Неточные совпадения
Иленька Грап был сын бедного иностранца, который когда-то жил у моего
деда, был чем-то ему обязан и
почитал теперь своим непременным долгом присылать очень часто к нам своего сына.
Вы слышали от отцов и
дедов, в какой
чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки.
«Так это Манила?» — «Да; а вон Кавита», — говорит
дед, повертывая меня опять плечом вправо,
почти назад от Манилы.
Капитан и так называемый «
дед», хорошо знакомый читателям «Паллады», старший штурманский офицер (ныне генерал), — оба были наверху и о чем-то горячо и заботливо толковали. «
Дед» беспрестанно бегал в каюту, к карте, и возвращался. Затем оба зорко смотрели на оба берега, на море, в напрасном ожидании лоцмана. Я все любовался на картину, особенно на целую стаю купеческих судов, которые, как утки, плыли кучей и все жались к шведскому берегу, а мы шли
почти посредине, несколько ближе к датскому.
Деда его, то есть самого господина Миусова, отца Аделаиды Ивановны, тогда уже не было в живых; овдовевшая супруга его, бабушка Мити, переехавшая в Москву, слишком расхворалась, сестры же повышли замуж, так что
почти целый год пришлось Мите пробыть у слуги Григория и проживать у него в дворовой избе.
Ровно в девять часов в той же гостиной подают завтрак. Нынче завтрак обязателен и представляет подобие обеда, а во время оно завтракать давали
почти исключительно при гостях, причем ограничивались тем, что ставили на стол поднос, уставленный закусками и эфемерной едой, вроде сочней, печенки и т. п. Матушка усердно потчует
деда и ревниво смотрит, чтоб дети не помногу брали. В то время она накладывает на тарелку целую гору всякой всячины и исчезает с нею из комнаты.
Впрочем,
дед был непривередлив по части женской красоты, и прежнюю его кралю, как я слышал, можно было даже назвать
почти безобразною.
— Ладно! — провизжала одна из ведьм, которую
дед почел за старшую над всеми потому, что личина у ней была чуть ли не красивее всех. — Шапку отдадим тебе, только не прежде, пока сыграешь с нами три раза в дурня!
Мне кажется, что в доме на Полевой улице
дед жил не более года — от весны до весны, но и за это время дом приобрел шумную славу;
почти каждое воскресенье к нашим воротам сбегались мальчишки, радостно оповещая улицу...
Всё болело; голова у меня была мокрая, тело тяжелое, но не хотелось говорить об этом, — всё кругом было так странно:
почти на всех стульях комнаты сидели чужие люди: священник в лиловом, седой старичок в очках и военном платье и еще много; все они сидели неподвижно, как деревянные, застыв в ожидании, и слушали плеск воды где-то близко. У косяка двери стоял дядя Яков, вытянувшись, спрятав руки за спину.
Дед сказал ему...
Дедова кровать стояла в переднем углу,
почти под образами, он ложился головою к ним и окошку, — ложился и долго ворчал в темноте...
Ну, вот и пришли они, мать с отцом, во святой день, в прощеное воскресенье, большие оба, гладкие, чистые; встал Максим-то против дедушки — а
дед ему по плечо, — встал и говорит: «Не думай, бога ради, Василий Васильевич, что пришел я к тебе по приданое, нет, пришел я отцу жены моей
честь воздать».
Но, ставя бога грозно и высоко над людьми, он, как и бабушка, тоже вовлекал его во все свои дела, — и его и бесчисленное множество святых угодников. Бабушка же как будто совсем не знала угодников, кроме Николы, Юрия, Фрола и Лавра, хотя они тоже были очень добрые и близкие людям: ходили по деревням и городам, вмешиваясь в жизнь людей, обладая всеми свойствами их.
Дедовы же святые были
почти все мученики, они свергали идолов, спорили с римскими царями, и за это их пытали, жгли, сдирали с них кожу.
И
почти никогда не ошибался: через минуту
дед, видимо, забыв обо мне, ворчал...
Скоро наш адмирал отправился домой, а мы под покровом дяди Рябинина, приехавшего сменить
деда, остались в зале, которая
почти вся наполнилась вновь наехавшими нашими будущими однокашниками с их провожатыми.
Известно было только, что
дед его был однажды послан светлейшим князем Потемкиным за две тысячи верст за свежею севрюжиной, исполнил это поручение с
честью и с тех пор бойко пошел в ход.
Шумною толпой выбегают ребятишки на побелевшую улицу; в волоковые окна выглядывают сморщенные лица бабушек; крестясь или радостно похлопывая рукавицами, показываются из-за скрипучих ворот отцы и старые
деды, такие же
почти белые, как самый снег, который продолжает валить пушистыми хлопьями.
Я забылся на несколько минут смутною дремотой, но, кажется, не надолго. Буря выла в лесу на разные голоса и тоны. Каганец вспыхивал по временам, освещая избушку. Старик сидел на своей лавке и шарил вокруг себя рукой, как будто надеясь найти кого-то поблизости. Выражение испуга и
почти детской беспомощности виднелось на лице бедного
деда.
У Григоровых Елпидифор Мартыныч лечил еще с
деда их; нынешний же князь хоть и считал почтенного доктора
почти за идиота, но терпел его единственно потому, что вовсе еще пока не заботился о том, у кого лечиться.
Разве
деды наши не держали
почты?
Все наше поколение, то есть я и мои сверстники, еще со школьных скамеек хвастливо стали порицать, и проклинать наших отцов и
дедов за то, что они взяточники, казнокрады, кривосуды, что в них нет ни
чести, ни доблести гражданской!
В этом
почти невменяемом состоянии он пришёл позади
деда в сборную, слышал глухое гудение, разобрать которое не мог и не хотел, точно сквозь туман видел, как из котомки
деда высыпали куски на большой стол, и эти куски, падая глухо и мягко, стучали о стол… Затем над ними склонилось много голов в высоких шапках; головы и шапки были хмуры и мрачны и сквозь туман, облекавший их, качаясь, грозили чем-то страшным… Потом вдруг
дед, хрипло бормоча что-то, как волчок завертелся в руках двух дюжих молодцов…
Тяжёлая, изорванная и лохматая туча закрыла луну, и Лёньке
почти не видно было лица
деда… Но он поставил рядом с ним плачущую девочку, вызвав её образ перед собой, и мысленно как бы измерял их обоих. Немощный, скрипучий, жадный и рваный
дед рядом с ней, обиженной им, плачущей, но здоровой, свежей, красивой, показался ему ненужным и
почти таким же злым и дрянным, как Кощей в сказке. Как это можно? За что он обидел её? Он не родной ей…
— Давно или нет, я уж не знаю-с, а только был, сударь, у меня
дед, помер он на сто седьмом году, я еще тогда был
почти малый ребенок; однакоже помню, как он рассказывал, что еще при Петре-государе первые ходоки отседова пошли: вот когда еще это началось!
То размысли, любезный Василий Борисыч: жили мы,
почитай, двести годов с бегствующими попами, еще
деды и прадеды наши привыкли к беглому священству.
— Все по церкви, — отвечал дядя Онуфрий. — У нас по всей Лыковщине староверов спокон веку не важивалось. И
деды и прадеды — все при церкви были. Потому люди мы бедные, работные, достатков у нас нет таких, чтобы староверничать. Вон по раменям, и в Черной рамени, и в Красной, и по Волге, там,
почитай, все старой веры держатся… Потому — богачество… А мы что?.. Люди маленькие, худые, бедные… Мы по церкви!
Знали все это по преданьям миршенцы, а все-таки тужили и горевали по монастырщине, когда и пашни, и покосов, и лесу было у
дедов в полном достатке, а теперь
почти нет ничего.
— Видишь ли, Беко, — солгала я, — у нас затевается праздник… ты знаешь, свадьба моего отца… он женится на знатной русской девушке. Я хочу одеться сазандаром и спеть песню в
честь новой
деды.
Потом, когда он кончил, все подняли бокалы в
честь моего отца. Мне было дивно хорошо в эту минуту. Я готова была прыгать и смеяться и целовать
деда Магомета за то, что он так хвалит моего умного, доброго, прекрасного папу!
Но газеты занимались тогда театром совсем не так, как теперь. У нас в доме, правда, получали «Московские ведомости»; но читал их
дед; а нам в руки газеты
почти что не попадали. Только один дядя, Павел Петрович, много сообщал о столичных актерах, говаривал мне и о Садовском еще до нашей поездки в Москву. Он его видел раньше в роли офицера Анучкина в «Женитьбе». Тогда этот офицер назывался еще «Ходилкин».
Деревню я знал до того только как наблюдатель, и в отрочестве, и студентом проводя
почти каждое лето или в подгородней усадьбе
деда около Нижнего (деревня Анкудиновка), или — студентом — у отца в селе Павловском Лебедянского уезда Тамбовской губернии.
Дедами, прадедами псарня установлена, больше ста годов держится, прошла про нее слава по всему,
почитай, свету, и вдруг ни с того ни с сего разом перевести ее!..
Через несколько минут Терентьич уже стоял перед его сиятельством. Это был древний, но еще бодрый старик, с седой как лунь бородою и такими же обстриженными в скобку волосами на голове, но с живыми,
почти юношескими глазами, не потерявшими свой серый цвет и глядевшими прямо и честно. Еще при
деде князя Сергея Сергеевича Терентьич, или, как его называли более почтительно, Степан Терентьич, служил в казачках и прозывался Степкою.
Если б не добрый друг мой (Владислав указал рукой на пана в колтуне) и не
дед Яскулка, я не имел бы теперь насущного хлеба и
чести принимать вас у себя.
И на самом
деде это было
почти так.
Когда в 1514 году древний русский город Смоленск, бывший более ста лет под властью Литвы, возвращен великим князем Василием Иоанновичем, великий князь, в знак благодарности к Всевышнему за такой успех своего оружия, предпринял намерение соорудить церковь в
честь Смоленской Божией Матери и монастырь на том месте, до которого эта икона была сопровождена его
дедом.
И
честь вам, падшие друзья!
Ликуйте в горней сени;
Там ваша верная семья —
Вождей минувших тени,
Хвала вам будет оживлять
И поздних лет беседы.
«От них учитесь умирать!» —
Так скажут внукам
деды;
При вашем имени вскипит
В вожде ретивом пламя;
Он на твердыню с ним взлетит
И водрузит там знамя.