Овсяной оборотень

Виктория Лукьянова (2024)

Древние дымные нити, призывающие грозы, мальчик с желтыми глазами, ждущий в центре овсяного поля, кошмары об исполинском черном псе на заснеженной реке и… Аня? Девочке предстоит разобраться в сплетениях судеб и магии, населяющей, казалось бы, обычную деревушку в Поволжских степях. Ей нужно принять свое прошлое и настоящее, найти любовь и дружбу, а главное — себя. Этот роман — погружение в атмосферу летних каникул у дедушки в деревне. Уютное фэнтези в духе «Ходячего замка» и «Очень странных дел» сочетает мистику с повседневностью в атмосфере российской глубинки начала 2000-х годов.

Глава 8.1 Пустые сердца и забытые обещания

Аня открыла глаза. Дощатый потолок чуть подрагивал, или это тряслись застывшие в глазах слёзы? Спала она без снов и кошмаров, всю ночь — даже удивительно, но из-за того, что хорошенько проревелась перед сном, голова гудела, а щёки и глаза опухли. Девочка взяла круглое зеркальце с прикроватной тумбочки, чтобы оценить масштаб трагедии; за окном пронеслась тень. Аня подошла к подоконнику.

На откосе со стороны улицы лежал её кулон из Куриного бога. Лента, продетая через центр камня, намокла и запачкалась, точно нервно подёргивалась от бьющей по ней капели. Аня открыла окно, забрав камень, и грозно зашагала вниз по лестнице.

— Эй! Куда без куртки, там ливень! — дедушка аж подпрыгнул с чашкой в руке от пронёсшейся мимо него внучки.

— Я на минуту! Сейчас вернусь, — крикнула Аня, уже подбегая к задней калитке. Она не стала обуваться и шла босиком по мокрой траве, лужам, камням на песчаной колее-змейке. Она добежала до кромки поля и швырнула кулон так сильно, как только могла, сразу развернувшись и даже не став смотреть, куда именно он приземлился. Она забежала обратно в дом.

— Как думаешь, надолго дожди? — спросила она у дедушки, накидывая тёплую рубашку и поджигая чайник.

Довольная Кайба покачивалась на полке в углу кухни. Аня кинула ей сушку, пока дедушка отвернулся. Но тень не стала её ловить, и сушка, ударившись об стенку прямо рядом с ней, отскочила на пол.

— Ты чего едой кидаешься? — заворчал дед.

Аня сверлила каким-то уставшим взглядом довольно урчащую Кайбу. Её не злило и не удивляло поведение тени. Девочка словно ощутила какое-то осознание всего происходящего и доверилась ему, словно течению. Кайба не для неё. Это она ощущала точно. И попытки с ней подружиться или договориться не приведут ни к чему хорошему. Аня поругала себя за столь необдуманный порыв поделиться едой и, напомнив себе, что приживала сама спокойно разберётся с завтраком, села с чашкой за стол.

— Да уж, налетело так налетело. Пару дней точно погода такая будет. Но хоть не гроза, так, капает и ладно. В дождевике вполне погулять можно. Пойдёшь куда-нибудь?

— Не знаю. Может, до Соколовых дойду. А ты? Как колено?

— Да уже хорошо всё! Пойду до огородов сегодня.

— Уверен? Может, ещё пару дней дома?

— Да я же тебе говорил, что нитки шерстяные за два дня всё снимут как рукой!

Аня посмотрела на него суровым взглядом, но промолчала. Переубеждать деда так же бесполезно, как пробовать подружиться с Кайбой.

Они с Цезарем ушли, тихонько прихрамывая, в сторону огородов. И Аня, достав свою непромокающую ветровку, залезла в резиновые сапоги и зашагала в сторону полей. Ветра не было, и дождик моросил, скорее даже приятный. Аня вдохнула сырой воздух и подумала, что вот такое мокрое серое небо вполне подходит к тому, что творится у неё на душе.

— «Врунья!» — Кайба больно воткнула когти куда-то ей в шею со спины. Аня и не заметила, как тень успела прокрасться ей в капюшон.

— Чего это я врунья? — удивилась девочка, пытаясь поправить волосы и вытащить извивающуюся тень.

— Сказала старику, что к Соколовым пойдёшь, а сама!

— Ты поэтому со мной увязалась? Тоже за Лизой, как и он, бродить собралась? — Аня наконец-то отлепила от себя тень и кинула её в лужу. Кайба обернулась чёрной лягушкой размером с приличного кота и запрыгала рядом. — Чего вам всем от неё надо?

— А ты к ней сходи, и, может, она тебе и расскажет, — квакнула тенистая лягушка и прыгнула в кусты, уворачиваясь от Аниного сапога.

— Да делайте что хотите. Меня же это всё уже не касается. Да? — тень, слоившись, юркнула из куста и обвилась у Аниного плеча. — Лиза, она такая, какой была когда-то я? Ведь так? Угадала? Но я-то теперь не такая, так что меня все эти ваши дела и не касаются. Хочешь идти к Соколовым — иди сама и его с собой бери. А я по делам своим схожу. Всё равно уеду скоро домой. И больше никто из вас никогда и не увидит меня!

Девочка сорвалась на крик и даже вытерла щёку от проступившей обидной слезы. Но заметив, что Кайбы нигде нет, как-то сразу успокоилась. Тени её истерика была совсем не интересна. «Очень даже символично, что слушать не стала», — думала Аня Волкова, медленно шагая за дамбу. Ей больше не хотелось ни знать, ни думать, отчего здесь всё так устроено. Ей просто хотелось узнать перед отъездом, что сталось с её собакой, и больше никогда сюда не возвращаться. По возможности, конечно. Но у неё будет ещё целый год, чтобы придумать, как провернуть, чтобы её не отправили сюда следующим летом.

«У ящериц всегда есть ответы», — бубнила девочка слова, услышанные вчера от девушки-змейки на пляже. «Вот только где этих ящериц искать?»

Аня приложила руки к шершавому межевому камню и увидела, как Яньйи удивлённо обернулся где-то в полях. «Пфф, нет. Не ты», — подумала девочка и устремила свой «взгляд», искорками разбегающийся по подземным корешкам, дальше за дамбу, под деревьями, песками, покатыми берегами, пока не увидела каменистый склон, другую сторону реки, и несколько упитанных зелёных ящериц, греющихся на стеснительном коротком лучике солнца, украдкой высунувшемся в промежутках между тучами.

Аня уверенно зашагала по лесу в сторону реки. Она шла и никак не могла выкинуть из головы тот взгляд, с которым на неё посмотрел Яньйи. В нём было какое-то удивление, перемешанное с надеждой… «Надеждой на что?» — думала девочка, перепрыгивая лужу в ложбине дороги. Она поскользнулась и чиркнула руками по мокрому чернозёму, пытаясь удержать равновесие. — «На то, что снова станем единым? Нет. На это он точно не рассчитывает, тогда на что?» Она смотрела на пятно чёрной грязи на ладони. «На дружбу? Задушевные разговоры? Жизнь у нас на чердаке вместе с Кайбой? Чего ему нужно? Прощения?» Аня вытерла грязь с руки об боковину джинсовых шортов. Вокруг запахло болотом.

— Никакого прощения он не получит, — и зашагала дальше.

Дождь, практически закончившийся, пока Аня брела по лесу, вдруг залил с новой силой, когда девочка вышла к реке. Это был не тот пляж, на который они обычно катались с Сеней и Тимой. Но спуск тоже весьма удобный, и тропинка через лес была протоптана; здесь было меньше песка и больше травы с нависавшими над водой деревьями, да и дно неудобное для купания — шаг, два, и уже с головой, а дальше песчаная коса в центре реки и обрывистый склон противоположного берега. Но река здесь была совсем узкой, легко доплыть на ту сторону.

Девочка сняла ветровку, поясную сумку и запихала все вещи внутрь резиновых сапог, пристроив их между корней дерева и прикрыв лопухами мать-и-мачехи. Оставшись в белой футболке и шортах от купальника, как-то само собой, уже по летней привычке надетых даже в дождь, Аня зашагала к воде.

Пузыри плясали на серой глади воды, дождь намочил волосы и майку, и вода, в которую шагнула девочка, может от этого, а может от того, что на пляже не было ни других людей, ни солнца, казалась какой-то выдуманной, ненастоящей. Аня плыла к середине реки и думала о том, что никогда до этого не купалась в дождь. Ощущения были странными. Вода казалась теплее, чем обычно, и пахла каким-то молоком.

Выбраться на другой стороне было непросто. Обрывистый берег с корягами и обваливающимся чернозёмом. Аня вся измазалась в грязи, посмотрев на руки и колени, она лишь грустно вздохнув, начала медленно пробираться через лес прямо к тому месту, где на камне сидели три костлявые женщины.

Они смотрели на неё. Аня Волкова ни капельки не удивилась. Она уже ощутила, что всё увиденное — это и есть её «способность», какой-то её «дар»; при мысли об этом слове она вдруг увидела Яньйи с его нежно светящимися жёлтыми глазами. «Разделились. Перемешались», — пронеслись его слова в голове. «Интересно, какого цвета у меня сейчас глаза?» — подумала Аня. Но проверить было невозможно, а тратить вопрос на такое не хотелось.

Женщины сидели на чёрном камне. Они держались друг за друга, сплетая руки, пальцы ног, локти, колени. Они превращались в подобие единого существа, поросшего какими-то пятнами из кристаллов, чешуек, блестящих чёрных и изумрудных руд. Они ритмично и легонько покачивались, напевая какую-то еле слышную песню. Пространство вокруг них шевелилось, извивалось, пульсировало. Аня почувствовала, как её укачивает от одного этого звука, и кинула быстрый взгляд себе под ноги. Она пошевелила пальцами на ноге. Её маленький ритуал. «Спокойно».

— Мне сказали, что у вас всегда есть ответы.

Та, что в центре, словно поплыла, приткнулась пространством, волоча за собою двоих своих сестёр. Ящерица прижалась к Ане, перебирая когтями по её ключицам, прижимая слишком широкую, слишком зубастую пасть к её щеке. От ящериц пахло камнями.

Одна из девушек-ящериц нагнулась, больно потянув за палец на ноге.

— Чтобы получить ответ, нужно сначала задать вопрос, — шипела она, лоснясь к самой Аниной ступне, всё ещё держась и сплетаясь со своими сёстрами.

Мир вокруг зашатался и закружился; Аня слышала свои же слова точно издалека: «Каспер, что случилось с Каспером?»

— Твой пёс утонул. Ты пришла за этим ответом? С этим вопросом?

— Нет, — шептала Аня, — не за этим. Кто во всём виноват?

Ящерицы рассмеялись. Девочка не поняла, что происходило дальше, но что-то поволокло её не прямо в реку; в пузырьках воды она вдруг увидела одно из своих страшных воспоминаний. Как что-то так же потащило её к ручью в полях; она слышала, как Каспер бежал за ней, его лай, звук доносился под воду в пузырях. Она увидела красные глаза, потом жёлтые, а потом поняла, что тонет в реке прямо сейчас. Воспоминания вернулись, но вместе с тем бурная вода несла и тащила, задевая её о дно. Какие-то подводные ветки вдруг рванули её за руку и вытащили на песок.

Аня кашляла и тряслась, уставившись на желтоглазую собаку, состоявшую из водорослей, веток и кустов. Он стоял лапами в реке и смотрел на девочку, не моргая. Аня огляделась, прицеливаясь, как далеко она оказалась от дерева, под которым оставила свои вещи.

— Ты утопил моего пса? Это же был ответ? — спросила она, уткнувшись в жёлтые глаза. Он опять ничего не отвечал. Аня грустно вздохнула. Но сейчас она могла его понять. Наконец-то, разговаривать ей не хотелось. Воспоминания так и неслись в голове — всё то, что Аня отрицала годами, превращала в тот сотый кошмар, лишь бы забыть об этом наяву, выкинуть из реальности. Он убил собаку. Но что-то с этим было не так. — Почему? Зачем? Чтобы разделиться?

Яньйи обернулся маленьким ураганом и умчался, так ничего и не ответив. Аня отряхнулась от песка и собрала мокрые волосы, холодно облепившие шею, в высокий хвост-пучок. Она заглянула в отражение воды, и в рябристой от дождя поверхности увидела, как жёлтым светятся её глаза. Она залепила пощёчину отражению, подняв брызги и разметав остатки веток и водорослей, и до боли проморгавшись, заглянула ещё раз, убедилась, что свечение ушло.

Девочка, чуть прихрамывая, добрела до своей одежды, отжав футболку и одев ветровку прямо на мокрое, она побрела в сторону дамбы. Она вспоминала свой самый частый кошмар и вдруг поняла, что он сделал. Сердце. Оно должно было стать пустым. Иначе никак. От этой мысли по коленкам и пяткам девочки пробралась дрожь, а виски похолодели.

Аня не знала, как реагировать на новые ощущения; забредая домой и переодевшись в сухое, она, завернувшись в одеяло, уселась с чашкой прямо на крыльце. Её сердце не было сердцем плохого человека, оно просто было «пустым», «разобранным напополам»; самый главный страх в её жизни оказался неправдой, и это успокаивало, но вместе с тем пришло осознание того, что она не знает, что делать с этой пустотой. «Даже не так», — думала она о том, что она просто ничего и никогда не хочет с ней делать. А в следующем кошмаре она спокойно разрешит огромному чёрному псу разодрать её в кровавые клочья на пустом заснеженном поле. Она больше не будет сопротивляться ни боли, ни обиде, ведь она это заслужила. «Мы оба это заслужили», — думала Аня, закапываясь в кровать и ощущая, как поднимается жар.