В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова

Коллектив авторов, 2012

«Эта книжка придумана Юозасом Будрайтисом в 1999 году. С той поры она отлёживалась поначалу у меня в голове, потом – в ящике письменного стола, потом – в электронной папке компьютера. Немота в каком-то смысле шла ей на пользу – знаки и звуки выверялись и заменялись менее блёклыми, структура делалась жёстче. В какой-то момент возникла идея снабдить все тексты литовскими оригиналами – и тогда сборник пополнел вдвое. Сейчас я вынужден отказаться от двуязычного издания, на него попросту нет денег. Но в Интернете я выложу всё…»

Альбинас Жукаускас

1912–1987

Они прекрасны, но непостоянны

Когда из Каунаса мы вернулись после двух

совместных выступлений

не так уж поздно было:

нас пустили в пригородный ресторан.

— Вы только, — говорят, — ребята,

себя ведите чинно, не шумите!

«Ну вот, — мы оскорбились, — дядя, разве не заметно,

что мы с рассвета ни в одном глазу!»

— Заметно, — отвечает нам привратник.

— Только всё равно

скандалить не годится, нужно отдыхать культурно,

прилично, проще говоря, как подобает…

Приятель спрашивает, сколько у меня в заначке.

— Вообще-то, — отвечаю, — деньги есть.

И если не забудемся —

нам хватит.

По кружке тёмной «Балтики» (для старта)

мы стоя выпили. Потом присели

и приняли покрепче. Под конец

крепчайшего отведали. И вышло

не много и не мало — в самый раз.

И мы тогда вполголоса запели

про шуструю Шилувскую шалунью —

про девицу-красавицу…

Нет слов:

домой идти нам было рановато.

— А знаешь что, любезный, — говорю. —

давай мы к суженой моей заглянем,

она тут рядом, прямо за леском…

А эта суженая, говорю, она ни то,

она ни сё — она как все невесты.

А вот её сестрёнка! Это, брат,

такая фифа — ты увидишь

и весь растаешь…

В Лаздинай мы машину не нашли

(водители, понятно, тоже люди).

И порешили мы пешком протопать

те пять (от силы десять) километров.

Подумаешь, беда! Пока мы обсудили

претензии на псевдоклассицизм в литовской лирике,

пока мы горевали

об истощенье нравственности в людях, —

пришли к реке. Паромщика искали.

Нашли его. Насилу добудились.

Он долго одевался. Рассвело. До той поры

всё шло великолепно. А потом

я вдруг припомнил, что моя невеста

и несравненная (без дураков!) её сестра

лет этак пятьдесят тому назад

(когда отца и мать похоронили) —

домишко продали и всё хозяйство

и отбыли (по слухам) в Катовицы.

Такая, извиняюсь, карусель.

Тут мы с приятелем слегка остолбенели,

и, полагаю, нас легко понять.

Так вот, выходит, каковы невесты,

вот каковы их верность и любовь!

И это — чистота и постоянство?!

Сначала глазки прячет, нежно шепчет:

«ни шагу без тебя, с тобой — на край земли!»

А после, Боже правый, с пылу, с лёту

постройки продаёт, и скот, и утварь — всё бросает

и отправляется (по слухам) в Катовицы!

Ну хоть бы позвонила, написала,

предупредила… Что там говорить!

И ты, спустя всего полсотни лет,

идёшь сквозь ночь, и дождь, и ветер! Зябнешь

на берегу реки! Предвидишь встречу!

А ей — ни холодно, ни жарко: упорхнула!

Сбежала! Укатила! Всё забыла!

Ох, женщины! И мы после всего

Должны в любовь и постоянство верить?

Ну нет, теперь понятна ваша суть!

И лучше так — спустя полсотни лет

промокнуть и продрогнуть, среди ночи

стремнину одолеть, — и поразиться:

чего вы стоите, красавицы-невесты,

вы, скромницы… И какова цена

всей вашей преданности.

Страшные дела!..