Убегающие за горизонт. Дневник марафонца и путешественника

Александр Радченко

Эта книга может быть интересна для любителей бега, путешественников и всех, кто пытается заглянуть за горизонт. Открыть для себя новый мир. Испытать себя на прочность и силу духа через бег на длинные дистанции и путешествия на велосипеде. Сравнить жизнь в России с жизнью в других странах. В книге описаны путешествия автора с 1992 по 2019 года.На обложке фото базилики с мощами Николая Чудотворца (г. Бари, Италия).

Москва-Прага

Эстафетный пробег памяти и преклонения перед воинами погибшими в годы Второй мировой войны с Виталием Тукмановым

1995 год

К 50-летию Победы в нашей стране шли большие приготовления. Открывались новые монументы воинам, погибшим в годы войны. В прессе мелькали заметки об установке памятников и оформлении мест массовых захоронений наших противников. Одно из них в Воронежской области — захоронение венгерских солдат. Мне попалась на глаза статья, где я увидел цифры — Захоронение советских солдат в Европе:

Венгрия 997 захоронений, более 120 тысяч человек,

Польша 648 захоронений, более 650 тысяч человек,

Германия 3598 захоронений, 800 тысяч человек,

Словакия 9 захоронений, 60 659 человек,

Австрия 209 захоронений, около 87 тысяч человек.

Эта информация о тысячах наших воинов, лежащих в чужой земле, не давала покоя. Мой отец прошел всю войну от Запада до Востока — от войны с Финляндией, Германией до Японии. О всех боях, ужасах войны он старался не вспоминать и нас не посвящать. Но мама не могла с дрожью и слезами молчать. Она нам рассказывала, как их гнали из деревни как скот в районный центр для отправки в Германию для работы. А в это время деревню сжигали и в одном из домов сжигали живыми наших земляков, которые по старости или инвалидности не могли идти. И мама рассказывала о своих братья, дядях, отце, которые ушли и не вернулись. Это одиннадцать молодых, красивых парней, которым исполнилось 17 — 30 лет, это целая деревня, если их женить. Таких деревень на 11 усадеб у нас в колхозе им. Чкалова в Брагинском районе, Гомельской области было две — поселок Майский и Рагазин. Я привожу своих родных общим списком с днем рождения и смерти.

Родственники моей бабушки Двораковской (Коваль) Прасковьи Артемьевны, погибшие в годы войны.

1. Двораковский Гаврила Федосович — муж, погиб без вести.

— Двораковский Артем Гаврилович — сын, 1915 г.р. умер в госпитале в г. Клинцы в 1944г.

— Двораковский Кузьма Гаврилович — сын, 1914г.р. погиб без вести в марте 1944г.

— Двораковский Семен Алексеевич — племянник, 1907г.р., погиб без вести в 1943г.

— Двораковский Василий Алексеевич — племянник, 1920г.р., погиб без вести в 1942г.

— Двораковский Алистрат Адамович — племянник, 1915 г. р. Помер 14.07.1942 в немецком концлагере около Масюковщины, под Минском.

— Двораковский Василий Адамович — племянник, 1921г.р., погиб без вести в 1942.

— Коваль Лаврен Артемович — брат, 1906 г.р. погиб без вести в 1943.

— Коваль Василь Лаврентьевич — племянник, 1924 г.р, погиб 23.12.1943, похоронен в д. Прудок, Калинковичского района, Гомельской обл.

— Коваль Иван Лаврентьевич — племянник, 1925 г.р. погиб под Калинковичами.

— Коваль Владимир Тимофеевич — племянник, 1915 г.р. погиб под Калинковичами, д. Автюче.

И вот эти парни где-то лежат, не похороненные, а зарытые в окопах и блиндажах и никто их не помянет по православному обычаю, не зажжет поминальную свечу. Все родственники были моложе меня, кроме дедушки и брата бабушки. Слишком велика была рана, нанесенная Германией нашей стране и лично нашей семье.

Решил я как-то отметить это событие своим действием: совершить пробег по местам, где шли сражения, где не все воины были захоронены по православному обычаю или по установленному правилу воинских захоронений, но места эти отмечены на картах и карты эти существуют во всех сражавшихся сторонах.

Мы стартовали с Виталием Тукмановым в Москве, от могилы Неизвестному Солдату, держа курс на Берлин. Далее Бородино, там во время Отечественной войны тоже были не менее жестокие сражения, чем в 1812г. Потом Смоленский мемориальный комплекс, где захоронены не только польские офицеры, но и советские военнопленные, расстрелянные немецкими оккупационными войсками, «Курган Славы» под Минском, Брестская крепость, лагерь для военнопленных «Освенцим» в Польше, и много, много больших и маленьких памятников советским воинам по всей нашей трассе.

Каждые 3 — 5 километров мы делали остановки и зажигали наши поминальные свечи на всех могилках. У нас был велосипед, на нем весь наш багаж и бежали по очереди по 50 — 70 км в день на двоих. Но отказ мамы благословить на финиш в Берлине оказался решающим. Нам не выдали виз на въезд в Германию несмотря на то, что у нас было письма от Российского Фонда Мира. Финиш нам пришлось совершить в Праге на Ольшанском военном кладбище. По расстоянию это те же 2000 км, как и до Берлина.

Всю дорогу мы искали своих. Только я нашел однофамильцев на воинском кладбище во Вроцлаве (Польша). Прошло несколько лет. И вот наш список, почти все фамилии в «Книге Памяти», а по некоторым фамилиям есть места захоронения. В этом году в день нашего Престольного праздника (день Николы Весеннего) у нас есть возможность установить памятник нашим родным в нашей Рудне — Журавлево, где они жили, любили, работали, мечтали, строили свои дома, вспахивали огороды и мечтали о лучшей жизни. Но все это опрокинула война… Это только история моей бабушки и моих родных. В каждой семье такие же трагические истории — 62 воина из нашей деревни не вернулись домой.

Несколько страничек из дневника

Москва не отпускала нас: свечи не зажигалась у вечного огня — могилы Неизвестного солдата, перегруженный велосипед потрескивал, Галя — жена Виталия плакала, служба безопасности не давала разрешения снимать у Дома на Набережной, машины громко сигналили у светофоров, нищие в переходах просили пожертвований на хлеб, а мы, не оглядываясь по сторонам, стремились к кольцевой дороге чтобы вырваться на простор.

Все позади. Мы остались вдвоем с Виталием Тукмановым. А друзья, с которыми разрабатывал весь маршрут, даже не пришли провожать. В последний день перед отъездом получил спонсорскую поддержку от администрации Советского района г. Челябинска с Посланием мира и дружбы для персонального вручения на 3 языках. Альбом с планом, пожеланиями и стихами челябинцев был со мной. Это наша охранная грамота для представления на всем маршруте от Москвы до Берлина.

После кольцевой дороги стало легче. На ночлег остановились в лесу в 100 метрах от дороги. И не успели поставить палатку, как вдруг увидели: на трассе остановилась легковая машина, из нее вышло четыре человека и вдруг стали стрелять из ружья. Мы залегли и спрятались за деревья, а велосипед с тележкой стоял. Стрельба продолжалась минут пятнадцать. Наконец, все затихло и машина уехала. Переезжать на другое место не стали, но спать в палатке всю ночь не могли, прислушивались.

Велосипед и тележку пришлось все время ремонтировать. Тележка не была рассчитана на наш багаж. Одно из колес все время потрескивало и образовалась восьмерка. Часа три ушло на ремонт. Но все же до Можайска мы преодолели 58 км. Это был наш третий день пути.

Вчера заночевали в деревне Кожухово у Владимира. Он живет с матерью, ей за восемьдесят. Во время войны она участвовала в захоронении убитых советских солдат. Братскую могилу у железнодорожного переезда мы посетили, зажгли наши поминальные свечи.

Владимир все время пьянствует. Во время переговоров о ночлеге он запросил деньги, мы ему дали на одну бутылку и пачку сигарет и потом пожалели, что не отдали деньги его матери. Всю ночь он пил и бродил, нужду справлял у печки, а мы лежали на полу рядышком. Мать старая и слепая, на него повлиять никак не может. Это была вторая бессонная ночь.

21.04.1995г. Уваровка

Сидим на отдыхе в Доме культуры, Виталий играет на гитаре и поет. Виктор Германович — руководитель изостудии рисует в нашем альбоме картинки о нашем беге с велосипедом. Вручили студийцам наше послание. Искупались в пруду. Отдых после бессонных ночей. Уваровка оказалась в стороне, но мы не пожалели, что сделали этот крюк по старой Московской дороге.

А утром было Бородино, речка Бородинка и Бородинское поле, где произошло великое сражение с Наполеоном, воспетое М. Ю. Лермонтовым и Л. Н. Толстым. Мой отец, учитель русского языка и литературы, любил читать вслух стихотворение Лермонтова…

Здесь же рядом — Спасо-Бородинский женский монастырь, священный памятник погибшим воинам и символ вдовьей печали. Здесь все дышало русской мощью и силой. И здесь в этом храме я купил крестик, поставили с Виталием поминальные свечи. Он к тому времени был воцерковленный, ходил часто в церковь, исповедовался. Я был тайно крещенный сразу после рождения, в соседней деревне километров 20 от нашей… Нас возили туда на телеге с лошадкой рано утром. И вот здесь в Бородино я осознанно впервые перекрестился и повесил на шею крестик. Первую исповедь осуществил позже, через несколько лет, в Дивеево в женском монастыре, во время путешествия в Иерусалим.

23.04.1995. Вязьма. Церковный двор, Пасха

Нам разрешили установить палатку во дворе церкви. Виталий ушел на службу, а я не мог отстоять и часа. Днем была большая работа — на двоих 78 км, мои 48. Последние несколько часов бежал в темноте. Виталий очень хотел попасть на Пасху в церковь прибыли на ночную службу в 23.00. и застали крестный ход вокруг церкви. К 7.00 нам принесли водку и трапезу разговеться после поста. Конечно, пост мы не соблюдали, но Виталий убеждал, что путешествующие имеют право кушать. Пообщались со священниками. На вопрос, почему крестный ход идет против часовой стрелки, батюшка ответил, что церковь вне времени, как жизнь, как Бог, она вечна и это наперекор ходу времени. А ведь и бег на стадионе — тоже против часовой стрелки…

28.04.1995. Ночевали в пионерском лагере Маяк

Лагерь заброшен, не достроен. Никто не живет. Расположились в большом помещении, предназначенном для стоянки и ремонта машин. Здесь же разожгли костер, на улице шел дождь. Купили бракованный велосипед и заменили колеса на дорожный, каждый день — ремонт колес тележки и велосипеда.

Возле Смоленска посетили немецкое кладбище. Здесь местные жители ведут раскопки и обыскивают погибших немецких воинов, ищут золотые зубы, кольца. В центре стоит постамент, на нем немецкий мотоцикл, некоторые пытаются его снять, но боятся, кто-то пустил слух, что «заминирован». Рядом был госпиталь и всех умерших хоронили рядом с этим постаментом. Все вокруг раскопано и валяются открыто человеческие кости. Узнали адрес председателя немецкой общины, он русский, но с нами он разговаривать не стал, не пустила мать для переговоров. Услышали только одну фразу: «все начальство знает об этих раскопках».

После выезда из Смоленска посетили Катынь. Рядом с этим польским захоронением сооружен крест и надгробная плита с 400 фамилиями наших советских солдат, расстрелянных немцами здесь же в мае 1943 г..

Белоруссия. Вечер

Мы в доме работниц по ремонту и осмотру трассы. Хозяйки — две больные одинокие женщины. Одна слепая, в ноябре похоронила свою дочь — сбила машина напротив дома, когда она переходила дорогу. Она еще в трауре, все напоминает о дочери; платье, обувь, фотографии на стене. С 40 лет работала на трассе. Намедни отвезла свою сестру в дом престарелых. Вторая хозяйка живет через стену, лежит парализована, не говорит, а только стонет. За ней ухаживает племянница, она же и нас приняла, предоставила для ночлега баньку и даже документы не посмотрела. На границе была очередь для грузовиков и легковых машин. С России около 2 км, с Белоруссии на 1 км. Нас пропустили без осмотра. Я за день пробежал 46 км, Виталий — 12 км, всего 58.

30.04.1995г. Орша

На Красной Горке мемориал погибшим воинам, два героя СССР, молодые ребята 22 и 24 года пали смертью храбрых. Остановились у моей двоюродной сестры Людмилы. Купили новую тележку, заменили колесо на велосипеде. Люда постирала нашу одежду, помылись в ванной и хорошо поели. Много ремонтировали велосипед и тележку до въезда в город. Рассчитывали прибыть к 12.00, а получилось в 21.30. Надеемся, дальше будет легче.

9 мая Ивацевичи, Беларусь

Первый человек, кого мы встретили, вбегая в этот город, был мужчина с цветами, который вышел из магазина цветов. И оказывается, это был председатель райисполкома города. Он нас сразу определил на размещение в гостинице, питание в кафе и пригласил на митинг у обелиска павшим воинам во время войны. Такой прием мы встретили впервые. Митинг был очень торжественный и теплый, нам предоставили слово для выступления. Вечером мы пошли в церковь и там познакомились с батюшкой отцом Иоаннлм. Он нас принял как самых дорогих гостей и пригласил на ужин к себе домой. Там мы помянули всех павших в годы войны и в конце батюшка благословил нас и дал напутствие: «Вам придется бежать по странам не очень к нам дружелюбным. Много с ними не говорите. Что видите, молчите и делайте свое дело!»

И подарил маленькие иконки: «Образ Державной Божьей матери».

P.S. Баба Прося

Моя бабушка, Двораковская Прасковья Артёмовна, девичья фамилия Коваль. Смотрю на фото — все, кто остались от большой семьи после войны. Рядом — внук Володя и старшая дочь Анна, за спиной стоят слева направо дочери — Нина (моя крестная), Наталия (моя мама) и племянница Нина. Все сыновья, брат, муж, племянники погибли на войне. Одиннадцать крепких, красивых мужчин, многие из них не женатые, остались на поле боя, всех приняла Земля-матушка в свои объятья. После освобождения родной деревни возвратились из лесу к своему дому. Вокруг стояли голые печи с каминами. Все дома сгорели. И вот с этими девочками построили сначала землянку, а потом и дом.

Повезло: когда возвращались, нашли в лесу корову, назвали ее Роза. Она была на грани крайнего истощения. Был конец ноябрь 1943г, трава покрыта снегом, еды не было. С большим трудом, толкая и растирая бока ветками и сухой травой, выкопанной из под снега, привели корову к своей землянке. Выходили, спасли и… благодарная Роза потом спасала всех. На ней возили и бревна для строительства дома, и дрова, и сено, и вспахивали огород, и молоко всегда было в доме.

А Володька был для нее — самый дорогой. Смотрю на фото, сделанное уже в 50-ые. В 43-м он еще в песке на улице играл. А Роза, возвращаясь с пастбища, видя, что Володя играет далеко от дома, перекачивала и толкала мальчика своими рогами к калитке, домой. Ни одной царапины не оставила. Такой коровы, по рассказам мамы, у нас больше не было. Она часто вспоминала Розу. И особенно прощание. Когда Роза состарилась, по законам того времени крупный рогатый скот, лошадей сдавали на бойню в Брагин. Из Брагина скот перегоняли в Лоев. И гнали через нашу деревню. Возле дома она замычала, мама выбежала, увидела Розу, побежала за хлебом, шла с ней, сколько могла и плакала…

А бабушку я помню. Два случая из наших встреч запомнились. Первый — мама отправила к бабушке с ведром. В ведре были кишки от свиньи для чистки, из них делали вкусные колбаски. Ведро было очень тяжелое. Обратно, на следующий день я получил это же ведро, но легкое, как «пушинка». Бабушка усмехнулась: «Что внучек, легкое, забрали лишнее?» Я ничего не ответил и побежал домой. Сразу с порога доложил маме: «Вот туда еле нес, а домой налегке бежал». Мама вместе с отцом тоже посмеялась, а потом долго объясняла, где остальные кишки. Второй случай — это похороны бабушки. Шло много людей по улице. Все молчали, только плакала мама и ее сестры. Мне дали нести хоругвь. В этот день я не пошел в школу. Кажется, тогда я ходил в первый класс.

В ходе личный сообщений в Одноклассниках вдруг открылись новые достоинства моей бабушки. До появления в нашей деревне врача Ходосок В. и его жены, бабушка Прося принимала у всех женщин в Рудне роды. По-деревенски это — повитуха, акушерка. Так что многих моих ровесников моложе и старше первой встречала она в свои объятья. А моего двоюродного брата (Ковкрак Адама) едва успела подхватить в подол, так быстро он появился, что еще мгновение и он был бы в ведре. Горжусь тем, что моя бабушка была востребованной в таком деликатном и важном деле, как рождение ребенка.