Любовь уходит в полночь

Анна Алеванс (2024)

Головокружительная история любви продолжается! Бурный роман с Маркусом безвозвратно меняет жизнь Алиссы. Но вскоре она понимает, что ждёт ребёнка. Алисса считает это грандиозной ошибкой, тогда как для её возлюбленного ребёнок — подарок судьбы. Однако трагедии и горести преследуют влюблённых по пятам. Отвергнутая пассия Стелла не желает мириться с «отставкой» и пытается вернуть Маркуса. В то же время к Алиссе проявляет внимание богатый и красивый бизнесмен Эйдан, желающий заполучить красавицу во что бы то ни стало. Что же ждёт героев в конце: любовный триумф или душераздирающая трагедия?

Глава 2. Неразрешимые противоречия

В полночь Алисса пробудилась.

Она и не помнила толком, как заснула. Перед глазами стояло лицо Маркуса — мрачного, со следами тревоги и испуга в глазах. Чего он так испугался? Ах, ну да. Он впервые видел её в подобном состоянии. Впервые она предстала перед ним такой, какой и была до встречи с ним — ослабевшей, бессильной, ко всему равнодушной. Алисса никогда не рассказывала, что ей пришлось пережить. Не рассказывала о том, как неделями не выходила из дома, не вставала с постели, погружённая в собственную никчёмность. Не рассказывала о боли, о ненависти к себе, настолько сильной, что не хотелось жить.

Но теперь Маркус поймёт. Непременно догадается. Он слишком внимателен к деталям. И слишком уж хорошо считывает её чувства.

Он бы не испугался так сильно, если бы не понял.

Алисса вновь ощутила стыд. С этим чувством она жила годами. Испытывала его всякий раз, когда кто-то обнаруживал её внезапную слабость или подлавливал на ошибке.

Она поднялась с постели. В комнате царила полнейшая темнота: даже фонари за окном не горели. Ей удалось различить фигуру, лежащую на тесном диване. Спал Маркус или нет — оставалось лишь догадываться.

Алисса осторожно прошла по скрипучим половицам на кухню. Зажгла свет. Прикрыла дверь. Поставила чайник на плиту. В буфете обнаружилась плитка молочного шоколада. Голод проснулся внезапно. После вчерашней неудавшейся миски супа она ничего не ела. Оставалось только надеяться, что и шоколад не пробудит в теле желание извергнуть его назад.

Маркус без слов вошёл и сел напротив неё. Судя по уставшим глазам, он не спал вовсе.

— Хочешь снова унизить меня? — холодно поинтересовалась она не в силах сдержаться. — Что ты на этот раз скажешь, кроме того, что я никчёмна и труслива? Что я бедна, как церковная мышь? Или что я вовсе недееспособна и не могу жить самостоятельно?

— Алисса, прекрати! — воскликнул он бессильно и возмущённо. — Я сожалею о том, что сказал. Я не должен был произносить этого вслух.

— Даже если бы ты не произнёс этого вслух, ты бы всё равно так думал, правильно? — бросила она. — Интересно, а ты с самого знакомства считал меня такой? Инфантильной неудачницей, которая не может нести ответственность за свои поступки и просто обеспечить себя?..

Маркус издал тихий рык, отдалённо напоминающий ругательство.

— Алисса! Не говори так! Я никогда ничего подобного не думал!

— Но ты именно это сказал, разве нет?

— Я вышел из себя. Это было глупо и по-детски. Видишь, я и сам порой веду себя, словно малое дитя.

— А я — нет! — отрезала она. — И если ты думаешь, что я изменю своё решение, то скажу сразу: ничего подобного! Можешь из-за этого считать меня глупым ребёнком. Можешь думать, что я бессердечна. Но я всё равно сделаю то, что считаю нужным.

Она поднялась, подхватив кружку с чаем и шоколад, и направилась на балкон. Но Маркус и не думал оставить её в покое.

— Это несправедливо, — сказал он твёрдо. — То, что ты одна принимаешь решение, даже не советуясь со мной. Это и мой ребёнок тоже. А ты заочно лишаешь меня права выбора!

Алисса смерила его пронзительным взглядом. В груди у неё всё накалилось. Она испытала желание вылить на него чай.

— Ребёнок, может, и твой. Но тело — моё, — произнесла она тихим безапелляционным тоном. — И пока он живёт в моём теле, лишь я решаю, что с ним будет. А ты говоришь так, словно я должна вынашивать его, рожать в муках и растить вопреки своему желанию — просто потому, что тебе так захотелось!

Маркус шумно вдохнул и покачал головой.

— Ты меня не слышишь…

— А ты не слышишь меня.

Он присел перед ней и поймал её руку. Алисса видела горечь в его глазах, но не показала, как сильно она её ранила. Менее всего она желала причинять ему боль.

— Ты осознаёшь, что в тебе растёт новая жизнь? — проговорил Маркус. Его ладонь легла на плоский живот. — Это существо, которому мы с тобой дали начало. У него бьётся сердце. Может быть, у него и душа есть — кто знает? Ты возьмёшь и так просто прервёшь его жизнь?

Алисса отшатнулась от него.

— Это эмбрион. Он ничего не чувствует. Ничего не видит. Не понимает. Это ещё не человек.

— Я его видел. Там, на обследовании. Если бы и ты увидела, то сразу бы всё поняла.

— Этого ребёнка вообще не должно было быть!

— Но он есть. Вопреки всему. Почему ты так сильно боишься с этим смириться?

— А почему ты смирился? — гневно спросила она. — Никто из нас не хотел детей. Ты и сам говорил, что не планировал становиться отцом! Чему ты так радуешься? Почему ты так хочешь, чтобы я родила этого ребёнка?! Почему ты вообще хочешь завести со мной семью?

Маркус издал смешок — мрачный и горький.

— Ты действительно не понимаешь?

Алисса уже давно перестала что-либо понимать. Несколько часов назад её мир перевернулся. И она не могла смириться с тем, что в мире Маркуса всё осталось как прежде. Она не знала, как ей теперь жить — а для него самого будто ничего не изменилось. Их жизнь сотрясла смертоносная буря, но он даже не пошатнулся. Будто так всё и должно быть!

Разговор был окончен. Маркус свернулся на неудобном диване, всем своим видом давая понять, что не намеревается сдаваться. Алисса улеглась в постель, но, в отличие от него, уснуть так и не смогла. До самого утра её беспокоили дикие фантазии и неприемлемые мысли. Полдня назад она была абсолютно уверена, что от ребёнка следовало избавиться, и как можно скорее. Алисса пока не испытывала никаких материнских чувств к тому существу, что росло в её утробе. Она не желала его, не ждала — легче было покончить со всем сейчас, чтобы избавить себя от горечи сожалений, слёз и истерик.

Но слова Маркуса посеяли в ней сомнения. Конечно, с его стороны было глупо рассчитывать, что она ни с того ни с сего воспылает любовью к нежеланному дитя и решит сохранить ему жизнь. Но как и всякий чувствующий человек с возвышенной моралью Алисса невольно испытала острое чувство вины. Она не осудила бы женщину, решившуюся пойти на аборт, но отныне её не покидало чувство, словно она совершала нечто неправильное и недопустимое. К любой жизни следовало относиться с уважением. То, на что вынуждали её обстоятельства, в корне противоречило её моральным принципам.

— Так нужно, — прошептала она, глядя в стену прямо перед собой. — Я должна это сделать.

Всего сутки назад они были абсолютно счастливы. А что теперь? Маркус не желал принять её выбор. Он хотел этого ребёнка. Если Алисса поступит так, как сочтёт нужным, их отношения никогда не станут такими идеальными, как прежде. Он может не забыть, не простить ей — и тогда наступит конец. Она прекрасно осознавала возможные последствия, но даже страх потерять его не заставил бы девушку передумать.

С трудом дождавшись наступления утра, она собрала необходимые документы и направилась в больницу. Маркус не проснулся — к счастью.

Ожидание в очереди продлилось не более часа. В городе свирепствовал грипп: новый штамм валил и взрослых, и детей. Алисса опасливо дожидалась своей очереди в отдалении от бледных, измождённых тел, прежде чем доктор Голденблат показался из кабинета.

— А, мисс Сторм, — сказал он суетливо после её приветствия. — Решили сдать анализы? Не самое подходящее время. Началась ежегодная эпидемия гриппа. Почему вы без маски? В вашем положении это очень опасно!

Он, как и всякий врач, волшебным образом успевал делать несколько задач одновременно: разговаривать, попутно писать и ставить печати на рецептурных бланках. Алисса торопливо закрыла за собой дверь, не обратив внимания на укоризну в его голосе.

— Я к вам как раз по этому поводу. Сдавать анализы я не собираюсь.

— А что же тогда?

Она подавила всякие сомнения внутри и выпалила:

— Я бы хотела сделать аборт.

Доктор Голденблат отвлёкся от всех дел разом и воззрился на неё, приподняв брови. Ей было трудно понять, что же так изумило опытного старого врача: за годы работы в больнице ему в любом случае приходилось иметь дело с такими вопросами.

— Вот оно что, — проговорил он сдержанно. — Вы уверены в своём решении?

— Да. Абсолютно.

— Что ж, в таком случае, я запишу вас на операцию. Пару недель назад я бы предложил вам специальные медикаменты, но срок уже приличный. Поэтому вариант один — хирургическое вмешательство. Подождите, я скоро вернусь.

Ожидание затянулось на полчаса: как выяснилось, врача задержали больные.

— Операция назначена на шестнадцатое число. Пару недель вам придётся подождать. Поставьте своё согласие на бланках. И подпись — вот здесь. Если всё же решите сохранить беременность — сообщите мне. Если нет — здесь полный перечень рекомендаций перед операцией.

Она сделала всё, что от неё требовалось.

— Спасибо. Я… я не передумаю.

Несколько секунд врач смотрел на неё, нахмурившись, а затем спросил:

— Простите, я не хочу лезть не в своё дело, но всё же… Ваш молодой человек в курсе этого решения?

— Да, — отозвалась она безжизненно.

Голденблат, судя по виду, хотел узнать что-то ещё. Но врачебная этика взяла верх над человеческим любопытством, и он просто отпустил её, пожелав удачи.

Решение было принято окончательно. Не осталось места ни сомнениям, ни излишним волнениям. Но даже чувство полной определённости не принесло девушке никакой радости. Вчера она была полна решимости и уверенности — а сегодня, как ни странно, она не ощущала почти ничего, кроме промозглого холода и убийственной пустоты.

В дверях дома она столкнулась с Маркусом. Взъерошенный, словно воробей, в помятой после сна одежде он не имел ничего общего с обыкновенным собой — ухоженным, элегантным, порой даже щеголеватым.

— Где ты была? — воскликнул он.

Уж не решил ли он, что Алисса коварно улизнула, пока он спал, чтобы сделать всё за его спиной?

— В больнице. Я взяла направление на операцию.

На его лице отразилось облегчение — от того, что она не успела сделать ничего непоправимого. Но облегчение уступило место горечи: теперь было совершенно ясно, что она намерена стоять на своём и не передумает.

Они вернулись домой в молчании. Алисса искренне надеялась, что Маркус оставит её хотя бы на несколько часов. Но он не уходил. Она нуждалась в личном пространстве, нуждалась в одиночестве — оно было необходимо ей, чтобы осознать всё происходящее и смириться. Когда девушка уже готова была взорваться, нежеланная беременность напомнила о себе: после завтрака из яичницы и тостов с беконом она провела в уборной несколько часов к ряду. Так очередной грандиозной ссоры помог избежать приступ токсикоза. Маркус не остался безучастным: он носил ей воду и холодный чай, давал противорвотное и успокаивал, сидя за дверью, одним своим присутствием. Первый час ей было неловко и стыдно. Но, выбравшись из ванной комнаты бледной, потной и измождённой, она радовалась только одному: что не осталась в одиночестве.

Чувства сменяли одно другое так быстро, что она не успевала их отслеживать и осознавать. Слабое раздражение мгновенно перерастало во внезапный гнев, едкое равнодушие сменялось нежностью, а удовольствие, словно по волшебству, обращалось в обиду и возмущение. И в таком состоянии ей предстояло провести ещё две недели — не говоря уже о нестерпимых приступах тошноты, невозможности есть любимую пищу и общей слабости. Алисса не могла понять, как можно добровольно пойти на такое, пусть и ради рождения желанного ребёнка.

Остаток дня она провела в постели в положении полулёжа. Маркус, подобно верному стражу, наблюдал за ней исподволь. Алисса то и дело засыпала под бубнёж телевизора.

— Хочешь чего-нибудь? — поинтересовался он. — Я схожу в магазин.

— Не знаю. Меня почти от всего выворачивает наизнанку, — ответила она хрипло.

Чтобы ей снова не поплохело, Маркус не стал предлагать ничего мясного и рыбного. Он принёс два пакета всевозможных овощей, фруктов и сладкого. А в тайском ресторанчике неподалёку взял пару порций риса и лапши без наполнения. Алисса была счастлива уже от того, что ей удалось утолить голод без всяких последствий. И безмерно благодарна за то, что он позаботился о ней — несмотря на их конфликты и противоречия, полное непонимание и расхождение ценностей.

Когда Маркус приглушил телевизор и сел перед ней на коленях, она с трудом подавила в себе приступ досады.

— Если ты снова собрался отговаривать меня…

— Нет. Я не стану тебя отговаривать. Ты была права, — он коснулся кончиков её пальцев, безвольно лежащих на одеяле, и сомкнул ладонь на запястье. — Этот ребёнок настолько же мой, насколько и твой. Но последнее слово за тобой. Ты сделаешь то, что сочтёшь нужным. Я лишь прошу тебя подумать.

Алисса сжала его руку с безмолвной благодарностью и откинула голову на подушку. Когда Маркус разделся до белья и зажёг свет, она сказала негромко:

— Не ложись на диване. Останься со мной.

Не было ничего прекраснее на свете, чем прижиматься к крепкому плечу и касаться гладкой холодной кожи. Сон быстро сморил её: Алисса уснула, прислушиваясь к его дыханию, в сильных успокаивающих объятиях.

Она уже спала и не могла ощутить, когда Маркус мягко, с безмолвной лаской, приложил ладонь к её животу и тихо вздохнул.