Давай не будем, мама!

Алсу Идрисова (2024)

«Давай не будем, мама!» — первая часть большого книжного сериала о непростых взаимоотношениях в семье. У Любы дом — полная чаша. Муж работящий, две умницы-дочки, денег куры не клюют, только успевай следить за домом и семью вкусной едой потчевать. Но Любе не в тягость, а в радость, она давно не работает — нет нужды, да и счастье женское, как известно, в браке и материнстве. Вот только все как-то меняется. Дочь-подросток дерзит, друзей непонятных завела и не отчитывается, где была и с кем. Для младшей дочери, похоже, хорош только тот, кто покупает игрушки и сладости. Муж слишком много времени проводит с бывшей женой, настолько, что непонятно, действительно ли она бывшая. Может, самая что ни на есть нынешняя? А может, будущая?.. Как удержать жизнь под контролем, когда она распадается на части прямо в твоих руках? Возможно ли выбрать так, как хорошо для всех — и не забыть при этом саму себя? Главной героине придется это выяснить. И заодно узнать, кто они на самом деле — люди, которых Люба привыкла считать семьей.

Глава 6

Коллеги в школе посмеивались над ней, называли маменькиной дочкой.

Во время перемен, когда учителя пили чай в учительской, проверяли тетради и самозабвенно сплетничали, Рита звонила маме:

— Ну как ты там? Чем занимаешься?

Таких звонков в норме бывало не меньше десяти. Услышав мамин голос, Рита успокаивалась и со спокойным сердцем шла на уроки.

Если Рита по какой-то причине не выходила на связь, мама звонила ей сама — как говорится, до победного конца. Дозвониться ей не удалось лишь однажды — у Риты был педсовет, к тому же села батарейка на телефоне.

— Рита Вилевна, срочно к телефону, Вас там мама ищет! — молоденькая студентка, на время отпуска заменяющая секретаршу Елену Борисовну, посмеиваясь, объявила об этом на весь актовый зал, в котором шло совещание.

— Мам, ну я же на работе, у меня педсовет! — Рита тогда в первый раз вышла из себя, позволила себе повысить голос на маму.

— Ой, Ритонька, прости, я не знала! — задребезжал в трубке извиняющийся мамин голос. — Не смогла до тебя дозвониться, подумала, не случилось ли чего. Все-все, работай, не буду отвлекать…

Не совсем правильно было говорить, что Рита в первый раз повысила голос на маму. Повышала она его и раньше — в далеком детстве и подростковом возрасте, когда пыталась отстоять себя и свое мнение. Но очень скоро поняла — если она не хочет огорчить свою мамочку, нужно молчать или соглашаться с ней во всем.

— Тебе какая кофточка нравится? — спрашивала мама у Риты, когда она уже была в девятом классе. — Выбирай.

— Мне вот эта! — Рита радостно показывала на яркую, пеструю кофту с пуговицами и рукавами-фонариками. Они ходили с мамой по торговым рядам и внимательно разглядывали товар.

— Ну нет, что это такое? — кривилась мама. — В школу такое не наденешь — цвет какой-то аляпистый, да и холодно будет в такой кофтенке — сплошная синтетика! Вот лучше погляди сюда!

И мама тащила Риту к стойке с толстыми вязаными свитерами с высоким воротником. Закрытые наглухо кофты, не оставляющие простора для фантазии, фасона «Прощай, молодость».

— Тепленькие, — радовалась мама, покупая несколько пар разных цветов. — Так, сумочку еще надо. Ты какую хочешь?..

Рита вздыхала. Ту черную замшевую прелесть с кожаными короткими ручками и вышитым стразами маленьким драконом мама все равно ей никогда не купит.

— Вот вырасту и куплю себе все, что захочу, — мечтала Рита. — Стану ветеринаром, буду сама зарабатывать.

— Какой ветеринар? Ты что, хочешь роды у коров принимать да котов кастрировать? — пришла в ужас мама, когда Рита поделилась с ней своими далекоидущими планами. — Вот педагогический, у меня там знакомая в приемной комиссии — примет без разговоров. В тепле будешь работать, уважаемым человеком будешь! И не спорь.

Спорить к своим двадцати девяти годам Рита практически разучилась. Проще было согласиться с мамой и сделать так, как хочет она, чем потом выдерживать надутые губы и отрешенную фразу «Делай как знаешь». Фразу, от которой у Риты все переворачивалось внутри. Фразу, после которой уже больше никогда не хотелось делать, как хочет того сама Рита…

Конечно, в жизни Риты — весьма симпатичной зеленоглазой шатенки с приятными чертами лица и стройной фигурой — были ухажеры. Но все они, как назло, не нравились маме, а этого для Риты было достаточно.

Впрочем, был один парень, после знакомства с которым важность мнения мамы слегка поблекла. Это было пару лет назад, Рита познакомилась с ним на сайте знакомств и решилась после недели общения на встречу.

Паренек оказался настоящим эрудитом: работал программистом, а по ночам читал и создавал свою компьютерную игру. С ним Рите было весело, спокойно и надежно, как ни с кем другим. Они повстречались три месяца и расстались… по его инициативе.

В тот вечер после кино (во время сеанса мама позвонила Рите четыре раза) Ринат провожал Риту до дома. Они остановились на лестничной площадке и начали страстно целоваться — это был их первый поцелуй.

— Ну будет уже обжиматься-то, — на лестничной клетке зажегся свет. У лифта стояла мама в халате и тапочках и недовольно смотрела на блудную дочь. — Время-то уже позднее, Рита, а тебе завтра на работу. Я уснуть не могу, беспокоюсь. Пойдем домой…

— Ну, пропал — значит, не очень-то и любил, — утешала ревущую Ритку мама после того, как Ринат перестал выходить на связь. — Любящий тебя парень от тебя никуда не денется. Не плачь, не тревожь мне сердце…

Накануне Дня знаний (перед днем рождения Риты — 1 сентября ей исполнялось 30 лет) мама объявила:

— Завтра жду тебя с работы пораньше. Придет моя старая приятельница — ты, наверное, ее не помнишь. Придет со своим сыном — я позвала их на твой день рождения.

— Отлично, больше народу — веселее, — вяло отозвалась Рита, примеряя новый костюм для работы. — Я уже Милу позвала.

— Какую Милу, Селезневу? — возмутилась мама. — Опять никому слова вставить не даст, весь торт съест, да еще и не поможет потом со стола убрать.

— Мам, она же моя лучшая подруга с детства!

— Делай как знаешь! — после минутного молчания мать поджала губы. — Если уж тебе Милка дороже матери…

Надо ли говорить, что Рита позвонила Миле и, всячески извиняясь, сообщила, что праздника не будет?

Лишь бы мама была довольна!

Позже мне так и не удалось снова пробраться к дневнику, чтобы наедине «насладиться» откровениями дочери. Приехавший Аркаша рассказал мне, что Лиана бросила его, ушла жить к другому мужчине. Сами понимаете, мои проблемы показались мне несущественными по сравнению с его бедой.

— Какая же она… мерзкая, другого слова подобрать не могу! Впрочем, я всегда знала, что ты у нее — временный вариант! — кипела я, подливая Аркаше чаю.

Гости давным-давно разошлись. Жанна, не сумев вызвать такси, порывалась идти на автобусную остановку, но ее решил подвезти коллега Сереги. Сам Серега, пригрозив мне шепотом серьезным разговором, ушел в баню вместе с парочкой оставшихся приятелей и бутылкой крепкого коньяка. Настя с Софийкой бесились в детской наверху. А мы с Аркашкой пили на кухне чай с пирогами.

— Почему временный вариант? Она тебе жаловалась на меня? — вскинулся Аркашка. Господи, до чего же он похудел!

— Ну нет, конечно! — ответила я, накладывая ему на тарелку мясной салат. — Просто я чувствовала, что она находится в поиске. Взгляд у нее был такой, знаешь, ищущий. Да и не любила она тебя никогда по-настоящему.

Аркашка, совершенно поникнув, опустил голову на стол. Меня накрыло волной жалости — вот же тварь, да как она посмела бросить такого прекрасного мужчину! Ладно, мужчину, бог с ним… Но как она могла не подумать о ребенке?!

Эта Лиана мне никогда особо не нравилась. Какая-то холодная, высокомерная, немногословная, нерасторопная. Вечно у нее по дому клоки пыли мотались, накопившуюся посуду мыл после работы Аркаша, к Софийке, когда она еще была крошкой, вставал по ночам тоже Аркаша. Лиана берегла свое здоровье, нервы и якобы грудное вскармливание. Все, что она умела, — тянуть деньги с Аркадия и тратить их направо и налево в бутиках и салонах красоты.

— Женщины-Рыбы всегда устраиваются в этой жизни на чьей-то теплой шее, — вспомнилось мне внезапно. — Они любят красивую праздную жизнь, халяву и развлечения. Исключения бывают, но они очень редки. В общем, брат, не переживай, ты не один, слава богу, еще мы есть, мать жива — вырастим Софийку и без этой вертихвостки.

— Кстати, мать совсем плоха стала, — сообщил вдруг Аркаша, поднимая на меня воспаленные красные глаза. — Я у нее на прошлой неделе был, совсем какую-то чушь несет. Надо бы ее врачу показать.

— Загляну к ней после выходных, — пообещала я. — Мы завтра уже в город, девочкам форму пора покупать и канцтовары. Кстати, могу и Софийке все купить!

— Нет, не надо, — покачал головой Аркаша. — Я уже все необходимое купил. А у тебя-то как дела? Рассказывай…

Алексей привез Аленку ровно к десяти часам, как и обещал. Я оглядела ее с ног до головы в надежде увидеть какие-то доказательства порочности: следы поцелуев, порванную кофточку, расширенные зрачки. Но ничего, кроме слегка томного, расслабленного взгляда, не обнаружила.

— Ой, мамочка, я так устала, давай все разговоры до завтра отложим, — отмахнулась она от меня, видя, что я собираюсь ее отчитать. — Все, целую, спокойной ночи. О, дядя Аркадий, привет!

Я сумела ничем не выдать своего негодования.

Ладно, Алена, отложим разговор до лучших времен. Но не думай, что ты так легко от меня отвертишься! И свою хамскую запись в дневнике ты мне тоже объяснишь!

Дом уже спал, когда наконец из бани вышел Сережа. Он был сильно пьян, но еще крепко держался на ногах и явно не забыл, что нас ждет серьезный неприятный разговор.

Он подсел ко мне на постель и весьма невежливо вынул из рук журнал, который я читала.

— Что ты против Жанки имеешь? — слегка заплетающимся языком спросил он. — Что ты прицепилась к ней, мм?..

— Я не прицепилась, как ты изволил выразиться, я всего лишь сказала то, что вижу — она хочет тебя вернуть и…

— А, вот как! Ты меня баранОм считаешь, которого пальчиком помани — он из семьи уйдет?

— Не баранÓм, а бараном, — поправила я машинально. — Нет, не считаю тебя бараном. Но считаю, что она хочет тебя вернуть и использует для этого все уловки, на какие только способна. Сережа, я женщина, я вижу, чего она добивается!

— А как ты думаешь, почему мы разошлись с ней? Ик… — Серега, неловко поднявшись, принялся стягивать с себя одежду.

— Почему же?

— Да потому, что жить с ней не-воз-мож-но! — скривил лицо Серега. — Не-воз-мож-но, понимаешь ты это? Она совершенно не-вы-но-си-ма! Жизнь с ней — это американские горки, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… — Серега принялся махать руками вверх и вниз, едва не опрокинув вазу с астрами на высоком комодике.

— Что ж ты ей помогаешь тогда? — горько спросила я. — Несешься по первому зову, высунув язык, забыв о своей семье…

— Цыц! — Серега поднял вверх указательный палец. — Я свою семью не бросаю. Вы у меня присмотренные, я вас всех обес… ик… обеспечиваю! Все у вас есть: дом, машина, квартира. И это вот все я — вот этими вот руками… Так, о чем это я?

— Я спросила, почему ты не перестанешь ей помогать, раз она тебе уже больше никто? — вскипела я.

— Нет, она мне не никто, она мать моей старшей дочери Леночки, — очень серьезно сказал Сережа. — И помогать я ей не перестану, она мне… В общем, тебе надо смириться с ней, вот и все. И не устраивать мне сцен — я терпеть не могу всякие сцены. Пооодвиньсяя, я лечь хочу.

Серега повалился на кровать и в ту же секунду захрапел. Я от души шлепнула его по заднице свернутым в трубочку журналом. Он хрипло застонал, но не проснулся.

«Нет уж, Сереженька, я терпеть эту Жанну не стану. Она мне никто в отличие от тебя. С дочерью общаться не запрещаю, а вот дорожку к бывшей жене придется забыть».

А не наведаться ли мне на недельке к милой Жанночке?