Праведник

Валерий Петрович Большаков (2022)

2048 год. Яков Лот — из отчаянных парней-перевозчиков. Европейцев-беженцев, спасающихся от гомофашистов, они доставляют в Россию. А где-то в глубинах космоса дремлет богоид Сферос, создатель хомо сапиенс, обеспокоенный попытками неразумных детей своих расчеловечиться…

Глава 4. Политинформация

Евросоюз, Большой Париж

2048 год

Перевели ли ему плату за перевоз, Яков не удосужился проверить. Не потому, что видел в людях только хорошее, просто лень было искать терминал. А через радиофон лучше не связываться со всякими сервисами — чем ты незаметнее, тем целее.

Да и не тот человек Жослен Роше, чтобы обманывать спасителя своих любимых внучат…

Возвращение в Европу не было отмечено ни единым происшествием, тем более чрезвычайным. Лот добрался до Парижа, и загнал джип в лабиринт старых подземных туннелей, запутанный настолько, что не всякий диггер решался по нему бродить.

Бетон со следами опалубки сменялся кирпичной кладкой, по сторонам ржавели мощные чугунные конструкции, звонко капала вода, и пахло чем-то плесневелым.

Яков выключил фары, оставив гореть одни подфарники, и тьма сразу прихлынула, обступая атомокар сырым мраком.

— Эй! — крикнул Лот.

Эхо аукнулось гаснущим отгулом, и опять тишина, прерываемая капелью-метрономом.

Закурлыкал радиофон, и Яков вздрогнул.

— Чтоб тебя… Алло?

Стереопроекция высветила голову «Идальго».

— Привет, Лот!

— Здорово, — ответил Яша ворчливо.

— Ты уже здесь?

— Типа того. Да выкладывай, выкладывай… Вижу же, что чего-то тебе надо от меня.

— Угадал! — Робер ухмыльнулся. — Поздним вечером устроим очередную «политинформацию»…

— Политинформа-ацию?.. Хм. Поздним вечером… Скажи уж сразу — ранней ночью. Где?

— В старом карьере, вверх по течению Сены.

— А кто будет вести? — спросил Лот подозрительно. — Опять я?

— Нет! — рассмеялся «Идальго». — Моя очередь! На тебе и «Дакоте» — охрана.

— Охра-ана?.. Ладно, буду.

— Тогда пока! — все с той же бодрой интонацией попрощался Робер.

— Пока… — вздохнул Яков.

* * *

Если бы не «Балтик», Лот вряд ли бы нашел место, выбранное для «политинформации».

Находилось оно вне дорог, среди обрывов, врезанных в гряду сыпучих прибрежных холмов. Это была циркообразная ложбина, резко ограниченная выступами опрокинутых слоев песчаника.

Покинув джип, Яков сунул в ухо горошину переговорного устройства, оглянулся в потемках, проводя рукою с зажатым в ней гониометром. Вот крошечный приборчик блеснул индексом, поймав сигнал ультрафиолетового маячка. Туда!

За мачтой с излучателем Лот скорее угадал, чем увидел друзей.

— Джек?

— Я за него, — хихикнул в темноте «Вергилий» Ганс. — Привет!

— Здорово. Скоро сеанс?

— Джек только что звонил, говорит, подгребают уже.

— И то хлеб…

Парижане, не свободные в выборе информации из-за цензуры, готовы были сносить все трудности, тайком, в обход законов, собираться за городом, только бы познать истину.

Приходили и те, кто владел всею полнотой знания, лишь бы побыть среди «своих», почувствовать, что ты не один такой в царстве полуправды и откровенной брехни.

Горожане приплывали к месту встречи на низких надувных плотах, подхватывали их и тащили с собой — послужат сиденьями.

Приглушенный шум толпы разрастался — сдавленные голоса, шиканья, шарканье подошв множились.

— Третий, я первый, — щелкнуло в ухе. — Как обстановка?

— Первый, я третий, — откликнулся Яков. — Все идет штатно.

— Нормуль! — булькнул «первый».

В призрачном свете стереопроектора возникла щуплая фигурка «Идальго».

— Друзья! — начал Робер безо всякого пафоса. — Наш сеанс мы начнем с телесюжета, снятого еще в две тыщи пятнадцатом. Это интервью профессора Франсуа Пиньона, которое он давал в студии «ТФ-1». В эфир оно не пошло. Посмотрим?

— Посмотрим! — откликнулась толпа.

Стереопроекция легла на вогнутую кручу, налилась цветом… Пошла картинка, плоская, но яркая. Седой, представительный месье Пиньон сидел в кресле напротив молоденькой ведущей, улыбаясь иронически, но горькая складка у губ профессора придавала его улыбке нотку печали.

ВЕДУЩАЯ (бодро): Господин профессор, ваши высказывания по поводу гендерной теории известны. Что вы можете добавить к уже сказанному?

ПРОФЕССОР (спокойно): Ничего, мадемуазель.

ВЕДУЩАЯ: (растерянно): Совсем ничего?

ПРОФЕССОР (вздыхает): Скажите, мадемуазель, что утверждает эта, якобы научная теория?

ВЕДУЩАЯ: М-м, насколько я помню, теория гендера… она о том, что существует не два пола, а семь — мужской, женский, гомосексуальный, лесбийский… Еще есть бисексуалы, транссексуалы и интерсексуалы. И человек сам определяет свою сексуальную ориентацию, свою идентичность с тем или иным гендером. По-моему, так.

ПРОФЕССОР (иронично): Браво, мадемуазель! Вам удалось в двух словах изложить весь этот гендерный бред.

ВЕДУЩАЯ: Почему бред?

ПРОФЕССОР: А вот скажите, когда вы раздеваетесь у себя в ванной, кого вы видите в зеркале?

ВЕДУЩАЯ (неуверенно): Себя, наверное…

ПРОФЕССОР (с силой): Вы видите женщину! Кстати, молодую и хорошенькую. Когда раздеваюсь я… Ох… Ну, внешние признаки мужского пола все еще заметны, скажем так. И какая-нибудь лесби, раздевшись, наблюдая за своим отражением, тоже увидит как бы женщину. А гей узрит как бы мужчину. И все! Иных полов в природе не существует! Только мужской и женский! И у людей, и у зверей, у насекомых, у растений даже, у всего живого.

ВЕДУЩАЯ: Но нетрадиционная сексуальная ориентация не выдумана, она реальна!

ПРОФЕССОР (назидательно): Нетрадиционная, следовательно, ненормальная. Поймите, мадемуазель, все эти словеса, вроде гендерной идентичности или сексуальной нетрадиционности, подменяют куда более верное определение. А именно — половые извращения. Наша политкорректность привела к тому, что отклонение от нормы принимается за норму!

ВЕДУЩАЯ: Однако те же геи считают себя нормальными…

ПРОФЕССОР (мягко): Мадемуазель, ни один душевнобольной не признает себя таковым. В чем причина психофизиологической ненормальности геев? Некий генетический сбой приводит к гормональному дисбалансу…

ВЕДУЩАЯ: Это как?

ПРОФЕССОР (терпеливо): В крови каждого из людей присутствуют и женские половые гормоны, и мужские. И наша ориентация зависит от того, чего и сколько в нас намешано. Если у мужчины больше доля андрогенов,^[5] то он и ведет себя, как мужчина, а вот если в нем преобладают женские гормоны… Всё! Получите завсегдатая «Голубой устрицы»! Понимаете? Я говорю все это не для того, чтобы кого-то задеть, отнюдь нет. Просто хочу донести до зрителей одну непреложную истину: существует норма, заданная биологически, проверенная чуть ли не миллиардом лет эволюции, а все прочее — от лукавого! Поэтому нельзя говорить: «сексуальное меньшинство». Это же автоматически приводит к уравниванию, вообще отрицающему половые различия. Гетеросексуалов и гомосексуалов ставят на одну доску, тем самым признавая последних нормальными. Дескать, натуралов больше, а членов ЛГБТ-сообщества меньше, только и всего! Это гибельная ошибка. И ни в коем случае нельзя говорить: «нетрадиционная семья». Я не против однополых браков, но вы хоть семьи-то не касайтесь! Семья — это отец, мать и дитя. Ну, если, в общем, то самец, самка и детеныш. Всегда и везде, при любом раскладе! Вот, для чего создается семья?

ВЕДУЩАЯ: Ну, чтобы жить вместе… Двоим, любящим друг друга…

ПРОФЕССОР (резко): Чушь! Семья создается для того, чтобы зачать и вырастить ребенка! Могут два гея или две лесбиянки быть родителями? Разумеется, нет! У них же один пол!

ВЕДУЩАЯ (робко): Вы так эмоциональны…

ПРОФЕССОР (успокаиваясь): А это потому, что я профессионал и вижу дальше наших горе-политиков, лишивших нацию святых понятий, таких как «мать» и «отец», заменив их убогими «родитель А» и «родитель Б». Детей в школах с малых лет приучают к тому, что нет девочек и мальчиков, тетенек и дяденек. Анекдот даже такой ходит: встречаются двое пап с детскими колясками. Один спрашивает другого: «Кто у тебя — девочка или мальчик?» «Не знаю, — отвечает тот. — Когда подрастут, определятся сами!» Смешно? Нет, страшно!

ВЕДУЩАЯ (удивляясь): Да чего же вы боитесь, профессор?

ПРОФЕССОР (очень серьезно): Расчеловечивания. Семья — это ячейка общества, а мы разрушаем ее. Следовательно, ведем дело к распаду всего общества. Мы вдохновенно расширяем свободу и равенство за пределы разумного, а это равноценно гибели. Есть у меня и еще одна причина для страхов — мигранты. Хоть со стороны политиков и раздаются трели о мультикультурности, но в реале этого нет, и не будет. Мусульмане и африканцы не приемлют наших гипертрофированных прав и свобод, сохраняя жесткий водораздел между мужским и женским. Расчеловечиваясь, мы уступаем им Европу…

ВЕДУЩАЯ (с беспокойством): Профессор, это уже попахивает расизмом!

ПРОФЕССОР (грустно улыбаясь): Так пахнет правда, мадемуазель. Меня утешает лишь одно — я не доживу до той ужасной поры, когда человечество превратится в серую массу безликих, бесполых, безличностных нелюдей. Но вы доживете, и мне вас жаль…

— Третий! Третий! — послышался заполошный голос в наушнике. — Визит! Как слышите меня? Повторяю: визит!

— Понял! — выдохнул Лот. — Визит! Безопасники?

— Полиция!

— И то хлеб…

— Третий, уводите «пипл»!

— Понял!

Налапав пистолет-парализатор, торчавший у него за поясом, Лот выставил мощность на индикаторе до предельных «09», и сдвинул муфту излучателя, чтобы сузить луч.

— Тревога! — разнесся механический голос. — Все, кто с нечетными номерами, уходят налево, с четными — направо! Дежурные проводят вас к электробусам!

Яков сбежал в низину, и мигнул радиофоном, как фонариком.

— Проходим сюда! — крикнул он. — Не бойтесь, дорожка ровная, не упадете!

— А куда бежать? — воскликнул кто-то испуганно.

— Вон туда, где фонарик! Не волнуйтесь, мы их задержим.

Люди черными неразличимыми тенями проносились мимо. Слышно было взволнованное дыхание, и глухой топот.

Вскоре Лот учуял запах пыли, поднятый «нарушителями общественного порядка». Люди набивались в электробусы, как селедка в бочки, и те, не освещенные, утробно ворча моторами и раскачиваясь на ухабах, отъезжали.

Летающие платформы полиции загудели и завыли пару минут спустя, когда перевозчики закончили с эвакуацией. Сверху протянулись узкие лучи прожекторов, стали шарить по земле, нащупали разбросанные плотики, и запрыгали туда-сюда.

С обрыва протрещала очередь, пара лучей погасла, а с днища воздушной платформы посыпались искры. Пилоты тут же открыли люверсы, уводя аппарат вверх.

В ночи нарисовался геликоптер, заколотился пулемет, прочесывая кручу. Сверкнула ракета, ее тут же поразил ослепительный фиолетовый луч лазера. Один — один.

— Блокирование зоны завершено! — заревел металлический голос. — Начать десантирование!

— Третий, я первый! Сматывайся!

— Понял!

— «Аббата» подберешь?

— Не вопрос!

Яков бегом кинулся к «Руссо-балту», а тот уже сам ехал навстречу — машинный интеллект правильно оценил ситуацию и сделал вывод: пора мотать отсюда.

— Спасибо, Балтик, — выдохнул Лот, заваливаясь в кабину и рушась на водительское место.

Джип тут же перевел лобовое стекло в положение инфравизора. Впереди замелькали яркие светлые «тени» — полицейские шли цепью, как в облаве. Внедорожник они заметили не сразу, а когда углядели-таки, то стали светить фонарями и палить из табельных ПП — парализующие лучики прыскали бледной голубизной.

— Ни фига! — буркнул Яков, крутя руль.

Интрапсихическая защита кузова обошлась ему в копеечку, но здоровье и свобода дороже.

Нелепая фигура возникла впереди, разводя шесть рук-манипуляторов. Лот узнал полицейского робота, и добавил газу. Бампер «Руссо-балта» с ходу ударил андроида, отбрасывая его.

— Гол… — проворчал Яков.

Продравшись сквозь кусты, джип выбрался на косогор. Ложбину, где проводилась «политинформация», залило светом. Поднимая облака пыли, садились две летающие платформы. Вертолет висел неподвижно, только прожектора его ощупывали борозды и промоины, выискивая преступный элемент.

— Уроды, — мрачно сказал Лот, направляя джип вниз по склону.

«Балт» засипел турбинами, словно соглашаясь с хозяином.

Сверившись с приборами, Яков притормозил около темневшей рощи, и во мраке тут же нарисовалась грузная фигура «Аббата» Бертрана.

— Садись быстрее!

— Ага…

Кряхтя, Бертран ввалился в салон, с размаху ухая на заднее сиденье. Биоподвеска жалобно пискнула.

— Машину мне сломаешь…

— Это я могу, сын мой! — жизнерадостно хохотнул «Аббат».

Яков фыркнул.

— Кстати, с возвращением, — сказал Бертран. — Удачно прошло? Все живы-здоровы?

— Удачно, — вздохнул перевозчик. — Страху только натерпелись, а так… Нормально.

«Аббат» покивал косматой головой.

— Доброе дело творишь, Яков, — серьезно проговорил он. — Благое по самому высокому счету.

— Брось, — отмахнулся Лот. — Я же не для беженцев стараюсь, а для себя. Мне это в удовольствие — натуралов спасать. Раз польза есть, то и смысл появляется. Да и не бесплатно я благо творю…

— Пустое! — не уступил Бертран. — Я, если честно, бессребреникам не верю — среди них профессионалов не встретишь… Хм. М-да… Божеское ты дело делаешь, Яков, а вот к Господу Богу все как-то… вполоборота. Словно решаешься — и никак с духом собраться не можешь.

«Аббат» вздохнул столь удрученно, что Яше даже стало его жалко.

— Бертран, — сказал он с прочувствованностью, — пойми меня правильно. Не вера меня отвращает, сама по себе, а писания ваши. Понимаешь? Не могло человечество от одних Адама с Евою произойти, выродилось бы. И что Красное море перед Моисеем расступилось — ерунда полнейшая. Там же рифт, пропасть!

Да чего угодно коснись в Библии — на парадокс наткнешься.

Вот, ты говоришь — Священное Писание. Согласись, что Творец, существуй он на самом деле, вдохновил бы писавших Библию истину глаголить — о множественности миров, а не о плоской Земле под хрустальным куполом небес. А коли так, то или Библия всего лишь сборник древнеиудейских сказок, или… Ну, ладно, ладно, замнем для ясности! И то, что человек сотворен по образу и подобию божьему — извини, ерунда полная. Господь, если он вообще существует, не может быть похож на человека. В нашей галактике — четыреста миллиардов звезд, и таких галактик — миллионы! Ты представляешь себе, какой колоссальной мощью должен обладать Творец, чтобы создать космос? Хотя это ерунда полнейшая. Я еще соглашусь, что господь ваш сотворил, максимум, галактику, но никак не бесконечную Вселенную!

— Бог сотворил Землю, — назидательно сказал «Аббат».

— Тем более! Все равно, как хочешь, но бог просто обязан иметь размер… ну, рост, как тут сказать? Величину небесного тела!

Этакая сфера, миллион километров в поперечнике — вот как может выглядеть Высшее Существо. Или… этот… Мировой Разум.

— Сферос? — хмыкнул Бертран. — Хм… По-моему, Эмпедокл, говоря о Сферосе и полноте бытия, имел в виду нечто иное… Ну, да ладно. Видишь ли, Яков… Бог — всеведущ, всемогущ, всезнающ. И, разумеется, вечен и непознаваем. Он — абсолютен. И Троица…

— Тро-оица? — затянул перевозчик. — Бог, поделенный натрое? Еще одна ерунда. Да любой переход Создателя из абсолютного состояния в относительное — Отца или Сына, или Духа Святого, — тут же приводит к потере всеобщности, а значит, и главной сути. Это же элементарно!

«Аббат» теребил бороду, слабо улыбаясь.

— Человеку нужна надежда, его терзают страх и тоска, — негромко проговорил он. — Слабому и смертному, ему потребно обращение к Богу, когда охватывает отчаяние, ему нужно хотя бы верить, что Господь спасет и помилует. А ты ему — Сферос, исполинский шар, затерянный в бездне мироздания…

— Бертранчик… — вздохнул Лот. — Вот ты веришь в Бога. И что?

Ты действительно полагаешь, что Господу небезразличны наши дела и помыслы? Вот ты, часто ли ты задумываешься о судьбах муравейника? Вникаешь в проблемы отдельно взятого «формика руфа»? А ведь муравей для человека гораздо, несравненно более значителен, нежели хомо сапиенс для Бога. Кто мы для Создателя? Не микробы даже, а неразличимо мелкие частички органического студня. Вот ты говоришь — Эмпедокл. Так, хорошо было тому Эмпедоклу! У него всей Вселенной — Земля, прикрытая хрустальным сводом, как сковородка крышкой. Вольно же ему было о Сферосах толковать! А нам как быть, выражаясь высоким слогом, познавшим бесконечность мира? Церковь же упрямо держится за ветхозаветные россказни о рае, о потопе… Вон, и Христа, бедного, сыном божьим объявили — и обнулили его подвиг!

— То есть? — озадачился «Аббат».

— Ну, как же? Будь Иисус сыном человеческим, все бы сошлось — и чудеса явленные, и исцеления всякие, воскресение с вознесением. А так… Ну, превратил он воду в вино, а камни — в хлебы, и что?

Он же Бог! Ему это — раз плюнуть. Если Христос смертен, то его воскресение — это событие из событий! А если он из трио Отца, Сына и Святого Духа… Прости, Бертранчик, но это… как-то убого, что ли…

— Бог простит, — ласково сказал священник, и тихонько рассмеялся.

— Имею информацию, — проговорил джип. — Впереди — блокпост.

— В объезд! — скомандовал Лот.

«Руссо-балт» мигом свернул в лес, с треском ломая кустарник и подминая хилые деревца. Виляя между дубами, внедорожник затормозил.

— Фиксируются микроинформаторы класса «Интелдаст», — доложила машина. — Вероятно, высеяны полосой в десять метров на большом протяжении.

— Ч-черт!

Только помяни рогатенького…

— Вон они! — воскликнул Бертран. — Слева! И справа!

За ветровым стеклом, которое «балт» услужливо перевел в режим тепловизора, замелькали тени, оформляясь в людей с оружием. Яркие выспышки выстрелов тут же отозвались барабанным боем попаданий.

— Ах, чтоб вас…

Яков развернул джип, бросая машину прямо на скопление «личного состава».

— Фары! — скомандовал он.

Снопы света выделили из тьмы странную толпу мужиков с автоматами — до пояса упакованные в мешковатый камуфляж, выше они щеголяли в ярко-розовых рубахах.

— Ни фига себе! — поразился Лот. — Да это ж «розовые»!

Лот, ожидавший встретить жандармов или вояк, на мгновенье даже растерялся, наблюдая перед собою боевиков Большого Эрнеста. Но уже в следующую секунду «дал газу» — джип бросило вперед, и внушительный бампер раскидал розоворубашечников.

— Увечья за наш счет! — нервно хохотнул «Аббат». — А… ты куда?

— К Сене! — бросил Яков. — Смоем «микрики»…

Попетляв между деревьев, атомокар выкатился на пологий берег реки, и с ходу заехал в воду, погружаясь с кабиной.

Муть была такая, что даже приборы ничего не видели. Буксуя в пластах ила и грязи, «Руссо-балт» выбрался на берег.

В радиусе ста метров ничего живого, крупнее бурундука, не регистрировалось.

Лот вздохнул, и шлепнул по баранке:

— Пойду, прогуляюсь.

— Куда? — всполошился Бертран. — Там же эти… гомофашисты!

— «Языка» брать надо, — буркнул Яков, — а то что-то больно уж много розового дерьма наложено!

Прямо поверх одежды он натянул спецкостюм «Дарума», предохраняющий от микроинформаторов. СК излучал в определенном диапазоне, как бы притягивая, приманивая «электронную пыль», а дальше следовало объемное депрограммирование — и «дохлые микрики» обращались в пылюку обыкновенную. Правда, спецслужбы вскоре отказались от этих спецкостюмов — СК все же выдавали присутствие их носителей.

Подавляя микроинформаторы, «спецовка» создавала вокруг зону поражения, этакую «черную дыру», и те, кому надо, обнаруживали нарушителя именно по отсутствию видеосигнала на мониторах.

Но Лот не собирался играть в ниндзя, рассчитывая «по-быстрому» взять пленника, и умотать. Да и выбора особого не было.

— Я с тобой! — выдохнул «Аббат», сам поражаясь собственному безрассудству.

— Со мно-ой?

Яков внимательно посмотрел на него, задирая на лоб сетчатую маску, и вытянул руку:

— «Спецуха» в багажнике.

Шустро облачившись, Бертран зашагал за Лотом. Смотреть окрест через системку ночного видения ему было непривычно, он то и дело оступался, но постепенно освоился, даже намек на уверенность почувствовал.

Тут Яков резко остановился, и «Аббат» ударился ему в спину.

— Тихо!

Бертран замер. Ночь была тиха, ни единого дуновенья, поэтому шорохи не гасили человеческие голоса:

— Что мы тут топчемся? Они давно к реке сквозанули!

— Тебе что, больше всех надо? Сказали: прочесывать, вот и прочесывай.

— Отстань, противный!

Лот скользнул к огромному дубу в три обхвата, прижался к стволу, и замер. «Аббат» присел, прячась среди здоровенных, узловатых корневищ.

Группа «розовых» разошлась, удлиняя цепь, и продолжила движение, поводя стволами автоматов, бдительно оглядывая деревья и подлесок.

Щуплый боевик, загребая ногами, чуть не упал, обходя дуб, и Яков заботливо придержал его, тут же вырубая. «Розовый» обвис у него на руках, и Лот молча указал Бертрану — хватай за ноги. «Аббат» живо подхватил пленного за нижние конечности, и перевозчики поволокли свою добычу, с быстрого шага переходя на трусцу.

Джип заговорщицки подмигнул подфарником, но Яков не стал грузить «языка» в багажник — окунув «розового» в Сену, он резко вытащил его, закрывая хрипящий и булькающий рот боевика рукой.

— Не так громко, — тихо проговорил Лот. — Сейчас я уберу ладонь, а ты не будешь кричать. Если разорешься, то умрешь на этом самом месте. Понял?

«Розовый», таращивший глаза, закивал. Яков убрал руку.

— Мне не нужна твоя жизнь, — холодно сказал он, — но я с легкостью оформлю тебя в «двухсотые».

— П-понял, — просипел «язык».

Лот внимательно посмотрел на него.

— Тогда сыграем в одну интересную игру, — медленно проговорил он. — Я буду спрашивать, ты — отвечать. Если я не услышу ответа, то сломаю тебе палец. Извини, уж таковы правила этой игры. Начали. Как звать?

— М-мейсонье.

— Ты из команды Большого Эрнеста?

— Да!

— Можно и тише.

— Да-а…

— А блокпост на шоссе?

— Это совместная операция, силовиков и добробатовцев.

— Кого-кого?

— Наша боевая группа, — похвастался Мейсонье, — легализована на прошлой неделе. Теперь мы — это два добровольческих батальона, «Иль-де-Франс» и «Шампань». Я — из «Шампани».

— Ни фига себе… Большой Эрнест в рост пошел…

Яков задумался. Эрнест Хартман реально был большим — ростом выше двух метров, и в сверхтяжелом весе. Этот американец-гомосек, отягощенный наполеоновским «комплексом полноценности», провозгласил целью мирового ЛГБТ-сообщества построение «новой цивилизации», в которой натуралам не было места.

В лучшем случае, их уделом станет доживание в резервациях, как неисправимых и неизлечимых «предков ЛГБТ-людей, новой расы, свободной от животных инстинктов». По обе стороны Атлантики, на плакатах или просто краской по стене выводилось: «Гей — не примат!»

«Мы не млекопитающие, чтобы плодиться и размножаться половым путем, — с гордостью вещал гомофюрер. — Мы — вершина эволюции, наш путь лежит через клонирование и партеногенез!

Мы выше, мы чище, мы — ЛГБТ-человечество! Да здравствует гомократия! Пусть реет над миром радужный флаг!»

А теперь, значит, Большой Эрнест легализовался… Значит, это кому-то надо.

— Свободен, — процедил Лот.

Мейсонье буквально вспорхнул, и почесал в лес. Проводив его глазами, Яков махнул рукой «Аббату»:

— Нам тоже пора.

Когда «Руссо-балт» оказался на противоположном берегу, Бертран сказал смущенно и ворчливо:

— Я думал, ты его… того… ликвидируешь. Извини…

Лот улыбнулся.

— Мы же в «спецухах» были, лиц он не видел, а рассказывать, скорее всего, побоится.

Выехав на шоссе, Яков вызвал «Идальго» Робера. Вскоре над плашкой радиофона замерцала стереопроекция, изобразившая голову Робера. Лицо у «Идальго» было симпатичное, а очки в роговой оправе придавали ему черты хрестоматийного «ботаника».

— Привет, Яков! Ушли? Все нормально?

— В штатном режиме, — ответил джип, и перевозчики рассмеялись.

— «Идальго», — заговорил Лот, построжев, — я на той неделе переправлял семью через Карпаты, и чуть не вляпался. На меня устроили засаду погранцы, а сдали нас «розовые». Кстати, сегодняшняя облава — тоже их поганых ручонок дело.

Лот сжато передал новости, и лицо у Робера приобрело серьезное выражение.

— Добробатовцы, значит… — протянул он. — Ла-адно… Будем работать.

Примечания

5

Андрогены — общее название для мужских половых гормонов (тестостерон, андростендион, ингибин и пр.).