280
— Да пошёл ты! — отвечаете Вы, и эти слова отдаются множественным эхом под каменными сводами темницы. — Уж лучше остаться гнить здесь, чем идти на такую гнусность и обкрадывать собственный народ. Только трусы говорят, что у них не было выбора. Что не они такие, а жизнь такая. Что с волками жить — по волчьи выть. Нет!
Оставаться собой, даже когда у твоего горла нож; не выть, разговаривать, даже если живёшь среди волков; не идти по головам и трупам, во всех обстоятельствах быть честным и справедливым — вот, что значит быть человеком!
— Браво, браво, — саркастически похлопав в ладоши, промолвил незнакомец. — Я думал, что ты уже давно разучился шутить, а тут — на тебе, такой талант на старости лет открывается… Нет, конечно, ты полный идиот, но по-своему мне даже нравится такая принципиальность. Вот только она тупая, и обстоятельства не располагают к веселью. Ну что, не ты, так кто-то другой окажется посговорчивее. Ты же не думаешь, что кроме тебя одного здесь больше никто не ориентируется? Будет всё то же самое, только без твоего участия. А ты — можешь гнить дальше, как и хотел. С чистой совестью. Хотя у меня она будет чистой и после того, как я заберу то, что принадлежит мне по праву.
Шаги начинают удаляться, и вскоре Вы снова остаётесь один во мраке. Проходит минута, другая, затем час, вскоре Вы теряете ощущение времени. А затем — Вы и сами не замечаете, как проваливаетесь в сон — 511
