Контракт на забой

Андрей Васильченко (2024)

Решале по кличке Забой, застрявшем в галактическом портовом городе с неоправданно поэтическим названием «Звездная гавань», казалось, что день начался удачно. По крайней мере, к нему обратилась симпатичная землянка, попросившая помощи за самый высокий в его жизни гонорар. И мнилось обитателю космического перевалочного пункта, где он обычно помогал лишь старейшинам из сельских миров, что жизнь наконец-то пойдет в гору, как… Как жизнь наоборот покатилась под откос, ибо неприятности стали сыпаться на голову как из рога изобилия. В живых бы остаться!!! И ведь что удивительно: внезапно всем потребовался загадочный пакет, что гостья с далёкой Земли оставила у Забоя. В повести исследователь мрачного жанра историк и культуролог, редактор и ведущий канала «Нуар» Андрей Васильченко имитирует стиль палповых повестей начала ХХ века, а потому в действие оказались включены все подряд: космо-гангстеры, тайные ордена, секретные службы и пришельцы, коих никто толком не видел.

Глава 6

Я приблизился к длинному коридору, в который тонкой струйкой устремлялись намеревавшиеся покинуть наши трущобы обитатели шестого сектора. Кто-то направлялся по делам, кто-то — на прогулку, кого-то в иные районы «Звёздной гавани» вели криминальные дела. Выход из сектора не был ограничен, хотя время пребывания в прочих было лимитированным. Три часа, и тебе надлежало вернуться на родные улицы, изогнутые, как кривой ятаган фермерского охранника, и грязные, как свинарник на планете Хубус — именно там производились общегалактические запасы сочного бекона.

Я шагнул в гулкие стены. Потолок перехода нависал над самой головой. С освещением здесь было явно лучше, нежели на ввыклых мне закоулках. Лампы были натыканы достаточно плотно, но при этом давали неприятный холодный свет, от которого я каждый раз ёжился, будто бы продрог до самых костей. На выходе из мини-тоннеля меня ожидал контрольный контур, где постоянно находился пяток вахтенных. Здесь осуществлялась проверка, после чего тебя милостиво допускали до перрона транспортного портала. Я десятки раз был на этой процедуре — каждый успешно. Мне даже посчастливилось познакомиться с некоторыми из дежурных космицейских. Вот и сейчас один из них подпирал стойку контроля, явно томясь от неимоверной скуки. Завидев меня, махнул кистью, после чего пожал плечами. Дескать, досмотр обязателен для всех — я показал документы, после чего отворил свой рюкзак.

— Привет рисовальщик, — мне подмигнул один из космицейских — Нашел выгодный заказ в приличном секторе?

Я ехидно ухмыльнулся, де, не всю же жизнь мне гостить в данной глухомани. Достав изукрашенную узорами дубинку, я уже собирался объяснить, что это мой талисман — декоративный струганец, но вахтенные только отмахнулись:

— Знаем-знаем. Ты — творческий человек, а это — предмет искусства. Иди уже.

Только на подходе к перрону кто-то из новичков окликнул меня.

— Забой, говорят, ты делаешь хорошие портреты?

— Недурственные…

— Я мой можешь сварганить?

— Давай вернемся к этой теме в будущей декаде? Я не хочу опоздать на трубопоезд. Дела, знаешь ли…

Разговор был дежурным, проверка проводились больше для проформы. Я отлично понимал этих парней — их работа была синонимом тоски и томления, помноженных на неутолимое желание раз и навсегда покинуть неблагополучный сектор.

Я пристроился на перроне, ожидая прибытия состава, который должен был унести меня в блистательный мир успешных жителей «единички». Так нередко именовали первый сектор, что ещё больше подчеркивало его оторванность от прочих сфер «Звёздной гавани». Наш город не зря величали «консервной банкой галактического значения» — хотя по форме он больше напоминал шайбу, медленно вращавшуюся вокруг своей оси и по особой траектории в Солнечной системе. И всё это искусственно делилось на шесть сегментов, последовательно связанных между собою. Передвигаться по ним можно было и на межуровневом такси, однако досмотр пришлось бы проходить на каждой «границе», а количество хорошо знакомых вахтенных было вовсе не бесконечным. А можно было сесть на трубопоезд, подобно белке в колесе совершавший бесконечное движение по периметру секторов. Как предполагалось, шестой сектор был противопоставлен первому. Соседями «единички» были научный и управленческие районы (соответственно второй и третий сектора). Они свою очередь граничили с промышленным и грузовым (четвёртым и пятым) секторами. И только те уже замыкались на дебри «полудюжины» (так шестой сегмент называли местные шутники). А потому, в какую сторону ни направляйся, до «единички» быстро было не добраться.

Трубопоезд прибыл вовремя. Бесшумно остановился, беззвучно открыл двери, приглашая вовнутрь отнюдь не самых молчаливых вагонов. Публика в них была самая разная, подчас неимоверно галдящая, крикливая и тараторящая. Но на этот раз повезло: один из вагонов был полупустым, а потому можно было даже присесть на лавку, что было весьма полезно для невеселых размышлений. Я плюхнулся на гелиевую скамью, и та податливо приняла удобную для моего седалища форму. Расположенный как раз напротив меня экран показывал красочный ролик, посвященный последнему победителю общегалактической симархиады — Василию Кирею. Бравый офицер, мастер боевого пилотажа, блистательный легкоатлет и при этом всём прекрасный певец на ближайшие двенадцать лет становился олицетворением «симфонической личности», воплотившей в себе саму суть симархического мироустройства. Три принципа: сила, ум и талант — находились в нём в органичном единстве, а потому Василий должен был вдохновлять на подвиги и подвижничество во имя внутреннего преображения.

Современные симархиады являли собой нечто среднее между забавами эпохи дисперсии: олимпийскими, дельфийскими и профессиональными играми. Но в то же время нынешние состязания не были бесплодными развлечениями. Проходившие раз в двенадцать лет они помогали людям постичь неразрывное единство своей внутренней Вселенной и внешнего мира. Всё это, естественно, приправлялось изрядной порцией пропаганды о том, что важно было быть не столько успешным, сколько органичным. Симархиада, состоявшая из трех этапов: спортивного, творческого и мастерского — не раз демонстрировала, что неотъемлемость была важнее спорадических свершений.

Помню, как в прошлый раз на двух этапах выигрывал мускулистый здоровяк Петр Корнеев. Ему не было равных в тяжелой атлетике и профессиональном перетаскивании грузов. Но увы-увы… На творческом конкурсе его ожидало фиаско. Атлет был наглухо лишен созидательной составляющей, а потому получил низкий балл и в итоговом зачете занял лишь четвёртое место. Победителем тогда стал уроженец фермерской планеты Николас Туч. Он не одержал верх ни в одном из турниров, занимая то второе, то третье место. Однако в сумме набранных очков оказался несомненным фаворитом. Он был вполне сносным фехтовальщиком, чтецом и комбайнером. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы его белоснежная улыбка в последующие двенадцать лет украшала обложки учебников «Основы симфонической антропологии», а физиономия не сходила с экранов и анимированных плакатов.

Теперь миру был явлен новый победитель. Успешный офицер космических войск и боевой истребитель, приправлявший лоск белоснежного мундира исключительным исполнением оперных арий. Офицер как воплощение «симфонической личности» был весьма своевременным явлением. Несколько возгордившиеся прошлой победой фермерские планеты начали проявлять не только признаки стяжательства, но и приметы гордыни, хотя и в весьма рудиментарной форме — «Мы не только воплощение симархических принципов, но и кормильцы всего мира». В те дни Генеральному Социатору пришлось изрядно попотеть, доказывая Верховному Симарху, что эти настроения были всего лишь зыбью, которая вовсе не могла поколебать основы гармоничного мироустройства. Теперь пальма первенства была у представителя Блиц-Императора; хотелось бы надеяться, что «погоны» не зазнаются, продолжая нести службу на рубежах Галактики, не обращая при этом внимания на внутренние дела.

И только я хотел как следует поразмыслить над будущим нашего мира, как в вагоне раздалось сопение, кряхтение и хриплые ругательства. Я завертел головой. Посреди площадки мялся легендарный ужас всех пассажиров — небритый боров с чрезвычайно скверным характером. Я не знал его имени, но если бы проходил общегалактический конкурс сквернословия, то этот хряк наверняка стал бы финалистом. Судя по всему, он побывал во многих переделках, а потому был с массой шрамов на лице, но при этом наделен лишь одним глазом. То ли бурное прошлое, то ли нездоровый образ жизни, но что-то добавило его натуре весьма скверную привычку — привязываться к едущим в трубопоезде. Одноглазый толстяк делал это нагло, плотоядно и со знанием дела. Кажется, на этот раз горький жребий выпал мне.

Толстенный циклоп остановился у скамьи близ меня и впился в мой рюкзак пронзительным взглядом единственного глаза. Оставалось лишь делать вид, что я его не замечаю. По этой причине я стал ещё внимательнее разглядывать портрет Василия Кирея, пытаясь представить, в каких боевых операциях он принимал участие на задворках Галактики. Столь безучастное отношение с моей стороны явно раздосадовало кривого монстра — сиплое дыхание фактически переросло в настоящий свист. Я же всем своим поведением пытался изобразить предельное спокойствие, граничащее с безразличием. Номер не прошел. Туша со всего размаха шлепнулась рядом на лавку, заставив горемычное сооружение перекоситься и наклониться набок. При этом меня фактически впечатало в стену. Казалось, что хулиган хотел протереть мною перегородку вагона, показавшуюся ему не слишком чистой. Я ещё не оставлял надежды разрешить назревавший конфликт миром — мне точно не хотелось привлекать к себе ненужное внимание.

— Вам не кажется, что вы сидите излишне широко… — попытался я завести разговор с самыми миролюбивыми интонациями в голосе. И тут же на меня вылился поток нецензурных выражений и непечатных слов. Я грубо прервал его именно в тот момент, когда жирдяй собирался недобрым словом помянуть орбитальных угодников, с чем я как человек в известной степени верующий, никак не мог согласиться.

Каблук моего тяжелого башмака вонзился в свод стопы хама. Тот хотел взвыть, но тут же получил со всего размаха локтем в горло, после чего желейной массой сполз на пол. Я приподнял его тушу и подтащил к дверям. С минуты на минуту должны были приехать во второй сектор, и я хотел преподнести тамошним ученым своеобразный сюрприз. Когда двери открылись, я вытолкал всё ещё бессознательного кабана на платформу. Прочие пассажиры молча выразили мне благодарность. Немолодой трудяга в робе со знаком шлюзового ремонтника хмыкнул:

— Экий нервный юноша…

— Да уж, исключительно тонких ментальных материй человек, — ответил я ему.

Остаток пути обошелся без происшествий. Я размышлял над делом Марты Дрей, люди весело болтали, вожатый докладывал о времени прибытия трубопоезда. В первый сектор мы пришил точь-в-точь по расписанию.