Контракт на забой

Андрей Васильченко (2024)

Решале по кличке Забой, застрявшем в галактическом портовом городе с неоправданно поэтическим названием «Звездная гавань», казалось, что день начался удачно. По крайней мере, к нему обратилась симпатичная землянка, попросившая помощи за самый высокий в его жизни гонорар. И мнилось обитателю космического перевалочного пункта, где он обычно помогал лишь старейшинам из сельских миров, что жизнь наконец-то пойдет в гору, как… Как жизнь наоборот покатилась под откос, ибо неприятности стали сыпаться на голову как из рога изобилия. В живых бы остаться!!! И ведь что удивительно: внезапно всем потребовался загадочный пакет, что гостья с далёкой Земли оставила у Забоя. В повести исследователь мрачного жанра историк и культуролог, редактор и ведущий канала «Нуар» Андрей Васильченко имитирует стиль палповых повестей начала ХХ века, а потому в действие оказались включены все подряд: космо-гангстеры, тайные ордена, секретные службы и пришельцы, коих никто толком не видел.

Глава 1

Количество трупов неуклонно множилось — почти каждый час находили новых убитых. Я же сидел, задрав голову, изучал потолок и делал вид, что меня это нисколько не тревожило. А тем временем шёл дождь. Точнее говоря, в грязноватом стекле расположенного на самой окраине шестого сектора кафе «Ревущий буйвол» изображалась некоторая видимость дождя.

Душеведы (именно так нынче стали называть астропсихологов), отвечающие на далекой Земле за духовную акклиматизацию неимоверно разросшегося человечества, решили, что дрягающиеся в космосе на исполинских размерах консервных банках люди будут успокаиваться при виде и звуках льющейся воды. Дескать, так они будут менее остро переживать свою оторванность от планеты. Решение было официально закреплено симархическим правительством, издан декрет, и все кафушки, рестораны, кабаки и забегаловки обитаемого в космосе мира в одночасье стали менять стекла.

Фактически традиционного стекла здесь уже давно никто не видел, его не было даже в шикарнейшем отеле «Багровый понтифик», где изредка, но всё-таки останавливались прибывшие к нам большие шишки, медийные звёзды и тайные агенты. Наличие бьющихся предметов, как посуды, так и окон, на космическом объекте, где регулярно возникали проблемы с гравитацией, было непростительной роскошью. Стекло, известное человеку из глубокой древности, повсеместно заменил полигласный композит, который внешне был столь же прозрачным, как и его далекий предок, но притом пластичным и фактически несокрушимым, как броня новоспартанского воина.

И вот в один прекрасный момент на помойку оказались отправлены тонны окон, окошек и иллюминаторов. Их место знали братья-близнецы, изготовленные из интеллектуального метагласса, который кроме всего прочего мог выполнять функции экрана. Злые языки поговаривали, что дело было вовсе не в душевном уюте обителей космических городов, а возможности получить выгодный контракт, но мне казалось, что причина крылась вовсе не в коммерции. Замаскированный под окно управляемый экран, да ещё в каждом заведении, давал возможность удивительным способом контролировать общественные настроения. Хотя не всегда это было удачной затеей. Чего только стоила внезапная демонстрация казней.

Сидишь, бывало, приобняв за талию веселую селянку с одной из фермерских планет, как фенстера, только что мельтешившая каплями вполне веселого цифрового дождика, навевавшего мысли совершенно далекие от приличных, капитальным образом преображалась. Кафе погружалось во мрак, а романтическая картинка сменялась перекошенной от ужаса и боли харей упырька, которого по приговору орбитального трибунала в одних подштанниках направляли в открытый космос. Пшик… и трансляция становилась абсолютно неаппетитной, так как род человеческий оказался ну абсолютно неприспособленным к обитанию во мгле бескрайнего вакуума. После подобных зрелищ у хохотушек стремительно портилось настроение, а любовный импульс и вовсе улетучивался. В итоге ночевать приходилось одному. А потому пусть лучше показывают дождик, сквозь серебристые нити коего можно было разобрать очертания реальной улочки нашего захолустья.

Я сидел, раскинувшись в бесформенном кресле, и ждал. Кафе «Ревущий буйвол» нельзя было назвать слишком удачным для ожидания местом, здесь вообще не хотелось задерживаться без лишней на то надобности. Но сегодня отнюдь не я определял, что мне можно было желать, а что — нет. Ставки были слишком высоки, чтобы плюнуть на всё, встать и уйти. Не подумайте, что я собирался жить вечно, но покидать жизнь заметно раньше положенного времени мне тоже не хотелось. А потому надо было сидеть и считать тянувшиеся бесконечно долго минуты. Я даже не рисковал отойти в туалет, хотя в стеклах кафе пролилось столько булькающих потоков, что невольно хотелось по малой нужде. Да ещё в углу бил голографический фонтанчик, что вовсе не прибавляло внутрипузырного комфорта.

Порция эрзац-выпивки подходила как концу. С минуты на минуту заряд должен был закончиться, и тогда ожидание стало бы вовсе невыносимым. Хотя надо признаться, что эрзац-выпивка была удивительной вещью. Во-первых, от неё не было никакого похмелья, что, согласитесь, не так уж плохо, тем более в космическом городе, где недостаток воды считался едва ли не главной хозяйственной проблемой. Во-вторых, можно было контролировать, насколько ты хотел быть пьяным и как долго. Собственно говоря, и выпивка было не столько выпивкой, сколько комплексным решением. Принималась таблетка, после чего ты брался за специальный проводниковый стержень и получал особый разряд. Кровяные тельца на время слипались, и можно было погрузиться в состояние, точь-в-точь напоминающее опьянение. То, что эстеты вроде меня при этом потягивали через соломинку подобие реальных напитков, так это было делом вкуса. Само пойло в деле погружения в тенета сумрачной эйфории никакой роли не играло. Для меня это было силой привычки. По большому счету эрзац-выпивка была изобретена как раз для космических городов. Не пить было нельзя. Человечество, наверное, ещё долго не сможет привыкнуть к тому, что под ногами нет ни привычной Земли, ни ввыклой земной тверди. Реальное же пьянство (пусть на титанической, но, тем не менее, комической станции) было делом чреватым.

Вот тогда яйцеголовые спецы из министерства космической колонизации и изобрели столь чудную вещь как эрзац-выпивка. Себестоимость — минимальная, последствий — почти никаких, привыкания — ровно ноль. А ещё стресс снимает как рукой. Цену на неё назначают баснословную только для того, чтобы космограждане не сильно увлекались: отдыхом-отдыхом, но работу пропускать нельзя. А потому и была придумана система дозирования — заплатал имперскую векшу и заказывай: мне два часа легкого опьянения. Или: хочу быть пьяным в хлам не более получаса. Если же есть желание посидеть, слегка отдохнуть, бросил владельцу кафе десяток имперских кун и получил аналог расслабляющего коктейля. Недорого, недолго, но сердито. Посидел десяток минут и бодрячком беги далее по делам. Но вот именно сейчас у меня быть бодрячком что-то не получалось.

Сказать, что я был из робкого десятка, мог только человек либо неимоверно глупый, либо неоправданно смелый. В конце концов, обладатель прозвища Забой не мог быть трусом. Если говорить начистоту, то эту кличку я получил за то, что попал в заварушку на копях шахтерской планеты Минокс. Знай я тогда, что будет твориться на шахтах, на выстрел лазерной пушки не подлетел бы к этому миру. И меня бы не прельстили ни большие деньги, ни особые статусы, никакие блага обитаемого света. Однако я оказался в неудачное время в неудачном месте, а потому против собственной же воли пришлось проявлять редчайшее мужество, так сказать, демонстрировать чудеса героизма. Впрочем, на портовой космостанции, где я обитаюсь последние десять лет, широкое хождение получила совершенно иная версия происхождения моего прозвища.

Мол, я голыми руками забил до смерти несколько негодяев, которые досаждали моим клиентам. Я же в свою очередь вовсе не стремился поставить крест на подобного рода заблуждениях. При моей работе плохая репутация была как нельзя кстати. Она как магнит притягивала ко мне всё новых и новых заказчиков. Это не только делало мою жизнь заметно интереснее, но и весьма регулярно наполняло карманы, что позволяло вести безбедную по космическим меркам жизнь. Забыл сказать, я почти никогда не работал голыми руками, для критических ситуаций у меня всегда была припасена бакаутовая дубинка. Но я пускал её в ход отнюдь не каждый раз, как только мне на пути попадался глупый или несговорчивый тип. Дубинка была форменным произведением искусства. Мало того, что из редкой породы земного дерева, так ещё и с богатой историей. Уже в силу этого мне не хотелось размазывать по ней чьи-то мозги, сопли или кровавые юшки.

Вы спросите, кем я работаю? Удивитесь, но я — рисовальщик. По крайней мере, так значится в моей трудовой лицензии. Подобный документ обязаны получать все, даже такие заслуженные космограждане и ветераны бойни на Миноксе, как я. Однако не стоит обольщаться — лицензию мне помог выправить мой друг и сослуживец, работавший в комиссии по борьбе с тунеядством. Не то чтобы я совсем не умел рисовать. Мои работы находили вполне сносными, да сугубо творческим трудом на нашей консервной банке особо сыт не будешь. Гигантская комическая станция, официально носившая поэтическое название «Звёздная гавань», была портом галактического значения. Это был форпост между изолированной юдолью Священной планеты Земля и обитаемым внешним светом. Ежедневно к нам причаливали десятки кораблей с различных планет и космических городов. Везли продукцию из фермерских миров, переправляли гигатонны руды на города-фабрики, забрасывали рабочих на шахты. Ну и, конечно же, готовили запасы для Земли. Попасть на колыбель человечества можно было только через нас. Люди и запасы перегружались на специальные судна, которые тщательно проверялись в карантинной зоне. Любой недотепа, вознамерившийся очутиться на Земле, минуя массу проверок, таможенных станций и карантинных зон, уничтожался уже на подлете к Венере. Священная планета пребывала почти в идеальной стерильности.

Вы когда-нибудь были в портовом космогороде вселенского значения? Если нет, то вам будет сложно понять, почему я осел в «Звёздной гавани». Трудно представить более весёлое место в Галактике. Впрочем, насколько жизнь на нашей консервной банке была весёлой, настолько же и опасной. Вокруг торгового централа всегда вились всякого рода тёмные личности. Для гостей важным было не просто успешно торговать, но и улететь с наторгованным без лишних потерь и именно в нужном им направлении. А это удавалось отнюдь не всегда. Труднее всего приходилось крестьянским старшинам из фермерских миров. Наивные по природе они рисковали стать жертвами почти всего, от чего только можно было пострадать на «Звёздной гавани». За ними блеклыми тенями следовали аферисты, мошенники, карманники, шулера, грабители. Одним словом, вся космопортовая шушера намеревалась раздеть до нитки наших кормильцев. Как правило, силы правопорядка были бессильны. Космический порт был территорией беспредела и хаоса. И вот тут на помощь приходил я.

С известной регулярностью в дверь моего крошечного кабинета стучались. И далее происходил типовой разговор.

— Нам нужен рисовальщик, — говорили мои визитеры

— Я неплохо владею карандашом, но мои услуги недешевые, — небрежно бросал я в ответ.

— Мы готовы вам оплатить три портрета, — вежливо поправляли меня представители планетарного крестьянства, после чего мы ударяли по рукам, я брал дубинку и шёл на выручку милейшего вида бородачам.

Кроме денег было еще несколько причин, почему я помогал этим пасторальным тельцам. Одной из них были их славные девушки. Несмотря на исключительную набожность, космические фермеры (причем без разницы, с какой планеты) имели весьма специфические представления о добрачном интиме. Они не просто его не осуждали, они его поощряли, чем не раз вызвали открытое недовольство Имперской Церкви. Впрочем, что можно было ожидать от людей, которые на протяжении десятков поколений превыше всего ставили плодородие? В крестьянских мирах замуж выдавали не девиц, а молодых мам, то есть тех, кто доказал свою «злачность». «Вспахивание» и «боронение» было не просто удовольствием, а каким-то неистовым ритуалом, которому милейшие обладательницы длинных косичек предавались с фанатичным самозабвением.

Вдобавок, чтобы не вырождаться на генном уровне старейшины всячески приветствовали близкие контакты с представителями иных планет. Узнав, что мой далекий пращур был из состава «черной центурии» (той самой ватаги развеселых ребят, что устроили симархическую революцию и навсегда изменили миропорядок человеческой жизни) в глазах трудяг по части доярского и пахотного искусства я превратился фигуру, едва ли не приближенную к Блиц-Императору и самому Верховному Симарху. После этого заказы на обеспечение безопасности сопровождались целым рядом сакраментальных просьб, в чём я не мог отказать прелестным пастушкам. Свою совесть я успокаивал тем, что это был не разврат, а весьма душеспасительное для их общин «вспахивание». Однако на утро прелестницы исчезали и впредь никогда не появились в моей жизни.

Более того, задумай я узнать об их судьбе или судьбе возможных детей, меня, мягко говоря, не поняли бы. Детишки на фермерских планетах считались достоянием общины, а вовсе не случайного во многом отца. А внимание к замужней женщине (обычно замуж выдавали сразу же после рождения ребенка) считалось преступным и кощунственным. И если «боронение» было как бы естественным этапом жизненного цикла, то попытка увести чужую жену трактовалась как покушение на устройство мира в целом. Это было сродни попытке оторвать землю от неба, то есть устроить вселенский бедлам. И вот тут наивные бородачи могли показать себя с весьма непритягательной стороны. До меня доходили слухи, что не слишком вникнувшие в суть интимных обрядов чужаки частенько исчезали без следа. Может быть, их выгоняли. А может, они становились удобрением для трехзвёздного батата. В общинах по этому поводу хранилось гробовое молчание, а я был отнюдь не настолько любопытен, чтобы проверять на себе истинность какой-либо из версий.