Гермес в PR, или как я продавал мифы кинофестивалей

Александр Александрович Семенов (2025)

Перед вами книга о пиарщике, работающем в кинофестивальном хаосе. Но формальности — для слабых. На деле это мета-роман, философская комедия, корпоративный триллер, постмодернистский аттракцион и фэнтези! Потому что, когда реальность начинает ломаться, а мифы оживают, логично задаться вопросом: а была ли вообще эта аннотация? Герой пишет книгу, но внезапно понимает, что сам живет внутри нее. Коллеги обсуждают его жизнь, словно она уже опубликована, мистический незнакомец намекает, что текст может менять реальность, а в офисе происходят события, которые даже для артхаусного кино слишком странные. Сны сбываются, диалоги пишутся сами, а мифы вдруг оказываются гораздо реальнее, чем должны быть. Это роман, о котором сложно говорить, но невозможно молчать. Смешной, абсурдный, интеллектуальный и пугающе правдивый. Читать, если готовы рискнуть стать персонажем. Или, возможно, уже им являетесь.

Глава 1. Как я попал в киноад

Если ты читаешь эти строки, значит, я уже вовлек тебя в мета-игру. Обещаю, впереди будет нечто уникальное, крутой экшн и неожиданные повороты сюжета. Если тебе лень следить за всем этим с самого начала, можешь сразу перейти к моим любимым главам — 4, 5, 6, 7, а потом 10, 11, 12, 13. Но знай, что тогда все будет совсем непонятно.

— Ну что, коллеги, приступим к нашему великому делу — развитию насмотренности, — объявила Ирина Викторовна, входя в зал с видом строгой училки. — Сегодня смотрим фильм Годара. Да, знаю, это для вас, как лекарство без сахара, но придется.

— Опять эти французские черно-белые мучения? — пробормотал видеомонтажер Валера, заранее растирая виски. — Может, хоть разок «Рэмбо» запустим? Там Слай, экшн, стрельба, один человек против всего города, а в продолжении против армии страны!

— «Рэмбо»? — Ирина Викторовна приподняла бровь так, что я немного утонул в кресле. — Милый мой, откуда у Вас такие вкусовые предпочтения? Вам нравятся накаченные полуголые мужчины… Это многое объясняет. Но нет, сегодня вы будете погружаться в искусство, а не в джунгли боевиков.

— А что вы скажете о «Звездных войнах»? — уточнил я, чувствуя необходимость заступиться за Валеру. — Ведь Лукас вдохновлялся «Дюной» и Куросавой. Культовыми вселенными!

— «Звездные войны»? — Ирина Викторовна с таким пафосом сняла свои очки, что я на секунду подумал, будто мы на сцене театра. — Фэнтезийный балаган со световыми мечами? Конечно, это культ, но философии там чуть меньше, чем в меню «Мака». Ты бы еще фильмы Marvel вспомнил, Саша! Для деревень пойдет!

— А у Вас какие любимые фильмы? — решился спросить я, пока Ирина Викторовна не пустила в ход свою ненасытную страсть к разбору европейского кино.

— «Седьмая печать», «Осенняя соната» — коротко ответила она, сложив руки на груди.

— А-а-а… Это где люди молчат и смотрят друг на друга пять минут? — уточнил я, подбираясь к пропасти.

— Именно, — улыбнулась Ирина Викторовна с таким удовольствием, будто я сам себя посадил за пересмотр всего Бергмана.

— А кроме Бергмана? — я решил, что если буду спрашивать о ее вкусах, не придется смотреть сегодня ничего, кроме ее речи.

— Ах, ну, с чего начать… Ну, конечно, «Китаянка» Годара! Это просто невероятное произведение. Такой сюрреализм! Такой взгляд на Китай через абстрактные образы и философские размышления. Это как метафора, но настолько скрытая, что почти невозможно понять с первого раза. Но это же и есть искусство, не правда ли?

— «Мужчина и женщина», конечно. Лелуш, да, я знаю, это более мейнстримный фильм, но эта игра с эмоциями, моменты молчания, эта недосказанность… Столько смысла скрыто в каждом взгляде! Ну а если говорить о более легком…

— «Украденные поцелуи» Трюффо, ах, как он описывает отношения между людьми, не поддаваясь на очевидные стереотипы! Этот фильм, как погружение в личные размышления героя. Очень странный, но такой прекрасный!

— Вы что, не видели? Хм, вам стоит! Кино не для всех, конечно, но если захотите понять, что такое настоящее искусство, то должны это увидеть.

После фильма, который, конечно, оказался абстрактным и символичным, началась дискуссия.

— Ну что, господа эстеты, кто хочет поделиться впечатлениями? — начала она, пробегаясь взглядом по угнетенным лицам.

— Эм… Ну, это было… необычно, — осторожно пробормотал я. — Мне понравилась сцена, где… персонаж что-то искал. Это ведь про экзистенциальный поиск, да?

Ирина Викторовна повернула голову ко мне так медленно, будто репетировала свое выступление перед зеркалом.

— Конечно, все аллюзия, — подтвердила она. — Вопрос в том, что именно он искал. А теперь давайте я скажу.

Это была стандартная фраза, после которой мы молча соглашались, что все наши мысли и гипотезы — жалкая тень ее анализа.

— Это работа о внутреннем конфликте. Видите, как режиссер использует символику тени? Это аллегория подавленных эмоций. И обратите внимание на ракурс камеры — он буквально заставляет нас быть соучастниками. А вы? — Она повернулась к мне. — Что Вы поняли?

— Я… понял, что мне надо больше фильмов смотреть.

— Вот именно! — торжественно заявила Ирина Викторовна. — Насмотренность, Саша. Вот что Вам нужно. И перестаньте предлагать «Дюну». Это излечимо, но потребуется время.

Ирина Викторовна была живым воплощением микроменеджмента. Если у вас был дедлайн завтра, она уже знала, что вы опоздаете, и находилась за вашей спиной, чтобы лично убедиться в этом. Иногда мне казалось, что она может мысленно управлять компьютерами сотрудников. Бывали дни, когда она так вдохновлялась нашими текстами, что исправляла даже пробелы. Я до сих пор думаю, она видела их под микроскопом.

Кристина, формальный начальник, вроде бы командовала, но ее функции я не сразу понял. Возможно, она была чем-то вроде посла доброй воли между коллективом и Ириной Викторовной. Хотя иногда казалось, что она просто тренируется на нас, прежде чем пойти в политику.

Что касается меня, то я был новичком. Чувствовал себя как студент, которого случайно занесло на лекцию по квантовой физике. Особенно на тех кинопоказах, которые организовывала Ирина Викторовна. Это были не просто показы, а священные ритуалы. В конце фильма она поворачивалась к нам и говорила:"Ну, кто что понял?" — а мы молча пытались спрятаться за креслами.

Но если Ирина Викторовна могла анализировать фильм как искусствовед, то я, в свою очередь, мог только предлагать:"А вы заметили, что в этой сцене актер подмигнул? Наверняка это метафора капитализма!"Кристина иногда смотрела на меня с выражением лица"мы точно этого человека наняли?", но быстро успокаивалась, вспоминая, что у нее еще впереди квартальный отчет, и мой уровень понимания фильмов — ее меньшая из проблем.

Странно, но кино особо никто не любил. Казалось бы, в отделе кинопродвижения должны работать заядлые киноманы, но на деле все оказалось иначе. Весь этот крутой мир, а энтузиазма — ни у кого. А на другом показе был такой прикол: Ирина Викторовна спросила видеомонтажера, что он думает о фильме, который, как оказалось, зашел не всем.

— Мне понравился фильм. Тут главная героиня — девочка, которая убежала из дома матери, потому что та о ней не заботилась. И бабушка поступала также. Интересно наблюдать, как женское поколение плохого воспитания осуждает своих родителей, но все равно повторяет их судьбу, — ответил Михаил.

Ирина Викторовна улыбнулась:

— У вас очень интересное мнение! Это правильно — у каждого свой взгляд, ведь мы все смотрим через призму собственного восприятия. И это замечательно, я рада, что у нас столько разных мнений! Но позвольте уточнить: на объективном уровне картина всё-таки неудачная. Просто у вас пока не хватает насмотренности. Здесь ведь режиссёр известный, он постоянно работает в этом жанре и снимает свои глубоко личные, но довольно неприятные истории. Поэтому и кадр не эстетичен, и сценарий хромает — я это сразу вижу, понимаете? Фильм, по сути, вообще ничем не заканчивается. Но да, для менее искушенного зрителя он, возможно, может показаться интересным.

— Понятно, но я вот думаю, что он хороший… — начал Михаил, но его перебила другая сотрудница. Она иногда спорила с Ириной Викторовной — не из вредности, а чисто с профессиональной точки зрения. Вы знаете, это ее подружка Вакулина… А, нет, не видели ее? Короче, далее по сценарию её реплика.

— Вы не понимаете! Это жизнь! Такое бывает! Я прожила много лет, и эта история мне откликается. Я чувствую, что такое могло случиться со мной, с моей соседкой или с кем-то из вас. Понимаете? Это жизнь!

Ирина Викторовна игнорирует Вакулину и обращается ко мне:

— Саша! А ты что думаешь про фильм?

Я не ожидал этого вопроса. Казалось, что я не вхожу в их киноклуб «Завтрак» — так я про себя его называл. Но, видимо, это была своего рода проверка моей компетенции. Не зря же Ирина Викторовна взяла меня на работу.

Я попытался ответить как мог:

— Ну, я думаю, что фильм похож на «Дюну». Тут как бы родственники воюют между собой за влияние на других, а также, конечно, на главного патриарха. Их отношения такие сложные, знаете? Они одновременно любят и ненавидят друг друга, а в итоге каждому нужна своя галактика и своя пряность — как элемент контроля над вселенной. А в роли этой вселенной… старая дача.

В воздухе повисла такая гробовая тишина, что я сразу понял — зря это сказал. Я замолчал, а все продолжили обсуждение, как будто этого момента вообще не было. Как же хорошо, что они не обратили на это внимание.

Ирина Викторовна, заметив мое смущение, с удивлением сказала:

— Саш, ну какая «Дюна», ты что с ума сошел?! Там три женщины: бабушка, дочь и внучка, и они не в космосе, а в деревне! Вместо спайса у них — самогон Петровича! А ездят они не на огромном черве, а на вишневой девятке!

Я, несмотря на неуверенность, попытался отстоять свою позицию:

— Да-да, но это как в «Дюне»! Бетларианский джихад! Это когда их дом затопило, а электричество отключилось — один к одному! Режиссёр явно вдохновлялся не вышедшей экранизацией «Дюны» Алехандро Ходоровски. А три женщины — это сакральное число! У них тайный орден, и они явно ищут своего мессию Муад’Диба, который сможет им починить крышу!

Ирина Викторовна, пытаясь сдержать смех, посмотрела на меня:

— Ты что, со мной пикируешь? Я тебе сама крышу отремонтирую!

Я, понимая, что нужно срочно выкручиваться, ответил:

— Нет, Ирина Викторовна, я не спорю!

Но, честно говоря, спорить я не переставал и дальше.

Ирина Викторовна подошла ко мне после обсуждения и сказала:

— Саш, ты что, заблудился, как Улисс? А, ты не знаешь, кто это… Как Одиссей, поплыл не туда, да? Сирены тебя украли? Понимаешь, тут тебе не кино или книга жанра фэнтези! Всмысле, это не просто смотреть! Это нужно знать! Это нужно понимать! Оно гораздо шире референсов! Киноискусство с тобой, как со зрителем, взаимодействует на нескольких уровнях: визуальном, аудиальном, смысловом! Это как… как сплошной лабиринт символов! Как древнегреческие трагедии, но в контексте постмодернистского восприятия, понимаешь?! Это не просто дача с бабушкой, Саш, это культура! Глубокая, как черный юмор Тарковского!

— Саш, мне кажется, ты слишком много читаешь, что ли… На самом деле, здесь не нужно ничего придумывать, просто нужно видеть, что режиссер сделал. Все куда проще! Это не «Дюна», это не Бетларианский джихад! Это просто жизнь. Жизнь, которую он показывает через призму своих личных переживаний. Понимаешь?

Я что-то буркнул себе под нос:

— Конечно, понимаю. Все понял! Но, может быть, все-таки в следующем фильме будет тоже немного песчаных червей?

Ирина Викторовна только закатила глаза и небрежно махнула рукой:

— Саш, все, не смей больше про песчаных червей вспоминать, а то с ума сойдешь!

Я замолчал, но в голове продолжал разворачиваться целый мир фантазий, где эта картина вдруг обрела величие и многозначительность, напоминая сцены фрименов, верхом на червях Арракиса. Только вот вместо грандиозных просторов и эпических событий — старый дом в деревне и горы повседневных забот. Но что, если я все-таки прав, а они просто не видят этой глубины, этого скрытого смысла? В главе 6 вы поймете, что перед вами была странная и противоречивая сцена, а к концу книги станет очевидно, что все это не случайно.