Кладезь погибших сюжетов

Анна Панкратова (2024)

Мойра изгнана в мир без магии, где медленно умирает от опухоли мозга. Она готовит свою последнюю пьесу, гениальную и жестокую, ведь знает, что ее смерть разрушит Врата меж мирами. Тогда магия уничтожит электричество и привычный уклад жизни, пробудит метки, заставляя стихии сходить с ума. Дочери Элайджи вовремя узнают о планах мойры запустить последнюю пьесу и намерены спасти Врата. Так стерва снова оказывается в Соларисе. А в игру вступает первый человек в истории — Никлаус, что зовёт себя Хаосом. Дафна мучается от кошмаров, в которых попадёт в Зазеркалье. А Блэр пытается не влюбиться в Клауса, который вызвался охранять ее от бывшей жены и первой женщины — Времени, которая задумала уничтожить души. На чьей стороне Клаус? Сумеют ли они спасти Врата? И что делать, если ты оказался в голове умирающей мойры — кладезе погибших сюжетов?

Глава 4. Потенциальные сюжеты

1

Король и королева Солариса сидели за длинным столом в зале дома Уайтов, где обычно проходили совещания. Свечи тускло мерцали, считывая беспокойство той, что их зажгла, отбрасывая тени на усталые лица. Солнце уже всходило, но с другой стороны дома, погружая эту комнату в тот же мрак, что таился в сердцах.

Даниэлла откинулась на спинку стула, положила руку на живот, ощущая, как страх поглощал последние грани разумного в ее сознании, присоединяясь к бушующим гормонам.

— Значит, слепая? — уточнила Даниэлла, выслушав рассказ Элайджи. Он не утаил ничего, рассказал даже про происшествие в доме на болоте. Они давно поняли, что смогут править вместе и хранить покой в стране, только если будут доверять друг другу.

— Абсолютно.

Даниэлла заметила хищную усмешку, исказившую губы Элайджи, вздрогнула, ведь в полумраке это выглядело еще жестче. Страшнее становилось оттого, что и сама она не испытывала сожалений.

— Ладно. Ладно… — Даниэлла хлопнула по столу, закрыла глаза, едва держась от усталости: день был слишком длинным, а Элайджа вытащил ее из кровати. — А Джейкоб где, говоришь?

— Все будет хорошо. — Элайджа коснулся ее руки, заставляя дернуться. Казалось бы, она привыкла, что он всегда читал ее эмоции, но сегодня королеве слишком хотелось спрятать страх, утягивающий в пучину хаоса, чтобы не казаться слабой. — Я понимаю, почему тебе страшно. Но с тобой и твоим сыном все будет хорошо. Флоренс безобидна, и она под моим присмотром.

Даниэлла вспомнила, что Элайджа уже дважды рассказал, куда отправился Джейкоб: к богу леса Николасу, в надежде, что тот, кто был свидетелем войн Любви и Ненависти, знает что-то про образования Врат.

— Сейчас. Подожди, мозг включается. Быть беременной сложно.

Огонь запылал на ее ладони, согревая прохладным утром, напоминающим о скорой осени. Улыбка Элайджи грела не хуже, и уж если кому Даниэлла и могла довериться, кроме мужа, так тому, кто все эти годы был ей наставником и в итоге стал хорошим другом.

— Я решила.

— Весь внимание, моя королева.

— Заткнись уже, — шикнула она, едва скрывая смех. — Мы равны!

— Конечно, равны.

Она толкнула его в плечо и встала, чтобы размять ноги.

— Ты берешь на себя Флоренс и магическую сторону вопроса. Ты всегда был в магии лучше меня. Попробуй… если кто и сможет придумать, как спасти Врата — ты и Аврора.

Элайджа кивнул, соглашаясь. Он остановился у бара и распахнул стеклянные дверки.

— А я беру на себя президента Локка. Терравил должен знать, что его ждет, если Врата падут.

— Мудро.

Элайджа плеснул коньяка в бокал, подал его Даниэлле и тряхнул головой, видя ее прищур.

— Непривычно.

— Это была твоя идея организовать тут склад элитного алкоголя.

— Помогает думать в экстренных ситуациях.

Даниэлла тяжело вздохнула, опустилась на подоконник и ощутила холодный ветер, остужающий уставшее тело.

— А что с другим миром? Мы тесно связаны только с Терравилем. Другие страны? Как их подготовить к приходу магии и хаосу? Надо бы… Кто знает, что будет? Электричество и магия — вещи несовместимые. Да и ты помнишь наши эксперименты.

— Знаю. — Элайджа присел рядом, отпил из бокала. — Поэтому будем надеяться, что сработает план «А».

— У тебя уже есть план?

— В процессе.

Они молча сидели рядом. Элайджа пил. Даниэлла гладила живот, моля мир дать ей спокойно родить и вырастить этого мальчика, которого она еще не знала, но уже любила.

— Когда у него появится душа? — прошептала Даниэлла.

Элайджа протянул руку, но в последний момент замер, поднял брови, спрашивая разрешения. Она приподняла футболку. Горячая ладонь согрела кожу, душа Даниэллы затрепетала, но замерла: звали не ее. Элайджа закрыл глаза, улыбаясь так искренне и тепло, что Даниэлла часто задышала, ощущая вдруг внутри себя новую жизнь, душу, которая откликалась на зов короля Подземного царства.

— Я не проводил экспериментов, — тихо заговорил Элайджа, продолжая улыбаться, гладя ее живот, — но душа Блэр впервые откликнулась на пятой неделе. И она была так прекрасна! Так чиста и невинна…

Даниэлла положила ладонь на руку Элайджи, жалея, что так не может. Как бы и ей хотелось ощутить душу того, кого она носила под сердцем.

— У тебя какая?

— Тринадцатая.

— Совсем взрослый пацан уже, а? Я чувствую его. Очень сильная душа, как у его матери и отца. Боец. С ним будет не просто…

— Только не некромант…

— Я не знаю, Дени. Но знаю, что он уже любит тебя.

Элайджа убрал руку, а Даниэлла сделала глубокий вздох, пытаясь не заплакать, но чувства накрывали, словно волны в океане, сбивая с ног.

— Хочешь покажу?

— Так можно?

— Ты же можешь окунаться в чужую память и читать воспоминания?

Даниэлла несмело кивнула и коснулась щеки Элайджи. Сердце колотилось, ладошки вспотели, а в глазах почему-то начало темнеть.

— Ты так боишься, словно сейчас родишь.

Она мотнула головой, покрепче прижимая руку к его небритой щеке.

— Показывай уже. А то попробуй Авроре объяснить, зачем я ее мужа тут лапаю!

Элайджа сжал руку и направил. Даниэлла оказалась в его сознании и попала в воспоминание, которое он приобрел минуту назад. Она видела себя, стоящую у окна, уставшую, напуганную, но с горящими глазами. А потом они коснулись ее живота. И она ощутила то, что ощутил Элайджа, и задержала дыхание, боясь пошевелиться: только бы не потерять это чувство, только бы запомнить навсегда.

Она чувствовала под пальцами совсем крохотную душу. Но такую яркую. Чистую. Сильную. Она билась под пальцами, словно сердце, рвалась ей навстречу, касалась в ответ.

Элайджа поддержал Даниэллу за поясницу, не давая упасть, так вскружили голову эмоции. Она не была к такому готова. Не знала, что может так любить. Так дорожить кем-то. А она очень любила Джейкоба (так сильно, что пошла за ним в царство мертвых).

— Я думала, не готова, — просипела Даниэлла, возвращаясь в реальность. Элайджа усадил ее на стул и налил воды.

— Ты не одна. С тобой Джейкоб и мы с Авророй. А уж как твой дедуля радуется! Кажется, он готов уйти с поста премьер-министра, чтобы быть полноценной няней.

Даниэлла качнула головой, слабо улыбаясь. Она уже запретила Ричарду покидать пост, зная, что не сможет найти человека, которому сможет так же доверять.

— Это страшно. Любить так сильно. — Даниэлла закрыла глаза, вспоминая ощущения, что подарило ей касание к душе сына. — Как твои дочери?

Элайджа шумно выдохнул. Сел рядом, постучал пальцами по дубовому столу.

— Дафну еще не видел. Блэр… радуется приключениям. Они сильные. Обе.

— С такими родителями… Отпустишь их?

Элайджа пожал плечами.

— Их решение. Дафна на последнем курсе. Блэр ждала начала учебы в университете все лето. Как я их не пущу?

— За Блэр теперь Хаос… что он там от нее хочет?

Даниэлла заметила, как Элайджа сжал кулак.

— Когда я…

— Бил его, — подсказала Даниэлла. Элайджа закатил глаза.

— Когда мой кулак встретился с его челюстью, я на секунду ощутил его. Он силен, не пропускает меня. Но даже он иногда теряет контроль. — Элайджа уперся локтями о стол, дернул головой. — Он не обидит ее. Она… интересна ему. В романтическом плане.

— И ты отпустишь ее? Зная, что ей интересуется мужик, который стар, как этот мир?

— У меня есть выбор? Запрети я ей искать с ним встречи, она еще сильнее захочет его.

— Она в любом случае захочет его, Элайджа. Это же Блэр! В каждом сериале она выбирает мужика посуровее и постарше! Да она все еще влюблена в Тома Эллиса и его Люцифера!

Элайджа пожал плечами, стараясь скрыть улыбку, ведь они с Даниэллой знали, в кого Блэр питала слабость к мужчинам постарше: ее мать среди всех выбрала тысячелетнего короля Подземного царства, выжигающего души каждого, кто перейдет ему дорогу.

— Я не могу уберечь ее от этого. Я поговорю с ней. Но… это ее выбор. Не убить же мне его, в самом деле?

— А его можно убить?

— Хотел бы я знать…

Даниэлла прыснула, заметив, как серьезно говорил Элайджа, как напряглись его мышцы: кажется, он и правда был бы не против решить эту проблему, выкопав одну новую могилу.

— Да и… кажется, он тоже не хочет разрушения Врат. Значит, уже не враги.

— Ладно. Удачи с Авророй. Уверена, она счастлива не будет, что ее дочери едут в другой город. А я досыпать.

— Я найду выход.

Даниэлла кивнула и вышла из зала, ощущая такую усталость, словно пробежала от Терравила до Лостхилла.

2

Флоренс всегда обижалась, когда ее называли сумасшедшей, ведь себя таковой не считала. Ну, может, чувство юмора у нее своеобразное, не более того.

В первую ночь после возвращения в Соларис она кусала губу, сочиняя план. На правой руке появилась новая повязка, ведь она наивно полагала, что сумеет порезать себе вены и героически (нет) умереть, не догадываясь, что в палате за ней следил хранитель душ.

Первый час после того, как ее вернули с зашитой раной в палату, Флоренс орала, билась в истерике, пытаясь избавиться от ремней, которыми ее привязали к кровати, чтобы предотвратить новую попытку самоубийства. Потом она устала. Голова раскалывалась, слепые глаза вылезали из глазниц, а искусанные губы кровоточили. Но она поняла, что на ее крики никто не прибежит и прекратила шоу.

Она не хотела умирать. О, нет! Она хотела жить! Однако понимала, что своей смертью испортит счастливые концы тем, кто испортил ее жизнь, отняв ребенка и изгнав в мир без магии.

До утра Флоренс лежала без сна. Тело устало так, что она еле шевелила пальцами, по голове словно стучали, но она не могла уснуть, как бы ни пыталась. Мозг продолжал работать, рисуя новые планы: каждый хуже предыдущего.

Как же Флоренс хотелось разорвать мойровы ремни и высвободиться. Она пыталась нащупать магию, что витала вокруг, позвать ту, которой поделилась Аврора, но встречала барьер. Вспоминала беременность, что провела в Соларисе: еще тогда было ясно, что после заклятия Джошуа она не может больше впускать в себя магию. Подлец так хотел спасти их нерожденное дитя, что пожертвовал жизнью, лишая Флоренс сил, лишь бы той позволили родить.

Может… Может, она найдет способ? Мойра устало улыбнулась, решая вдруг повременить со смертью. Нет, попытки нужны! Иначе эти глупые актеришки заподозрят, что она что-то задумала. Вот только что же она задумала? А?!

Флоренс заерзала на кровати, перекидывая в голове листы с потенциальными сюжетами, понимая, что ни один не в состоянии воспроизвести. Тут нужны глаза… Тут — магия. А этот и вовсе за гранью разумного. Можно бы было… можно…

— Твою тень, — шикнула Флоренс, дергая руку. — Эй? Ты тут? Под повязкой не почешешь?

Она услышала недовольное бурчание хранителя душ, затем — шаги, а потом в нос ударил запах пота.

— Что, так волнуешься, да? Да что я могу тебе сделать?

Хранитель душ дернул ее зашитую руку с такой силой, что Флоренс заверещала от боли.

— Если я умру — тебя убьют, дорогуша!

— Так ты не умирай.

Весомый аргумент. Не поспоришь!

Флоренс сыпала ругательствами, орала, потом хохотала.

Может, сумасшедшей она себя и не считала, но вела себя так, словно сбежала из психбольницы.

Спустя десять минут пришли врачи, без слов ввели ей что-то в вену, и она все же уснула… но мозг продолжал сочинять… ее последняя пьеса должна быть гениальной… шедевральной…

Но для этого ей надо…

— Как стерва?

— Слаба. Едва жива. Но умудряется орать и раздражать всех в радиусе километра. И, боюсь, придется перевозить ее к нам из больницы. Чем я дальше… тем хуже наша связь. А она жива потому, что я позволяю ей питаться моей магией, что останавливает течение болезни.

— Главное сдержаться и не убить эту суку самому.

Флоренс зашевелилась, просыпаясь. Застонала от боли, догадываясь, что привлекает к себе внимание, но тело слишком болело.

— Сколько ей осталось?

Элайджа спросил это так, словно не заметил, что мойра проснулась и слушала разговор. Так, словно ее не было вовсе. Предмет мебели! Не больше. А ведь когда-то она вершила судьбы каждого человечишка…

— Пару месяцев. Потом… Поздно ее привезли сюда.

— Мы что-нибудь придумаем.

Флоренс фыркнула, но охнула, едва кто-то отстегнул ремни. Она растерла затекшие руки, закряхтела, садясь на кровати.

— Ну? Злорадствовать пришли?

Как же она хотела их увидеть, узнать, как они изменились за эти годы, но могла только щупать воздух, ведь рядом с ней никто не стоял.

— Я должен кое-что рассказать. — Элайджа. Голос взволнованный. Что это он там собрался рассказывать?

— Это касается Блэр. Ее… — Флоренс расплылась в улыбке, догадываясь, о чем Элайджа начал говорить. — Ее души, вернее.

— Я старалась, дорогой Элайджа, — проворковала Флоренс, но зашипела, едва сильная рука схватила за шею, сдавливая так, что отняла возможность дышать. Она царапала чужую кожу, в ушах начало звенеть, но все резко прекратилось. Сквозь кашель она слышала, как Элайджа называл ее «психопаткой» и «стервой».

— Сука обмолвилась, что специально выбрала именно эту душу для нашей дочери, пообещала какой-то поворот. И, боюсь, она замешана в этом дерьме, иначе я не понимаю, почему Никлаус так интересуется Блэр.

Флоренс стерла слезы, откинулась на подушку, растворяясь в сладких словах. Хоть что-то она сумела сделать перед грандиозным провалом двадцать три года назад.

— «Никлаус», ты сказал? Тот самый старик, которому лет как этому бренному миру, интересуется нашей дочерью? — спросила Аврора, а Флоренс возликовала, слыша панику.

— И вы здесь, чтобы узнать, что я имела в виду, да? — спросила Флоренс. — А Клаус… Ох, Никлаус… Я бы на вашем месте не подпускала его к дочери.

Она услышала тяжелый вздох и фыркнула, понимая, что в этот раз выпад оставили без внимания. Кто-то грубо схватил ее за руку и начал разбинтовывать.

— Порезала вены ночью, — сказала Аврора, касаясь швов. — Чудом успели зашить. Если бы не Дарен, то мы бы изучали последствия ее смерти.

— Дарен? — уточнил Элайджа. — Хранитель душ, да? Надо будет ему выписать премию. И в отпуск отправить. После ночи с этой стервой…

— Может, хватит? — шикнула Флоренс, вырывая руку. — Я вообще-то здесь и слышу вас. И мой мозг достаточно хорошо себя чувствует, чтобы я могла думать.

— Это только потому, что я делюсь с тобой магией хранителя времени. — Аврора впилась ногтем в рану, заставляя Флоренс визжать от боли.

Мойра закусила язык. Она устала. Годы, проведенные в мире без магии, подарили ей столько боли и разочарований, сколько она не дарила ни одному своему актеру (ну, так она думала).

— У меня было три выкидыша, знаешь? — вдруг сказала Флоренс. — Я просто хотела ребенка. Я бы не стала вас больше тревожить — вы дали мне душу. Я…

Флоренс тяжело вздохнула, догадываясь, что жалости к ней никто не испытывал. Что она там придумала? Ах да. Аврору ослепил ее же отец, который до этого убил ее мать за то, что они провидицы. А потом и вовсе велел отвести в лес и убить. И все пошло наперекосяк, когда мисс слепую провидицу спас мистер изгнанный король, сломав гениальный замысел Флоренс… Она пыталась вернуть актеров на места, поправить сюжет и совершить поистине богоподобную пьесу, но… потерпела грандиозный провал.

— И? Мы должны аплодировать, что я взял судьбу в свои руки и спас невинную девушку от жестокой смерти, которую ты ей предрешила?

Холод в голосе Элайджи впился сосульками в тело Флоренс. Та тряхнула плечами.

— Все мы совершали ошибки, Элайджа. Меня лишили магии. Отняли у меня все. Так еще и душу подарили! Знаешь, как проще было жить без этого дерьма в груди? И могли бы просто оставить мне дочь. Герои, а! Ах какие герои! Отнять дитя у матери…

Флоренс зашипела, вновь ощущая руку на горле. Но в этот раз Элайджа не сжимал шею, позволяя дышать, трепетать внутри от счастья — она нужна им живой. Ну… до нужного момента, пока они не смогут убить ее, не боясь за Врата.

— После всего, что ты натворила, — заслужила. И твоя дочь выросла в любви и достатке. С тобой она бы никогда не была настолько счастлива.

— Дерьмовые вы герои, Элайджа.

— Какие уж есть. — Он выпустил ее горло, Флоренс растерла место, где еще вчера были порезы, тряхнула плечами, осознавая, как сильно ее ненавидят. — А теперь ты ответишь на мои вопросы. Ответишь верно — поедешь в наш дом, будешь спать в мягкой постели до последнего вздоха, получать вкусные ужины и гулять на свежем воздухе.

— А если нет? Убьешь? — прошипела она, приближаясь к Элайдже. Она нащупала широкие плечи, подтянулась, оказываясь так близко от его лица, что ощутила дыхание. Она лизнула его в щеку, приблизилась к уху и зашептала: — Мне нужна Дафна. Всего разговор. И я скажу все, что ты хочешь.

Элайджа вывернул руки Флоренс, укладывая на подушку.

— Не ответишь — ампутирую руки. Затем ноги. Жить будешь. Максимально долго. Без глаз, рук и ног. А в первую очередь отрежу твой жалкий язык.

— И женушка позволяет так общаться с ее больными? Ох, какая жестокая стала наша слепая…

— Заткнись просто.

Флоренс недовольно заерзала на кровати, слыша сталь в голосе Авроры. И когда эта слепая успела стать такой? Куда делись страх и волнение? Ах да… и не слепая она уже давно. Вот бы и мойре кто глаза сейчас подарил.

— Ты поговоришь с Дафной, если она сама этого захочет. — Флоренс вздрогнула, вновь слыша Аврору. Недоверчиво свела брови.

— Вопрос первый, — заговорил Элайджа, беря ее за локоть, чтобы считать эмоции. — Ты сказала, душа Блэр особенная. Почему?

Флоренс напряглась. Нельзя! Нельзя об этом говорить! Узнают и получат союзника! Элайджа тряхнул мойру, ощущая страх.

— Правду! — прорычал он.

— Я выбрала душу… — нехотя заговорила она, понимая вдруг, что мозг лишился извилин от паники. — Она… Ее душа очень древняя. Перерождение Любви: первой и единственной любви Никлауса. Я не знаю больше! Честно! Не придумала! Я никогда не планировала вашу дочь! Хотела лишь, чтобы Никлаус испортил вашу жизнь!

Элайджа тяжело вздохнул, Флоренс поняла, что он не верил.

— Что ты знаешь про Никлауса?

Флоренс расплылась в улыбке, понимая, что тут точно можно не врать.

— Он мой… так называемый отец. Я — сгусток отчаяния и ненависти, что породили он и Ненависть. Она меня заперла в Зазеркалье, чтобы я писала судьбы для всех в этом мире. Для ее детей — хорошие. Всех остальных — дерьмовые. А потом, решив, что я бессмертна, они сделали меня ключом для Врат. Я и была бессмертна, пока вы не уничтожили мое Зазеркалье и не лишили меня магии! Идиоты! Судьбы они сами захотели себе выби…

— Значит, Клаус участвовал в создании Врат?

Флоренс закусила губу, понимая, что сказала лишнего, но было поздно — Элайджа получил, что хотел, и выпустил ее руку.

— Справишься сама? Джейк должен был уже вернуться.

— Разумеется. Иди, — ответила Аврора.

Флоренс скривилась, слыша чмоканье, впервые радуясь, что больше не может видеть — хоть не лицезреет эти противные нежности. Подпрыгнула от хлопка двери.

— Я все еще здесь. И буду благодарна, если ты помолчишь во время капельницы.

В вену на сгибе локтя впилась игла, отчего Флоренс зашипела. Да, церемониться с ней явно не планировали. Она облегченно выдохнула, ощущая, как магия заструилась по венам. Чужая, но все же магия. Она придавала сил, дарила желание жить.

— Помолчу, если расскажешь, как слепая провидица стала главой больницы.

— Не ты сделала меня потомком Времени?

— Чтобы ты сдохла в нужное время, — шикнула Флоренс, вдруг злясь.

Аврора цокнула, но промолчала, даже не сделала больно. А Флоренс вдруг поняла, что ей нужно сделать. Как же удачно, что ее перевозят в дом, где она сумеет провернуть свой план и подведет последнюю пьесу к кульминации!