ТРИОН. Полёты биоробота в пространстве и времени. Историко-философский приключенческий роман

Александр Иванович Фефилов

Биоробот создан в лаборатории искусственным путём. Он отличается от обычных людей феноменальной памятью на события прошлого. Его постепенное «очеловечение» начинается тогда, когда машина времени вследствие поломки «бросает» его в далёкое прошлое. В сознании биоробота противоборствуют и объединяются два начала — искусственный интеллект (Трион) и зарождающаяся социальная личность (Глеб).

Признание

При первой предоставившейся возможности Трион начал разговор со старцем:

— Григорий Саввич! Вы в прошлый раз говорили, что «враги человеку домашние его». Я это «скушал», но не знаю, правильно ли «разжевал».

Старец Григорий усмехнулся:

— Моими словами глаголишь. Говорил, Глеб, говорил. А имел в виду — враги твои суть собственные твои мнения.

— Откуда же они у меня собственные, ежели я их усвоил или сложил на основании чужих мнений?

— Ах, бедное наше знаньице и понятьице! Если ты их уСВОИл, значит они твои. Душа твоя их приняла как родных. А что есть душа, если не бездонная мыслей бездна?

— Выходит, мы приобщаемся и усваиваем готовые мысли? Все наши усилия направлены лишь на выбор оных?

— Не совсем так. Мысли как слова. А слова — семена речи. Словам соответствуют семена мысли. Как речь складываем из слов, так и целые мысли собираются из мыслительных семян. Всех наук семена сокрыты внутри человека, тут их тайный источник. Есть мысли, скользящие по поверхности тленного бытия. Они предопределены. Тут и думать не надо. Это тело земное. А есть мысли, которые открываются только духовному оку. Это тело духовное. На него человек прозреть должен. Вся внешняя наружность в человеке есть не что иное, как маска. Нет истинных мыслей без духа Божего.

— Получается как у немецкого философа Мартина Хайдеггера — не все люди мыслят.

— Не знаю такого философа. От кого почерпнул сие знание?

— Не припомню… Откуда-то в голову пришло… Память ещё не в порядке…

— Странно. Откуда же ты пришёл? — Старец Григорий замолчал, отошёл к окну кельи, не ожидая ответа.

Глеб стукнул себя ладонью по лбу:

«Ну, что, Трион, проговорился? Как будешь теперь выкручиваться?»

«Чему быть, тому не миновать. Когда-то надо начинать»

— Прости меня, Григорий Саввич. Не могу больше во лжи пребывать. Снимаю маску…

Глеб-Трион начал рассказывать всё по порядку, как будто встряхивал с себя груз ответственности. Говорил чётко, не останавливаясь и не отслеживая реакцию старца. Смотрел на стены кельи и качающиеся на её стенах блики от догорающей в светце лучины. Когда он закончил рассказ, в келье было абсолютно темно и тихо.

Потом из темноты донёсся спокойный голос старца Григория:

— Зачем людям твоего века понадобилось совершать такой грех? Неужели столь сильна для ваших людей прелесть богоподобия? Желание возвысится до Бога. Новая Вавилонская башня? Какой смысл человеку создавать человека искусственным способом?

— Григорий Саввич, Вы как-то в своих трудах сравнили человека с нарциссом. Образ нарцисса символизирует у Вас идею самопознания. Это не самолюбование. Это естественное развитие науки. Вы сами говорили, чтобы познать мир, нужно познать самого себя. В науке 21-го века объектом познания стал преимущественно человек. Всё началось с клонирования животных из живой клетки.

Познание себя с помощью божественных символов ни к чему не привело. Люди не дотянулись до верховной истины и стали искать её вне Бога. «Вторичный мир», мир артефактов (искусственных вещей), которые облегчают человеку существование в реальной и виртуальной (техногенной) действительности, ещё больше отдалили людей от духовности. Мир автоматов и механических приспособлений связал их напрочь с материальными благами. Люди сделали сказку былью — летают не на коврах, а на реальных самолётах. Ездят не на Емелиных печках, а на машинах. Почти разучились ходить пешком. Все те земные (плотцкие) блага, от которых Вы лично отказались, возобладали над людьми.

— Из твоего темноречия я понял одно — эпоха, из которой ты явился столь необычным способом, не смогла открыть человека в человеке и движется к самоуничтожению.

— Могу подтвердить это Вашими же словами: «Тесна дверь к Богу, и мало входящих». «Мёртвые не воскресли!» «Волки и агнецы пасутся вместе». Первые беспрепятственно пожирают вторых.

— Посреди добра за бедою гонятся. Творят гордыню. Ничего не изменилось… Скажи мне, Глеб, человек человечий, исполнили ли мою предсмертную просьбу об эпитафии?

— Да, Григорий Саввич. Стараниями Вашего ученика и друга — Ковалинского Михаила Ивановича. На могильном камне высечены Ваши слова: «Мир ловил меня, но не поймал».

После долгого молчания темноту прорезал хриплый голос старца:

— Ещё один век пройдёт. Кто о нас знать будет, если вокруг без цели живущие, без пристани плывущие; замазавшие уши воском?

Трион кашлянул:

— Хотел бы я ответить, по сродности с Вашим образом мыслей, — нас будет знать тот, кто пишет нашу судьбу.