Под маской зла

Влад Волков (2025)

Цикл пятикнижия «Семь знамений Апокалипсиса» расскажет о том, как бывший капитан стражи, а ныне попрошайка-алкаш, влезая в неприятности с гномом-бардом без слуха и голоса, странствующей цыганкой-воровкой из рода людей-кошек, чопорным анимагом-аристократом и юнгой с тёмным прошлым, бегущим от преследования, становится свидетелем гибели старого наставника от лап странной твари с зеркальным лицом. И теперь этой разномастной компании, в которой каждый преследует свои цели, приходится держаться друг друга в попытках разобраться, что происходит вокруг, докопаться до истины и выследить виновника в нападении. Но ниточки трагичных событий начинают то и дело вести в самых неожиданных направлениях, раскрывая зловещий заговор, масштабы которого путникам даже невозможно вообразить.

Странная компания

Тихий и спокойный городок Далкастр. Не маленький и не большой. Уютный, окружённый лугами, холмами и лесами. Скот мирно пасётся, но вот-вот под вечер его с пастбищ поведут пастухи. Из неглубоких шахт то и дело раздаётся звон от ударов кирки и стук молотка: ведут восстановительные работы, не отрываясь от добычи минералов. Птицы возвращаются к своим гнёздам, а из печных труб маленьких деревянных домиков под вечер валит ввысь густой-густой дым.

Пахнет хлебом, скошенной травой и дымом махорки. Иногда во всё это вкрадывается слегка аромат пива и сидра, запах угля и дерева, а также цветов от вывешенной сохнуть после стирки одежды, замоченной с мыльником и душистыми травами.

В сумерках со своих дневных лежбищ поднимаются и лениво потягиваются местные коты. Всякие ночные грызуны как раз в это время начинают проявлять активность, вот и хищники потихоньку выходят на охоту за ними. К тому же с работы возвращаются труженики, вовсю торгуют лавки, люди толпятся… То и дело кто-то обронит что-нибудь вкусненькое. Последние удары кузнечного молота и шипение воды, в которую опущены раскалённые заготовки, раздаются из нескладной маленькой кузницы перед окончанием рабочего дня там, да и во всех мастерских кругом.

Жизнь кипит, за стёклами бревенчатых изб потихоньку зажигаются лампады. С западной стороны изб на окнах раздвигаются шторы, препятствовавшие слепящим лучам заходящего солнца. Даже стражники сменяются на карауле. Город в постоянном движении. Расходятся сплетницы по домам, одиночки сидят с трубкой или же балалайкой. Из-под навесов выбираются нищие просить милостыню у прохожих.

Стык дня и ночи, смена циклов подобны передаче своих постов у дозорных на каменных башнях. Насекомые от последних осенних цветов устремляются на покой, в небо вылетают стайки вечерниц, хлопающих своими перепончатыми крыльями. Слышен гул голосов. Обсуждают последние новости, минувший день, заехавших гостей в трактир, события в жизни друг друга.

Кто-то близ окна внутри ходит в задумчивости, сложив за спиной руки да поглядывая себе под ноги, иногда бросая свой взор на улицу, другие активно жестикулируют, о чём-то с упоением рассказывая. Ветер сдувает с подоконников сухую листву. Так и тянет заглянуть в эти окна. Здесь две соседки-старушки вспоминают давно почивших мужей, там кудрявый гном бренчит на деревянной лютне, развлекая постояльцев трактира, тут нашкодившего мальчишку лишили ужина и поставили в угол.

Где-то уже весело играют в кости, где-то же молчаливо шелестят картами, а бывает, что в уголке подле божницы просто молятся о самых разных вещах: кто славит высшие силы за хороший день в благодарности, что его пережил, а кто молит за то, чтобы следующий был хоть немного получше сегодняшнего.

Без фанфар и излишнего пафоса в город на белом коне въехал лорд Берлис, молодой златокудрый мужчина с тонкими длинными усиками, багряной накидкой поверх сине-зелёного камзола и с коричневой шляпой, подогнутой вверх с одной стороны. К нему тут же ринулись местные попрошайки. Кто в обносках, кто босяком, кто и вовсе в чёрных лоскутных лохмотьях и накинутом капюшоне.

В сопровождении аристократа был эскорт из двух рыцарей в серебристых доспехах, но на бурых, в отличие от жеребца лорда, лошадях. Один из мужчин был явно моложе другого либо же так выглядел, потому как был гладко выбрит. Второй же носил пышные каштановые усы. Казалось, что если забрало его шлема опустится, то непременно прищемит их с двух сторон.

На костылях в надежде на милостыню приближались калеки и оборванцы. Не все, некоторые стояли в сторонке по одиночке или же небольшими компаниями, или же вообще были заняты своим делом: небольшой подработкой в духе погрузки мешком дружно на телегу за сущую мелочь.

Глядя на их быт, невольно даже слезинка могла скользнуть по, казалось бы, ещё молодой, но уже самую малость морщинистой мужской щеке. Он качал головой и безнадёжно вздыхал, поглядывая на попрошаек. Душа у него болела за каждого нищего, юродивого, за каждого сиротку и беспризорника на своих землях, но денег… Денег известному скряге было жалко даже на собственный полноценный обед.

Потому занимался он, посещая трактиры, разве что тем, что с чопорной аккуратностью макал чесночные гренки в густой белый соус. Изредка с дороги заказывал полтарелки супа, чтобы наесться по-быстрому. Регулярно протирал губы, так что они всегда у него были немного припухшими от движений салфетки. И всегда наотрез отказывался от выпивки, поддерживая репутацию благоразумного, трезво мыслящего, сосредоточенного на делах и непьющего человека. Но на самом деле ему попросту было жалко тратиться на алкоголь.

Прямо у дороги, сложив ноги кренделем, сидел ещё один, уже немолодой мужчина, протягивая кружку. Правда, в отличие от остальных, просящих подать им на хлеб ради доброго солнечного бога или кого-то ещё, этот по-честному просил деньги на выпивку. Не скрывал, что едва наберётся хотя бы на лёгкое пиво, как он встанет отсюда и отправится в ближайший небольшой и уютный трактир.

На попрошайке красовались неплохие штаны, правда, там и тут все в заплатках. Лёгкая льняная рубаха с закатанными рукавами, поверх — кожаный жилет, какой выдают стражникам на службе в городском гарнизоне. Но попрошайка при себе не имел ни оружия, ни доспехов.

Зато ссадины на костяшках его пальцев явно говорили о том, что подраться этот тип не прочь, а отсутствие выбитых зубов и синяков на лице — что в драках он обычно всё же выходит победителем. Впрочем, его здесь явно знали и желали с подобным типом не связываться. Не то чтобы прямо-таки уважали, хотя кто как. В своих кругах он, быть может, даже имел некий авторитет. И, скорее всего, был не бездомным. Но явно из таких, кто любое добро и каждую монету готов «пропить», ни о чём не жалея.

В пышных рыжих усах, по краям своими извилистыми кончиками прикрывавших уголки губ так, что не всегда было понятно, когда он улыбается, виднелись застрявшие частички пепла от дешёвых сигар. Пахло от него квасом и пивом. Причём это всё смешивалось с ароматом столь дешёвого и паршивого парфюма на спирте, что было даже толком не ясно, обрызгал он им себя или же хлебнул внутрь вместе со всем остальным заодно.

Усач-попрошайка был не стар и не молод. Вокруг зелёных глаз уже были морщины да к тому же небольшие круги, будто их владелец не выспался. Густые и недлинные рыжие волосы кое-как уложены назад, но на вид мужчина казался немного растрёпанным и неухоженным.

Не то чтобы зачёсанные пряди его прямо уж выглядели грязными и сальными, но если и стоило ему принять ванну да привести себя в порядок, то прямо сегодня, не затягивая с такой процедурой. Иначе завтра он бы больше стал походить уже не на попрошайку, а на бездомного. А здесь, в Далкастре, это были совершенно разные слои населения.

Дорогу коням честных гостей уступила группа крепких парней, спешно перешедших дорогу. Эта компания занималась рубкой деревьев, потому сейчас возвращалась из леса как раз пропустить по кружечке да отужинать. Все в чёрно-зелёных костюмах, кто в капюшоне, кто с луком на всякий случай, у каждого топорик на поясе и высокие сапоги. Лидер их, короткостриженный молодой крепыш, носил накидку из лисьего меха.

— Лорд Берлис, — обратился рыжий усач к мимо проезжавшему аристократу, когда ветер подбросил попрошайке бурую шляпу. — Кажется, это ваше, — протянул он вверх, не поднимаясь, головной убор.

Голос его был тягуче-спокойным. При этом мужественным, низким, но не басовитым, звучал как-то моложе, нежели выглядел этот мужчина. От такого ждёшь услышать тембр сухой и прокуренный, усталый, под стать потрёпанному виду, а этот словно приободрился, словно сделал глоток холодного пива из кружки. Видать, приходил в себя, был из тех, кому вечером явно лучше, чем днём. Хотя Далкастр сам по себе был, скорее, городом жаворонков. Мало кто засиживался здесь допоздна на лавочках, улочках или в злачных местах.

— Что вы, это ж простая дублёная кожа. Разве ж стал бы я такое носить?! — воскликнул сидевший верхом, оказавшийся как раз с непокрытой златокудрой головой. — Оставьте себе, — с гордым видом заявил он, словно вещицы ему было не жалко.

— Позвольте, — кряхтя, лениво начал приподниматься рыжий усач, — я достаточно трезв сейчас, чтобы точно помнить: вы въехали в город именно в этом уборе.

— Да ну что вы, — улыбнулся чуть занервничавший блондин. — Вы, видимо, обознались. Хорошая шляпа, оставьте себе, — повторил он.

— Нет-нет, я точно помню, как бросил взгляд… — начал было попрошайка.

— Убирайся отсюда, пока я не упёк тебя за решётку за клевету! — рявкнул лорд, наклонившись к тому, заметив, сколь много зевак вокруг собирается на всю эту сцену.

— Так за клевету или за решётку? — усмехнулся зеленоглазый усач, надев нежданный подарок на голову.

— Вам не идёт, — скривил губы Берлис. — Но вы и не модник, как я погляжу, — брезгливым взором оглядел он заплатки на штанах попрошайки. — Коль не по размеру, так продадите. Да и вообще, какое мне дело до оказавшейся невесть как у вас шляпы?! — всплеснул он руками. — Сразу сказал вам, что не моя. Под вечер какие шляпы, уже и солнца-то нет, — причитал он, двинувшись дальше, и его молчаливые рыцари, оглядываясь с недобрым взором на усача, вместе с ним.

Мальчишки бедняков, которых ещё не загнали ужинать, остались посмотреть, разойдясь по укромным уголкам, что же будет дальше. Не спешится ли охрана, не отберёт ли шляпу у усача, но те просто проследовали за своим господином, а потом и вправду слезли со своих лошадей, но лишь для того, чтобы зайти с лордом в трактир.

— Продай, говорит… — снял с головы вещицу лорда мужчина. — А нужна кому шляпа тут? — помахав ею в воздухе, оглянулся он на бродивших по улицам жителей.

В трактире сам он появился нескоро, зато с довольной ухмылкой перебирал пальцами монеты, стопкой выставленные на ладони. Мимо всех столов рыжий усач направился сразу к стойке, где заказал себе кружечку пенного. Для начала. Вечер намечался весёлым.

Длинноволосая полная дама, сидевшая возле окна, приятно всем улыбалась и строила глазки в надежде, что её кто-нибудь угостит. Златовласый щёголь тасовал карты и обрадовался, когда ему наконец принесли подкопченную тушку индейки. Два седых старика с краю шумно раскладывали костяшки, вслух отмечая каждую сложившуюся «фигуру». Иногда эти возгласы «Хряк!» и «Козёл!» больше походили на ругань и перебранку их меж собой.

Ещё один бородач и вовсе храпел за соседним столиком, словно перепил или же не дождался кого-то, с кем была у него назначена встреча. Троица молодых приятелей близ входа по очереди за хмельным квасом рассказывала друг другу невероятные истории, обильно жестикулируя и привлекая к себе то и дело взгляды остальных посетителей. Какой-то морщинистый мужичок в высокой зелёной шапке суматошно «стрелял» глазками во все концы, тоже желая к себе внимания, да бренчал разными цацками, вечно что-то теребя в руках, словно пытался сбыть краденое или продавал всякую ерунду по дешёвке.

По центру зала усевшегося потрапезничать лорда окружили местные лесорубы, не давая тому ни секунды покоя. Только и лезли с вопросами о дровах, лесопилке, проблемах в шахте и прочих насущных вещах. В дальнем углу спокойно обедало большое семейство. А рядом компания молодых девиц-сплетниц за пустым столом, вообще ничего не заказывая, обсуждала последние слухи и новости, периодически косясь и оглядываясь на знатного гостя.

— Ну, сударь? И за сколько всучил? — журчащим грудным баритоном спросил у рыжего попрошайки гном-музыкант, сидевший по правую руку у самого края стойки трактира.

Округлый нос, густая бородка, весь коренастый, поджарый, явно из рода цвергов. Гном как гном, такие не редкость в Империи. Не пузатый, как норды, дворфы и вихты, а довольно атлетичного сложения низкорослик. Всё у него было бурым или каштановым. Карие глаза, под тон кожаной куртки и охотничьей остроконечной шляпы с бледно-жёлтым пером, коричневые усы, такие же длинные кудри сзади из-под головного убора. Да и лютня сама за спиной, естественно, древесного цвета, так ещё и на кожаном ремешке. Там же, сзади, плетёный колчан с кучей стрел и выглядывающий короткий лук под размер низкорослика.

— На пару кружек мне хватит, — с довольной улыбкой ответил усач.

— Кружек… — недовольно фыркнул гном. — Надо перегонный куб соорудить и самому уже бражку гнать… Я вот по дороге лапти нашёл, так загнал, что теперь на аренду коня хватит, если соберу тут за песни ещё чуток, — покосился он на болтавших меж собой посетителей.

— Лапти? На лошадь? — усмехнулся усач. — Не, братец, я ещё не так захмелел, чтобы твои бредни слушать.

— Да ты что! — возмутился гном. — Мне не веришь?! Век пива не видать! — клялся он.

— Тут или одно, или другое, братец. Либо я недостаточно пьян, либо же ты чушь городишь. Ганс, вот почём у тебя лошадь в конюшне? — обратился рыжий попрошайка к крепкому трактирщику с чёрными усами-подковой.

— Моих всех уже разобрали, — скрипучим басом, как гул ветров внутри полого старого дуба, ответил тот, протирая стеклянные бокалы не самым чистым на вид платком. — Там только чужие остались, кого с собой гости приводят.

— Дай вот кружку, — попросил гном.

— Эту? — взглянул на него трактирщик.

— Нет, блин, из рук вон того парня вырви, — хлопнул гном по столу, мотнув головой. — Прости, Фригга, меня, грешного, за сквернословие! Локи попутал, — прикрыв глаза, сложил он ручки в молитвенном жесте на миг и тут же принял свою привычную позу, вновь уставившись на трактирщика. — Разумеется, эту.

— Я владелец харчевни, с моей стороны тут всё в бокалах и кружках. Что-то в столах, что-то внизу, что-то вверху, — спокойно ответил тот, пропустив мимо ушей все оскорбления и вернувшись к чистке сосуда.

— Дай, в общем, кружку, покажу, как торги вести надо, — предложил ему гном.

— А ты у нас прям купец-молодец, мастер продаж и магистр торговой ложи, — закатил свои зелёные глаза рыжий попрошайка.

— Да век пива не видать! Я, может быть, настоящий дока в торговле! — нахмурился исподлобья на него гном. — Мы, цверги, между прочим, самые лучшие купцы в Иггдрасиле! Правильно я говорю? — поглядел он на трактирщика.

— И шляешься с лютней… — подметил его рыжий собеседник.

— Которую тоже выторговал в три раза дешевле, чем стоила в лавке! — гордо заявил музыкант. — Я — скальд! Сказитель! Ну, или «бард» по-вашему.

— Играть-то на ней хоть умеешь? Мама всегда говорила: не связывайся с гномами, все они алчные лжецы-хитрецы, — проговорил усач.

— Это фоморам никогда нельзя доверять! А я вот и купец, и жрец, и на дуде игрец! Ну, то есть на лютне! — пошевелил гном плечом, показывая инструмент.

— Ага, и стрелец, — усмехнулся рыжий усач, поглядывая на лук и колчан со стрелами. — Плавали, знаем…

— Это чтобы дичь в походе стрелять и на костре готовить, — пояснил музыкант. — А что, вы в лютнях толк знаете? Раз такие мастера, показали б пару каких-то новых приёмчиков.

— Вот тебе приёмчик, — запрокинул кружку рыжий усач и в один глоток осушил её наполовину, протирая с довольством усы. — О-ох! Лучшее пиво на всём западе Империи! По версии барона Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего!

— Какого-какого барана? — почесал кудри сзади под шляпой цверг.

— На, держи, ты ж просил, — протянул стеклянную кружку ему хозяин заведения. — Смотри, разобьёшь — сам оплачивать будешь.

— Да будешь-будешь, сейчас метнусь кабанчиком и мигом вернусь! — запричитал гном, соскочив с высокой табуретки с мягкой обивкой, развернувшись к завсегдатаям. — Достопочтенная публика! Судари и сударыни! Доброго вечера всем вам! Да благословят вас боги! Да окружат всех мужчин приятные нимфы, ну а женщин… как их там… такие же, как развратные нимфы, только мужчины… забыл… Ай, впрочем, не важно, — махнул он рукой. — Дорогие слушатели! Мне выпала честь по пути встретить старца-друида, что на продажу нёс горный хрусталь с высоких склонов! Налетела буря! Вы бы видели! — одной свободной рукой, чуть потянув за гриф лютни, разворачивая ту к себе, начал низкорослик перебирать звонкие струны под свою декламацию. — Последний экземпляр вашему вниманию…

— Ну, началось… — вздохнул рыжий попрошайка, вернувшись к своей пинте пива. — У нас и скалистых склонов-то никаких нет, холмы одни…

— Да нет, Берн, ты гляди, его слушают, — уставился, протирая бокалы, трактирщик в зал.

— Уши развесили? Не люблю, когда к нам балаган вот такой заезжает. Скоморохи все эти… Напёрсточники, дурилы… Любят народ дурить, разводить на деньги. Тут либо одно, либо другое. Плавали, знаем… Либо побьют его сейчас, либо он всем лапшу навешает, — заявил постоялец.

— Как мать-старушка? — поинтересовался трактирщик.

— Жду письма со дня на день вот. Тяжко переносит жару, много жалуется. Кошка ещё её диван дерёт, когти точит, словно в саду деревьев нет. А в целом неплохо. Варит компоты, морс ягодный. Рассказывала, что в детстве морс не любила. Я и сам от него нос всегда воротил, — сообщал Берн. — А на старости лет, да ещё и в жару, ягодная кислинка, мол… В общем, раньше не любила, теперь полюбила, — закончил он, сделав крупный глоток ячменного пива.

— Ты бы тоже на морс перешёл, пока печень не отказала, — посоветовал Ганс.

— Тут уж либо одно, либо другое, — усмехнулся рыжий мужчина. — Или я победителем выйду из этой схватки, или же печень.

— На вот! Будем считать, твоя доля, — вернувшийся гном бросил ему пару монет и при этом из зала привёл с собой ещё какую-то пьяную дамочку в тёмно-зелёном платье, усадив в уголок. — Мы, гномы, не жадные, что бы вы там о нас не думали, — заявил он, оставшуюся стопку медяков поделив пополам меж собой и трактирщиком. — Мы, может, и малы ростом, зато… у нас самый низкий уровень преступности! — рассмеялся бард вместе со своей златовлаской из местных. — Знакомьтесь, Жизель.

— Да знаю я, кто она. И что, никто даже не признал, что кружка точь-в-точь как все остальные в трактире? — был крайне удивлён лице рыжий усач. — Совсем ничего не соображают по вечерам… Погоди, или ты её самому лорду втюхать умудрился?! — Полезли на лоб его глаза.

— На это… можно три-четыре такие кружки купить, — поглядев на монеты в руках, тихо пробасил хозяин трактира. — Неплохо торгуешь. Мне б тачанку без колеса куда сбагрить… Колесо-то я заказал, а оно крупнее, чем надобно, оказалось. Она вся корявая стала, кособокая. Я его и открутил, понести обратно собрался, отвернуться не успел, уже спи… стырили, в общем.

— Ай-яй-яй, — с какой-то по-театральному наигранной жалостью цокал языком и качал головой гном в остроконечной шляпе с пером. — Не город, а рассадник воров и грабителей. Словно не лорд этот приехавший, а сам Локи лукавый всем тут заведует. Так я у тебя это… сыграю концертик? Оплата вперёд, а я бить по струнам хоть весь вечер горазд! Развлеку уж народ. Обсудим оплату, быть может? Но деньги вперёд!

— Обсудим… Такой, с подвешенным языком, должен явно и петь лаконично, чтоб дух захватывало, — согласился Ганс.

— Напитки отменные делаете, а вот тефтели у тебя отвратительны здесь, что вчера, что сегодня, — посетовал цверг.

— Да знаю, с чего им улучшиться? Один и тот же повар делал. Свену совсем они не удаются, — хмыкнул трактирщик.

— Сухие! Без специй, без соли, — загибал пальцы гном, — вообще больше похожи на «ёжиков», а не на тефтели. Знаешь такое блюдо? Эй, сударь! Ты меня вообще слушаешь? Усатый? — окликнул хозяина заведения гном, а к нему повернулись сразу и трактирщик, и уличный попрошайка. — Да вы все здесь усатые, я смотрю.

— Здесь много кто бороду и усы отпускает, в нашем краю много лентяев, которые бриться не любят, — усмехнулся рыжий мужчина.

— Но тефтели всё равно были отвратные. Брр. Фу… как вспомню, блевать тянет, — фыркнул гном, прошлёпав губами, как лошадь. — Настоящие тефтели — это знаешь, что? Это когда во рту тает — в животе летает! Ах! А знать, что у тебя что-то не порядке и ничего при этом не делать, — грандиозное преступление, сударь! Настоящий грех! Как ты с этим живёшь? Благослови тебя, Фригга, и подкинь-ка ума в такую головушку. Найми себе нового повара. Имей совесть в конце-то концов! Правильно я говорю? — повернул он голову к Берну.

— Ради тефтелей? Второго? Ага, и платить ему, держи карман шире… — недобро покосился на него трактирщик.

— Держу, — оттянул нагрудный кармашек курточки цверг. — А что, ты решил мне монетку закинуть?

— Остальные-то блюда у Свена неплохо выходят, — заявил тот.

— Так убери из меню эти тефтели, зачем позориться! Или дай ему специй, пусть масло с горчицей добавит в фарш, чтобы было сочнее, острее, эффектнее. Шарик из глины ничем не отличается от ваших пресных тефтелей. А глина — она как бы бесплатно на улице, знаешь ли. Бери — не хочу! — возмущался гном-музыкант.

— Да уж, — усмехнулся мужчина за стойкой. — Скажи поставщикам черепицы и кирпича, что для всех глина бесплатная…

— Петрус там не проводит опять какие-нибудь кулачные бои втихаря средь молодёжи? — покосился рыжий усач на ту самую компанию дровосеков с крепким блондином и его лесорубами.

— Да начнись что, по побоям на лицах у мальчишек заметили б быстро. Как в прошлый раз, — ответил трактирщик Ганс.

— А если у них там новое правило: не бить по лицу? Если теперь по ногам да по корпусу, — помахал в воздухе руками зеленоглазый попрошайка, к удивлению округлившего глаза гнома показывая неплохие бойцовые приёмы.

— Не думал бросить пить и на службу вернуться? — поинтересовался хозяин заведения у Бернхарда.

— Бросить пить! — возмутился гном, ударив по деревянной поверхности стойки. — Да я скорее баб брошу, чем пить! Это ж зачем жить-то тогда, если без браги, без солода, без этого аромата! Знаешь, как говорят гномы? Пиво — это жидкий хлеб!

— При этом ты, я смотрю, хлещешь одну медовуху, — обратил внимание на его напиток Берн.

— Это сладость для моей радости, — отправил гном кружку в сторону златовласки, что привёл с собой.

— Охмуряешь тут наших девиц, — заметил, позвякивая нежданными монетами, рыжий усач.

— А ты охмуряешь трактирщика, — загоготал гном. — Или кружку сидишь гипнотизируешь! Завёл бы себе жену-другую, пятую-десятую, глядишь, уже резвился бы с кем-то по койкам, а не сидел тут весь такой важный и мрачный. Или это у тебя тактика такая? Ах, посмотрите на меня, какой я бедный, несчастный, топлю горе в вине…

— В пиве, — поправил Берн.

— Да главное, что не сам себя с камнем на шее, — ещё громче рассмеялся гном-музыкант. — Самоубийство — грех! Хель на том свете накажет! Правильно я говорю? — поглядел он на хихикающую девицу, которая ему кивнула и принялась пить медовуху. — Значит, правильно! — заключил он, развернувшись вновь к рыжему попрошайке. — Думаешь, тебя кто-то жалеть кинется? Кому ты вот нужен, Вотан тебя храни. Меня Аргон зовут. Сын Дорна, сына Туррина… В общем, вам-то, судари, какая разница? Вы их всё равно не знаете, дай Хель им пристанище там, на Вальгхалле! — хлопнул он ладошкой по деревянной поверхности.

— Кто б нищим всем дал пристанище, — мимо них пришёлся от умывальника, протирая руки, лорд Берлис, тяжко вздыхая. — Продали шляпу, Бернхард? Вот и славно, — оглядел он рыжего попрошайку.

— Странный тип, — покосился ему вслед музыкант. — И чего он приехал? Надеюсь, на мой концерт. Перед лордами я ещё не выступал.

— С лесорубами обсудить ситуацию, чтобы лес не мельчал, и с обвалом после взрыва в шахте разобраться, — ответила златовласка со своего угла. — Опять они что-то там напортачили, видимо. Вязанки дров втихаря сбывали или типа того… — поигрывала она пальчиками с прядью чёлки.

— Во! Видишь, как важно заводить выгодные знакомства, — потянулся к ней гном и погладил девушку по плечу. — Всё знает, так ещё и красавица!

— Она подружка одного из этих лесорубов, так что ты был бы поаккуратнее, — покосился зеленоглазый усач на компанию блондина, к которой подсел лорд.

— А я здесь именно за этим. Нанять себе лошадь и эскорт. У тебя лошадь есть вот? — поинтересовался Аргон у него.

— У меня-то? Нету, — усмехнулся Берн.

— Была бы, уже давно бы пропил, — дополнил трактирщик.

На мужчине и вправду не было ни колец, ни браслетов, ни серьги в ухе, как у некоторых из всё той же компании дровосеков. Разве что на шее у Берна виднелась потускневшая цепочка. Вероятно, какой-то памятный амулет, с которым он не желал расставаться и не смел продавать, даже чтобы выручить денег на пиво.

— Ну, значит, я найму телегу или арендую нам лошадь покрепче. И ты со мной по крупным городам до столицы, по рукам? — протянул свою крепкую руку цверг.

— И на обратную дорогу, помимо оплаты услуг, — пожал её рыжий усач.

— Ха, хитёр-бобёр! И кормёжки, — усмехнулся гном. — Ну, добро. Мы, цверги, между прочим, самые лучшие повара! Век пива не видать! Истинные знатоки специй! А не эти там всякие таскарцы с их сотнями видов перца или утончённые эльфы. Не в перцах счастье и не в ванили! А в базилике к мяску, в фенхеле, в кумине к свинине, в тимьянчике в супе, розмарине к картофелю, в куркуме, чтобы рис жёлтым стал…

— Ладно-ладно, я вот не ел ничего с утра, слюной захлебнусь — и ищи себе новый эскорт, — отпустил его руку Берн.

— Так купи себе хоть каши-малаши, денег я тебе уже дал вон чуток. На кой мне эскорт, который на ногах не стоит с голодухи?

— Этот на ногах не стоит с «выпивухи», — посмеивался трактирщик.

— Выпьем вот, чтоб у всех всё стояло! Ну, кроме женщин, — поглядел цверг на улыбающуюся пьяную златовласку. — А что с шахтой стряслось-то? — повернулся он снова к мужчинам. — У нас, гномов, это большая беда, если какие-нибудь кобольды шкодить начинают, обвалы устраивая.

— Это уже лорда заботы, — отпил своё пиво рыжий мужчина.

— А ведь наш Бернхард когда-то служил в страже и даже имел звание капитана, — напомнил как бы невзначай трактирщик.

— Экс-капитана уже. Как был, так и сплыл… — фыркнул тот, — что теперь вспоминать? За мемуары засесть на четвёртом десятке жизни?

— Гномы вот несколько веков могут жить! Четвёртый десяток — это что! Так, детство какое-то, — махнул рукой цверг.

— Теперь, когда из запоев своих на свет божий выплывает, только на дуэлях, как наёмник, дерётся. Или эскортом телеги туда-обратно сопровождает недалеко, от разбойников да от волков защищая, — закончил хозяин заведения. — Впустую тратишь свой потенциал, Берн.

— И что теперь? Повеситься от радости или с горя? — развёл зеленоглазый усач руками.

— Самоубийство — грех! — пригрозил пальцем гном. — Вотан накажет. Ну, и Хель там добавит ещё.

— А спаивать местных девиц не грешно? — потянулся Берн забрать медовуху у девушки.

— Питный мёд — благость богов! — хлопнул его по руке Аргон. — Они дали смертным брагу, чтобы жить стало лучше и веселее!

— Устроит тебе Атьен «повеселее», — покосился Берн на компанию лесорубов. — Будет тебе «благость»…

— Да ну его, мы уж с неделю не вместе, поссорились, — заявила блондиночка. — Он вёл себя грубо, был на взводе… Словно я ему что-то должна.

— Ты ж моя бедненькая, иди пожалею, — обнял её гном, и девица к нему и вправду прижалась, прильнув щекой к плечу.

— Всякое видел, такого не видел, — покачал головой Берн и отхлебнул ещё крупный глоток пива из кружки.

— Мы, цверги, между прочим, лучшие в мире любовники! — заявлял Аргон.

— Да что вы говорите, — с кокетливой улыбкой оглядывала его девица.

— Век пива не видать! — заверил гном, распивая вместе с ней медовуху. — В общем, я тут как раз в поисках эскорта. Иной раз песни кому не понравятся, или кто-то по пьяни решит, что я чужие пою, — закатил цверг глаза. — Охрана не помешает. Лук и стрелы в ближнем бою не помощник, хотя есть при мне одна головоломка, — пошарил он по карманам.

— Ой, давай без загадок, — покачал головой Берн и пожмурился, словно мыслительные процессы слишком напрягут его голову в нынешнем, находящемся явно где-то на полпути к опохмелу, состоянии.

— Давай, усатый, плесни-ка мне рюмочку вон той наливочки, — обращаясь к трактирщику, указал гном на одну из багряных бутылей у того за спиной на дальнем стеллаже.

Входная дверь трактира отворилась и в заведение зашла особа из рода зверолюдей. Наполовину кошка, наполовину женщина в цыганском красно-чёрном платье, видневшемся из-под накидки. Представительница народа фелинов была с красивыми серьгами и головным убором в виде треугольной косынки «дикло», закрученной на концах и завязанной на затылке, украшенной бисером, бусинами и металлическими побрякушками, и в поблёскивающем монетном ожерелье.

— Ты ж смотри, какая киса! — присвистнул Аргон, поправляя свою шляпу и приглаживая бурые кудри.

Цыганка уселась за столик, пододвинув к себе пустую тарелку, поглядела по сторонам и первым же делом начала прятать в левый рукав платья столовую вилку быстрым, но ловким движением. После чего проделала с ножом то же самое и, гневно, всплеснув руками, спросила, оскалившись и сверкая жёлтыми глазами, почему ей до сих пор не удосужились принести приборы.

— Ну, сейчас начнётся… — глядя на это, проговорил Берн. — Пора допивать да сваливать, пока всякая заварушка из-за воров не началась.

— Да куда ж ты денешься, когда разденешься, — усмехнулся цверг. — Пойду объясню этой кисе, что красть — грешно! — так и не глотнув наливки, спрыгнул он с мягкого, обитого чёрной кожей сидения близ стойки. — А ты пока тут посиди, радость моя, подожди. Да пребудет благословление Фрейи с тобой! — взял он девушку за руку, накрыв сверху второй ладонью и нежно похлопав.

— Так лорд, говоришь, вырубкой леса заинтересовался? — развернулся и Берн вслед за ушедшим гномом, обращаясь, по всей видимости, к златовласке на углу стойки.

— Где можно рубить, где нельзя… Охотничьи угодья там разные, чтоб не исчезли… Куда отправлять древесину потом… — лениво отвечала та, потягивая свою медовуху и ревниво косясь на Аргона, подсевшего к цыганке-фелину.

— Сударыня! Ваши глаза такие красивые и выразительные, — заперебирал крепкими пальцами Аргон по струнам своей лютни, влюблённым взором глядя на особу с кошачьей головой. — Они словно две большие луны, ярко взирающие с небес!

— Ох и хитрюга же вы, незнакомец, — протяжным «мяукающим» голоском произнесла та.

— Вот заливает, сукин сын, а! — оборачиваясь на них, качал головой Берн. — Охмуритель года ни дать ни взять.

— А что, и на это дело теперь конкурсы проходят на ярмарках? — протирая бокалы, бросил на него взор Ганс. — Что? — поймав ответный взор под скривившимися бровями, уточнил он. — Я во время праздников здесь делом занят, наплыв клиентов, мне не до соревнований на толстого хряка, большущую тыкву и самый уродливый помидор, похожий на харю тётушки Харли, — посмеялся он, а вместе с ним и Бернхард.

— Отца и дядю в шахте при взрыве ранило, настоящий хаос творится, — восклицал тем временем прибывшему лорду Петрус, да так, что было слышно даже у стойки.

— Взрывоопасные газы, горючие смеси, вспыхнувшая сера… Разное случается, — спокойным тоном ответил аристократ. — Я привёз лекарства и мазь от ожогов, всем пострадавшим помогут, — заверил он. — Только, думаю, шахту придётся пока закрыть на время, чтобы не рисковать больше местными. Верховный судья Хашгаузен уже прислал распоряжение не допустить повторных происшествий в связи с несчастными случаями и гибелью людей. Его, видимо, родственники жертв уже закидали письмами. Хорошо не камнями. Пришлю рабочих, экспертов по шахтам, они со всем разберутся.

— Экспертов? — озадаченно уточнил один дровосек с вытянутым лицом и длинными каштановыми волосами на прямой пробор.

— Я в этом деле не то чтобы сильно понимаю, — признался лорд. — Доверяю профессионалам. Тем, кто всю жизнь этому посвятил и дока в рудокопных делах, снабжении, оснащении, организации труда в тоннелях. Нужны знатоки, кто сможет заверить, что все балки надёжны, а в глубине не содержится едких и горючих веществ. А то потом вновь одна искра от удара киркой и… Дело нередкое, бывают такие трагедии в наших тоннелях. Мы всё поправим. А настоящий хаос — это когда маленькие и незначительные явления, казалось бы, никак меж собою не связанные, начинают складываться вдруг в большую и единую картину глобального ужаса. А сделать с катастрофой уже ничего нельзя. Вот истинный лик Хаоса. С опорами шахты же мы разберёмся. Эксперты подскажут причину, не стоит паниковать преждевременно.

— А лесопилка? Который год уже просим организовать, — поинтересовался ещё один из компании дровосеков.

— К концу года планирую собрать совет, где будут обсуждаться планы на ближайшие лет пять. Так что обещаю рассмотреть вашу просьбу со всей серьёзностью, — сказал на это ему лорд.

Рыжий усач же заметил, что за лордом, помимо него, пристально наблюдает ещё один посетитель трактира. Явно давненько сидящий здесь в углу голубоглазый блондин осторожно пил душистый травяной чай из чашки, едва касаясь тонкими губами узорчатого борта, словно напиток его был ещё слишком горячий. Перед ним на тарелке поблёскивали обглоданные косточки от индейки — остатки недешёвой трапезы господина.

Светло-зелёный плащ с застёжками в виде золотых птиц прикрывал кожаные наплечники дорогого синего камзола со сложным переплетением узоров на груди. Под правым плечом — фамильная брошь с изображением волчьего профиля. На шее же поблёскивал амулет в виде нефритовой оленьей головы с раскидистыми рогами.

Пряжка на поясе длинноволосого аристократа была под стать застёжкам плаща, а уж высокие декорированные сапоги и вовсе выглядели самым дорогим элементом костюма. Подобные в этих краях не смогла бы купить даже знать, что явно в посетителе выдавало человека неместного, отнюдь не завсегдатая таверны. Он делал вид, что глядит либо в мозаичное окно, либо перед собой, но сам то и дело косил взор своих ярко-голубых глаз направо, поглядывая и прислушиваясь к тому, что происходит.

Худощавое телосложение и отсутствие оружия при себе говорили о том, что аристократ сей не воин, не наёмник и либо беспросветно глуп, что пустился в путешествие без средств к самозащите, либо чрезвычайно храбр, что ничего не страшится в дороге. А быть может, были у него и свои тузы в рукаве. По крайней мере, колоду карт с улыбкой хитрого лиса своими тонкими, украшенными парой изящных колец, пальцами он неторопливо и элегантно вращал, словно заманивая к себе за стол игроков с целью тех разорить. Как яркий хищный цветок, ожидающий доверчивую и наивную жертву, притягивая сладостным ароматом и блестящими капельками смертоносно-клейкого нектара.

— А это ещё что за «красавица» такая выискалась? — поинтересовался с сарказмом в голосе Берн у трактирщика. — Я проспал, что ли, когда этот златовласый приехал?

— К полудню. Похож на чародея, ты не считаешь? Картишки раскидывал. Кому гадал, с кем просто играл. Всех обирал, в общем. Не беден. Уж теперь-то так точно. Попросил лучшее жаркое из индейки и сезонное овощное рагу. Спрашивал, нет ли раков… — ответил Ганс.

— Раков?! — рассмеялся Берн. — В Далкастре?! Ох уж эта аристократия… Хоть бы вместо ухода за волосами и игральных карт географическую выучила для начала эта златовласка. Откуда ж мы в наших краях ей раков возьмём! Это к лорду вон, в Аргус, крупный портовый город! Там, поди, и раки, и омары, и ракушки с жемчужинами, и алый бархат на паруса для элиты… — поглядел он в сторону Берлиса. — Нет, ему реально гном кружку продал за десяток медяков? — развернулся мужчина к хозяину заведения. — Тут или одно, или другое, сам знаешь. Либо лорд умом тронулся, хрусталь от стекла не отличая, либо этот низкорослик даже дерьмо с подошвы продать способен как лучшее удобрение для посевов… — перевёл усач взор на посиделки гнома с женщиной-кошкой.

Тот собеседнице что-то увлечённо рассказывал, угостил выпивкой, судя по протянутой кружке, а та скрестила руки на груди и только фыркала, периодически закатывая свои жёлтые глаза на серенькой мордочке, сочетавшей в себе как звериные, так и человеческие черты.

— Так, стало быть, вы тут проездом? Путешествуете? И что же такая красавица совсем одна? Без эскорта, без мужа? — дивился цверг.

— Ой, муж… Объелся груш. Говорю как-то ему, что вот как встречу настоящего принца, сразу же его заарканю. А он мне такой: Ты, что, меня бросишь? А я в ответ: Брыть, да сразу же! — рассмеялась цыганка. — Только не говорите ему, если увидите. Вдруг до сих пор меня ищет. Я-то сказала ему, что вышла воды принести. Он мне ещё такой: А вёдра где? А я ему: Я-то, брыть, откуда знаю, где твои вёдра? Где посеял, там и ищи. Он в ответ: «За водой-то без вёдер! Ну, а я ему: Ты меня ещё учить, брыть, вздумал, как мне воду домой тащить?» Ха-ха-ха! Славный малый. Бородатый такой, вечно с бутылкой в руке, даже если та давно опустела. На всё любил повторять: «У меня руки заняты!», ха-ха-ха. Не допросишься ничего сделать, ни помощи, ни ума.

— Не к лицу такой милой кошечке сквернословить, — отметил гном.

— Кошечке?! Да ты кого кошкой назвал? — нахмурилась, оскалилась и зашипела та, аж хвост трубой поднялся сзади из-под платья.

— Хей-хей, спокойно, красавица, — выставил ладони Аргон. — Я же любя, ласково. Ну, типа, «кисонька», не в смысле прям кисонька.

— Мы — фелины! Через «Е», смотри с птицами не попутай! — сверкала глазами собеседница.

— Спокойнее, сударыня, — призывал гном. — Давайте я вам сыграю на лютне что-нибудь романтическое? Сходите подышать свежим воздухом у окошка.

— Кошка?! — вновь оскалилась собеседница. — Опять начинается?!

Толстую входную дверь трактира в это время не без труда протолкнул внутрь длинноволосый юноша в военном кителе и кожаных перчатках. Он выглядел так, словно безнадёжно в пути отстал от своего господина. Почему-то Бёрн, оглянувшись и завидев его, сразу подумал, что это мальчишка — паж, оруженосец из свиты прибывшего аристократа. Не то Берлиса, не то того странного блондина в углу.

Однако же паренёк лет эдак четырнадцати с волосами оттенка хвои сел за ближайший столик, а вовсе не подошёл ни к кому из находящихся в трактире гостей. Даже не посмотрел в сторону лорда или странного картёжника. То ли обиду держал, то ли и вправду они были не знакомы. Посидев так какое-то время, юноша сообразил, что разносчиков и официантов здесь нет: не того уровня заведение, да и сам городок.

Надо бы подойти к стойке и что-нибудь заказать у трактирщика лично. Но сидящий в компании лесорубов Петрус, блондин-крепыш, решил подшутить над молодым гостем, который явно чем-то ему не понравился — то ли причёской, то ли длинной или даже необычным цветом волос — и подставил подножку. Споткнувшийся юноша еле ухватился за спинку ближайшего пустого стула. А потом, вскочив, едва не зашвырнул тем в обидчика.

Маленький, худенький, невесть как взяли в оруженосцы. Видать, за красивое личико, чтобы добивался хозяину лучших мест в подобных трактирах, подумалось покосившемуся на него Бернхарду, когда паренёк таки приблизился к стойке, читая доску с выжженным текстом меню.

Зато хозяйский короткий клинок при себе вон на поясе в клёпаных ножнах, подметил усач. Китель, как ему показалось, был такой, какой чаще носят юнги на флоте, нежели пажи рыцарей. Но за модой оглянувшийся на весь этот грохот Бернхард особо не следил и не знал всех тенденций в одежде нынешней знати и их придворных.

— Есть что-нибудь, что уже готово? — звонко поинтересовался мальчуган, доковыляв до трактирщика. — Чтобы не ждать. Я тороплюсь. Картошки печёной нет вот?

— Как же нет, готова, томится, — ответил хозяин заведения. — Полушка за картофелину и ещё полмонеты за добавку сливочного масла поверх.

— Ничего себе вершковое масло у них тут дешёвенькое! — поодаль проворчал изумившийся цверг-музыкант.

— Отличненько! — сверкая малиновым взором, облизнулся довольный мальчишка и хлопнул в ладоши. — А наёмники в городе есть?

— Типа этого? — кивнул трактирщик на Берна.

— Я уже занят, — ответил тот. — Один здесь? — удивился мужчина, оглядывая китель гостя.

— Почему один сразу? С конём! — гордо заявил зеленовласый паж.

Рыжий мужчина больше ничем у гостя не поинтересовался. Ему не было дела, кто он такой и откуда. Почему без сопровождения, без родных, без хозяина. Никаких отличительных гербов или брошей на наряде он не подметил, просто вернулся к осушению своей пинты светлого пива.

Когда паж расплатился и получил тарелку с крупной печёной картофелиной, в продольном разрезе которой вовсю таяло масло, и приборы, то направился вдоль левого края трактира. К столику, который как бы занял, когда только зашёл сюда. Там и сейчас было пусто. Уютное местечко на троих у первого же окна. Правда, сидеть там он, видимо, собрался в одиночку.

Но дойти до места ему было не суждено. Петрус снова выставил ногу, причём не заранее, а прямо уж наверняка, чтобы паренёк точно споткнулся. С криком падая, тот уронил, разумеется, всё, что нёс. Картофелина вылетела с тарелки, падая на грудь лорда Берлиса, перепачкав камзол. Сама посуда, рухнув на дощатый пол, разбилась на осколки. Вилка вонзилась в поверхность стола лесорубов, а ножик «приземлился» неподалёку, остриём направляясь в сторону знатного гостя.

— Блин блинский! Простите, — с пола заявил паренёк, пытаясь подняться, не зная даже, за какой хвататься ушиб: болели и лоб, и колено, и немного в груди, ведь он в падении стукнулся рёбрами.

— Как это понимать?! Это что? Покушение? — обомлел лорд, наряд которого принялись протирать и промокать салфетками его телохранители-рыцари.

— Никак нет, — замотал головой, потирая шишку над бровью, паж. — Расставили тут копыта… — пнул он ножку стула Петруса. — Сложно ноги убрать?!

— Сложно смотреть, куда идёшь, малыш? — усмехнулся тот.

— Мой малыш тебе в рот не влезет, — грубо ответил мальчишка.

— Да-а? — поднялся громила из-за стола. — Знаешь, я в этом мире не люблю только две вещи. Непогоду, потому что моя мать скончалась от лихорадки в грозу, и когда мне дерзят такие хлюпики типа тебя! — толкнул он пажа, так что тот опрокинул и рядом стоящий стул, и столик.

— Сила есть, ума не надо, ага, — поморщился юноша, кое-как поднимаясь.

— Я не понял, это ты меня тупым ща назвал? — поднял свои светлые брови Петрус и оглянулся на своих ребят.

— Даже не удивительно, что не понял, — криво усмехнулся паж.

— Да ты вообще хоть знаешь, кто я? — хорохорился громила. — К твоему сведению, поверенный самого лорда!

— Да хоть кошки драной, — сплюнул ему на башмак юноша.

— Эй! — возмутилась остроухая особа из рода фелинов.

— Это он сейчас и вас, и лорда самого оскорбил! — возмущался Петрус, повернувшись к женщине-кошке и оглядев остальных.

— Тут зубы выбили пажу, и тот упал без сил! — забренчал по струнам вскочивший с места гном, но видя, как на него злобно уставились дружки светловласого бугая, попятился к выходу. — И наш чудесный музыкант покинул вмиг трактир!

Пел он нескладно. То ли выпивка так повлияла, то ли перенервничал. Но голос его в тон нот, издаваемых лютней, не попадал. Может, потому и поспешил убраться подальше от происходящей разборки, чтобы его самого за фальшь не задело.

— Куда же он… — расстроилась у стойки та пьяная девица, которую ранее гном с собой туда притащил.

— Так и не взялся тачанку мою продавать, — сожалел трактирщик.

— Да куда он с тонущего корабля? Один трактир на весь город, Ганс. Вернётся ещё, никуда не денется, — заверил Берн, вслушиваясь в происходящее за спиной.

— А если сядет на первую же телегу и в другой город укатит? — спросил тот.

— Он ж меня нанял эскортом, — напомнил Бернхард.

— Так и ждёт снаружи. Как выйдешь, так и укатите. Вдруг он уже там с конём или с нанятой повозкой как раз окажется, — предположил трактирщик.

— Ну, стало быть, не судьба, — цокнул языком Берн, заглянув в свою почти опустевшую кружку, и с хищным взором стал изучать рюмку багряной ягодно-травяной наливки, оставленную Аргоном. — Если письмо от матери придёт, ты за меня так и ответь: мол, нашёл работёнку, поехал по городам музыканта сопровождать, скоро вернусь, расскажу, где что видел. Она любит слушать про разные города…

— Она ж по почерку поймёт, что не ты, — удивился Ганс.

— Так ты от себя напиши, дурья башка, — закатил глаза экс-капитан.

— У меня, сам знаешь, почерк хромает, — фыркнул трактирщик.

— Хромает у нас косой дядька Вукол и одноногая Карлина. Нечего на почерк свой наговаривать, — спорил с ним Берн.

— Да меня же за почерк из школы выгнали! Худший во всём городке! Как пить дать! Что ни напишу — никто не прочтёт. Будто алхимические трактаты на иноземном языке. Я сам его с трудом разбирал. Как курица лапой, — заявлял Ганс.

— За почерк… Нет чтобы за выпивку выгнать, — усмехнулся Бернхард.

— Думаешь, меня твой клинок испугает?! — тем временем позади них заметил ножны на поясе у пажа Петрус. — Да, может, это вообще муляж! Детская игрушка! — рассмеялся он, оглядываясь на остальных. — Я этого сопляка и голыми руками… — двинулся он вперёд.

— Да чтоб тебя… — разжав правый кулак, хлопнул Берн по столу. — Угомонились там!

— Да всё путём, экс-капитан, — оглянулся на него громила. — У нас важный гость, а эта малявка тут сквернословит. Надо просто уму-разуму малышню научить. Вытравить грызунов. Вредителей. Как говорится: мышка бежала, хвостиком махнула…

— Я тебе покажу мышку! — шлёпнул своей перчаткой его по щеке разъярённый паж. — Ща как дам больно!

Он коснулся пальцами опрокинутого столика позади, и древесина того будто бы «ожила». Снизу, приподнимая сквозь щели половые доски, проросли корешки, вдоль ножек разродился вьюн с позеленевшими почками, сверху начали появляться маленькие вытянутые листики.

Колючие стебли начали приближаться к сапогам крепкого дровосека. Тот выхватил с пояса свой топор, готовясь рубить и кромсать нерадивые побеги и любую другую ожившую древесину, возможно, даже с её создателем-чародеем, если потребуется.

— Ну, началось… — вздохнул Берн. — Опять какой-то молокосос под раздачу попал… — допив пиво, собрался он уже развернуться.

— Эй, — схватил трактирщик его за руку. — Не лезь и не вмешивайся. Тебя это не касается. Он заслужил за свой дерзкий язык. Может, нерадивый паж Берлису и принадлежит. А тебя вместе с ним стража скрутит. Ты у нас большой любитель дебош устраивать, что тебе было сказано от Ставрида в прошлый раз? А?

— Не ты ли мне тут напоминал о добродетелях, братец. Плёл о том, что надо вернуться, нести справедливость и всё вот это вот то самое… — прикусив губу, в оскале поглядел на него рыжий усач.

— Видишь, если лорд за него не заступается, значит, одобряет действия лесорубов, — подметил хозяин заведения почти шёпотом. — Ты думаешь, мне охота, чтобы они тут окна выбили или столы поломали? Но не время сейчас заступаться за какого-то молокососа, не обученного манерам!

— Да не могу я просто так сидеть, Ганс, когда громила мелюзгу всякую избивает… — процедил Берн. — Тут или одно, или другое: либо его калекой сделают, либо вообще здесь убьют. Мама всегда говорила: любой спор можно решить словами, а не дракой.

— Что-то не припомню, когда это ты не дракой здесь что-то решал… — покачал головой трактирщик.

— А я просто был непослушным ребёнком, — осушив рюмку, забытую гномом, закатал рыжий усач рукава и направился к бугаю.

По пути он подметил, что лорд с жирным пятном на камзоле наблюдает за готовящейся разразиться дракой. Цыганка выглядит весьма перепуганной. А от картёжника-аристократа и след простыл. Теперь на его месте уже сидела, вытягивая шею, чья-то сторожевая собака в красивом золотом ошейнике.

— У тебя, оборванца, денег не хватит новый наряд лорду оплатить, — заявлял Петрус.

— А ты давай-ка не будешь мебель казённую топором разносить, — опустил его вооружённую руку Берн, подойдя сзади.

— Этот шкед от горшка два вершка оскорбил меня и гостей, на ботинок мне плюнул, с вилкой и ножом на лорда бросился! — возмутился крепыш, отдёрнувшись. — Я этого просто так не оставлю.

— Смотри, Петрус, я дважды не повторяю, — пригрозил усач.

— А не то что? Пойлом изо рта меня окатишь, словно русалочка? Ты вернись к себе за стойку, экс-капитан, и не вмешивайся, — оценивающе поглядел на комплекцию попрошайки светловласый бугай.

— А не то двину тебе вот так, — крепко треснул коленом его промеж ног Берн. — И вот так, — схватив за короткие волосы, ударил усач его лицом по столу, отчего остальные лесорубы вскочили со своих мест.

— Возмутительно! — воскликнул лорд, отправившись со своими рыцарями прочь из трактира, спешно седлая снаружи коней.

Лесорубы набрасывались на Бернахрда то по очереди, то с нескольких сторон разом, но получали то кулаком по лицу, то ударом сапога в живот, отлетая подальше. Остальные не вмешивались, но с мест наблюдали за дракой. Большинству всё это явно не нравилось, но были и такие, кто явно радовался, что сегодня накостыляли заносчивой компании лесорубов.

— Я, пожалуй, пойду… — поднялась из-за стола цыганка, с кошачьей грацией, виляя бёдрами, почти бесшумно двинувшись к выходу.

— Эй! А деньги! — окликнул её трактирщик, но особа всё удалялась и удалялась, размахивая из стороны в сторону тёмно-серым хвостом, будто гипнотизируя.

И всё было бы для неё хорошо, вероятно. Удалось бы ушмыгнуть под шумок, не заплатив за еду и выпивку. Выскочить наружу, растворившись в ночи… Если б с рукавов её не посыпались с грохотом металлические приборы, которые женщина-кошка стащила со своего и некоторых соседних столиков в процессе своего пребывания здесь.

— Воровка! — раздалось после краткого затишья, когда вокруг все обомлели от этой картины. — Держи её! Хватай! — раздались голоса постояльцев.

Целой толпой, поднявшись из-за столов, местные деревенские мужики разного возраста и даже кое-кто из компании лесорубов рванули со всех концов трактира к порогу в её сторону. Первого, кто собрался схватить её, за руку укусил серый пёс, оттащив от женщины-фелина.

Зверь вскочил на пол, ощетинился, оскалил клыки и злобно зарычал, сверкая недобрым голубым взором, никого не подпуская к даме из рода фелинов, лая и готовясь броситься на любого, кто приблизится. Рядом стоящих вдруг пронзило звуковой волной. Это цверг, ударив по лютне, заставил всех схватиться за уши и остановиться. А кто-то и вовсе, жмурясь и корчась, упал на пол, не вынося скрежета струн, по которым водил тот ногтями.

Паж вздрогнул, завидев, как мимо окон прошагала высокая фигура в чёрной широкой шляпе с прямыми полями и тёмной лентой, спереди декорированной маленьким металлическим черепом. Юноша, коснувшись стола Петруса, обвил бугая зелёными стеблями и помчался наружу вслед за выскочившей цыганкой. Берн выбежал следом, пытаясь догнать юношу. Бегал тот довольно неплохо, но и усачу одной кружки было явно мало, чтобы уж совсем на ногах не держаться.

— Следуй за белым кроликом, — раздался незнакомый голосок, и паж увидел маленького ушастого зверька, что поскакал за угол здания.

Мальчишка удивился подобному. Ещё заметил, как блеснул браслет на одной из лапок крохотного создания, но всё же помчался за ним меж построек складов с припасами. И вскоре вышел как раз к конюшням, откуда был вид и на широкую улицу с перекрёстками, и на вход в сам трактир, чтобы проверить, что, кроме мужчины с рыжими усами, нет прочей погони.

— Да погоди ты, брыть, мелюзга, — попытался Берн схватить за плечо мальчугана.

— Вот уж нет уж! — тот развернулся и выхватил с ножен свой клинок. — Не подходи!

— Держишь за рукоять как девчонка, — отметил Берн, глядя на это.

— И что дальше? Рукоять просто мне велика. У меня есть гладиус и я не побоюсь им воспользоваться, ёж-поварёш! — раздувая ноздри, пыхтел паж со всей серьёзностью на хмуром и сосредоточенном лице.

— Мать моя всегда говорила: коль достал меч… Хотя погоди-ка… — оценил зеленоглазый усач небольшой рельеф груди под кителем и с резким рывком руки дёрнул на себя косой запах наряда, отстёгивая вверху и уставившись на женственный торс в белой тонкой рубахе. — Да ты и есть девчонка!

— Какое нахальство! — возмутилась та, раскрасневшись миловидным личиком и сразу же прикрыв небольшую грудь в попытке спешно застегнуть китель обратно.

— И чего тут забыла в таком виде?! — пытался понять Бернхард.

Девушка же обернулась в сторону входа в трактир, где стоял немолодой мужчина в чёрном сюртуке и такого же оттенка головном уборе. Тёмные и густые усы щёточкой ярко выделялись на морщинистом строгом лице. Откинутый капюшон плаща частично покрывал висящий на спине арбалет. В одной руке была костяная трость в виде длинной спирали и с навершием в виде маленьких закрученных рогов, идеально подходивших под форму ладони, чтобы опираться.

— Воровку не видели здесь? Мелкая такая, зелёные волосы, украла лошадь и китель сына. Приютили переночевать, называется! — грубым и громовым голосом проговорил рыжий усач, спрашивая у стоящих на пороге местных мужиков.

— Блин блинский! — растерялась незнакомка, сразу же отвернувшись и стараясь держаться незаметно в тени.

— Вот оно что, — произнёс Берн. — Не советовал бы я тебе связываться с этим человеком, — косился он на усача с арбалетом. — А имперский военный гладиус тоже украла? — перевёл рыжий мужчина свой взор на девчонку.

— Вы же наёмник, да? Сколько бы вам ни платили, я заплачу больше! — заявила перепуганная девица.

— Крадеными деньгами?! — скривился усач.

— Нет-нет-нет! Вы не понимаете! Вы же не знаете ничего… Мой брат служит в столичном гарнизоне. Это его меч, он со службы домой принёс, когда снаряжение им обновили. Он стражник! А моего отца на днях обвинили в преступлении, которое он точно не совершал! Но мои показания, что я была рядом, никто и слушать не хочет! Мол, они не считаются, раз я родственница… А он дома был, ничего плохого не делал! Ничего дурного никогда никому не желал! — затараторила девушка, пустив слёзу. — А его в кандалы и в темницу! Мне срочно нужно к брату, пока отца не казнили. Может, он что-то сделает, как-то вытащит… У нас нет своих лошадей, мне пришлось эту взять в долг… Я верну потом. Отведу обратно, я же помню, с какого двора взяла, где ночлега просила! — обещала она.

— Вот не надо рыданиями меня пытаться разжалобить, а! Знаешь, в чём суть чести наёмника? Он не предаёт нанимателя за большие деньги ради кого-то другого. По рукам — значит, «по рукам», — объяснил Берн. — Тут или одно, или другое…

— Да ёж-поварёш! Ну, пожалуйста! Меня же теперь всюду разыскивать будут. Даже маскарад прикинуться парнем не помог! Будут выглядывать одиночку с зелёными волосами. Вы хоть прикроете как-то, если что… Вот, — убрав меч и спешно застегнув китель, полезла она по карманам, — всё, что есть, вам отдам… — протянула в ладонях девчонка горстку монет, пару недорогих камушков, статуэтку богини Баст с кошачьей головой и какую-то пуговицу.

— Давай, мой эскорт, поторапливайся! — подскочил к ним гном в компании женщины-фелина, приведшей златогривого коня с необычными голубыми глазами и золотой серьгой-кольцом в ухе. — Это Шанти, — представил он мохнатую серую даму, — и у неё нынче проблемы. Так что она с нами поедет. Пора в путь.

— У неё тоже, — кивнул Берн на девчонку.

— У «неё»?! — присвистнув, оглядел девушку цверг. — Нет, нас этот конь всех не выдержит! — отрезал он уверенно, кивнув на серого жеребца. — Хватит с меня проблем в один день! Я из-за вас, между прочим, жертвую ночью с той красоткой-блондиночкой.

— У меня свой конь есть! — метнулась девчонка к конюшням, выводя за уздечку своего скакуна, стоявшего как раз крайним. — Вот он! Красавец Софокл!

— Да какой же это конь? Это кобыла, — бросил взгляд на животное Бернхард.

— А?! Да?! — сначала растерялась, а затем крайне удивилась девчонка. — Блин блинский… Ну, что ж, Софокл… быть тебе, видать, отныне Софией… — погладила она свою лошадь.

— А ваш жеребец откуда? — повернулся Берн к Аргону и Шанти.

— Цыганка откуда-то привела! Её штучки! Прости, Фригга, грешную, — выставил ладони гном: мол, он тут совсем не при чём.

— И вовсе не крала я коня. Как вышла, а он из ниоткуда вдруг за спиной оказался. Стоит такой весь, бьёт копытом. Без седла, правда, ну так нам с гномом удобнее будет, — заявила Шанти, нервозно размахивая мохнатым хвостом из стороны в сторону. — Помню, гостила в Шильди, так там весь табун с пастбища в деревню сошёл, словно горный оползень. По всем улицам лошади бегали.

— Как быстро вы спелись, — отметил Берн, оглядывая гнома и женщину-кошку в цыганских одеждах. — Уже вместе скакать собрались.

— Прошу вас, господа, давайте быстрее, пока вся толпа из трактира не двинулась прямо на нас, — заявил серый конь, носом в спину слегка как бы подталкивая Шанти.

— Он ещё и говорящий! — упал гном на задницу, вытаращив глаза. — Это ж за сколько такого загнать в столице можно! Не конь, а золото!

— Не конь, а анимаг, — принял конь форму того самого блондина-картёжника с мечтательным полуприкрытым взором оттенка ясного неба. — Вуа-ля!

— Вы? — удивился Бернхард этой трансформации куда сильнее, чем мелодичному бархатистому голосу. — И тот пёс, стало быть…

— И кролик, что меня вёл… — смекнула девчонка.

— Вильгельм де ла Конте, любезные, — манерно представился тот, поклонившись. — Понравились мои фокусы?

— Какой пафосный артист, — поднялся, отряхивая свои штаны, Аргон. — А можно звать тебя покороче как-нибудь? Например, Вилли!

— Ни в коем случае, — полуприкрыв надменно глаза, слегка покачал головой анимаг и скрестил на груди руки.

— Так вот, друг мой Вилли, давай-ка ты, Де Ла Конь-те наш, обратно в коня как раз, а то мы все на этой кобыле уж никак не ускачем! — кивнул цверг на лошадь девчонки-пажа.

— Её вернуть следует. Лошадь украдена, — заявил Берн.

— Вот тебе до того сейчас?! Украдена-мармеладина… Заладил… Ты ж наёмник, а не городской блюститель порядка! Ну, всякое бывает, Локи попутал. Карл у Клары, знаешь ли, тоже много чего украл. И что-то я не слышал, чтобы ему за это что-либо было. Эта красавица вон приборов себе понатырила, будто с голодного края явилась… — поглядел гном на Шанти.

— Я не специально! Оно само как-то всё получается… Я не собиралась ничего красть! — заявила та, делая жалобное выражение своей мордочкой.

— Клептоманка… — заключил Берн. — Плавали, знаем…

— А вы что? Из местных стражников? — с подозрительным прищуром кошачьих глаз посмотрела на него цыганка.

— Из бывших местных стражников, мадам, — усмехнулся усач.

— Я тебя нанял! У нас договор! — напомнил гном. — А Шанти со мной! — приобнял её гном как сумел при своём росте. — Так что никто не тронет сударыню!

— Чего этот-то хочет? — поглядел рыжий мужчина на анимага с явным недоверием.

— Что вы так на меня смотрите, достопочтенные господа и прекрасные дамы? И гном… Все побежали, и я побежал, за компанию, — ответил тот, пожав плечами. — Глядя на вас, вспомнил этот дух авантюр. Мне он близок, — заявил он с гордым видом и воодушевлённым взором. — Интересные вы, ребята, однако. Вперёд же, вперёд! Навстречу приключениям! — похлопал аристократ в ладоши, поторапливая народ и сверкая колечком на пальце. — В путь, скорее в путь!

— Ой, темнишь, — прищурился Берн.

— Понимаю, что сейчас не лучшее время, но как вы превращаетесь сразу одетым? — робко поинтересовалась девчонка-паж. — Я потомственный друид, но папа мой ритуалы обращения проводит без облачения, становясь тотемным зверем-хранителем. А я сама как-то по растениям, что ли… Только учусь, ничего не умею, — прикусила она губу.

— Знаете ли вы разницу между друидом и анимагом? — с довольным видом оглядел аристократ своих новых знакомых, схватив в обнимку за шею Берна и Шанти, но те поспешили вырваться.

— Нет, но я знаю разницу между шкафом и страусом! — заявил гном. — Страус — это птица, а шкаф — это мебель! — гордо заулыбался он.

— Позвольте же я тогда объясню, — благозвучным манерным голосом произнёс Вильгельм, подойдя ближе и положив руку девушке на плечо. — Анимаг трансформирует целиком всё своё естество вместе с одеждой. А друид после обращения зверем, как оборотень, оказывается нагишом. Сплошное бескультурье! — покачал аристократ головой.

— Не хотела бы я на траве голой валяться… — скривилась девица.

— Просто у тебя цверга нормального не было! — хлопнул её гном по бедру, отчего девчонка с обиды нахмурилась и предпочла держаться подальше от наглого низкорослика.

— Ща как дам больно! — пригрозила она. — Гладиус — это тебе не гладиолус какой-нибудь, — коснулась девушка ножен. — Хотя я, как друид, и цветочком убить могу.

— Ой, недотрога, — запричитал гном. — Куда ж ты денешься, когда разденешься… Надо быть проще, и люди к тебе потянутся! Как цветочки к солнышку. Правильно я говорю? — поглядел он на остальных.

— А мне не надо, чтобы ко мне тянулись, — заявила девчонка. — Держись подальше.

— И от меня, я хотел помочь даме, — произнёс Вильгельм, приобняв Шанти за талию. — Гнома на себе я не повезу. Ещё не хватало! А вам нынче в какую сторону? Не хотите ли в Аргус? — обращался он явно к цыганке.

— Это ты ей помог?! Это я её бардовскими чарами из беды выручил! Век пива не видать! — выпятил гном грудь вперёд и сжал кулачки. — Цверги, между прочим, самые великие помощники! Самим богам помогали в своё время, когда людей ещё даже не вывели!

— Мальчики, не надо только ссориться из-за меня, — с кокетливой улыбкой, щуря глаза в удовольствии, коснулась женщина-кошка и гнома, и светловолосого мужчины.

— Раз вы так просите, — перехватил аристократ её руку и галантно поцеловал тыльную сторону ладони.

— И что анимаг из знатного рода забыл в Далкастре?! — уточнял ещё раз Бернхард.

— Признаться вам, любезный, я — элитарная ищейка, — обернулся блондин серым псом в золотом жёстком ошейнике.

— О какой! Ну-ка, дай лапу! — протянул руку цверг.

— Ещё чего, — отмахнулся от него анимаг, оскалив клыки. — Меня наняли проследить за деятельностью лорда Берлиса. А он уехал уже из Далкастра, вот и нам бы поскорее за ним, — принял он опять вид коня, поторапливая остальных.

— Так-то лучше, Вилли! — начал тут же гном грузить на него свою поклажу. — Если Вотан посылает нам испытания, значит, посылает и выход из них! — похлопал он по ноге анимага.

И как бы недовольный такими фривольностями жеребец ни брыкался, пытаясь оттолкнуть от себя цверга копытом, гном ловко орудовал то справа, то слева, застёгивая ремешками свёрток походной палатки, котелок и мешки с припасами. После чего бородач-низкорослик галантно подставил Шанти сперва колено, а потом и спину, нагнувшись, помогая забраться не скакуна, ведь стремян у того не было. А тому пришлось, похоже, смириться со своей участью, ведь он очень спешил и преследование лорда сейчас было наиболее важной и приоритетной задачей.

Девчонка же вскочила на свою лошадь, отодвинувшись в седле так, чтобы Берн мог забраться туда к ней и даже взять за поводья, если захочет, и протянула ему руку. Тот поколебался мгновение. Бросил взгляд на гнома с цыганкой, на вход в трактир поодаль, где с местными говорил обворованный господин с густыми усами и широкой шляпой. Потом махнул на всё, схватил за руку девушку и забрался в седло, направив лошадь к окраине города. Вильгельм в форме коня тут же двинулся следом с Шанти и Аргоном.

— Как звать-то хоть, мелюзга? Я вот Берн, — поинтересовался рыжий усач, чуть оглядываясь на свою спутницу.

— Ассоль, — ответила та, отведя прочь малиновый взор, словно имя это ей не очень-то нравилось или же девчонке попросту было неловко.

— Ася, стало быть, — усмехнулся Бернхард.

— Вот уж нет уж! — хлопнула та его по лопатке ладошкой. — Никогда так не называйте! — нахмурилась возмущённая девушка.

— Сейчас заедем к моему приятелю Ставриду, — сообщил девушке Берн. — Он капитан здешней стражи. Отдашь ему лошадь, он передаст владельцу. У него в конюшне при дворе свой конь есть, уговорю одолжить нам на время. Заодно расскажешь свою историю во всех деталях. Он мужик смекалистый, добрый и, главное, честный. Известный своей неподкупностью. Может, чего посоветует…

— А он точно не сдаст нас властям, раз такой честный? — запереживала та.

— Да не бойся ты. Он войдёт в твоё положение. Я это к тому, что, когда тут подпольные бои устраивали, например, он никакие взятки не брал, всё отменил, всех разогнал. Никаких тёмных делишек не допускает, — пояснил рыжий мужчина. — Благородный наш рыцарь…

— И мою спутницу чтоб тоже не обижали! — заявил гном, поравнявшись с приятелями.

— Она ж всё выронила, ничего не украла, какой с неё спрос… — поглядел Берн на Шанти.

— Благодарю, душечка, — улыбнулась та, сколь позволяли кошачьи губы.

— Душечка? Какой я тебе душечка… — фыркнул Берн, отвернувшись.

— У-у, не будь не душечкой, будь душечкой! — замурлыкала женщина-фелин. — Я добро помню, бесплатно тебе погадаю по линиям ладони, как спешимся.

— Спасибо, не надо, — криво усмехнулся мужчина. — Предпочитаю не знать наперёд своего будущего, — заявил он и быстрее направил кобылу по пыльной дороге под звёздным небом в сторону небольшого, но отличного от простеньких местных изб поместья на окраине Далкастра.