Неточные совпадения
И вот вожделенная минута наступила. В одно прекрасное утро, созвавши будочников, он привел их к берегу реки, отмерил шагами пространство, указал
глазами на течение и
ясным голосом произнес...
«Заснуть! заснуть!» повторил он себе. Но с закрытыми
глазами он еще
яснее видел лицо Анны таким, какое оно было в памятный ему вечер до скачек.
Он видел только ее
ясные, правдивые
глаза, испуганные той же радостью любви, которая наполняла и его сердце.
Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом любви. Она остановилась подле самого его, касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему на плечи.
Она, казалось, также была поражена видом козака, представшего во всей красе и силе юношеского мужества, который, казалось, и в самой неподвижности своих членов уже обличал развязную вольность движений;
ясною твердостью сверкал
глаз его, смелою дугою выгнулась бархатная бровь, загорелые щеки блистали всею яркостью девственного огня, и как шелк, лоснился молодой черный ус.
Красавица была ветрена, как полячка, но
глаза ее,
глаза чудесные, пронзительно-ясные, бросали взгляд долгий, как постоянство.
Роясь в легком сопротивлении шелка, он различал цвета: красный, бледный розовый и розовый темный; густые закипи вишневых, оранжевых и мрачно-рыжих тонов; здесь были оттенки всех сил и значений, различные в своем мнимом родстве, подобно словам: «очаровательно» — «прекрасно» — «великолепно» — «совершенно»; в складках таились намеки, недоступные языку зрения, но истинный алый цвет долго не представлялся
глазам нашего капитана; что приносил лавочник, было хорошо, но не вызывало
ясного и твердого «да».
Ее даже нельзя было назвать и хорошенькою, но зато голубые
глаза ее были такие
ясные, и когда оживлялись они, выражение лица ее становилось такое доброе и простодушное, что невольно привлекало к ней.
— Аз не пышем, — сказал он, и от широкой, самодовольной улыбки
глаза его стали
ясными, точно у ребенка. Заметив, что барин смотрит на него вопросительно, он, не угашая улыбки, спросил: — Не понимаете? Это — болгарский язык будет, цыганский. Болгаре не говорят «я», — «аз» говорят они. А курить, по-ихнему, — пыхать.
Лицо у него было темное, как бывает у белокожих северян, долго живших на юге,
глаза ясные, даже как будто веселые.
Обломов думал успокоиться, разделив заботу с Ольгой, почерпнуть в ее
глазах и
ясной речи силу воли и вдруг, не найдя живого и решительного ответа, упал духом.
Райский почти не спал целую ночь и на другой день явился в кабинет бабушки с сухими и горячими
глазами. День был
ясный. Все собрались к чаю. Вера весело поздоровалась с ним. Он лихорадочно пожал ей руку и пристально поглядел ей в
глаза. Она — ничего, ясна и покойна…
Наконец Саброски, вздохнув глубоко и прищурив
глаза, начал говорить так тихо, как дух, как будто у него не было ни губ, ни языка, ни горла; он говорил вздохами; кончил, испустив продолжительный вздох. Кичибе, с своей улыбкой, с
ясным взглядом и наклоненной головой, просто, без вздохов и печали, объявил, что сиогун, ни больше ни меньше, как gestorben — умер!
Третья шившая женщина была Федосья — Феничка, как ее звали товарки, — белая, румяная, с
ясными детскими голубыми
глазами и двумя длинными русыми косами, обернутыми вокруг небольшой головы, совсем молодая, миловидная женщина.
— Что ж, али что не ладно? — спросила Федосья, своими
ясными голубыми
глазами любовно глядя на Маслову. — А вот нам к чаю, — и она стала укладывать калачи на полочку.
Но Маслова не отвечала своим товаркам, а легла на нары и с уставленными в угол косыми
глазами лежала так до вечера. В ней шла мучительная работа. То, что ей сказал Нехлюдов, вызывало ее в тот мир, в котором она страдала и из которого ушла, не поняв и возненавидев его. Она теперь потеряла то забвение, в котором жила, а жить с
ясной памятью о том, что было, было слишком мучительно. Вечером она опять купила вина и напилась вместе с своими товарками.
Постараюсь быть
яснее: вера в торжество формы, кажется, уже поколебалась у самых слепых ее защитников, потому что всякая форма является только паллиативной мерой, которая просто убаюкивает нас и заставляет закрывать
глаза на продолжающее существовать зло…
Катерина Ивановна не отняла руки: она с робкою надеждой выслушала последнее, хотя тоже очень странно выраженное обещание Грушеньки «рабски» угодить ей; она напряженно смотрела ей в
глаза: она видела в этих
глазах все то же простодушное, доверчивое выражение, все ту же
ясную веселость…
Она не очень была хороша собой; но решительное и спокойное выражение ее лица, ее широкий, белый лоб, густые волосы и, в особенности, карие
глаза, небольшие, но умные,
ясные и живые, поразили бы и всякого другого на моем месте.
Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь,
ясная и ласковая, как прекрасный
глаз.
Завеса спала с
глаз моих: я увидел ясно,
яснее, чем лицо свое в зеркале, какой я был пустой, ничтожный и ненужный, неоригинальный человек!
Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл
глаза — вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и
ясный вечер после ненастного дня.
И точно: от вина лицо портится, и это не могло вдруг пройти, а тогда уж прошло, и цвет лица у меня стал нежный, и
глаза стали
яснее; и опять то, что я от прежнего обращения отвыкла, стала говорить скромно, знаете, мысли у меня скоро стали скромные, когда я перестала пить, а в словах я еще путалась и держала себя иногда в забывчивости, по прежнему неряшеству; а к этому времени я уж попривыкла и держать себя, и говорить скромнее.
— Да, Саша, я слышу от всех, — сама я плохая свидетельница в этом, мои
глаза подкуплены, но все видят то же: твои
глаза яснеют, твой взгляд становится сильнее и зорче.
В
глазах Веры Павловны стало выражаться недоумение; ей все
яснее думалось: «я не знаю, что это? что же мне думать?» О, Рахметов, при всей видимой нелепости своей обстоятельной манеры изложения, был мастер, великий мастер вести дело! Он был великий психолог, он знал и умел выполнять законы постепенного подготовления.
Идем скорей! Бледнеют тени ночи.
Смотри, заря чуть видною полоской
Прорезала восточный неба край,
Растет она,
яснее, ширясь: это
Проснулся день и раскрывает веки
Светящих
глаз. Пойдем! Пора приспела
Встречать восход Ярила-Солнца. Гордо
Перед толпой покажет Солнцу Лель
Любимую свою подругу.
Лариса Дмитриевна, давно прошедшая этими «задами» пантеизма, сбивала его и, улыбаясь, показывала мне на него
глазами. Она, разумеется, была правее его, и я добросовестно ломал себе голову и досадовал, когда мой доктор торжественно смеялся. Споры эти занимали меня до того, что я с новым ожесточением принялся за Гегеля. Мученье моей неуверенности недолго продолжалось, истина мелькнула перед
глазами и стала становиться
яснее и
яснее; я склонился на сторону моей противницы, но не так, как она хотела.
Он так часто и грустно говорил: было, была, бывало, точно прожил на земле сто лет, а не одиннадцать. У него были, помню, узкие ладони, тонкие пальцы, и весь он — тонкий, хрупкий, а
глаза — очень
ясные, но кроткие, как огоньки лампадок церковных. И братья его были тоже милые, тоже вызывали широкое доверчивое чувство к ним, — всегда хотелось сделать для них приятное, но старший больше нравился мне.
Седых волос почти нет; волосы как бы полиняли,
глаза голубые,
ясные, с веселым добродушным взглядом.
На верхней половине шеи лежит поперечная белая полоса, которая, однако, под горлом не соединяется, и немцы не совсем верно называют витютина «кольцовый голубь» (Ringtaube); на плечном сгибе крыла также видно белое, несколько продолговатое пятно, которое вытягивается полосою, если распустить крыло; концы крайних длинных перьев в крыльях и хвосте — темного цвета; на нижней внутренней стороне хвостовых перьев лежит поперек опять белая полоса, состоящая из белых пятен на каждом пере, которых на другой, верхней стороне совсем незаметно; ножки красные, как у русского голубя; нос бледно-красноватый или розовый;
глаза ясные, не темные и не серые: какого-то неопределенного светло-пепельного цвета.
Голубые
глаза считаются признаком
ясной души.
Небо тоже изменилось. Оно стало беловатым. Откуда-то сразу появились тонкие слоистые тучи. Сквозь них еще виднелся диск солнца, но уже не такой
ясный, как раньше. На него можно было смотреть невооруженным
глазом. Тучи быстро сгущались. Когда я второй раз взглянул на небо, то местонахождение солнца определил только по неясно расплывчатому светлому пятну. Кое-где у берега появились клочья тумана. Скоро начал моросить дождь.
Два давешних
глаза, те же самые, вдруг встретились с его взглядом. Человек, таившийся в нише, тоже успел уже ступить из нее один шаг. Одну секунду оба стояли друг перед другом почти вплоть. Вдруг князь схватил его за плечи и повернул назад, к лестнице, ближе к свету: он
яснее хотел видеть лицо.
Паншин возражал ей; она с ним не соглашалась… но, странное дело! — в то самое время, как из уст ее исходили слова осуждения, часто сурового, звук этих слов ласкал и нежил, и
глаза ее говорили… что именно говорили эти прелестные
глаза — трудно было сказать; но то были не строгие, не
ясные и сладкие речи.
Высокого роста, почти атлетического сложения, с широким, как у Бетховена, лбом, опутанным небрежно-художественно черными с проседью волосами, с большим мясистым ртом страстного оратора, с
ясными, выразительными, умными, насмешливыми
глазами, он имел такую наружность, которая среди тысяч бросается в
глаза — наружность покорителя душ и победителя сердец, глубоко-честолюбивого, еще не пресыщенного жизнью, еще пламенного в любви и никогда не отступающего перед красивым безрассудством…
Значит, даже и при спокойной жизни было в лице, в разговоре и во всей манере Любки что-то особенное, специфическое, для ненаметанного
глаза, может быть, и совсем не заметное, но для делового чутья
ясное и неопровержимое, как день.
С той стороны в самом деле доносилось пение мужских и женских голосов; а перед
глазами между тем были: орешник, ветляк, липы, березы и сосны; под ногами — высокая, густая трава. Утро было светлое,
ясное, как и вчерашний вечер. Картина эта просто показалась Вихрову поэтическою. Пройдя небольшим леском (пение в это время становилось все слышнее и слышнее), они увидели, наконец, сквозь ветки деревьев каменную часовню.
Я жадно в него всматривался, хоть и видел его много раз до этой минуты; я смотрел в его
глаза, как будто его взгляд мог разрешить все мои недоумения, мог разъяснить мне: чем, как этот ребенок мог очаровать ее, мог зародить в ней такую безумную любовь — любовь до забвения самого первого долга, до безрассудной жертвы всем, что было для Наташи до сих пор самой полной святыней? Князь взял меня за обе руки, крепко пожал их, и его взгляд, кроткий и
ясный, проник в мое сердце.
Она давно уже приметила, что я смотрю с бесконечной любовью на ее бесценную Наташу; что у меня дух занимается и темнеет в
глазах, когда я с ней заговариваю, и что и Наташа тоже как-то
яснее, чем прежде, на меня поглядывает.
Тебеньков тоже молчал, но это было молчание, полное торжества, и взгляд его
глаз, и без того
ясных, сделался до такой степени колюч, что меня подирал мороз по коже.
Из лица бел, румян и чист;
глаза голубые; на губах улыбка; зубы белые, ровные; волоса белокурые, слегка вьющиеся; походка мягкая; голос —
ясный и звучный тенор.
Это был крик моего сердца, мучительный крик, не встретивший, впрочем, отзыва. И я, и Плешивцев — мы оба умолкли, как бы подавленные одним и тем же вопросом:"Но Чебоксары?!!"Только Тебеньков по-прежнему смотрел на нас
ясными, колючими
глазами и втихомолку посмеивался. Наконец он заговорил.
— О, это все равно… — с улыбкой проговорил молодой человек, глядя на кисло сморщившуюся физиономию Родиона Антоныча своими
ясными, голубыми, славянскими
глазами. — Мне крошечную комнатку — и только.
Иногда мать поражало настроение буйной радости, вдруг и дружно овладевавшее всеми. Обыкновенно это было в те вечера, когда они читали в газетах о рабочем народе за границей. Тогда
глаза у всех блестели радостью, все становились странно, как-то по-детски счастливы, смеялись веселым,
ясным смехом, ласково хлопали друг друга по плечам.
Стоя рядом с ним, мать видела
глаза, освещенные теплым и
ясным светом. Положив руки на спинку стула, а на них голову свою, он смотрел куда-то далеко, и все тело его, худое и тонкое, но сильное, казалось, стремится вперед, точно стебель растения к свету солнца.
— Жаворонок! — Серые
глаза Софьи ласково разгорались, и тело как будто поднималось от земли навстречу музыке, невидимо звеневшей в
ясной высоте. Порою она, гибко наклоняясь, срывала полевой цветок и легкими прикосновениями тонких быстрых пальцев любовно гладила дрожащие лепестки. И что-то напевала, тихо и красиво.
Одни насмешливые и серьезные, другие веселые, сверкающие силой юности, третьи задумчиво тихие — все они имели в
глазах матери что-то одинаково настойчивое, уверенное, и хотя у каждого было свое лицо — для нее все лица сливались в одно: худое, спокойно решительное,
ясное лицо с глубоким взглядом темных
глаз, ласковым и строгим, точно взгляд Христа на пути в Эммаус.
Он медленно, но неустанно идет по земле, очищая с нее влюбленными в свой труд руками вековую плесень лжи, обнажая перед
глазами людей простую и
ясную правду жизни.
Спросил он ласково, с
ясной улыбкой в
глазах, но — женщину обидел этот вопрос. Она поджала губы и, помолчав, с холодной вежливостью осведомилась...
А когда открыла
глаза — комната была полна холодным белым блеском
ясного зимнего дня, хозяйка с книгою в руках лежала на диване и, улыбаясь не похоже на себя, смотрела ей в лицо.
Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже. На все наши ухищрения с целью занять ее она смотрела равнодушно своими большими потемневшими и неподвижными
глазами, и мы давно уже не слышали ее смеха. Я стал носить в подземелье свои игрушки, но и они развлекали девочку только на короткое время. Тогда я решился обратиться к своей сестре Соне.