В поле всеобщего зрения

А. Шафи-Ги (2024)

Тихая и спокойная жизнь во Фламинго Таун постепенно начинает меняться, когда в пустующую виллу в северной части города заселяется внук покойного друга мэра Грег. Грег нравится всем, однако Астра видит в нём некую угрозу для окружающих. Является ли всё это паранойей? Или же её подозрения верны, и миру предстоит перевернуться с ног на голову?

Глава 5. Особый подарок для особого человека

Без пчелиных укусов меда не бывает.

Татарская пословица

Обладатели нейроотличий склонны иметь гиперфиксацию на том, что вызывает у них интерес. Объектом их пристального внимания могут быть как некие увлечения, так и некие люди. Спектр РАС довольно широк, а потому диагностировать дееспособного аутиста практически невозможно ввиду маскинга и умения адаптироваться под агрессивную для нейроотличного человека среду.

Одной из малоизвестных черт аутичных личностей является то, что порой они могут одаривать интересующих их людей таким огромным количеством внимания, что те могут ошибочно принять их дружескую симпатию за нечто большее. Обратной стороной медали является то, что некоторые люди в спектре РАС не замечают самых очевидных намёков на романтический или сексуальный интерес, который направлен в их сторону.

В обществе бытует стереотип о том, якобы высокофункциональный аутизм неизбежно дарует своим обладателям невиданные способности в точных науках. Однако сие является ложью. Ибо ключевым секретом «суперспособностей» является вышеупомнутая гиперфиксация — то бишь огромная и непреодолимая тяга к чему-либо или к кому-либо. Дееспособными и недееспособными аутичными людьми движет одна и та же сила, которая наделяет их безудержной и абсолютной верностью тому, что вызывало у них глубокий интерес. Именно из-за этого люди в спектре РАС могут раз за разом повторять монотонное (с чужой точки зрения) действие, ибо оно имеет для них особый смысл, который невозможно объяснить «нормальному» человеку.

***

Иные виды дружеской привязанности похожи на нездоровую одержимость. Это никак не тянет на фанатизм, ибо неизменно сопровождается трезвым взглядом на личность, к которой направлено восхищение вкупе с привязанностью. Встречи с уникальными людьми навсегда остаются в нашей памяти, однако порой хочется, чтобы общение продолжалось и дальше. Ведь какой смысл ограничиваться коротким эпизодическим моментом душевной близости, когда можно черпать её вновь и вновь?

Примерно так рассуждал Себастьян, думая о Греге. Ему было настолько легко и спокойно с новым приятелем, что он буквально засыпал и просыпался с мыслями о новых интересных разговорах. Чувство окрылённости порой ставило парня в тупик, ибо он никогда прежде не ведал душевного тепла. Ни семья, ни близкое окружение ни разу не позволяли ему почувствовать себя действительно счастливым.

От матери веяло холодом, от сестры и отчима — презрением. Маркус и Астра казались ему до боли поверхностными. Парень невольно вспоминал цитату Киану Ривза: «Я как Микки Маус. Они не знают человека, они видят только костюм. Никто не знает, что прячется внутри». Длительное общение с ними не способствовало появлению какой-либо платонической близости, больше походя на какую-то извращенную пытку. От окружающего мира он получал лишь тревогу, беспокойство и ощущение нескончаемого ужаса. Одиночество в толпе длилось двадцать пять лет, пока в поле зрения не оказался искренний, но прохладный Грег. Себастьяну казалось, словно он впервые увидел живого человека, после безумно долгого пребывания с бездушными роботами.

Его пугало лишь то, насколько жизненно необходимы ему стали встречи с ним. После длительной череды разочарований, парень до смерти боялся хоть к кому-то привязываться. А потому он порой намеренно избегал его, пытаясь найти логическую причину собственной эмоциональной тяги. Личный дневник Себастьяна пополнился новыми записями, в которых он пытался убедить самого себя, будто с лёгкостью проживёт без этого человека:

«…Каждый человек в той или иной мере жаждет признания. Сильнее всего это выражено у тех, которые мнят себя мастерами своего дела: художник хочет, чтобы его картины вызывали у людей эмоции; учитель желает повышения зарплаты и более лёгких условий труда, без дурацкого заполнения электронных журналов, которых в помине не существовало, когда он сам был очень молод; учёный мечтает, чтобы научные статьи как-нибудь сами писались без его непосредственного участия; спортсмен жаждет золота на олимпиаде и выгодных контрактов от рекламных агентств; продавец желает получить как можно более высокие проценты с продаж за максимально возможное количество проданного товара; предпринимателю выгодно, чтобы все остро нуждались в его услугах.

А писатель… Писатель сожалеет, что для заработка денег ему нужно писать о том, чего хочет среднестатистический обыватель — денег, власти, хорошего секса и какого-то признания от окружающих. Скрывая истинные порывы души, он должен запихивать произведение в узкие рамки общественного мнения и цензуры.

Говоря так обобщенно о живописцах, торговцах, литераторах, работниках научной и образовательной сферы, спортсменах и писателях, я опираюсь лишь на личное мнение и жизненный опыт одного единственного человека — моего друга, переехавшего во Фламинго Таун этой весной. Да, вы всё верно поняли: за тридцать лет своей жизни он успел сменить более семи профессий, преуспев в половине из них. Благодаря этому он в любой момент мог позаботиться о себе финансово, не переживая о завтрашнем дне. Столь необычной судьбой Грег был обязан тому, что лет в пятнадцать он постоянно читал Роберта Кийосаки и наивно поверил в совет инвестора о том, что нужно быть специалистом не только в одной области.

В качестве доказательства этой теории в книге приводился пример с лётчиком, который долгие годы потратил на полёты и был высокооплачиваемым специалистом, а потом внезапно получил травму и стал профессионально непригодным. Перед читателем ставился вопрос, что же тот будет делать, если внезапно утратит возможность зарабатывать на жизнь привычным ему способом. В таких словах было что-то интересное, однако сам я предпочитал упереться в одно дело, не отвлекаясь ни на что другое.

Мировоззрение Грега впечатляло меня, а сам он в рекордно короткие сроки втёрся ко мне в доверие. Я готов был разговаривать с ним часами, не отвлекаясь ни на что другое. Я никогда прежде ощущал подобную радость от общения, однако в порой я слишком отчётливо ощущал, что он видит мою привязанность к нему. Мне этого не хотелось, ибо я ненавидел казаться кому-либо уязвимым.

Но суть в другом: он поймал меня на удочку. Признание. Кем бы человек ни был, он обязательно захочет, чтобы его уникальность/талант/профессионализм (нужное подчеркнуть) признали. И если человек «подсел» на этот «корм» в виде похвалы, ему становится ужасно трудно без него. Заполнив пустые места в моей душе, он невольно сделал воспоминания о нём неотъемлемой частью меня — я был у него на крючке, ибо часть моей личности намертво вросла в него.

Этим приемом часто пользуются политики, руководители среднего звена, продавцы, пикаперы, учителя и (упаси Господи) педофилы. Осознанно они это делают или нет, я не знаю. Обычно, их слова звучат как:

«Вы достигли невероятных высот, в этом году ВВП нашей страны бла-бла-бла»;

«Вы так хорошо отредактировали этот текст, что я бы и сам(а) так не смог(ла)»;

«Вы же так много трудитесь ради детей и мужа, надо дарить себе подарки! Вы заслужили»;

«Знаешь, я сразу тебя полюбил (а). Ты не такая/такой, как остальные девушки/парни, в тебе что-то есть»;

«Я трачу на вас своё время и силы, а вы играете в бравл старс на паре. Вы же уже взрослый человек!»

«Вы гораздо умнее своих ровесников»

и т. д.

Самое обидное, что всё это работает, и сам я не стал исключением. Он задел меня за самое больное — за профессию. Дело в том, что я программист фрилансер, и никто особо не воспринимает мою работу всерьёз. Даже Астра! А ведь я считал её другом…

Меня буквально вывело из себя то, что она позвала меня куда-то, когда я просил её меня не беспокоить, так как горели дедлайны на сложном проекте. Думаю, я сгорел бы от стыда, если бы не выполнил задание вовремя.

Обычно, мы виделись с ней 12-го и 16-го числа каждого месяца, но после того случая я стал значительно реже общаться с ней. Её пренебрежительное отношение казалось мне открытым заявлением о моей неполноценности. Всё это дополнилось тем, что новый житель Фламинго Таун проявил ко мне неожиданную доброжелательность, похвалив мои познания в джаве и С#. Грег сказал, что у меня очень лаконичный и аккуратный код.

После этого мы с стали общаться с ним буквально каждый день. Где бы я ни находился, он обязательно появлялся там с упаковкой свежего сашими и мягкой улыбкой (как назло, это было моё любимое блюдо). Наверное в Санрайз Сити было принято постоянно дарить соседям подарки. У нас во Фламинго Таун так не делают.

Во время «Фестиваля духов» Грег показал свою тёмную сторону, обматерив меня трёхэтажным матом за то, что я помог Астре встать, когда она подвернула ногу в лабиринте. Она надела очень высокие каблуки, но споткнулась о декоративный камень в темноте. Мне пришлось поднять её на руки, чтобы донести до клиники. В тот вечер на ней, как назло, была невероятно короткая юбка, которая неудачно задралась вверх. Маркус и Грег отчего-то вели себя очень неестественно, оба были ужасно злы.

У меня ушло около получаса на то, чтобы разобраться со всем этим, но я так и не выяснил причин подобного поведения. Инцидент несколько нарушил мои планы, так как я заранее договорился с Грегом, что на «Фестивале духов» мы будем ходить бок о бок.

Сие масштабное торжество проводится у нас каждой осенью, во время мероприятия в городе воздвигаются многочисленные декорации, аттракционы, комнаты страха, ларьки и тому подобное. Главная составляющая праздника — гигантский лабиринт из живых роз, в котором можно найти золотой фонарь в виде тыквы.

Спонсором мероприятия уже долгие двадцать лет является загадочный затворник, живущий в западной части Фламинго Таун. Неизвестный благодетель именует себя Волшебником, но, как говорится: «У богатых свои причуды».

Грег был в крайне дурном настроении в тот день. Эта сцена дружеской ревности стала для меня полнейшим сюрпризом — я и подумать не мог, что он нуждается в общении со мной столь же сильно, сколь я во времяпровождении с ним. Я готов был запрыгать от радости, но меня несколько обескуражило то, что он проявил такую агрессию. Может быть, свою роль сыграло и то, что он изначально на дух не переносил Астру из-за её голоса. Шикарная женщина многих отпугивала импульсивным нравом и чересчур высокими нотами в интонации (если честно, от них в прямом смысле болела голова). Когда она молчала, мужчины бегали за ней табунами, но стоило ей что-то сказать, как они тут же улетучивались.

Наша ссора с Грегом имела неприятные последствия. В ярости он был совершенно другим человеком, рубил с плеча и ни с кем не церемонился. Я почувствовал страх и отторжение, но в конце осени задумался о примирении и пошёл к старому моряку за синим кулоном.

У нас такое украшение принято дарить в знак вечной духовной связи. По местной традиции синий кулон дарят близкому человеку: матери, невесте, отцу, товарищу. Умельцы с южной части города делают их уже на протяжении двух веков, и труд их стоит немалых денег. Преподнося кому-либо синий кулон, мы даём понять, что получатель столь ценного подарка занимает в нашей жизни отнюдь не последнее место.

Лет пятьдесят назад мастеров было много, но на данный момент осталось лишь двое — старый моряк в отставке и его внучатый племянник, уехавший из города пару месяцев назад. Секреты изготовления изделий хранятся в тайне, и в случае смерти обоих мастеров старинная традиция канет в небытие. Я решил, что моему первому близкому другу непременно следует насладиться изяществом кулона. Это было ужасно глупо, особенно учитывая ссору во время конкурса в лабиринте. Ведь Грег был настолько зол, что я был уверен в том, что больше не смогу общаться с ним так, как прежде.

Если бы меня попросили объяснить мотивы этого поступка, я сказал бы, что мной будто управлял кто-то извне — ноги сами меня несли в сторону мастерской, а руки сами отдавали моряку деньги. А потом я словно в полусне шел домой, сжимая в руках особый подарок для особого человека. Храбрости, чтобы помириться и вручить презент, во мне не нашлось.

После праздника мы особо не общались, однако он неожиданно объявился на мой день рождения, притащив мне оригинал картины «Аврора и Кефал» Пьера Нарцисса Герена — понятия не имею, сколько стоило уникальное полотно, но это было именно то, что я больше всего хотел. Подарок я принял, однако мы с ним в тот день (снова!) из-за чего-то ужасно поссорились. Я сдуру ляпнул, что он похож на латентного маньяка и вообще жуткий. А он, к сожалению, принял это слишком близко к сердцу и сказал, мол, раз я так считаю, то он и будет вести себя соответственно.

И вот, спустя неделю после этого случая, я внезапно осознал, что повёл себя глупо и непременно должен вернуть Грега. Самое странное, что причину ссоры я вспомнить не мог, так же как и то, отчего обозвал его маньяком. Воспоминания будто бы были стерты кем-то из моей памяти. Возможно, это была всего лишь защитная реакция моего сознания. Порой проще лгать самому себе и приукрашивать действительность.

Я начал вести себя как одержимый, каждое утро я просыпался с навязчивыми мыслями и странными предчувствиями. А во сне мне неизменно мерещился Грег, говорящий нечто неразборчивое монотонным и безэмоциональным голосом.

Дошло до того, что я стал повсюду таскал кулон с собой, чтобы при случае вручить ему и рассказать о том, насколько он мне важен и дорог. Смелости на это у меня не хватало, поэтому я просто раз за разом перечитывал наши старые переписки и пытался пробить о нём как можно больше информации через социальные сети. Чтобы заглушить эмоции, я с удвоенной силой писал код для своей видеоигры, а когда мне это надоедало, с головой уходил в репетиции вместе с Астрой. Её весёлый нрав помогал заглушить любые голоса в голове, но несколько утомлял.

Маркус, мой давний приятель, в открытую посмеивался надо мной. Он был уверен, что я привязан к Грегу слишком сильно. Он утверждал, что я не добьюсь примирения и получу от ворот поворот, ведь «ты жестко отшил его» и «в тебе нет ничего интересного». Мол, люди приходят и уходят; а любая дружба рано или поздно заканчивается.

Его аргументы оказались бессильны — я всё так же таскал с собой коробку с синим кулоном. И вот однажды, когда я играл с Маркусом в бильярд, мой хороший друг пришёл в тот же паб, что и мы. Я понял, что это он, ещё до того, как повернул голову в сторону входной двери. Буквально почувствовал его присутствие…

Я держал в руках кий и краем глаза наблюдал за тем, как Грег закрывает за собой дверь, подходит к барной стойке, расстегивает свою черную куртку, здоровается с мэром Людвигом и владельцем заведения Пегасом (все звали его по этому прозвищу; настоящее имя никому известно не было), а затем смотрит куда-то в сторону абсолютно безэмоциональным взглядом. Из-за волнения мои руки начали трястись, и я сделал очень неточный удар по бильярдному шару.

Порядком подвыпивший Маркус громко усмехнулся:

— Чувак, ты теряешь хватку.

Он едва держался на ногах, и потому сыграл ещё хуже, чем я. Разочарованно цыкнув языком, он отошел от стола и осуждающе посмотрел в сторону барной стойки:

— Небось рассказывает всему миру о том, как ты перед ним прогибаешься. Или рассуждает о том, какой ты дебил… Если будешь отвлекаться, я действительно выиграю.

Я сосредоточенно смотрю на чёрный шар и натираю кий мелом:

— Мечтай дальше.

Залпом допив оставшееся пиво, я мысленно обвинил себя за две лишние кружки — видимо, размолвка с близким человеком оказалась для меня ещё более болезненной, чем я предполагал. Я постарался смотреть только на шары. Следующий удар принёс мне победу, однако я был совершенно этому не рад, так как все мои мысли были только о том, как бы набраться смелости и заговорить с тем, кто нужен мне почти так же сильно, как воздух. Повернувшись назад, я наткнулся на пронзительный взгляд Грега.

У меня резко закружилась голова, а дальше всё было как в тумане, ибо в тот вечер я выпил вдвое больше, чем обычно себе позволяю».

Далее записи в дневнике обрывались, так как события приняли слишком уж неожиданный поворот. Привычка детально описывать действительность помогала Себастьяну из года в год наводить порядок в голове. Однако порой его разум упускал из виду слишком уж необъснимые вещи, которые так и не попадали на бумагу. В комнате парня было несколько блокнотов, в каждом из них хранились его воспоминания. Позже все они были сожжены его собственными руками, и он записывал мысли на тетрадных листках, а затем разрывал их на мелкие кусочки и выбрасывал так, словно их никогда и не было. В какой-то момент он стал думать, будто дневников этих вовсе не существовало.

Его чувства, мысли, эмоции из раза в раз переносились на листы бумаги, которые мгновенно уничтожались им же. Он подозревал о том, что его разум устроен иначе, но сам себе никогда в этом не признавался. А потому его аутистический спектр восприятия реальности был тайной даже для него самого. Себастьян трезво смотрел на мир, но во многих вопросах не мог быть до конца честным с самим собой.