Господин Грех. Власть гормонов. Антирассказы

Валерий Павлович Евстигнеев

Незаражённым ВИЧ-инфекцией посвящается!Моя фишка — предельная искренность. Говорят, я злой писатель. Я зол ровно настолько, насколько зла наша реальность.Эта книга написана, чтобы предупредить читателя о негативных последствиях, к которым ведут человеческие пороки. В частности, беспорядочные половые связи.Купи и прочти.Гражданам, склонным к хандре, депрессиям, нервным срывам от чтения рекомендуется отказаться.

ПРОХИНДЕЙСКИЕ ПЕСНИ

Феминисткам в подарок.

У меня во рту три коронки и не хватает всего одного зуба, на левой верхней челюсти. Потерял я его достаточно прозаично. Когда зуб подгнил и в нем образовалось дупло, я пришел к зубному, и тот поставил мне временную пломбу. Временную — это дня на три. Я же прожил с ней, с временной, два года.

Это я все к тому, что моя девушка обхитрила меня постепенно втёршись в доверие. Я думал провести с ней, сутки, ну двое, а прожил с ней целых два года.

Она отказывалась пить со мной алкоголь, не курила травку, не вела себя агрессивно. А я, слабак, не выдерживал бытовухи, затягивался и пил.

После втянулся, привык принимая алкоголь и табак в еще больших количествах. Не хотелось мне быть хорошим пай — мальчиком. Я желал только кайфа, любви и дурмана. Такие как я, не могут быть хорошими при самом хорошем к ним отношении. Увы, есть люди, которые ни рано, ни поздно себя не изменят — это я.

Дождавшись, когда я стал зависеть от такой жизни, она хитростью получила от меня много денег и исчезла. Я страдал, хотя в моей голове постоянно возникали подозрения, что хорошей она притворялась, терпеливо приследуя свои цели.

Все мы идем в одну сторону, к одному концу, но разными путями и с разными мыслями. Я часто повторял ей: «Все что тебе надо знать — так это только то, что я люблю тебя, девочка». Она молчала.

Теперь я знаю, что отвечали ее глаза.-«Не жди взаимности, я буду просто сосать из тебя деньги». Надо признать, что постепенно я всё таки остывал к ней, да и спутница моя тоже теряла ко мне интерес. Секс между нами становился все пресней, совокупления происходили вяло и реже. Чувства, страсть, еще оставались в нашей жизни, но уже не для нас двоих.

Мы придумывали сексуальные фантазии с другой семейной парой или с женщиной — партнершей по общению и ласкам. Голова почти не работает, когда все мысли забиты сексом. Может быть, поэтому мы уже давно перестали ссориться, ругаться, затевая кровавые междоусобицы. Так постепенно зрел яд измены, предательства, разлуки. «Почему?» — спрашиваю я всех знакомых. Всех, но только не себя.

Легкий бриз обдувает мое взмокшее тело. Тот же бриз гонит к берегу пятна мазута и канализационные нечистоты. Позже пойдет низовка, значит вода станет холодной. В горящую глотку я жадными глотками заливаю голландское пиво, которое смывает в кишечник пережеванные мной греческие маслины. Крутят записи великого Карузо. Карузо заливается о вечной любви, беря высокие ноты.

Пожалуй, в моем возрасте надо жениться, пора. Да, женюсь, но дело это не простое. Сейчас слишком много больных венерическими болезнями женщин. Хотя дело это поправимо, врачи, антибиотики, промывки и прочее. Однако женщин, больных на голову ещё больше. К тому же, вдруг попадется бесплодная? Тогда я затруднюсь найти какие-либо аргументы, чтобы жениться. Нет, к черту. Уж если жениться, то жениться надо на молоденькой девственнице. Хотя от молоденьких дурь прет ещё сильней. Так что, ну их к чёрту и молодых и старых.

Купаться в море брезгую, да и мерзну. Пожалуй, за нырну в бассейн. Та же морская, но уже с подогревом, хлоркой, да и мочи в ней гораздо больше чем в море. Помню, как-то в раздевалке этого бассейна целовал в рот одну толстуху, запах из-под мышек и нетолько-сшибал. Она не приняв душ нырнула и запах от неё вроде как пропал.

Жениться на молодой, пожалуй, не буду. Хотя зубы лечатся, подмышки бреются. Приятно наверное, задавить молодую глупышку, своим интеллектом и насладиться своей властью и ее молодым телом. Чуть не по-моему бить ремнём. Ремнем или ладонью? — этого я пока не решил.

Главное, не завязнуть в чувствах, не раскиснуть и не спешить с пропиской и завещанием. Родить, молодуха все равно не сможет, мои сперматозоиды слишком ленивы, чтобы доползти до матки и вгрызться в женскую плоть. Тем паче, если бы у меня были дети, разве смог бы я спать со всеми бабами подряд, напиваться и прочее и так далее? Это вряд ли-дурной пример.

Может бросить пить, курить? А что взамен? Нет, жизнь и так достаточно скучна. Влюбиться — вот что мне надо. Старая, молодая — не суть, главное влюбиться. Превратиться в преданного работящего киборга, думающего только о выживании. Тогда и у меня всё будет как людей.

А вдруг молодуха все таки родит, несмотря ни на что. Я, конечно, буду уверен, что дитя — мое, плоть от плоти. Начну сентиментальничать и сюсюкать, появится смысл в жизни: вкалывать и вкладывать ещё больше.

Бриз усиливался, шляпу мою из украинской соломки понесло по заплеванному бетону. Увы, все эти мысли, бред собачий. Мы, прелюбодеи и грешники, вечно влюблены только в самих себя.

Одна девушка с удовольствием встречается со мной и это понятно: ей часто просто нечего делать, а тут можно всегда приехать, поесть, попить, музыку послушать и словить пару оргазмов.

Другую, тоже понять можно: интересно пообщаться, всегда можно хорошо провести вечер, почувствовать себя женщиной и насладится сексом.

Третья — покурить, выпить вина, на жизнь пожаловаться. И быть обласканной.

Четвертая влюблена в меня, как мартовская кошка, готова выполнить любую мою прихоть, может даже умереть за меня, уже пробовала резать себе вены и травиться. Все бабы, каждая по своему дуры, но дурней этой-четвёртой надо ещё поискать.

В поисках подруги жизни, я не сдавался. И вёл себя как тот мальчик: На зло бабушке отмарожу себе уши. Может, поэтому в тот момент, я надумал женился на пятой: молодой, девственной и красивой. И только я было настроился на сексуально лирический лад, поскольку и обстановка и желание к этому располагали. Однако, будучи совершенно голым, я только было прижался к такой же голой, льнущей ко мне девственнице и красавице, как в животе у меня протестующе забурчало, закрутило, забулькало. Да так сильно, что все чувства, желания мигом переменились и вместо желания создать семью, захотелось совсем другого. В общем физиология убергла, победив чувственность, и я на долго удалился в сортир.

Отбойный молоток работал ритмично и бесперебойно. Пот стекал из-под каски, оставляя на лице светлые бороздки. Подмышками пылал жар. Напряженное тело было, как сталь. Настоящее чувство сам не знаю чего, наполняло при этом мою душу. Это не то, что раньше пляжи, девки, казино, безделье и постоянное чувство тоски и сомнений. Получив пятнадцать суток, я был определён на стройку разнорабочим.

Почти пол месяца. я впервые в жизни познавал, что есть физический труд. Вспоминая афоризмы типа: Что именно труд сделал из обезьяны человека. На своём примере убеждаясь-труд освобождает от двух великих зол: скуки и порока. Последнее мой случай.

Потому аттарабанив свой срок, на свободу я вышел с чистой совестью и как мне казалось другим человеком. Но правильно люди говорят, — Когда кажется, крестится надо.

Знакомлюсь, на вид с неиспорченой милашкой и начинаю стараться быть культурным. Все для нее, что в моих силах, любой каприз-она вроде не против. И то для неё и се-она вроде не возражает. И что пожелаете, и будьте любезны-кажется, ей нравится. Да Вы самая, да Вы лучшая-вроде как млеет. А съешьте то, а выпейте это, вроде как ест, вроде пьет — значит нравится. Позвольте ручку поцеловать, в щечку чмокнуть, вроде одобряет, не отказывает.

В завершение культурно так приглашаю к себе. Она вроде не против. Но, говорит, позвонить надо. Я ей, — Пожалуйста, нет проблем, звоните, извольте.» Вольно, невольно, слышу, как из губок ее аленьких раздается: «Где был, где шлялся, наконец-то я тебе дозвонилась, а то не знала, куда себя деть, как время убить». А мне говорит-«Извините, обстоятельства, очень спешу. Давайте в следующий раз.» Я нравоучительно пробормотал: «Жить надо так, чтобы было меньше поводов извиняться.«Да, кто же мог знать, что она оказалась такая же хитрожопая сволочь, как и я.

Щелчок и телевизор выключен. Хватит насмотрелся всего.

Я не пою потому как не умею, танцевать стесняюсь, красть боюсь, подличаю машинально, хамлю неосознанно, беззлобно. Убивать ни кого мне не надо, хотя бывает хочется. От нечего делать интересуюсь в интернете, как жили, живут другие? Что, с кем стало?.

Бес толку, нигде например не пишут попал ли Ален Делон в АД, или продолжает наслаждатся и на том свете. Оказывается ни о ком ничего не знаешь. А сколько было и есть таких, кому такие как я,в подметки не годятся. Слава, деньги, власть дело хорошее, но конец то один. Кому много дано, они все равно страдают. А иные просто живут и, завидуя, мучаются. Как ни проживи жизнь-все одно смерть. Уходящие в мир иной, видимо, делятся на тех, кто хочет помереть и на тех, кому все равно. Кажется я из последних.

Вот такой я философ когда не знаю, куда себя девать, но и кальян надоел и Философствовать надоело. Скука вообще, и по телевизору, в частности. На всех семидесяти каналах предлагали что-то купить, продать, заказать, рекламируя всякую дрянь и всячину. То политика, то футбол, то черте что. Точно помню, все пятнадцать суток мне вся эта бредятина была не нужна. Труд притупляет.

Опять страстно захотелось женщину. Позвонил, переживая, только бы застать. Застал, уговорил, и по приезде, любил ее аж целых два раза, да так, как только был способен.

И вдруг сник, зажег свет, выдернул вилку магнитофона, оделся, уселся на диван и опять включил телевизор. По ящику опять показывали рекламу: покрышки, прокладки и прочее.

На этот раз, эту белеберду я смотрел с огромным интересом и удовольствием все подряд, с наслаждением преключая каналы. Очень мучаясь при этом от присутствия постороннего человека. В мозгу постоянно стучало, — Какого черта я позвонил этой Дуре!

Зачирикала птаха, с листочка можжевельника скатилась капелька утренней росы, расцветал куст сирени, высоко в синем небе парила птица, пробуждались и начинали суетиться люди.

Погребенный под мощной могильной плитой непонимания, спал вечным сном человек, настолько уставший от всех радостей земных, что ни за какие блага мира, что ему не сули, он не захотел бы проснуться. Человек этот я.