Овсяной оборотень

Виктория Лукьянова (2024)

Древние дымные нити, призывающие грозы, мальчик с желтыми глазами, ждущий в центре овсяного поля, кошмары об исполинском черном псе на заснеженной реке и… Аня? Девочке предстоит разобраться в сплетениях судеб и магии, населяющей, казалось бы, обычную деревушку в Поволжских степях. Ей нужно принять свое прошлое и настоящее, найти любовь и дружбу, а главное — себя. Этот роман — погружение в атмосферу летних каникул у дедушки в деревне. Уютное фэнтези в духе «Ходячего замка» и «Очень странных дел» сочетает мистику с повседневностью в атмосфере российской глубинки начала 2000-х годов.

Глава 3. Тень-сестра и ее сумерки

Тусклый луч заходящего солнца пролез через покатую крышу чердака. Пылинки кружились в медленном танце. Луч неторопливо сдвигался, вторя течению светила, заигрывал со стеклянной банкой, распадался на радужный отблеск. Свет дотянулся до картонной коробки, тень, отбрасываемая ей, была особенно густой. Свет не справлялся с ней, здесь были её владения. Тень зевнула и поежилась, точно лесной кот, и солнце скрылось за тучей.

Девочка пнула спортивную сумку под кровать. Тень свернулась клубочком, вжалась в коробку, ища место потемнее. На столе комнаты этажом ниже рассыпались книги и кассеты.

— Имя мне Кайба, — сонно зевнув пастью, набитой акульими зубами, громоздящимися друг на друга в несколько рядов, она приоткрыла один глаз и принюхалась.

Она учуяла запах старика. Ещё живой. А значит, не прошло и тридцати лет. Чердак не изменился, всё пахло как и прежде. Тень обиженно зарычала. Она рассчитывала проспать не меньше столетия. Всё ещё сжимаясь калачиком, она зашипела:

— Имя мне Кайба при свете дня. Имя мне Кайба во владениях Луны-сестры. Тьма мне ложем мягким сплетется. Пробуждение сие ложно, — прочитала Кайба свою молитву и закрыла глаза.

В коридоре громко хлопнула дверь. Тень окончательно проснулась.

Кайба удивилась своему пробуждению. Она стелилась по полу, исследуя чердак. Ничего нового на нём не появилось, не чувствовалось ни лишней силы, ни каких-то оберегов, которые старик мог закинуть в одну из коробок. Она извилась и заклубилась вокруг поломанных санок. Старый клен. Но не из священной рощи. Такой клен мог бы разбудить её несколько веков назад. Но не сейчас. Сейчас она сыта и спокойна. Была спокойна.

Кайба засунула острые когти внутрь головы и хорошенько почесала. Подступившая ярость остыла. Она перелезла через коробку и устроилась под табуреткой, на которую был запрокинут прохудившийся медный таз.

— Имя мне Кайба… — начала она.

В комнате скрипнула половица.

Кайба чихнула от злости и пыли и, выскользнув из-под табурета, заглянула в щели в полу. На кровати, в комнате под чердаком, лежал человеческий ребёнок. Кайба принюхалась. Тот самый ребёнок, что будил её в прошлый раз. Тогда получилось заснуть почти сразу. А значит, и в этот раз можно выждать пару дней, и сон вернётся. Кайба зафырчала. Да так и будет, просто подождать, а дальше — любимый спокойный сон.

Ребёнок спал, ворочаясь от ночного кошмара. Тень воротила нос. «Нет, нет, нет, нет. Ни чуточки не интересно». Она забилась в угол, спрятав морду под лапкой. Но этот запах… Страх поднимался волнами, пропитывал старый матрас, тихонечко теребил её за бок. Кайба зарычала. Она любила чужие страхи, но не настолько сильно, как свой спокойный сон. Она обойдётся. Тень закрыла глаза. Как вдруг в запахе, доносившемся со второго этажа, появился чарующий, лёгкий аромат. Кайба привстала на локтях и радостно облизнулась. Ярость, злость, ненависть… вот оно! Это искушение ей было не превозмочь.

Она скользнула в щель в полу и, стелясь по лоскутному коврику, укрылась под кроватью. Втянула воздух ноздрями и передвинулась к изголовью, ютясь под подушкой, на которой спал человеческий ребёнок. «Одним глазочком» шептала Кайба, успокаивая себя. «Быстро гляну и буду только лучше спать» врала она себе, уже не помня себя от радости, юркнула в кошмарный сон.

Девочка колотила лёд разбитыми в кровь руками. Тень огляделась. Она обняла девочку, словно плащ, скрестив лапки на шее, а голову положив ребёнку на макушку, глазастым и зубастым капюшоном. Ребёнок злился. Лёд не поддавался, и фарфоровую куклу, тонущую в реке, достать не получалось.

«Как интересно» прорычала Кайба. Она принюхалась и огляделась. Запах сна был «настоящим», а вот всё остальное… она спрыгнула с детских плеч и заглянула девочке в глаза. Заплаканный ребёнок не выглядел испуганным или потерянным. «Что же это? Слезы ярости? Или, может, отчаяния?» Кайба не удержалась от такого соблазна и легонько лизнула девочкину щёку своим длинным чёрным языком, подцепив слезинку. Её затрясло от удовольствия.

— Интересно ты тут всё придумала, — сказала Кайба, вытягиваясь в человеческий рост и вышагивая по замёрзшему ручью. Она знала, что ребёнок её не услышит.

Она лапкой стряхнула снег с камышей. Прошлась по берегу. За спиной у девочки открывалось бескрайнее убранное поле, снег вперемешку со вскопанной чёрной землёй. Тень улыбнулась и вернулась на речку. Маленькая кукла так и билась об лёд с той стороны.

— А ты, я смотрю, и не против, — легонько постучала Кайба по льду, и кукла открыла глаза, заставив ребёнка взвыть от ярости. — Ну, ну, — тень погладила девочку по голове. — Это не поможет, ты же знаешь. Где же ещё один? Куда ты его дела?

Кайба озиралась по сторонам. Ей нравилось, как девочка исказила сон. Истинная подмена. В лучших традициях владычицы иллюзий. Она ощущала запах правдивых воспоминаний и ни улавливала ни единого сходства с тем, что видела. Она поёжилась от восторга. Человеческий ребёнок постарался даже слишком хорошо.

— Где же твоя мерзкая псина? — спросила тень.

И ответом ей стал исполинский чёрный пёс, сотканный из сажи и дыма, шагнувший на лёд из леса на противоположной стороне ручья. Девочка вскрикнула. А Кайба заливисто расхохоталась: «Вот умора!» Пёс кинулся на ребёнка, и она побежала от него в поля. Но спрятаться на пустынном поле было негде. Кайба продолжала смеяться.

— Лето в зиму, маленькое в большое, всё перевернула с ног на голову, — тень подошла к кукле, всё ещё смотря на девочку, безуспешно отбивающуюся от чёрного пса размером с двухэтажный дом. — Тебя такое устраивает? — Кукла медленно опустилась на дно, скрывшись в мутной воде.

Человеческий ребёнок вскрикнул, проснувшись от кошмара в своей постели. Девочка сидела и прерывисто дышала, вытирая пот со лба. Кайба урчала где-то под кроватью.

— Мурлыка? — спросила девочка куда-то в тишину. И Кайбу полоснула вспышка света.

Малявка заглянула под кровать, водя фонариком. Тень юркнула обратно в щель потолка и спряталась под табуретом на своём чердаке.Но за несколько дней под табуретом желанный сон так и не пришёл.

Тень сидела на углу кухонного шкафчика. С этого места ей хорошо было видно плиту и то, как старик готовил. Некрасиво. Хаотично. Кайбе не нравился запах. Она проскользнула по полке, где раньше стояли её любимые баночки со специями, вспомнила, как звенела ими, а «та» всегда оборачивалась и кидала ей жилку или обрезок свежего мяса. Теперь на полке пусто. Старик всё поменял. Тени больше не нравилась кухня.

Она скользнула через полку на комод, скинула книжку, упавшую рядом с котом. Старик обернулся и шикнул на него, а Кайба довольно рассмеялась и юркнула за фотографии. Она потёрлась щекой о «её» снимок и свернулась крошечным комочком за ножкой рамки. Кот смотрел на тень удивленными глазами. Но не шипел, не рычал. Хороший кот. До котов ей дела нет.

Вернулся человеческий ребёнок. Малявка сладко пахла болью и ссадинами. Она согнала пушистого с кресла и села заклеивать царапину пластырем. Кайба скользнула под кресло. Она пристроилась рядом с котом и даже сложила лапки так же, как и он. Кот посмотрел на неё нехорошим взглядом. Такое тени не нравилось. Она показала ему зубки, и он умчался, пробежав девочке по ноге.

— Ай! Мурлыка! Вот блин! — завопил ребёнок, уронив коробку с пластырями.

Кайба стащила один.

В жаркие солнечные дни тени чернеют с особой силой. Она любила такие контрасты. Её не пугали ни жара, ни дождь, они ничего ей не сделают. Её не пугало и яркое солнце. На нём не получится лежать и сладко спать, но оно прогревало её темноту, липло к ней, словно замаливая прошлые грехи и обиды. Кайба стелилась по полю. Никого. Она обогнулась вокруг одинокого дуба, юркнула к кроне и, свесив когтистые лапки с тонкой ветки, невесомо каталась на ней, как на качелях.

Она не ощущала себя одинокой. Просто теперь всё по-другому. Она отвыкла. Они все где-то здесь. Она точно это ощущала. Но где? Прячутся? «Нет. Просто не складывается». Нужно перестать искать, и они явятся сами. Так всегда и бывало. Она поморщилась. «Заснуть бы и поспать…»

Кайба заметила троих человеческих детей, направлявшихся к дамбе. Она воспарила и, как стрела, пронеслась вдоль земли драконьей змеёй. Уцепилась за багажник велосипеда и запрыгнула в пенал под сиденьем, специально прикрученный для неё. Тень уютно свернулась в мягкой чёрной замше. Запах истончился с годами, но всё ещё был. Она понежилась и даже чуть загрустила. Кайба обещала себе, что никогда не будет по «ней» скучать. Но тень врала. Очень часто врала. И чаще, чем другим, она врала себе.

Человеческие дети приехали на речку. Девочка упала с велосипеда по дороге, развеселив этим Кайбу до истерического смеха. «Малявка! Куда тебе до неё. Тебе не совладать с её вещами».

На пляже тень нежилась на остывшем песке под мягким лопухом мать-и-мачехи, его мягкий белый пушок щекотал её, а запах убаюкивал. Она разглядывала мальчика, катающегося на тарзанке, и думала над тем, что несколько десятилетий назад она бы обязательно прокралась на резиновый трос и перекусила его, а несколько столетий назад она бы надломила ещё и дерево, чтобы оно упало следом. Но тень стала спокойной. Ей хотелось спать. Она смотрела на «её» любимую монетку, висящую у девочки на шее, и вспоминала, как, сжавшись до размера хомячка, каталась на ней, висящей у «неё» на груди. «Она» и носила её потому, что Кайбе нравилось на ней виснуть. Тени нравились цветы.

Дети собрались и уехали. А Кайба, вытянувшись словно змея, скользнула в воду и поплыла вниз по течению. Река катала её по порогам, брызги сверкали на камнях, ледяная, приятная вода несла вдаль. Добравшись до спокойной заводи, тень понежилась от холода и обвилась вокруг жёлтой кувшинки. Она любовалась ей и гладила цветок своим коготком. Её спугнул лай, и огромная собака кинулась в воду. Отовсюду с берега попрыгали испуганные лягушки. Кайба нырнула и застыла вместе с ними на дне, покачиваясь и смотря вверх, на мерцающую, солнечную гладь воды. Собака убежала, и лягушки начали всплывать. Кайба подражала движениям их лапок. Она любила подражать. «Все тени любят притворяться» — когда-то сказала ей «она». Кайба вылезла на берег и потёрла нос так же, как «та» всегда делала, вылезая из воды. Столько лет прошло, а тень всё ещё помнила эти маленькие жесты. Она соврала себе, что не будет скучать.

У лесного сруба, заросшего мхом и перекосившегося на бок, на распорках сушилась рыба. Кайба принюхалась и поморщилась. Рыбу она не любила. Холодная кровь не по ней. Она скользнула на крышу сарая, приделанного к руинам старой мукомольни. Жернова уже давно не крутились, Кайба вспомнила, как любила кататься на них, но это было слишком давно. Точно в позапрошлой жизни.

Пока она смотрела на старые камни, к сараю подошёл человеческий старикан.

— Ты здесь чего забыла! А ну пошла прочь! — крикнул он на Кайбу. Конечно, он её видел. Кайба юркнула, уворачиваясь от летящего в неё камня. Скользнула, обвилась по ноге и, поднявшись под рубашкой на плечо, коротко лизнула его в щёку. Она перепрыгнула на крышу сруба до того, как он ударил себя по плечу в попытке пришибить её, словно комара. Тень сидела и ехидно улыбалась, покачивалась, довольно рычала. Он всегда пах так же, как и «она».

— Проваливай! — крикнул старикан тени, нависшей над входом в дом. Он взял банку, стоявшую рядом с развешенной рыбой, и посыпал чем-то белым порог. Кайба, извиваясь, скользнув вниз, по косяку. Соль. Она лизнула белую полоску. «Ладно, если мне не рады, не буду напрашиваться». Мокрая собака кинулась, клацнув зубами, и тень, укрывшись под кустом, спряталась в лесу. «Она» всегда считала его глупцом. Наивно полагать, что тень может отпугнуть какая-то там соль.

Кайба вернулась на чердак. Она злилась и грустила. Ей не нравились эти чувства. Они были её пищей, и когда она испытывала их сама, а не поглощала извне, она словно худела, сжигала подкожный жир. Она устала. Тень покопошилась в коробках и нашла «её» подранную перчатку. На двух пальцах протёрлись дырки, моль проела кусок на запястье. Но запах был сильный. Кайба скользнула внутрь и наконец-то легонько задремала.

Она опять не смогла уснуть. Ворочалась почти неделю. Она сгрызла всех червячков моли, придушила двух мышей и даже прогнала с чердака горлицу, залетевшую в духовое окно. Кайба лежала на спине и крутила перышко в когтях. Дула на него и отпускала, перышко медленно планировало вниз, раскачиваясь, а тень прыгала и ловила его каждый раз, подражая повадкам разных животных. Лучше всего перышко ловилось, когда она притворялась хорьком. Но это ей быстро наскучило. Внизу послышалось что-то. Тень перевернулась и посмотрела в щель в досчатом полу.

Девочка оделась в джинсовые шорты и зелёную футболку. Она складывала деньги в маленькую поясную сумку. «Зачем она берёт с собой деньги?» — удивилась Кайба. И проскользила в угол комнаты, а затем за девочкой по лестнице и дальше в пенал под сиденьем велосипеда. Она сидела и тряслась от радости. Девочка злилась. Да так злилась, что напомнила Кайбе о том, как злилась «она» в свои лучшие годы, до того как связалась с этим стариком и понесла от него. Чистая, первобытная, ярость. Что может быть слаще. Она выплыла из воспоминаний с грустью, подытожив, что малявке до «неё» ой как далеко.

Тень любила шумные сборища. Она вилась вокруг палаток. Она украла и спрятала чью-то пластиковую чашку. Открутила винтик от магнитофона и утащила его к себе в пенал велосипеда, брошенного малявкой на траве. Она украла печёное яблоко и жевала его в кустах пожухлого вереска. Собаки лаяли на неё, но стоило зашипеть и показать зубы, как они, скуля, разбежались. Кайба не любила так делать, но ей хотелось доесть сладкое яблоко. Как вдруг она учуяла всплеск злости. Отбросив лакомство, она скользнула на этот запах и притаилась за бревном, любопытно высунув лапки и глаза.

Человеческий ребёнок разговаривал с двумя другими детьми. По скучному запаху Кайба опознала их как «её» соседей. С этими не было никаких общих дел. «Почему же малявка злится?» Девочка поставила пакет с кукурузой прямо у лапок Кайбы. Тень облизнулась, но не успела она вытащить початок, как девчонка схватила пакет и вместе с двумя другими зашагала в сторону леса. Тень скользнула за ними. Она схватилась за серебряную цепочку и повисла на затылке, спрятавшись под волосами.

Они зашли в палатку. Кайба высунулась на плечо и вытянула когтистые лапки, легонько поигрывая с цепочкой. Человеческий ребёнок был так увлечён разговором, что не заметил, как она звякнула. Зато старуха смотрела прямо на неё. Она протянула руку и схватилась за цепочку, почти задев Кайбу по лапке. Малявка отдала старухе все свои деньги да ещё и прекрасную монетку с выгравированными цветами. Тень грустно вздохнула. А старуха всё смотрела на неё. Да и ладно. Она трясла стаканом с костяшками, потом говорила долго какую-то ерунду. Хотя про ящериц она не ошиблась. Они и правда всегда врут. Как вдруг старуха замялась. — Тень… — сказала она. И замолчала. Она смотрела прямо на Кайбу, а Кайба смотрела на неё. «Видит?» — подумала тень, «или угадала?» — Скажешь ей, и я откушу тебе голову, — улыбнулась Кайба, оголяя все ряды острых зубов.

И старуха ничего не сказала. Девочка так приятно злилась, даже когда подошли двое человеческих детей, что были с ней на речке, она никак не могла успокоиться. Кайба извивалась в тени её резинового тапка и даже легонько лизнула пятку. «Интересно, старуха услышала или просто хотела выманить больше денег?» Кайбу не злило такое, она всё прекрасно понимала, больше цветов она любила только монетки. Сокровища, что она берегла на чердаке, были совершенно иного толка. Но вот деньги. Это сокровища, которые были понятны всем. И всегда. С самого изначалья времён.

Они возвращались на велосипеде, спеша не попасть под дождь. Тень оглянулась на холмы-могильники, возвышавшиеся где-то там, вдали, за асфальтом, за человеческими полями с подсолнухом, в океане степей. Кайба помнила, в их глубинах покоятся старые монетки. Она крутила винтик от магнитофона в своих когтистых лапках, грызла его, натачивая зубами словно шило. «Интересно, они же ещё там?» Как у них дела? Они же всё ещё спокойно спят под прощальные песни холмов? «Не моё дело», — решила Кайба, выкинув острый винтик на асфальтовую дорогу.

Она сидела под креслом рядом с котом. Вытянула себе хвост и подражала его тревожным взмахам. Кот нервничал. Старик кричал и злился на малявку, а та кричала в ответ. Кайба была просто счастлива. Она и не думала, что обычная монетка, не имевшая ценности в этих землях, принесёт ей такую сцену. Тень была счастлива, но как бы «она» обрадовалась, будь «она» здесь.

— Смотри, сестра! Он в ярости из-за тебя. Готов накинуться на своё же отродье, — промурлыкала Кайба. Человеческий ребёнок убежал наверх.

Старик полез в комод, повалив фотографии, старые руки тряслись от пережитой злости. Он достал коробку, с грохотом уронив то, что на ней лежало, и вынул оттуда шкатулку, отщёлкнул и достал «её» обручальное кольцо. Он смотрел на него несколько минут. Кайба перелезла на спинку кресла, кот выбежал в сени. Старик ничего не говорил. Он закрыл ящик и, погладив рамку с фотографией, ушёл в комнату. Кайба скользнула в щель и, отщёлкнув коробочку, лизнула кольцо. Она задумалась. «Утащить на чердак?», но «она» бы не одобрила. Тень сгустилась вокруг коробочки и решила подремать в ящике ещё чуть-чуть и почти заснула на несколько дней.

Её снова разбудил вскрик человеческого ребёнка. Она сбежала с лестницы и начала лепетать про чёрного человека на дереве.

— Объявился? — Кайба отправилась вместе с ними, старик не поверил малявке. — Ну, дураком родился, дураком и помрёт, — Кайба устроилась под крыльцом, отобрав у кота пойманную мышь. Она сидела там всю ночь, присматривалась, принюхивалась. Сторожила порог, точно тот дурацкий пёс, что вечно крутился рядом со стариком. Но ночью никто не объявился. А на утро закончились дожди.

Человеческий ребёнок весело бегал по траве-мураве. Торопился, спешил. А дальше прыгнул на новый велосипед. Кайба фыркнула. Там не было её любимого пенала, и она не стала цепляться за багажник. Малявка уехала. А тень юркнула к вольеру с кроликами и открыла засов.

Она весь день поджидала под кустом на перекрёстке, когда увидела подходящих малявку и старика. Кайба довольно потирала лапки: «Как же он будет злиться». Но его дурацкий пёс учуял тень и кинулся к кусту, гавкая и клацая зубами. Тень юркнула в щель в заборе. Она не увидела его лица, но ей этого было и не нужно. Она и так ощущала всю его злость. Тень довольно улыбалась, притаившись под пушистым хвостом кота и наблюдая, как они бегают, собирая кроликов. Собаку посадили на цепь.

Кайба увела одного кролика. Пусть побегает по кустам, устанет, замёрзнет, проголодается. Она довольная сидела под крыльцом весь следующий день, несколько раз перелезла в клумбу, понюхала цветочки, но скоро возвращалась под порог. К обеду ей ненадолго стало скучно, и, проскользнув в дом, она выкрала резиновый тапочек и в обнимку с ним вернулась под лестницу.

Человеческий ребёнок вернулся ближе к вечеру и долго искал свой тапок. Кайба была счастлива. Она почесала когтем голую пятку расстроенной девочки, но та ничего не заметила. Кайба утащила тапок поглубже к фундаменту. Старик вернулся, и они ужинали на кухне. Он совсем не злился, и Кайбе не хотелось сидеть рядом с ними. Как вдруг залаяли собаки. Лисица принесла спрятанного кролика. Она заметила Кайбу, не могла не заметить. Но всё равно отдала кролика девчонке, хотя на нём был её запах. Тень зарычала, и лиса в ужасе унеслась, понимая, что натворила.

В доме выключили свет. Старик выпустил кота и захлопнул дверь. Кайба юркнула в вольер. Она сидела рядом с кроликами и чесала мордочку двумя лапками, точно как и они. Один из зайчат даже прижался к её боку. Плохие несколько дней. Уснуть не получается, никто из тех, кого она ждала, так и не пришёл. Старикан, пахнущий как «она», не рад видеть тень в своём доме. Малявка катается на новом велосипеде. Кайба начала злиться и почесала когтями внутри головы. Но на этот раз это не помогло. Она схватила прыгающего мимо кролика и откусила ему голову одним укусом.

С хрустом прожевав и довольно заурчав, она кинула тельце через верх вольера. И услышала, как вдали на перекрёстке залаяли собаки. Проскользив к краю овсяного поля, она обвилась вокруг колосьев, покачиваясь на лёгком ночном ветру.

— Явился, — прошипела она Яньйи, вынырнувшему откуда-то из центра поля.