Синяя птичка в зазеркалье

Александр Гор

Четыре судьбы, переплетённые мечтой, предательством, борьбой за справедливость и обжигающей любовью. Алекс, Катрин, Даниель и Макс — их жизни словно снежные хлопья, кружатся в вихре испытаний, теряя и обретая друг друга в мире, где мечты под гнётом тоталитарного режима кажутся недостижимыми. Преодолевая боль, страданья, любовь, крепость дружбы, предательства. Тайный символ и загадки становятся нитями, ведущими героев через боль, жестокость и непреодолимые испытания.

Глава 7

Последующие рабочие дни превратились для Даниеля в однообразный поток серости. Проснуться, выпить кислый кофе, пройти через серую толпу в метро, прибыть на фабрику и снова сидеть над чертежами. Мысли о свёртке не отпускали его, вытесняя всё остальное. Он стал молчаливым и рассеянным, погружённым в свои раздумья. Даже Алекс заметил это, но шутки друга лишь слегка оживляли Даниеля.

Единственным светлым моментом была Катрин. Её редкое появление на фабрике превращалось для Даниеля в лучик света. Её улыбка, лёгкая походка и жизнерадостный голос заставляли его забыть о свёртке, о серости жизни, о страхах и сомнениях. Катрин, казалось, замечала его состояние и иногда проявляла беспокойство, задавая вопросы.

— Ты в порядке, Даниель? Ты какой-то совсем задумчивый в последнее время, — спросила она однажды, слегка наклонив голову, так что свет ламп за её спиной очерчивал её лицо мягким сиянием.

Он отвечал что-то уклончивое, не в силах открыться.

Но Катрин скрывала свою собственную боль. После окончания очередного рабочего дня она села в вагон метро и направилась домой. Её маршрут лежал в более благополучный район города. Здесь дома были выше, их стены были окрашены в чуть более светлые оттенки, а на голограммах, сменяющих друг друга, мелькали образы счастливых партийных граждан.

Поднимаясь по лестнице в подъезде, Катрин начала понемногу терять ту жизнерадостность, которая освещала её лицо на фабрике. Каждая ступенька будто стирала её улыбку, и к тому времени, как она подошла к двери, на лице осталась лишь грусть.

Катрин открыла дверь в просторную четырёхкомнатную квартиру, обставленную по последнему слову партийной моды. В гостиной стоял кожаный диван тёмного бордового цвета, напротив него — массивный стеклянный стол с металлическими ножками. В углу стоял барный шкаф, наполненный бутылками дорогого алкоголя. Окна квартиры украшали тяжёлые красные шторы, скрывающие вид на город.

В квартире пахло табачным дымом, который витал в воздухе, смешиваясь с едва уловимым запахом виски.

Её муж, Виктор, встретил её, сидя в своём любимом кожаном кресле, с рюмкой виски в руке. Он был мужчиной, на вид трицати пяти лет с крупной фигурой, высоким лбом и цепким взглядом. Его голос был тяжёлым, пропитанным партийными лозунгами и разговорами о врагах коммунизма.

— Как прошёл день? — спросил он, не оборачиваясь, пока переключал канал на экране.

— Хорошо, Виктор, — коротко ответила она, проходя в спальню.

Катрин знала, что Виктор выбрал её в жёны, когда ей было всего семнадцать, по согласованию с партией. Её молодость и красота считались частью «генетической селекции» для будущего поколения идеальных граждан коммунизма. Они были женаты три года, но она никогда не чувствовала ни любви, ни привязанности к нему.

Виктор настоял на том, чтобы она работала на фабрике проверяющим, утверждая, что это «почётный долг». Однако, каждый раз, когда он говорил о партийных победах и своих заслугах, Катрин молча делала вид, что слушает. Её мысли витали где-то далеко, она чувствовала к нему лишь холодное безразличие.

После ужина Катрин машинально вымыла посуду, убрала со стола и разложила вещи по местам. Её движения были отточенными, как у машины, но внутри она чувствовала только пустоту. Это была совсем другая Катрин — противоположность той жизнерадостной девушки, которая на фабрике улыбалась Даниелю.

Её сердце, казалось, угасло, оставив лишь оболочку, которая выполняла привычные обязанности. Она зашла в ванную, посмотрела на своё отражение в зеркале и не узнала саму себя.

В её зелёных глазах больше не было огоньков жизни, лишь тоска и подавленность.

Единственным утешением для Катрин была работа, где, хотя бы на несколько часов, она могла почувствовать себя другой. Там она улыбалась, шутила и смотрела на мир не таким мрачным. Но здесь, в этой большой квартире, её жизнь казалась чужой и бесконечно далёкой от той, о которой она могла когда-то мечтать.

Виктор, допив свой коньяк и досмотрев партийные новости о победах на фронте и трудовых достижениях, тяжело поднялся с кресла. На его лице застыла самодовольная ухмылка, а в движениях ощущалась усталость человека, который считал себя вершителем судеб. Накинув бархатный халат, он пошёл в кухню, где Катрин молча мыла посуду.

Её лицо было отрешённым, движения рук механическими. Она старалась не замечать запах табака и алкоголя, который наполнял пространство, когда Виктор подошёл ближе. Его грубые, влажные губы жадно впились в её шею, оставляя влажные следы. Катрин сжала зубы, стараясь не показать своё отвращение, но её глаза наполнились слезами. Она быстро отвела взгляд, чтобы он не заметил её боли.

— Ты у меня такая красивая, Катрин, — прохрипел он, тяжело дыша.

Она молчала. Все её внутренние силы уходили на то, чтобы сохранять спокойствие. Глубоко внутри она ощущала, как что-то трещит и ломается, как её душа превращается в пустую, выжженную пустошь.

Когда Виктор потянул её за руку в спальню, Катрин покорно пошла за ним. Она знала, что сопротивление бесполезно. Виктор был одним из важных лидеров партии, человеком, наделённым властью и привилегиями. Его решения не обсуждались, а её жизнь принадлежала ему так же, как и этой квартире, его креслу и стакану виски на тумбочке.

В спальне, Виктор скинул халат и рухнул на кровать. Его крупное, потное тело с трудом находило место на простынях. Он был груб и неуклюж, как жирная свинья, навалившаяся на свою добычу. От него пахло потом, сигаретами и дешевым виски.

Катрин закрыла глаза. Её сознание пыталось убежать, спрятаться от реальности. Вместо грубого и тяжелого Виктора она представляла перед собой Даниеля. Её разум рисовал его голубые глаза, которые так искренне смотрели на неё, когда он сдерживал свои эмоции. Она представляла его улыбку, его румянец, который появлялся, когда он смущался. Её воображение будто укрывало её невидимой, но тёплой защитой, отгораживая от мерзости происходящего.

Виктор, к счастью для неё, был быстр. Сделав своё дело, он тяжело выдохнул и перевернулся на бок, не обращая внимания на Катрин.

Она осталась лежать на спине, глядя в потолок. Свет ночной лампы освещал тусклые узоры на потолке, но её взгляд проходил сквозь них, как сквозь пустоту. Она не чувствовала ничего, кроме опустошения.

«Это моя жизнь, — думала она. — Ложь, унижение и пустота. Я просто вещь, ещё одна деталь этой системы».

По её щеке медленно скатилась слеза. Катрин не вытирала её, позволяя ей раствориться в подушке. Она чувствовала себя так, будто её душа давно умерла, оставив лишь оболочку, которая была вынуждена подчиняться.

В глубине души Катрин мечтала о другой жизни. О той, где не будет Виктора, партийных лозунгов и фальшивой идеологии. О жизни, где можно было бы улыбаться искренне, любить по-настоящему и чувствовать свободу.

Но эта мечта казалась недостижимой.