленно осмотрела поляну под вязом, где стояла телега, — зеленую в розовом вечернем свете траву, черных молчаливых угольщиков и, подумав, прибавила: — Все это мне неизвестно. Я не знаю ни
дня, ни
часа и даже не знаю, куда. Больше ничего не скажу. Поэтому, на всякий случай, — прощай; ты часто меня возил.