Джон Арин. Проклятая земля

Айгуль Гилязова (2023)

Получить звание кадета, а потом солдата — знак почёта для молодых парней, ведь попасть в кадетский корпус могут только юноши из высшего общества. Только они могут быть солдатами, чтобы принести славу своей семье. Однако Джону Арину не нужны почёт и слава, он не из высшего общества и у него нет семьи. Джон лишь хочет доказать себе, что не хуже остальных, и мечтает сбежать из своего персонального ада, в который превратился для него дом Ролленов. Только на людях Рон и Эшли Роллены называют Джона своим воспитанником, но на деле он для них слуга…

Глава 1

Джон Арин в семье Ролленов

Джон Арин проснулся ни свет, ни заря в тесном чердаке под протекающей крышей, но покинуть постель не спешил. Он ненавидел вставать по утрам, ведь это означало необходимость начать новый день — такой же ужасный, как предыдущий (а может и того хуже).

Если не встанет прямо сейчас, ужасный день ему точно обеспечат. Роллены не терпят, когда их воспитанник спит дольше, чем солнце во весь круг выглянет из горизонта.

Джон встал, надел старую, заштопанную в трёх местах рубашку и побрел по лестнице вниз. Надежды мало, но вдруг хотя бы этот день будет для него радостным?

— Джонни, ты проснулся! — Радушно воскликнула хозяйка дома, когда он спустился на первый этаж трёхэтажного дома, где Эшли Роллен пила свой утренний чай. — Как хорошо, что ты проснулся, Джонни. — Она улыбнулась так широко, будто никому другому в этот самый момент не была бы так рада, как своему воспитаннику, Джону Арину.

Джон от её радостного всклика мгновенно помрачнел в лице. Было время, когда он любил эту улыбку, но теперь усвоил, что чем шире леди Роллен улыбается, тем длиннее окажется список дел на день, который она ему зачитает.

***

Джон, родившийся без месяца шестнадцать лет назад в самом конце небольшого городка, в двухмесячном возрасте попал в дом Ролленов. Тогда в доме не было детей, а уже сейчас их семейство состояло из четырёх человек — Рона и Эшли Ролленов и двоих их детей — пятнадцатилетней Деми и четырнадцатилетнего Дина.

Собственные родители Джона были людьми бедными. Мать его умерла при родах, а отца, рабочего на железодобывающих шахтах, завалило под землёй, когда мальчику было два месяца отроду.

Весть о том, что двухмесячный ребёнок остался совершенно один и некому его взять к себе, разлетелась по маленькому городку со скоростью света. Это то и стало темой разговора на ужине, который устраивала Эшли Роллен для своих подруг, благородных дам, гордо носящих звание «леди».

— Двухмесячный ребёнок, и совершенно некому его растить! — Сокрушались дамы с видом, будто у них сердце от печали разрывается.

— Наверное, умрёт. — С сожалением вздохнула одна из присутствующих и, схватив двумя пальчиками ручку фарфоровой чашки, отпила крепкий чай.

— И ведь нет в городе таких милосердных людей, которые взяли бы бедное дитя под своё крыло! — Со злобой и укором сказала другая, но тут же добавила. — Я бы сама с радостью, вот только у меня уже трое детей. За ними бы уследить.

— А у меня четверо! — Послышалось оправдание с другого конца стола. Взяв на себя слово, дама не устояла перед возможностью похвалиться. — Старший сын через три года пойдёт в кадетскую школу. Учитель по бою на мечах говорит, он очень крепок и силён! У него все шансы стать следующим главнокомандующим!

Эшли Роллен понаблюдала за этой картиной и сама не заметила, как ляпнула случайно:

— Я возьму ребёнка.

Все присутствующие женщины уставились на Эшли, и со всех уст начало разносится:

— Какая ты благородная, Эшли!

— Всем бы равняться на тебя!

И хотя Эшли Роллен в душе уже пожалела, что не удержала язык за зубами и поддалась секундному желанию прослыть благородной дамой с большим сердцем, снаружи она сияла и наслаждалась моментом, когда ею все восторгались.

На следующее утро Джон Арин попал в дом Ролленов, но частью их семьи он так и не стал. Он стал чем-то вроде бесплатной рабочей силы. Вся работа по дому была на нём, что помогало Рону и Эшли немало сэкономить на прислуге. И хотя Эшли никогда в открытую не называла его прислугой в доме, а на людях звала своим воспитанником, желая подчеркнуть свой благородный поступок, она каждое утро встречала его на первом этаже со своей улыбкой до ушей и радостным «Как хорошо, что ты проснулся, Джонни!», а потом зачитывала ему список дел на день.

Так случилось и сегодня.

— Какие задания на сегодня, госпожа Эшли? — Спросил Джон, склонив голову и готовясь повиноваться приказам, замаскированным под просьбы.

— Как хорошо, что ты спросил, Джонни. — Улыбнулась Эшли Роллен. — Сегодня нужно нарубить дрова, расширить навес над дровницей и заполнить водой бочки, что находятся в ванных комнатах Деми и Дина. Хорошо? — Улыбнулась Эшли Роллен.

Джона невыносимо раздражало её лицемерие.

«Лучше бы она не улыбалась так натянуто и не пыталась делать вид, будто ей есть до меня дела, а просто отдавала приказы!», — думал он.

Из-за Эшли Роллен, которая разговаривала с ним вежливее, чем с лордами и леди, но обращалась хуже, чем с собакой, у него развилось недоверие ко всем, кто ему улыбается и просит об одолжении. Отказаться или возразить он всё равно не мог, поэтому излишний вопрос «Хорошо?» его раздражил ещё сильнее.

— Хорошо, леди Эшли. — Оставалось лишь ответить.

— Ах, да! — Воскликнула Эшли Роллен с видом, будто только что вспомнила важную деталь. — Не забудь, ванну для Деми нужно заполнить родниковой водой. Это крайне важно, Джон! Ты ведь знаешь, моя дочь — леди в двенадцатом поколении, и у неё очень нежная, по-настоящему аристократическая кожа, ей не подойдёт вода из колодца!

Джона совсем не обрадовала надобность вёдрами таскать воду из родника, находящегося в расстоянии двух километров от города. Было бы ещё, что надо принести только одно ведро, но Деми так расходовала воду, что ему приходилось наполнять целую бочку каждый раз, когда она решит принять ванну. Порой Джону казалось, что Деми специально придумывает всякие бредовые прихоти вроде того, чтобы мыться в родниковой воде, лишь бы у него появилось больше работы. Но разве он может этому противостоять?

— Да знаю, госпожа Эшли. — Ответил Джон, хоть и не верил, что кожа Деми плохо переносит воду из колодца. — Всё сделаю. — Сказал он и зашагал в сторону входной двери, во двор.

Голос женщины остановил его на полпути:

— Джонни, не шуми сильно, Деми и Дин ещё спят.

— Хорошо, леди Эшли. — Ответил Джон в очередной раз. Иногда ему казалось, что он за день не произносит других слов кроме «Да, леди Эшли!» и «Будет сделано, госпожа Эшли!».

И как можно без шума колоть дрова? — Недоумевал Джон про себя.

Деми и Дин каждый день спали до обеда, и каждое утро их мать наставляла своего воспитанника делать свою работу без шума, чтобы не разбудить её любимых детей.

Настало время обеда, и семья Ролленов в составе четырёх человек уселась в столовой. Джон же всё ещё был во дворе и рубил дрова. Садиться за стол ему разрешалось только когда хозяева дома закончат свою трапезу.

Посередине стола стояла огромная индейка, приготовленная на обед, семья Ролленов была одета как для праздника — женщины в пышных платьях, мужчины во фраках. Впрочем, из-за своего желания походить на богатых бездельников, которые могут позволить себе менять наряды к каждой трапезе, целыми днями устраивать чаепития и расхаживать по гостям, они одевались так по каждому уместному и неуместному случаю.

На самом деле с их положением в обществе всё обстояло несколько иначе.

Роллены имели титул лордов и леди и своём небольшом городке, расположенном в сотнях километрах от столицы, и вправду считались довольно состоятельными людьми. И всё же, они не были богаты настолько, чтобы позволить себе новые наряды к каждому небольшому пиршеству. Поэтому сегодня Эшли Роллен была очень расстроена тем, что надевает одно и то же фиолетовое платье вот уже седьмой раз.

— Это невыносимо, Рон! — Громко пожаловалась она мужу за обеденным столом. — В моей раздевальной не осталось ни одного платья, которого бы ещё никто не видел. Нам с Деми необходимо заказать у портнихи несколько новых нарядов!

— Да, папа. Это совершенно необходимо! — Подтвердила Деми важным голосом.

— Не понимаю, как некоторые люди могут носить свои платья месяцами. — Продолжала сокрушаться старшая из Ролленов.

— Это уж у Джона надо спросить. — Вставила Деми, одним из любимых занятий которой было измываться над парнем, над которым она имела явное преимущество по праву рождения.

Все взоры через огромное окно устремились на Джона Арина, который в это самое время пыхтел во дворе с топором в руках.

Деми встала и подошла к окну, открыла его нараспашку и крикнула:

— Эй, Джон, мы тут хотели узнать, какого это, носить одну и ту же одежду много месяцев подряд?

Джон всего на секунду взглянул на Деми, которая характером и надменностью вырастала не просто похлеще своей матери, а превосходила её во много раз, потом продолжил своё дело.

Деми гордо рассмеялась, словно считала, что сказала что-то умное, её смех подхватили сначала родители, а потом, будто лишь чтобы не отставать от остальных членов семьи, засмеялся и Дин.

— Идиоты! — Проговорил Джон себе под нос и стал колотить дрова так яростно, что всего после одного удара они с треском ломались пополам и отлетали в стороны. — Я свалю из этого дома! Найду способ свалить от сюда! — Причитал он еле слышно.

— Не волнуйся, Джон, тебе одеваться красиво ни к чему. — Крикнула Деми в окно и засмеялась громче прежнего. — Красиво одеваются только люди из высшего света, а такому оборванцу, как ты, туда никогда не попасть.

— А я туда и не стремлюсь. — Снова проговорил Джон себе под нос. Сказать это громче было нельзя, Роллены терпеть не могли, когда кто-то, кого они считали ниже себя, перечил им.

Деми тем временем вошла во вкус и продолжала глагольствовать:

— Я вот выйду замуж за графа, Дин станет кадетом, а потом командующим. Но тебя даже в солдаты не возьмут, ты ведь и меч то в руках никогда не держал. Самое большее, что тебе светит — это стать шахтёром, как твой отец.

— Всё, хватит, Деми, люди на улице могут услышать. — Шепнула Эшли Роллен дочери, и той пришлось закрыть окно и вернуться за стол.

Эшли нисколько не было жаль Джона, которому часто язвила её дочь, она лишь испугалась, что соседи услышат едкие выражения Деми и сочтут её недостойной, чтобы выйти замуж за графа и стать благородной леди. Упасите боги, чтобы по городу расползлись слухи о том, что юная леди Роллен растёт язвительной неприятной особой! Такая репутация легко может помешать Деми подыскать партию среди высокопоставленных лиц. Эшли взяла на заметку, что надо будет объяснить дочери о правилах поведения и общения. Ей ещё столькому предстоит научить дочь…

Когда семья Ролленов расправилась с индейкой, пришло время Джона сесть за стол. К счастью, сегодня ему достались довольно приличные куски, но спокойно поесть ему всё равно не дали.

— Джони, когда уберёшь со стола, приведи себя в человеческий вид. Сегодня вечером к нам на ужин придут приличные семьи. — Сказала Эшли.

Джон такие ужины на дух не переносил, но его заставляли на них присутствовать как доказательство благородства Ролленов. Эшли и Рон выставляли своего воспитанника перед гостями и обязательно рассказывали историю о том, как двухмесячный мальчик очутился в их доме — мол, вот, смотрите, мы подобрали этого сироту с улицы и вырастили в своём доме на свои средства. По такому особому случаю Джону даже выдавали красивый фрак.

Что касается Эшли, она никогда не устраивала ужины лишь из доброты душевной. Её гостеприимство всегда преследовало какую-нибудь цель. Сегодня цель была по-настоящему грандиозной, и, чтобы произвести впечатление, леди Роллен отдала приказ своей кухарке приготовить такие блюда, которых в городе ещё никто не пробовал.

Дело тут было в том, что к её соседям приехал с визитом дальний родственник, граф и главнокомандующий кадетского корпуса Стэнли Рид. Эшли была наслышана о том, что граф, заваленный обязанностями главнокомандующего, к своим тридцати годам так и не женился, и надеялась, что ему приглянется её дочь Деми.

— Веди себя скромно, постарайся показаться доброжелательной! У нас в гостях будет очень высокопоставленный человек. Граф! Главнокомандующий! Неженатый! — Наставляла она дочь, натирая её волосы отваром крапивы, пока та сидела в горячей ванной с родниковой водой. — И Деми! — Сказала строго. — Постарайся сдержаться от того, чтобы при Стэнли Риде говорить с Джоном Арином. А если всё же по какой бы то ни было причине тебе придётся с ним говорить, не смей грубить и язвить!

Вырвав свои волосы из рук матери, Деми вскочила и встала в ванной во весь рост — так, что в воде были только ноги по колено, а сама она гордо возвышалась, вскинув наверх даже подбородок.

— Но, мама! Я леди в двенадцатом поколении! С чего мне быть вежливой с Джоном?!

Эшли Роллен снова усадила дочь в ванную.

— Деми, этого требуют правила приличия! Ты благородная дама, а благородные дамы должны вести себя великодушно.

Стэнли Рид оказался высоким, грозным на вид мужчиной. Вслед за своими родственниками он гордо шагнул в дом Ролленов и оглянул пространство. Одет он был, как и подобает, во фрак, но суровое выражение лица плохо сочеталось с придворным одеянием. Говорил Рид суровым голосом и крайне редко, но даже в молчании его было что-то очень грозное.

За столом ему якобы по случайности досталось почётное место рядом с младшей Роллен, однако к большому разочарованию Эшли, на её дочь он не обращал ни малейшего внимания, зато изредка, но с любопытством поглядывал на Джона, занявшего место в самом краю стола.

Его внимание привлекло крепкое телосложение мальчика, закалённое многими годами физической работы, его молчаливость и более всего, единственное сказанное им за весь вечер предложение. Все остальные болтали без умолку — кто о блюдах на столе, кто о том, что их сыновья тренируются день и ночь, чтобы стать кадетами. И вот, когда Рон Роллен с гордостью, будто это его личная заслуга, стал подолгу ораторствовать по поводу недавних новостей о том, что солдаты отбили целых два километра территории на поле боя, Джон выпалил:

— Но это заслуга солдат, господин Рон, не ваша.

Воцарилась тишина. Такое хамство в светском обществе поразило всех присутствующих. И у всех, кроме Стэнли Рида, были напуганные лица.

Что касалось Рона Роллена, он с трудом сдерживал приступ гнева и был в шаге от того, чтобы на глазах у всех хлестнуть своего воспитанника по затылку. Задела его не только внезапная дерзость Джона, но и смысл сказанных им слов. Роллен считал, что победу целиком и полностью обеспечивает командование, в котором все до единого принадлежат к сыновьям богачей, а от простых солдат не зависит ровным счётом ничего, и так как он ассоциировал себя со всем высшим светом одновременно, то воспринял слова парня как личное оскорбление.

Усмирить в себе гнев он не смог, и, не желая показывать гостям свою уязвлённость, ответил громкой, горделивой ухмылкой, после чего добавил:

— Ха! Да без хорошего командования все эти солдаты при первой же вылазке передохли бы как мухи!

Гости притихли и туловищем приросли к стульям, внимательно наблюдая за надвигающимся конфликтом.

Ситуацию спасла Эшли своим оглушающим смехом и словами:

— Что тут сказать, господа, сын простых рабочих. Мы дали ему кров, образование, а он всё равно болтает ерунду и не умеет себя вести. Живое доказательство тому, что интеллект и воспитание передаются по крови.

Все присутствующие подхватили заразительный смех хозяйки дома. Все, кроме главнокомандующего кадетского корпуса. Он остался сидеть с тем же грозным выражением лица, но навсегда запомнил Джона, за целый вечер сказавшего всего одно предложение.

Когда все разошлись, Джона Арина ждало суровое наказание.

— Смени фрак на своё тряпьё и спускайся в подвал! Будешь знать, как меня позорить, отродье неблагодарное. — Разразился Рон Роллен. — Ты жив только благодаря мне, давно бы с голоду помер как собака, если бы мы тебя не подобрали!

Обычно он вёл себя так, будто Джона в их доме вообще не существовало, но, если мальчик ненароком попадал ему под руки — это была настоящая беда. Джону везло только если хозяин дома был слишком уставшим, чтобы влепить ему пару подзатыльников, от которых в ушах звенело как в колокольне.

Что касается подвала, то он был в этом доме подобием темницы. Там было мрачно, грязно, сыро, а иногда там заводились крысы. Вместо кровати наказанному был постелен сток грязного колючего сена.

Джона не раз запирали на ночь в темнице поместья Ролленов в наказание за те или иные проступки, а на следующий день оставляли без завтрака и давали вдвое больше работы.

— Такой невоспитанный юноша, как ты, Джон Арин, навсегда останется подвальным жителем. — Крикнул Рон Роллен, с хлопком закрывая деревянный люк, служащий дверью в подвал, с такой силой, что опилка и пыль посыпались на голову Джона. Выпрямившись, лорд Роллен, усмехаясь с довольным лицом, ещё несколько раз повторил «Хе! Подвальный житель!». Ему казалось верхом интеллекта придумывание на ходу такой метафоры, и он был очень горд за себя.

— Свалю из этого дома! — Повторил Джон, в темноте на ощупь добравшись до стога сена и укладываясь на него.

«Лишь бы на этот раз тут не оказалось крыс», — подумал он.

Через месяц ему должно было исполнится шестнадцать, и тогда он по возрасту начнёт подходить для поступления в кадетский корпус. Честь и почёт, которые доставались кадетам и солдатам, его не интересовали. Становление кадетом было для Джона всего на всего единственным способом выбраться из своего персонального ада, в который превратился дом Ролленов, приютивших его.

И всё же, в глубине души Джон мечтал успешно сдать экзамены в кадетский корпус. Это бы означало, что он силён, он вовсе не так ничтожен, каким его считали Роллены.