Solo

Гео Коваленко (2024)

Аделина Алмайя пытается спасти своего отца с помощью музыки. Несколько недель назад его сразил инфаркт прямо на сцене, и теперь жизнь двадцатилетней девушки, заядлой тусовщицы, остановилась. Болезнь любимого отца заставила ее по-новому взглянуть на многие вещи, пересмотреть свои отношения с окружающими и задуматься над тем, что же по-настоящему важно. Время протестов, поисков себя и бездумных поступков закончилось. Пришло время признать свои ошибки и попытаться их исправить, пока не поздно…

Глава 7

Аделина приехала на очередную вечеринку к своим друзьям. Снова знакомые и незнакомые лица, снова музыка и движения невпопад. Снова море алкоголя, от которого Аделина повеселела только в самом начале, а потом вдруг начала плакать прямо во время танца. Подруги стали ее успокаивать. Среди них была Аня, которая обняла девушку и держала так больше часа. Все это время Аделина порывалась куда-то пойти, но Аня не отпускала подругу, предлагая ей уехать с вечеринки. Аделине становилось все хуже, но вдруг, совершенно неожиданно для Ани, она заявила, что хочет с ней выпить. Аня нехотя согласилась, взяла бутылку и плеснула себе немного вина в бокал. В поисках стакана Аделины она вынуждена была поставить бутылку. В то же мгновение Аделина схватила бутылку и стала, не отрываясь, пить прямо из горлышка. Аня вскрикнула и аккуратно, чтобы не пролить на Аделину, попыталась забрать бутылку, но та крепко вцепилась в нее и не отпускала. В конце концов Аня вырвала бутылку, и остатки вина пролились на одежду Аделины, диван и пол. Аделина громко сматерилась, затем встала и тут же оперлась о стол, потому что ее страшно шатало. Аня пыталась ее поддержать, но потом, заметив разлитое повсюду вино, отправилась на поиски тряпки.

Оставшись без контроля со стороны Ани, Аделина, едва переставляя ноги, поплелась за новой порцией спиртного. Схватив бутылку водки со стола, она открыла ее и начала пить залпом. Сидевшие рядом парни захохотали и стали одобрительно улюлюкать. На их возгласы обернулись все, включая Аню, которая пришла с кухни и увидела, как Аделина допивает бутылку. Аня побледнела и тихо села на кровать, наблюдая за тем, что делала Аделина. А та стала танцевать, но ее движения были скорее попытками удержать равновесие, которые в конце концов закончились полным фиаско, и Аделина рухнула на пол. На грохот снова все обернулись и поначалу ждали, что Аделина встанет. Аня первая вскочила с места и бросилась к подруге, неподвижно лежавшей на полу, за ней подбежали остальные. Музыку выключили, ребята попытались привести девушку в чувство, но безрезультатно. Кто-то вызывал скорую помощь, и уже через пятнадцать минут бригада врачей делала промывание желудка. Еще через час Аделина лежала в палате городской больницы под капельницей.

Первые сутки она спала и пришла в себя только к вечеру следующего дня. Даже небольшой поворот головы вызывал сильные приступы тошноты, которые мучили девушку долгое время. Лежала она в общей палате: двенадцать кроватей, возле каждой — белая тумбочка, слева от двери в палату — очень шумный холодильник, а на нем — очень тихий телевизор. Во время вечернего обхода к ней подошли тучная медсестра и молодая женщина-врач. Врач заботливо поинтересовалась ее самочувствием, а медсестра вынула иглу капельницы из катетера.

После этого Аделине разрешили вставать. Девушка едва слышно поблагодарила врача и медсестру и стала медленно разминать кисти рук, затем сгибать руки в локтях. На лице появилось выражение боли. Аделина согнула ноги и стала разминать их. Все тело болело при каждом движении, от чего девушка стала громко и часто дышать. Врач с медсестрой осмотрели других пациентов в палате и вышли.

Когда шаги в коридоре затихли, Аделина осмотрелась и села на кровати. От смены положения ее стало тошнить, она громко закашляла и закрыла глаза, потом опустила голову и долго тяжело дышала. Сказывались мощное отравление, пустой желудок и обезвоживание. Посидев так минут десять, девушка все-таки встала на ноги и, пошатываясь и опираясь о стены, вышла в коридор.

Палата Аделины была последней в коридоре и располагалась у огромного панорамного окна, рядом с которым стоял большой диван. Больничный коридор тянулся от окна на сотню метров, посередине находился пост дежурной медсестры, которой на месте не оказалось. Аделина осмотрелась и, опираясь о стену, подошла к дивану у окна. За окном жил своей жизнью огромный многомиллионный город, мерцающий тысячами огней. Впереди открывался вид на Коломенский проезд, рынок и торговый центр, за ними тянулась череда восьмиэтажных домов. Еще дальше открывалась панорама запада Москвы, где в одной из больниц лежал Леонид Алмайя. Аделина с тоской всматривалась в панораму ночного города, и глаза ее наполнялись слезами. Не отрывая взгляд от окна, девушка опустилась на диван и сидела так до тех пор, пока не уснула. В палату ее отвела дежурная медсестра, которая вернулась на свой пост и заметила девушку в коридоре.

На следующее утро Аня ехала в больницу, где лежала Аделина. Всю дорогу до станции Павелецкая Кольцевой линии она нервно дергала ногой и кусала губы. Аня вышла вместе с толпой, спустилась в переход и неуверенно пошла по нему на зеленую ветку. Другие пассажиры, обгоняя, то и дело натыкались на нее. У лестницы на станцию Павелецкая Замоскворецкой линии Аня в задумчивости остановилась. Она пыталась подобрать нужные слова для предстоящего серьезного разговора с подругой, а чтобы не забыть их в нужный момент, записывала в заметки на телефон. Наконец Аня с чуть заметной улыбкой решительно направилась в сторону платформы — нужные слова были найдены и мысли обрели законченный вид.

Через сорок минут Аня с Аделиной сидели на диване у окна в коридоре больницы.

— Дель, ты как себя чувствуешь? — тихо спросила Аня.

— Мне стыдно, — так же тихо ответила Аделина. — Я могла умереть. Что бы тогда сказал мой отец, когда пришел в себя и узнал об этом?

Аня опустила голову и ничего не сказала. Аделина отвернулась и стала смотреть в окно.

— Когда мой отец впал в кому, я сначала не поверила. Не хотела верить. Потом, когда приехала в больницу и увидела своего отца с кучей отходящих от его тела трубок, весь мой прежний мир… Вся жизнь рухнула, Ань. Как будто потерялся смысл жизни. Отец… Он был для меня очень многим. Он поддерживал меня во всем, никогда не ругался, не повышал голос. Он как антипод моей мамы, а его образ жизни — антипод моей жизни и жизни мамы. У него дома я отдыхала. От всего…

— Ты ему сейчас нужна, Аделина. Ты нужна своему отцу.

— Как я помогу ему? Я не врач, не хирург, не высшие силы… И не верю в то, что можно как-то помочь…

— Мне просто важно тебе это сказать. Вера — самое сокровенное, личное и сильное чувство, которым наделен человек. Человек, обладающий верой во что-либо, гораздо крепче остальных. Когда другим не на что больше надеяться, человек с верой в сердце не теряет надежды.

Аделина горько усмехнулась и посмотрела в глаза подруге.

— Ань, предположим, я верю, что мой папа не умрет. А если… все-таки… это случится? К чему тогда эта пустая вера?

— А если случится чудо? Не допускаешь? Ладно, не так, — и Аня взяла подругу за руки. — Ты нужна своему отцу, Аделина. Ты единственный близкий человек, который у него есть и у которого есть доступ в больницу. Люди в коме все слышат и все чувствуют. Если ты будешь рядом, это может помочь ему. Но для этого береги себя, Аделина. Твой отец — очень хороший человек. Ему бы наверняка не понравилось, что ты опустила руки.

После этого Аня обняла Аделину, которая ответила тем же.

— Адель, ты не одна, — продолжала Аня. — С тобой я, с тобой мама…

— Маме пофигу, она о наследстве думает. Уже отца похоронила, хотя он жив. — Тут голос Аделины стал громче и тверже. — Жив и будет жить! Ты права, ему бы не понравилось, что я так быстро сдалась. Просто… Пойми… Тяжело, когда прежняя жизнь вот так внезапно ломается и нужно понять, как жить дальше. Но ничего… Сегодня ночью я думала об этом, и еще о многом. И то, что ты мне сказала — все это я понимала, но не могла словами выразить.

Объятия закончились, и теперь девушки просто сидели рядом. Они смотрели вглубь коридора, по которому туда-сюда сновали медсестры и пациенты.

— Кстати, почему ты у Ники всех на уши поставила в тот вечер?

— Мне показалось, что тебя изнасиловали. Ты была невменяема, а у меня, ты же знаешь, травма. Все выглядело как у меня тогда… — Аня опустила глаза, и Аделина взяла ее за руку. — К тому же там было столько незнакомых, что я не хотела оставаться с ними один на один. По той же причине. — Аня немного помолчала, затем улыбнулась подруге. — Зато мы тебя домой привезли.

— Я вообще этого не помню. Ни как общалась с каким-то парнем, ни что потом было, ни как домой вы меня привезли. Спасибо тебе, Аня.

Из лифта на этаже вывезли каталку и довезли ее до палаты Аделины. Всю дорогу каталка бренчала на каждом стыке напольной плитки, от чего стоял неимоверный грохот. Когда все затихло, Аделина продолжила:

— Надо что-то менять. Раз и навсегда. Я всю жизнь будто бы на самом краю. Сначала в переносном смысле, а вчера в буквальном.

— Прекрасно, могу порекомендовать хорошего психолога и психотерапевта. Специалист — во! — И Аня подняла вверх большой палец.

— Спасибо, я подумаю. Слушай, что вспомнила! Я когда к отцу приезжала — там у меня телефон зазвонил и отец на музыку среагировал.

— Ничего себе!

— Я вот думаю… — И Аделина, встав с дивана, начала расхаживать взад и вперед, то и дело пошатываясь, от чего Аня несколько раз даже хотела вскочить. — А что, если ему включать музыку в палате и он будет ее слышать? Он же музыкант, для него музыка — это все. Вдруг это поможет?

— Это уже вера в чудо. Попробуй, Деля, попробуй.

Девушки поговорили еще немного и попрощались. Аделина долго с улыбкой на лице смотрела вслед уходящей Ане. Кроме нее никто не интересовался самочувствием Аделины, все мессенджеры молчали.

В обед пришел лечащий врач и начал задавать вопросы касательно самочувствия девушки и всех обстоятельств ситуации с отравлением. Слушая ее рассказ, он только кивал головой и методично заполнял историю болезни. В конце беседы он сообщил, что завтра утром ее выпишут и можно уже собирать вещи, а при желании она может покинуть больницу уже сегодня вечером, но нужен сопровождающий. Аделина поблагодарила врача и сказала, что уедет утром. Однако вечером в больницу приехала мама. Откуда она узнала о случившемся, для Аделины осталось загадкой. На людях мама добрым голосом предложила дочери немедленно поехать домой и продолжить лечение там, ведь все равно врач разрешил, «чего койку-то занимать». Аделина страшно напряглась и бегала глазами по палате, словно ища поддержки у кого-то из окружающих. Непривычно милый тон матери означал громадную злость, копившуюся в ней. Девушка попросила оставить ее в больнице до утра, но мама тут же перехватила инициативу. Лечащий врач был в это время с ними и под давлением матери согласился отпустить с ней пациентку, ведь анализы были нормальными.

Когда Аделина с матерью зашли в лифт и остались одни, мать, не стесняясь в выражениях и пересыпая свою речь смачным матом, прошипела:

— Дура…, совсем уже с катушек слетела?

Аделина отвернулась и ничего не стала говорить. Домой они ехали на такси, за рулем был лысый мужик с бандитской рожей. Всю дорогу мать высказывала дочери свое недовольство случившимся, да так, что бандитского вида водитель с удивлением посматривал в зеркало заднего вида, чтобы получше разглядеть женщину, которая так виртуозно владела русским матерным и за пятнадцать минут поездки не произнесла ни одного нормального слова. Когда они подъехали к дому, девушка тихо плакала.