Приключения Николая Романова до и после смерти

Владимир Евгеньевич Солодихин (2024)

Роман представляет собой фантастическое юмористическое исследование событий, происшедших с 16 по 18 июля 1918 года в Екатеринбурге при расстреле семьи Романовых. Среди героев романа: Николай Романов, его жена, Александра Романова (Аликс), Сталин, Троцкий и иные исторические и не очень исторические личности.

Глава 1. Тяжелая семья

— Когда же придет Юровский? — Аликс, женщина средних лет (или, как иногда говорят, «второй свежести») в длинном черном платье, худая, нервная, но с властным выражением лица, ходила из угла в угол по комнате, похожая чем-то на запертую в клетке пантеру.

— Дорогая, Аликс. Ты же прекрасно знаешь, сколько у товарища Юровского дел! — попытался ее утешить Николай, мужчина лет пятидесяти, с длинной седой бородой. Он лежал на кровати (другой мебели в комнате не было), читая роман Виктора Гюго «Девяносто третий год».

— Второй день не приходит! — Аликс повернула к супругу взволнованное лицо.

— На все воля божья! — развел руками Николай. Он поискал глазами икону (она висела в углу комнаты) и несколько раз перекрестился.

— Ты можешь хотя бы не читать эту идиотскую книжку? — Аликс вырвала из рук супруга роман и бросила его в угол.

— Чего сразу идиотскую? Однако, я заинтригован, что нам сегодня подадут на обед?!

Николай несколько раз принюхался, сладко зевнул и сел, спустив ноги на пол.

— Ты знаешь, дорогая Аликс, в таком питание есть своя прелесть. Я имею ввиду элемент сюрприза. Когда мы жили в Зимнем, я сам выбирал себе меню. Тоже самое делала ты и дети. А здесь мы должны всецело полагаться на Господа. Я, например, вчера думал, что на первое будет уха (мне казалось, что я учуял ее запах), а подали нам, как ты помнишь, суп харчо. Вот и теряешься в догадках, что будет сегодня. Ты как считаешь?

— Он больше не придет! — Аликс обхватила голову руками и громко застонала.

— Повар?

Аликс отняла руки от лица и устремила пронзительный взгляд на супруга.

— У тебя только повар на уме!

— Ты ж сама говорила, что товарищ Юровский занят битвой с огнедышащим драконом!

— Занят! Но мне он срочно нужен!

— Зачем?

— Помнишь, как нам было хорошо втроем?

— Да?

— Что-то случилось! Понимаешь, я по-женски чувствую, что-то с ним произошло! — Аликс прижала руки к груди и устремила взгляд в потолок.-Господи! Только, чтобы он был жив!

— А что с ним сделается?

— Ты не знаешь что?! Как представлю его в жаркой схватке с огнедышащим чудовищем! Такого сильного и благородного! Господи! Как трудно сознавать, что мы ничем не можем ему помочь! Эти проклятые двери и замки! С каким бы наслаждением я разломала их!

— Он же сам нас запер! — напомнил Николай.

— Ты ничего не понимаешь! — горячо возразила Аликс. — Хвостатый дракон может пробраться и сюда!

— Сюда?

— А ты как думал?

— Час от часу не легче. Недаром я родился в день многострадального Иова!

— А это, что такое!? — Аликс указала на сложенный листок бумаги, выглядывающий из-под подушки. — Кто это тебе пишет?!

— Да это я сам. Стихи! — стыдливо опустил глаза Николай.

— Ну, ты даешь! — всплеснула руками Аликс. — Дожили! С трона нас свергли! Из дворца под зад коленом выкинули! А он стихи пишет! Лучше бы о жене с детьми подумал. Мы что должны здесь по твоей милости сгинуть?

— Чего сразу сгинуть?

— Читай! — властно приказала Аликс.

Николай я! Николай!

Взаперти я! Ай — я — яй!

Семь по Цельсию, туман!

Всюду трусость и обман!

Посадили под замок!

Кто ж такое думать мог?!

Чтобы русского царя

Отхреначили за зря!

Сколько муки, сколько слез!

Сколько боли перенес!

Сколько разные жиды

Наваляли мне пи…ды!

Но все это не беда!

Все мне, как с гуся вода!

Но любимую пилу

Вдруг отняли почему?!

— Хватит! — резко прервала Аликс.

— Чего ты? — удивился Николай.

— Ты сам себя слышишь? Это же бред сивой кобылы.

— Чего сразу бред?

— Я сама тонкий ценитель поэзии. Обожаю, когда настоящие поэты пишут о возвышенном. О целительстве, о волшебстве, о битве с огнедышащим драконом! Ты же пишешь, сам не понимаешь о чем!

Аликс задумалась. Перед ее мысленным взором мелькали картины одна красочней другой: вот летит по небу дракон с семью головами, а навстречу ему пикирует Юровский на самолете. Юровский вылезает из кабины, садится на крыло, достает меч, наносит удар! Первая голова дракона падает вниз…

Пока жена пребывала в грезах, Николай подошел к окну.

— Однако, солнышко разыгралась. Не менее двадцати четырех градусов по Цельсию выше нуля.

— О! Господи! — Аликс с негодованием посмотрела на супруга.

— Вероятен дождь во второй половине дня!

— Что дальше?

— Ветер северо-восточный.

— Ну и?!

— Недурственно было бы прогуляться. Попилить на свежем воздухе!

— Все?!

— В смысле?

— Кончил?

Было в глазах жены что-то такое, отчего Николаю стало не по себе.

— Чего ты злишься?

— Ничего! Просто неприятно, что ты такой нюня.

— Чего это я нюня?! Меня наоборот все «кровавым» зовут!

— Если ты такой прямо «кровавый», как же тебя с престола свергли?

— Чего одного меня что ли свергали?

— А кого еще?

— Я писателя Виктора Гюго читаю. Так там еще в восемнадцатом веке свергли короля! И ни в какой-нибудь там Африке! В самой Франции!

— Кого свергли?

— Я ж говорю — короля Франции!

— Имя у этого короля было?

— Людовик!

— Значит и твой Людовик такой же нюня, как ты!

— Тебе видней! — не стал спорить Николай.

— Читал он! — Аликс нашла на полу книгу Гюго, открыла форточку и выбросила ее во двор. — Ты бы читал поменьше. Тогда, может, и мозги были на месте. А то начитался черте чего, а мы с детьми должны расхлебывать!

— Чего расхлебывать?

— Революцию, которые ты со своими дружками (такими же читателями) намутил!

— Я намутил?! Ты чего-то попутала, мать. Я вообще на фронте был, когда эта гребаная революция случилась!

— Угу! На фронте! Так я и поверила!

— А где же я, по-твоему, был?

— В Петербурге смуту устраивал! Вот, где ты был! — обличительно выставила указательный палец Аликс.

— Час от часу нелегче! — всплеснул руками Николай. — Ты хоть сама понимаешь, что говоришь?! По-твоему получается, что я сам себя с престола сверг?!

— Что б мне досадить! — подхватила Аликс, которой очень понравилась эта мысль.

— Я же сам пострадал! — напомнил Николай. — Вспомни, меня даже убить могли. К тому же, когда я был императором, то мог делать все, что хотел. Например, пилить дрова на свежем воздухе или фотографировать. А сейчас у меня пилу отняли, не говоря уже о фотоаппарате!

— Вот ты сам себя и спалил!

— Чего?

— Того. Я сейчас окончательно поняла, что это ты революцию устроил! — Аликс погрозила мужу пальцем. — Решил, что, если тебя свергнут, все будет шито-крыто. На жену можно будет наплевать. И целыми днями со своей пилой возиться!

Николая прошиб пот.

— Я же говорю, что не было меня в Петрограде!

— А почему я должна тебе верить?

— Что ж ты думаешь, я там был?

— Уверена.

— Да ты спроси у кого угодно. Не было меня во дворце!

— Во дворце, может, тебя и не было!

— А где ж я был?

— Ходил по улицам. По магазинам! Подстрекал народ! Смущал умы!

— Кого смущал?

— Якобинец!

— Ну, ты вообще! — Николай покрутил пальцем у виска.

— Щас ты у меня таким будешь! Пальцем он мне крутит. Ща докрутишься!

— Зачем мне эта революция? Я до нее прекрасно себе жил, а сейчас

не попилить, не пофотографировать!

— А кому эта революция нужна, кроме тебя? Ты всегда смутьяном был. Сколько раз я тебе говорила повесить негодяя Витте?! Смотри мне в глаза! Сколько?!

— Раньше я мог пилить, сколько влезет!

— Ты повесил?

— Я тебе серьезно говорю, ты не там ищешь! — Николай вытер пот со лба. — У Юровского своего лучше спроси, кто там революцию устраивал!

— Ты Юровского не тронь!

— Я хочу сказать только, мне эта революция никакой пользы не принесла. Одни несчастья! — Николай размашисто перекрестился. — Вот тебе крест, что я тут ни при чем!

— Знаешь, что самое ужасное?

— Что?

— Что я тебе больше не верю!

— Я всегда боролся с революционной крамолой! Бился с ней, не щадя живота своего! Ты же сама все видела…А теперь оказывается я — революционер! И грустно, и смешно…

— Замучил меня, алкоголик проклятый!

— Всю жизнь бился с этими революционерами, как мог. Одно «кровавое воскресение» чего стоит! А Ленский расстрел рабочих? Вспомни!

— Ты посмотри, во что ты меня превратил! — Аликс посмотрела на себя в карманное зеркальце. — Тебе не стыдно?!

Она достала косметичку и стала подводить глаза.

— Потом, если ты считаешь, что я — революционер, то у меня была бы тайная организация! — продолжил Николай. — Это уж обязательно! Мне начальник политического сыска, Анатолий Владимирович, ты его хорошо знаешь, всегда так докладывал! Ко мне бы приходили люди. Мы с ними о чем-то сговаривались. Готовили листовки, прятали шифр. Но ты же сама свидетельница, что ничего этого не было! Вспомни! Ты же жила со мной в Зимнем! Заметила хоть раз что-нибудь подобное?

— Заметила.

— Когда?

— Я на тебя потратила лучшие свои годы! — Аликс тщательно наводила марафет. — Сколько мужчин любило меня! И каких мужчин! Двое англичан, четверо немцев! Даже один испанский идальго! Вслушайся, какое красивое слово — идальго! Сразу представляются пальмы, горы, рыцари на белых арабских скакунах. Ах! Как сейчас помню. Мы танцевали с ним кадриль на вечеринке у одного французского барона. Да разве я могла представить себе в те светлые дни, что угроблю жизнь с небритым алкоголиком в дикой Сибири!

— В тысяча девятьсот пятом году я приказал расстрелять демонстрацию рабочих! Если я тогда был, как ты говоришь, скрытым революционером, разве бы стал стрелять по рабочим?!

— Я поражаюсь только одному! — Аликс смерила супруга недобрым взглядом. — Неужели тебе настолько наплевать на меня?

— Наконец, если говорить про февральскую революцию, то и тогда я принял все возможные меры. Ты же в курсе, что я отдал приказ гарнизону стрелять по бунтовщикам! А уж то, что солдаты меня не послушались, извините! Не моя вина!

— Твоя!!!

— И потом есть мой дневник. Там я всегда пишу, где я и чем занимаюсь. Хочешь почитаю?

— Ни одному твоему слову не верю!

Николай замолчал. Так они просидели минут десять. Аликс не выдержала первая (она была не создана для тишины).

— Посадил жену взаперти, и сидит себе! Довольный! А я тут со скуки помирай!

— А че мне делать? — зевнул Николай. Он уже было прикорнул, но встрепенулся от голоса жены.

— Развлек бы жену чем-нибудь!

— Чем?

— Ты, кроме пилы, о чем-нибудь говорить можешь?

— О чем?

— О высоком, возвышенном. О святых целителях или битвах с огнедышащими драконами.

— Могу! — уныло вздохнул Николай.

— Вот, послушай, что я тут прочитала… — Аликс подошла к столу, взяла книгу с яркой цветной обложкой и открыла на заложенной странице.

— Опять про раджу? — Николай заглянул в название.

— Слушай! — Аликс с загадочной улыбкой приступила к чтению:

«Она еще не знала любит ли его, но внизу (чуть пониже живота) уже что-то свербило, не давая отвести от раджи томного взгляда. Он тоже понимал это! Хотя и не был уверен до конца, потому что его конец оставался таким же холодным, как вода в Северо-Ледовитом океане. Она склонилась на его убеленную сединами грудь, при прикосновении оказавшейся шелковистой. Чтобы не упасть, она крепко ухватилась обеими руками за пульсирующий сгусток мышц между его ног.

— Поздно становиться девственником! — подумал старый раджа и изо всей силы сжал ее грудь кулаками, испытав высшее мужское наслаждение.

Что-то теплое разлилось между ними. От пошедшего запаха у нее задрожали ноздри, налились соски, а в горло будто вставили осиновый кол. Голова кружилась от одной мысли, о том, что скоро этот плотный, мощный, пульсирующий сгусток мышц окажется у нее между ног.

— Поздно становиться девственником! — продолжал размышлять старый раджа, чувствуя, как что-то струится из него.

Прикосновение его волосатых ног заставило затрепетать ее лоно. Она вся изогнулась, готовая принять его у себя дома. Одним мощным толчком старый раджа вошел в нее, заставляя восхититься своей точностью.

— Для меня это большое наслаждение! — прошептал он ей в самое ухо.

Она только кивнула ноздрями. Ее соски набухли и пронзили его грудь. Голос раджи опустился до постельных тонов:

— Мои мужские органы в рабочем состоянии! Ты дала мне понять, что хочешь меня!

Она почувствовала необыкновенную легкость, и ответила ему:

–Твоя пульсирующая мышца пронзила меня! Я чувствую ее у себя внутри! От этого трепещет мое лоно!

От этих слов старый раджа впал в ступор, открыл рот и часто задышал, сквозь щели между зубами.

— Все-таки поздно становиться девственником! — последний раз отметил старый раджа, издал неистовый протяжный вопль и рухнул на нее всей мощью своего все еще мускулистого тела.

Она задрыгалась под ним, немилосердно раздирая ногтями что-то поджарое и волосатое чуть пониже спины. Желание в последний раз потрясло ее до самых пяток, мурашки затанцевали по голой спине, душераздирующий крик огласил окрестности океана.

–О! Мой гот! Дас ис фантаснишен! — шепнул он ей в ухо и затих.

Слезы струились у ней по волосам, а ее улыбка показала, что она покинула этот мир, и находится на небесах от счастья…

Когда она проснулась на следующее утро, раджи уже не было, а в своем пупке она обнаружила огромный величиной с крокодилье яйцо бриллиант и записку: «Гуд бай, крошка! Пусть этот скромный бриллиант будет напоминанием обо мне! Твой раджа!

P.S. Увы! Мне слишком поздно становиться девственником!».

— Ну, как? — Аликс облизнула пересохшие губы.

— Это больше по вашей женской части…

— Тебе что не понравилось?!

— Чего сразу не понравилось? Нормально! Даже очень хорошо! — поспешил заверить Николай.

— Да! Раджа — это настоящий мужчина! Сейчас это большая редкость!

— М-да!

— А что больше всего тебя зацепило?

— Как он в пупок бриллиант положил! — подумав, ответил Николай.

— Да! Это поступок настоящего мужчины!

— Представляю себе этот пупочек!

— А как он написал ей: «поздно становиться девственником!». Неужели не понравилось?!

— Понравилось!

— В этих словах и юмор, и ирония, и глубина! Огромная глубина!

— Да! Глубина действительно огромная!

— Я просто извилась вся, когда читала! А ты сидишь, как истукан! Зеваешь! Будто тебя это не касается! Хоть бы всплакнул для приличия!

— Видишь ли, дорогая Аликс, я очень хотел заплакать. Сам не знаю почему не заплакал.

— Вот, что значит настоящая книга. Не то, что твой Гюго! Пишет хрень всякую, а потом сидит в своем Париже и над тобой смеется!

— Чего он смеется?

— Охмурил тебя всякой ересью. Ты и рад стараться. Давай! Все поджигать, бить, крушить! Революция ему в голову втемяшилась!

— Я же говорю, что не было меня в Петрограде.

— Начитался всякой ерунды и споришь теперь со мной! Ведь есть же хорошие книги: про целителей, про битвы с огнедышащим драконом, про раджу. Их читаешь, и душа радуется! Нет! Главное, чтоб вопреки мне! Чтобы Аликс насолить!

— Э-хе-хе!

— Чего надулся, как мышь на крупу? — она подошла к книжной полке и стала что-то искать. — Нет, чтоб хоть сейчас смирить свою гордыню. Сказать:

«Прости меня, Аликс! Прости за то, что я загубил твою жизнь!».

— Угу! — понуро вздохнул Николай.

— Вот тебе и «угу»! Смотри сюда! Вот, то, что нам сейчас нужно! Про святого целителя Пафнутия! Прочтешь один раз и считай, как в святой воде искупался. Вся твоя революционная зараза мигом из башки улетучится!

— Про целителя? — Николай озадаченно повертел в руках книгу. — Какой-то Епифан написал. Это имя или псевдоним?

— Тебе как разница? Читай вслух! Я на пятнадцатой главе остановилась.

«Святой целитель Пафнутий размахивал кадилом в низкой прокопченной церкви. Марфа — посадница стояла рядом в белом сарафане и лаптях на босу ногу.

— Почто пришла, Марфа? — строго спросил целитель, снимая рясу (служба уже закончилась).

— Чирей выскочил, отец! — пожаловалась Марфа, приподымая края сарафана и обнажая белую молочную ляжку.

— Где?! — лукаво прищурился целитель.

Он был теперь в одной майке. Марфа невольно попятилась, видя его могучие мускулы и широкую огнедышащую грудь. Внезапное желание охватило ее всю от волос до кончиков пальцев. Марфа почувствовала, что еще секунда и она не совладает с собой. Огромная седая борода Пафнутия приятно пощекотала ее лоно. Его ловкие сильные руки без труда обнаружили чирей. Она вскрикнула: то ли от боли, то ли от страсти, которая заставила прижаться к его волосатой груди, при прикосновении оказавшейся пушистой.

–У тебя еще один чирей?! — лукаво спросил целитель.

–Да! — подтвердила она, чувствуя, что ее неудержимо тянет к этому могучему человеку.

— Я знаю, где найти его! — подмигнул он.

В тот же миг она почувствовала, как его сильные руки шарят у нее в лоне. Одновременно она поняла, что что-то не так между его ног. Будто гладь океана внезапно взбаламутилась, и волны стали биться о его берега.

— Что случилось, отец Пафнутий? — сгорая от любопытства, спросила Марфа.

Вместо ответа он схватил ее под мышки, приподнял над полом и мощно опустил прямо на раскаленный кинжал. Вначале она ничего не поняла. Не сразу до нее дошло, что она сидит на кинжале, который, казалось, вот-вот дойдет до ее горла.

— Разве вы лечите чирей, отец Пафнутий? — все-таки нашла в себе силы спросить Марфа.

Но он не стал отвлекаться на разговоры. Мощными движениями ягодиц он подбрасывал ее к самому куполу и ловко ловил на свой могучий инструмент. Ее груди, как два огромных парашюта, позволяли плавно и точно катапультироваться прямо на огнедышащую цель. Она не переставала голосить:

— Чирей! Чирей! Я пришла лечить чирей…О! Мой чирей!

Через час таких упражнений она начала задыхаться.

–Я пришла лечить чирей! — прокричала она в последний раз и потеряла контроль над своими мыслями.

Еще секунда и сдавленный крик огласил своды церквушки. Отец Пафнутий перевернул ее вверх тормашками и мощно повторил!

Его эксклюзивный инструмент раз за разом проникал в самые потаенные уголки ее тела, в сотый и тысячный раз заставляя оказаться на вершине блаженства.

Только к утру безжалостный Пафнутий отпустил ее. Не помня себя, она добралась до дома и рухнула на кровать. Лишь к вечеру она очнулась и вдруг обнаружила, что вся покрылась какой-то подозрительной сыпью!

–Ай да Пафнутий! — подумала она. — Наградил, паразит, гонореей…Придется снова идти лечиться!

Марфа сползла с кровати, и, что было сил, побежала к святому целителю Григорию, живущему в соседнем селе за рекой».

Николай остановился перевести дух.

— Ну, как!? — Аликс бросила красноречивый взгляд на супруга.

— Сильная вещь! Очень подымает дух! Я, когда читал, прямо чувствовал, что становлюсь все бодрее и чище помыслами!

— А ты бы мог такое написать?

— Я?!

— Ты!

— О чем?

— Да хоть бы, к примеру, о товарище Юровском! Вот была бы книга!

— Что же мне о нем писать?

— Да, хоть бы, как он нас лечил с царевичем Алексеем. Какой это классный целитель! Как божья благодать шла из него!

— Чего из него шло? — с подозрением переспросил Николай.

— Благодать божья!

— М-да, лечил он вас хорошо. Правда, Алексей все-таки умер!

— Товарищ Юровский обещал все объяснить.

— Ну, да! Я разве спорю?

— Вот и опиши это в стихах. Да здесь материала на поэму хватит!

— Прямо не знаю! — почесал бороду Николай. — Я бы лучше манифест написал. Мне оно как-то сподручнее!

— И это все на что ты способен? — недовольно поморщилась Аликс. — Другой бы мужчина целую поэму сочинил! А ты какой-то жалкий манифест.

— Ты пойми, дорогая Аликс! Не могу я поэму сочинить! При всем моем желании!

— Почему? — Аликс достала из косметички лак и начала красить ногти.

— Это будет против порядков и обычаев земли русской!

— И чем же ты нарушишь обычаи? — Аликс посмотрела на ставший ярко красным ноготок мизинца, удовлетворенно хмыкнула и продолжила.

— Ты пойми! — Николай подсел к жене и заговорил горячо и проникновенно. — Я глубоко и безгранично люблю и уважаю товарища Юровского. Очень его ценю. Он — классный целитель. Хорошо лечил тебя и особенно царевича Алексея. Царствие ему небесное! Все это так. Но пойми и ты меня. Мои предки триста лет Россией правили. Я — наследник царской династии. А он кто по происхождению?

— Не знаю! — призналась Аликс.

— Вот именно! — подхватил Николай. — Возможно, он, конечно, потомок князей. Чем черт не шутит! Может, даже он происходит от Рюриковичей или Гедиминовичей. Не спорю! Но именно наш род Романовых был выбран Земским собором в 1613 году от рождества Христово в управители земли русской. Стало быть, мы превосходим знатностью все иные рода и фамилии! — Николай тревожно оглянулся на дверь и продолжил уже полушепотом. — А вдруг он жид?!

— Не ругайся!

— Видишь ли, дорогая, когда мы вместе с ним парились в бане, я совершенно случайно обратил внимание на его пенис…

— Хватит! — перебила Аликс. — Меня твои грязные сплетни не интересуют!

— Послушай…

— Нет! Это ты меня послушай! — Аликс выставила вперед руки, давая лаку просушиться. — Отрекшись от престола, пойдя на союз и дружбу со всякими революционерами типа Столыпина или Ленина, ты сам себя поставил в это дурацкое положение! Или я не права?

— И что теперь жидам хвалебные оды сочинять?

— Ты чего распетушился?

— Терпения не хватает! Всю жизнь покоя нет! Недаром я родился в день многострадального Иова! Ох, недаром!

— Смотри, какой петух!

— Совсем на голову сели! Юровские какие-то, жидовские… Сил моих больше нет!

— Ты бы свой характер засунул в одно место! А то только дома на жену орать смелый!

— Но дорогая Аликс…

— Всю жизнь мне загубил! Алкоголик проклятый!

— Уже месяц спиртного в рот не брал!

— Я тебя предупреждала, чем твой алкоголизм обернется! Но ты же меня никогда не слушаешь!

— Причем здесь мой алкоголизм? Пью я или не пью, от этого ничего не зависит!

— А кто революцию проспал с пьяных глаз?!

— То я революцию устроил, то я ее проспал! Ты, дорогая, определись!

— Определюсь! Кто скамейки в саду порубал? Кто дверь в столовой выломал? Варвар!

— Просто размял свои члены!

— Короче, все! Терпению пришел конец!

— И че ты мне сделаешь? Рожу что ли расцарапаешь?

— Не могу больше! — Аликс подбежала к окну и прижалась лицом к стеклу. — Уйду, куда глаза глядят! Хоть в монастырь!

— Как ты уйдешь? Мы взаперти!

— Побыстрей бы пришел товарищ Юровский! — Аликс молитвенно сложила руки, обращаясь к небесам. — Господи! Только, чтобы он пришел! Господи!!! Услышь меня!

— Ты к Юровскому что ли уйти собираешься? — ревниво поинтересовался Николай.

— А хоть бы и к нему! — с вызовом обернулась жена.

— Час от часу нелегче!

— Революция освободила нас, женщин! И я могу уйти от тебя к кому угодно! Я — свободная женщина! Эмансипированная!

— Какая?

— Всю рожу тебе расцарапаю, и с Юровским за границу убегу!

— Вот те раз! — Николай только хлопал глазами.

— Хватит мной помыкать! Натерпелась при царском режиме! Я на развод подам!

— Чего ты взбеленилась? — с опаской смотрел на жену Николай. Он уже жалел, что ввязался в этот разговор.

— Поэму он сочинять не хочет! Подумаешь какой чистоплюй выискался. А «кровавое воскресение» кто устроил? А Ленский расстрел рабочих?! Кто?!

Я тебя спрашиваю!

— Ты ж сама меня за это хвалила! — напомнил Николай.

— Я — слабая женщина. Ничего в политике не понимаю. Ты мной помыкал, как хотел! Мне только сейчас, после революции глаза открылись! Товарищ Юровский столько про тебя интересного рассказал…

— И что он рассказал?

— Кто после Ходынки на балу танцевал?! Паразит! Отвечай мне! Танцевал?

— Ты же сама со мной танцевала!

— И ты мне это смеешь говорить?!

— Ты напрасно на меня кричишь, дорогая! Ты даже не знаешь какой прекрасный манифест я собираюсь сочинить для товарища Юровскому!

— Ну, смотри! — погрозила кулаком Аликс. — Если опять задумал про свою революцию что-нибудь ввернуть, учти, я на пределе!

Николай присел на корточки у окна и начал писать. Он с трудом подбирал слова, что-то черкал, рвал уже исписанные страницы. Наконец, манифест был готов. Вот он:

«Когда мы, волею Господа Бога, отреклись от престола (в марте прошлого года), мы исходили из того, что нашему любимому народу достаточно сделать последнее усилие, чтобы разгромить коварного и жестокого врага (кайзеровскую Германию).

Мы тогда не могли предполагать, что Господу Богу угодно послать новое испытание нашей несчастной Родине.

На днях нам стало доподлинно известно из самых надежных источников, что на помощь уже сломленному и уничтоженному врагу с неба спустился новый подлый враг, сила которого огромна, а богохульство ужасно! У врага этого много имен: великий дракон, древний змий, чудище рогатое, зверь с семью головами, дьявол, сатана. Но теперь его зовут еще товарищ Ленин.

В дни великой борьбы с Германией и примкнувшим к ней дьяволом в лице товарища Ленина, решили мы, по повелению Господа Бога, сказать свою последнюю волю.

Делаем это с тяжелым сердцем. Но понимаем, что другого выхода нет. Ибо участие дьявола резко изменило стратегическую обстановку и грозит бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны (особенное беспокойство вызывают воздушные налеты дракона).

Все будущее дорогого нашего Отечества требует от нас принятия чрезвычайных мер, на которые мы ни в коем случае не пошли бы, если не подлое и вероломное нападение сатаны!

В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему его сражение с опаснейшим противником и признали за благо признать господина Юровского целителем, посланным нам Господом Богом на подмогу.

Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга: помочь товарищу Юровскому в его миссии.

Да поможет Господь Бог России!

Подписал: Николай Романов.

г. Екатеринбург. Дом Ипатьева. 16 июля 1918 года».