И образы
языческих богов —
Без рук, без ног, с отбитыми носами —
Лежат в углах низвергнуты с столбов,
Раскрашенных под мрамор. Над дверями
Висят портреты дедовских веков
В померкших рамах и глядят сурово;
И мнится, обвинительное слово
Из мертвых уст их излетит — увы!
О, если б этот дом знавали вы
Тому назад лет двадцать пять и боле!
О, если б время было в нашей воле!..
Неточные совпадения
Рассказывал Козлов об уцелевшем от глубокой древности празднике в честь весеннего
бога Ярилы и о многих других пережитках
языческой старины.
Самгин встал и пошел прочь, думая, что вот, рядом с верой в
бога, все еще не изжита
языческая вера в судьбу.
В
языческом сознании не было непроходимой грани между
богами и человеком.
Отец мой возил меня всякий год на эту
языческую церемонию; все повторялось в том же порядке, только иных стариков и иных старушек недоставало, об них намеренно умалчивали, одна княжна говаривала: «А нашего-то Ильи Васильевича и нет, дай ему
бог царство небесное!.. Кого-то в будущий год господь еще позовет?» — И сомнительно качала головой.
Византийское, теократическое царство было тем же соблазном
языческого царства этого мира, которое господствует везде, где мир не сливается с
Богом.
Ветхий Завет еврейский был откровением
Бога Отца; Ветхий Завет
языческий был откровением мировой души, раскрывавшейся для восприятия Логоса.
— Так как же тут не поверуешь, сударь! — говорит он, обращаясь уже исключительно ко мне, — конечно, живем мы вот здесь в углу, словно в
языческой стороне, ни про чудеса, ни про знамения не слышим, ну и бога-то ровно забудем. А придешь, например, хошь в Москву, а там и камни-то словно говорят! пойдут это сказы да рассказы: там, послышишь, целение чудесное совершилось; там будто над неверующим знамение свое
бог показал: ну и восчувствуешь, и растопится в тебе сердце, мягче воску сделается!..
Можно было при
языческом миросозерцании обещаться исполнять волю светских властей, не нарушая волю
бога, полагаемую в обрезании, субботе, определенной временем молитве, воздержании от известного рода пищи и т. п.
Третьи, не признающие Христа
богом, считают, что спасение людей произойдет через медленный, постепенный прогресс, при котором основы жизни
языческой заменятся понемногу основами свободы, равенства, братства, т. е. христианскими основами; четвертые, проповедующие общественное переустройство, считают, что спасение произойдет тогда, когда посредством насильственного переворота люди будут принуждены к общности имущества, отсутствию правительств, коллективному, а не индивидуальному труду, т. е. к осуществлению одной из сторон христианского учения.
Дьякону стало жутко. Он подумал о том, как бы
бог не наказал его за то, что он водит компанию с неверующими и даже идет смотреть на их дуэль. Дуэль будет пустяковая, бескровная, смешная, но как бы то ни было, она — зрелище
языческое и присутствовать на ней духовному лицу совсем неприлично. Он остановился и подумал: не вернуться ли? Но сильное, беспокойное любопытство взяло верх над сомнениями, и он пошел дальше.
Также искал он мудрости в тайнодействиях древних
языческих верований и потому посещал капища и приносил жертвы: могущественному Ваалу-Либанону, которого чтили под именем Мелькарта,
бога созидания и разрушения, покровителя мореплавания, в Тире и Сидоне, называли Аммоном в оазисе Сивах, где идол его кивал головою, указывая пути праздничным шествиям, Бэлом у халдеев, Молохом у хананеев; поклонялся также жене его — грозной и сладострастной Астарте, имевшей в других храмах имена Иштар, Исаар, Ваальтис, Ашера, Истар-Белит и Атаргатис.
Но ничего не находил царь в обрядах
языческих, кроме пьянства, ночных оргий, блуда, кровосмешения и противоестественных страстей, и в догматах их видел суесловие и обман. Но никому из подданных не воспрещал приношение жертв любимому
богу и даже сам построил на Масличной горе капище Хамосу, мерзости моавитской, по просьбе прекрасной, задумчивой Эллаан — моавитянки, бывшей тогда возлюбленной женою царя. Одного лишь не терпел Соломон и преследовал смертью — жертвоприношение детей.
Святочные гаданья, коляда, хороводы, свадебные песни, плачи вопленниц, заговоры, заклятья — все это остатки
языческой обрядности, а слова, при них употребляемые, — обломки молитв, которыми когда-то молились наши предки своим старорусским
богам.
Языческое благочестие, хотя и узнает
Бога в мире, но не в силах постигнуть в полноте те образы и лики, через которые Он зрится.
Язычество не знает
Бога лицом к лицу, но лишь Его природную икону, хотя даже и эта икона, в меру благочестия
языческого, является чудотворной и животворящей.
Поэтому-то система неоплатонизма и могла оказать философскую поддержку падавшему
языческому политеизму: из сверхмирного и сверхбожественного Εν последовательно эманируют
боги и мир, причем нижние его этажи уходят в тьму небытия, тогда как верхние залиты ослепительным светом, — в небе же загорается система божественных лун, светящих, правда, не своим, а отраженным светом, однако утвержденных на своде небесном.
Христианину надлежит верить, что в
языческом мире хотя и живо ощущалась потребность в таинстве, ибо она не устранима из религии по самому ее существу, и хотя она утолялась по-своему [Об этом см. ниже в отделе III.], но не было таинств истинных, «питающих в жизнь вечную», которые могли явиться лишь в христианстве, после воплощения Бога-Слова, давшего Свою Плоть и Кровь в живот вечный.
— С первого взгляда похожи они на скачку, на пляску, на
языческие хороводы, — ответила Варенька. — И если бы увидал язычник святое «радение» людей Божьих, непременно назвал бы его неистовым скаканьем, богопротивною пляской. Но это «радение» к
Богу. Сказано: «Вселюся в них и похожду» — и вот когда вселится он в людей своих, тогда и ходит в них. Божьи люди в восторге тогда пребывают, все забывают, землю покидают, в небесах пребывают.
Бог, очевидно, действовал и в античном
языческом мире, но по-иному, через природу, а не через историю, как в еврейском народе.
Если есть
Бог, то трудно представить себе, чтобы он мог окончательно покинуть древний
языческий мир, сотворивший столь много великого и прекрасного, и предоставить его себе.
Это есть перенесение в христианство древних
языческих верований о необходимости умилостивлять
богов кровавыми жертвами.
Так как от невежества мы ушли, но к цивилизации, слава
богу, еще не дошли, а обретаемся на золотой середине, то этот
языческий праздник сохранился и до нашего времени во всей своей полноте.
Пока большинство людей, обманутое церковным учением, имея самое смутное понятие об истинном значении учения Христа, вместо прежних идолов, обоготворяло Христа-бога, его мать, угодников, поклонялось мощам, иконам, верило в чудеса, таинства, верило в искупление, в непогрешимость церковной иерархии, —
языческое устройство мира могло держаться и удовлетворять людей.