Первая тайна

Александр Лазарев (2024)

В проводке фраз, напоминающих поэтические строки, струятся потоки энергии любви: разнонасыщенной, сильной и мучительной, счастливой и сводящей с ума… Книга поэта и прозаика Александра А. Лазарева построена именно так: она увлекает читателя в круговорот авторского опыта; вовлекает, играя и всерьёз, порою — смертельно всерьёз — в разнообразие историй, событий, тайн… «Первая Тайна» бередит сердце, не обещая покоя, проводя мысленные параллели, сопоставляя… Александр Балтин

* * *

© Лазарев А. А., 2023

Тема «Первой тайны»

Лабиринт женского, вечного, причудливо-меняющегося,

в какой-то корневой основе остаётся неизменным…

Лабиринт, который суждено пройти большинству мужчин,

получая психологические раны или ликуя, шлифуя душу

или теряя её куски, философствуя или… просто гуляя;

ответственно ли безответственно: сложно, по-разному…

Книга Александра Лазарева «Первая Тайна» посвящена

этому проходу жизни: сквозь женское, необходимое.

Книга не простая, сложно определимая по жанру…

Здесь не повесть, здесь увлекательная сумма

переплетённых волокон опыта и дара;

размышления, зиждущиеся на познанном и эрудиции,

перемежаются с огнями воспоминаний, оттенки чувств

наслаиваются… на собственное ниспровержение.

Но однозначно выводится из книги формула —

феминизм уродлив, ибо:

«Идея слабости женской натуры проходит

чрез всю интеллектуальную историю средневековья.

И отразилась, в частности, в признанном в ту эпоху

этимологическом объяснении сущности вещей,

данном Исидором Севильским: латинское слово vir

(«мужчина») происходит от слова vis («сила»),

имеет связь со словом virtus («добродетель»).

Название женщины — mulier происходит от mollis,

что значит «мягкая, изнеженная, слабая» —

но также и «порочная, чувственная».

Такие отступления, инкрустации-вкрапления не редкость:

они разряжают некоторую атмосферу сгущённости,

создающуюся потоком напряжённо-клубящихся сцен.

Со страстью! На обрыве проводов!

Однако — начиналось всё с детского сада…

Нежная игра лиственных теней в песочнице

с золотым богатством; шёлковое струение фраз,

живописующих перво-нежное:

«Первый раз я влюбился в младшей группе детсада

и звали мою приму — Леночка С.

В «мёртвый час» я дожидался, пока все уснут,

осторожно вставал, подходил к обожаемой

и, задыхаясь, нежно целовал её в пухлую щёчку,

окрылённым возвращался в свою кроватку

и благостно засыпал. Так продолжалось недолго:

я ощущал невесомость, и радость переполняла меня».

Окрылённость останется в памяти чувством полёта…

Выступления в составе музыкальной группы:

кафе и девушки подразумевались с утроенной силой,

и тут заплетётся история любви… настоящей ли?…

Иногда и самому сложно оценить подлинность былого:

тем более — уносящегося в прошлое

с такой скоростью, что дух захватывает.

Слоится жизнь, предлагая варианты встреч и разлук,

она слоится онтологически и экзистенциально;

мера воздействия женщины на мужчину

определяет в жизни последнего многое.

Иногда — сердце одевающее золотистой аурой

любования женщиной, иногда — отвращения к тёткам;

отрицание «тёткости», как феномена — тем не менее,

существующего совершенно очевидно, не преодолеть.

Своеобразная исповедь героя книги льётся легко,

не смотря на напряжённую живость многих сцен,

трепещет крыльями бабочек. Ретроспекция женитьб…

Неожиданно — раскалывает повествование

посещение в Таиланде соответствующего заведения;

цвета, просвечивающие сцену, золотятся прозрачно:

но… никакой грязи…

Хотя есть в тексте Лазарева резкие пассажи:

вероятно, жизнь прожив, без них не обойтись…

Тулита — имя, придуманное автором, будто распадается

на отдельную музыку слогов — Ту-ли-та…

Повествование о ней неожиданно предварена

жёстким и грубым описанием… бытования обезьян:

что ж — контрасты и показывают… ценность человеческого.

Право быть человеком — из самых высоких;

а про ангелов нам ничего не известно точно.

Температура темпераментности повествования накаляется…

плавно спадает, предлагаются всё новые истории,

отблесками ложившиеся на жизнь героя книги.

В итоге он беспощаден к себе

и завершит повествование отчаянным восклицанием:

«Вдруг навалился на меня стыд за все мои «подвиги»,

стало нестерпимо горько, опалила сердцевину мою досада

от неслучившейся в жизни подлинной любви,

захлестнула невероятная скорбь,

что оказался недостойным её».

Чужая жизнь загадочна в такой же степени,

как и своя, читательская; но книга Александра Лазарева

«Первая Тайна» бередит и будоражит, не обещая покоя,

заставляет даже и пересматривать свою жизнь,

проводя мысленные параллели, сопоставляя…

Александр Балтин