Клеопатра

Дик Вайс

Автор подробно воссоздал историю правления последних царей из династии Птолемеев. В романе описывается детство Клеопатры, период изгнания её отца, возвращение в Александрию и последующая битва за египетский престол. В романе уделено большое внимание старшей сестре Клеопатры — Беренике, а также интригам евнуха царского двора Потина. Некоторые из описанных событий ранее не встречались в трудах по данной теме, тем интереснее будет открывать их читателю.

Глава III. Рука помощи Цезаря

Каждый день к владыке Верхнего и Нижнего Египта прилетали тревожные вести из разных уголков страны. Они были словно большекрылые птицы — стервятники, которые обычно кружат над обессилевшей жертвой, ожидая, когда она лишится сил и падёт.

То там, то здесь, как докладывали государственные советники и тайные осведомители, в «земле возлюбленной» проходили бунты, стихийные выступления горожан, которые всё больше и больше проклинали незаконнорожденного правителя.

Птолемей Неос Дионис отлично помнил, как предыдущего властителя именно чернь забила насмерть в здании гимнасия, у него развились приступы страха, он стал подозрительным и с опаской глядел уже даже на самых преданных своих слуг. Он увеличил количество «отведывателей кушаний». Теперь, прежде чем вкусить пищу, вместо одного её пробовали несколько человек. Государь, который раньше считался любителем пиров и танцев, всё больше и больше отстранялся от управления страной и всё реже появлялся при своей многочисленной свите, замыкаясь в себе.

Больше всего его угнетало то, что Рим, которому он уже неоднократно помогал и, по сути, являлся его вассалом, никак не хотел видеть в нём полноценного правителя. Правда, «Вечный город» несколько раз намекал царю страны Та-Кемет, что такое признание он может получить, нужно только хорошо раскошелиться, но сумма, которая была озвучена через египетского посла в Риме, доброго друга Птолемея Диоскарида, была поистине огромна. Даже если бы Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис выкачал бы всю государственную казну, обложил всеми мыслимыми и немыслимыми налогами живущих, а также ушедших в дуат и ещё не рожденных на свет, он так и не смог бы её собрать. Римское покровительство стоило безумно дорого.

Эта ситуация не могла его не беспокоить, так как вокруг его имени, словно навозные мухи, слетались немыслимые слухи. И все они сводились к тому, что дни его были уже сочтены. Сенат Рима якобы был недоволен божественным фараоном и срочно подбирал ему замену.

«Вечный город» действительно с легкостью мог это сделать, а потому получить его дружбу сейчас было бы как нельзя лучше. Это являлось бы гарантией счастливого царствования. Но мечты фараона о дружбе и покровительстве со стороны Римского сената до поры до времени так и оставались мечтами.

Начало этого дня не обещало хороших вестей. Царь дурно спал и был мрачнее тучи. На рассвете он в очередной раз отослал несколько свитков папируса разным адресатам, и один из них отправился в Рим могущественному человеку, с которым он старался быть близок. Он предназначался для прочтения великому полководцу Гнею Помпею Магну. Птолемей Неос Дионис заверял римского государственника в своей преданности, восхищался им как политиком и снова поздравлял Помпея и его соратников: великих Марка Люциния Красса и Гая Юлия Цезаря, с союзом, который, как он писал, принесет Риму процветание, а его верному другу Египту — также великие блага. Птолемей в очередной раз приглашал Помпея посетить столицу страны Александрию и обещал невиданный прием, хотя прекрасно знал, что это приглашение им снова будет проигнорировано.

После жертвоприношения в одном из храмов бога Ра царь долгое время не выходил из молитвенной комнаты, где его и застало известие о прибытии к нему с важным посланием римлян.

Птолемей с осторожностью принял это известие, однако в скором времени, облачившись при помощи своих слуг во всё драгоценное великолепие, уже восседал в своем дворце на роскошном, отделанном золотом и финифтью, царском троне. Трон находился на нескольких мраморных плитах, образующих своего рода ступени, идущие вверх; это подчеркивало, что фараон является наместником бога Хора на земле, его недосягаемость и отличие от простых смертных. У подножия трона были нанесены резные иероглифические надписи, подчеркивающие божественное происхождение царя. Над ним возвышался небесной синевы купол, который поддерживали четыре колоны, капители которых были выполнены в виде священного цветка лотоса.

Голову властителя венчала двойная корона пшент, символизируя вечное единство египетского государства, его обеих земель и вселенскую гармонию Маат. Поверх короны был одет золотой обруч Урей — изображение богини-кобры Уаджит — покровительницы Нижнего Египта и изображение богини-коршуна Нехбет — покровительницы Верхнего Египта. Это были неотъемлемые символы единства египетского государства. В руках Птолемей держал трёххвостую плеть и скипетр власти. Царя окружала придворная знать: министры, жрецы, несколько слуг и тайных советников, а также неизменная вооруженная охрана, состоящая из рельефных нубийцев.

Римлян было трое. Через огромный колонный зал с массивными чащами благовоний и огня они входили в тронный, держась вместе.

Двое из них являлись эквитами.¹⁴ Они шли уверенно чеканя шаг. На них были воинские доспехи, короткие красные плащи, в руках они держали шлемы с красными гребнями. Их владыка Египта хорошо знал; первый был человек Помпея Луций Септимий. Заносчивый и грубый воин, снискавший себе славу в многочисленных битвах, он жил одно время в Египте и выполнял личные поручения римского государственного деятеля. Лицо его рассекал глубокий косой шрам, тянущийся от переносицы и до подбородка. Этот шрам придавал ему суровость, которую дополняли безжизненные злые глаза. Второй римлянин был новым послом республики, имя ему было Публий Тулий Туск, хитрый, двуличный человек, а вот их спутника он прежде никогда не видел. Он озирался по сторонам и был излишне суетлив, что выдавало в нём человека не столь благородного происхождения.

Не доходя до трона, который охраняли безмолвные, словно статуи, воины из личной охраны царя, римляне остановились и низко опустили головы. Затем к царю обратился худощавый Публий Тулий Туск.

— Divinum rex! Божественный царь, владыка верхнего и нижнего Египта Птолемей Теос Филопатор Филадельф, приносящий дождь, свет и радость своим поданным. Желаю здравствовать тебе и твоему роду! Я спешу вручить тебе послание от человека, оказывающего решающее влияние на римскую политику, великого Гнея Помпея Магна. Послание особой важности. Римлянин вручил свиток одному из подошедших к нему приближённых советников Птолемея, который тут же передал его царю.

— Хочу также представить нашего друга Квинтуса Марция Аттиана, он выражает интересы Гая Рабирия Постума, приближенного человека Помпея и Цезаря. У Квинтуса есть отдельный разговор к царю, — легат еще раз поклонился.

Птолемей Неос Дионис снова внимательно посмотрел на Квинтуса Марция Аттиана. Внешне в этом человеке не было ничего примечательного. Он был маленького роста, черные курчавые волосы, темные глаза, толстый сплюснутый нос, дурацкая улыбка. Абсолютно не запоминающаяся внешность. Наверняка, торговец решил про себя государь. Как этот ничтожный человечишка может представлять интересы сильных мира сего?

Квинтус Марций Аттиан, словно почувствовав, что царь думает о нем, еще больше задергался и несмело молвил:

— Divinam Gratiam Tuam! Мне много рассказывали об Александрии, о её красоте. Но эти слова ничто по сравнению с явью, что узрели мои глаза. Не скрою своего восхищения, это сказочный город обласкан богами. У меня ещё не было времени его хорошо изучить, но то, что я уже увидел, превосходит всякое ожидание. Такого изящества я не встречал ни в одной из стран мира.

— О чем ты хотел поговорить со мной, Квинтус Марций Аттиан? — оборвал его царь, продолжая изучать этого человека словно папирусный свиток.

— Dominus de terra Aegypti! Владыка земли Египетской! Мне бы хотелось, чтобы наш разговор состоялся немного позже, и, если ты позволишь, в другом месте, — торговец несколько смущенно огляделся по сторонам, давая понять, что беседа не для лишних ушей.

Солнцеликий Птолемей Неос Дионис нехотя качнул головой в знак согласия:

— Да будет так. Мы рады друзьям из Рима. Сейчас вам покажут ваши покои, отдохните, а вечером мы найдем место, чтобы продолжить этот разговор.

Гости, раскланявшись, ушли вместе с сопровождающими их слугами.

Царь, приняв все любезности от своей свиты, также удалился вместе со своим джати, по имени Мардиан, в одну из опочивален. Там он познакомился с текстом послания, после прочтения которого у него резко улучшилось настроение, и божественный лик Птолемея засиял подобно драгоценному камню.

— Сиятельного правителя, так порадовали новости, привезённые римлянами? — поинтересовался Мардиан, высокий евнух с морщинистым лбом и длинными, словно мотыги, руками. Боги не оставили нас?

— Это самое приятное, что могло произойти за последнее время! Гней Помпей, через нашего посла Диоскарида шлёт мне добрые вести и человека, который, возможно, спасёт наше царствование. Передай исполнителю празднеств, чтобы устроили пышный прием в честь наших гостей, — повелел царь.

****

Царский квартал Брухейон представлял собой уникальное место, занимавшее около трети всей городской территории. Он состоял из различных больших и малых дворцов, других зданий, которые выполняли различные административные функции: царского суда, царского флота, домов вечности. К ним примыкали усадьбы чиновников, дома для прислуги, театры, бани, зверинцы.

Но выделялся среди них один исполин, так называемый большой дворец фараона. Это была официальная резиденция царя. Со всех сторон его окружал большой и пышный сад, с белыми изящными ротондами и безмолвными статуями египетских и греческих богов, олицетворяющими картину мироздания.

В небольших водоемах сада, с кристально прозрачной водой плескались золотые рыбки. В оранжереях росли экзотические растения, деревья карликовых пород, собранные со всего мира, а воздух переливался неповторимым пением разноцветных маленьких певчих птиц. Несколько десятков больших и малых фонтанчиков брызгами воды аккомпанировали этим изумительно приятным для слуха трелям. Картина была настоящим воплощением земного блаженства. По саду свободно разгуливали, нисколько не пугаясь людей, почти ручные животные и шуршали, распушив свои хвосты, как веера, символы красоты, любви и богатства, павлины.

Пройдя сад, можно было войти в холлы дворца фараона. В западной её части располагались жилые, а в восточной стороне приемные залы, используемые для официальных церемоний.

В сопровождении нескольких слуг римляне, не спеша, шли по дворцу фараона к месту, где доносились прекрасные звуки музыки. Они негромко перебрасывались между собой впечатлениями.

— Hic vivunt sicut dii! Они живут здесь, как боги, на Капитолийском холме, — с нескрываемой завистью говорил Квинтус Марций Аттиан. — Честно говоря, я был бы не против задержаться в Александрии. Египтянки весьма недурны, надеюсь, царский гарем раскроет сегодня нам свои двери.

— Nec solum harem. И не только гарем. Клянусь Юпитером, Рим скоро заберет эти земли себе. Помяните мое слово. Этот царь просто старая изношенная сандалия, напыщенный индюк, которого здесь все презирают, от простого крестьянина до вельможи, — с пренебрежением процедил Луций Септимий. — Он ведь из черни, незаконнорожденный. Говорят, мать его была простой шлюхой. Болван, который только пьет и жрёт, ни о чем не думая своей бараньей головой. Даже удивляюсь, зачем с ним столько возится Помпей? — злобно добавил он.

— Мой друг должен знать, что бараны здесь особо почитаемы. Сказать так вслух, значит наслать на себя гнев богов. У Помпея далеко идущие планы, — ответил ему Публий Тулий Туск.

— Обратите внимание на эти нелепые фрески, изображающие людей с головами зверей, — кивнул на стены дворца пораженный Квинтус Марций Аттиан.

— Это их боги. Страна фанатиков. Они даже после смерти не оставляют в покое тела не только людей, но и зверей, издеваясь над трупами, бальзамируя их, — ответил ему Луций Септимий.

— Друзья, не забывайте про нашу миссию, — обратился к ним Публий Тулий Туск.

Римляне замолчали. Они прошли центральный зал, блистающий великолепием, минули — тронный, и очутились в украшенном колоннами и пилястрами зале празднеств.

При фараоне Птолемее Неос Дионисе в нем регулярно ставились театральные представления и выступали хоры. И сегодня хору аккомпанировал на флейте сам божественный царь, возлюбленный Птахом и Исидой.

Римляне замешкались и переглянулись. В их взглядах читалось недоумение, граничащее с презрением.

— Царь играет на флейте вместе со своими рабами, как это мерзко, — прошептал пораженный Квинтус Марций Аттиан.

— Презренный Авлет, так его любовно называют в народе, — оскалил дёсна Луций Септимий.

— Тише, господа, — одернул своих спутников Публий Тулий Туск. Тише. Помните, мы лишь выполняем работу, которую нам поручили.

Гостей встретили необыкновенно красивые, одетые в легкие, полупрозрачные одежды, которые подчеркивали их прелести, слуги. Они вручили посланникам по цветку лотоса, и одели каждому на шею гирлянду — из изумительных полевых цветов.

Музыка в зале замолкла. Царь, увидев прибывших гостей, отложил флейту и поднялся им навстречу.

— Божественный владыка, пусть славится имя твоё, — приветствовал его Публий Тулий Туск. — Да будешь жить ты вечно! Римляне низко поклонились фараону.

— Хлеб, мясо, пиво и вино — моим друзьям из Рима, — приветствовал их Птолемей. — Пусть возрадуется бог Дионис! — настроение у государя было прекрасным.

Красивые шемсу, порхая, как бабочки, усадили римлян за праздничные столы, на отдельные, предназначенные для важных гостей, места.

А серебряные подносы на пиру ломились от угощений! Всё, что в этом мире представляло пищевую ценность и считалось необыкновенно вкусным, было на столах. Там же стояли кувшины с различными напитками и вином, на которых был указан возраст хмельного. Молодые рабы и рабыни услужливо подавали гостям закуски, которые те ели руками, пользуясь ножами, только разрезая огромные куски мяса.

Между тем в зале празднеств были притушены основные лампы и зажжены те, которые источали возбуждающий цвет огня. В одинаковых белых одеяниях, с украшениями на груди, в центр зала проследовали музыканты. В руках они держали арфы, лиры, флейты и небольшие барабаны. Снова зазвучали приятные звуки музыки, и в воздухе стали витать ноты соблазнительного аромата.

Откуда ни возьмись, появились невероятной красоты полуобнаженные молодые девушки и юноши, которые стали ласкать друг друга под эти чарующие звуки. Это были страстные танцы любви. Откровенные и несколько шокирующие, но, тем не менее, не переходящие ту самую грань дозволенного. Это зрелище соблазняло уже изрядно охмелевших гостей, некоторые из которых и сами решили принять участие в этой пьянящей телесной кутерьме. У многих выходило это неуклюже и настолько комично, что сильно веселило публику.

Рядом с фараоном, который восседал во главе стола, на красивейшем золотом кресле, украшенным камнями бирюзы, находилась черноволосая девочка, которая внимательно смотрела за пиром и иногда что-то спрашивала у царя. Тот, улыбаясь, отвечал ей.

— Eius filia? Насколько я понимаю, это дочь фараона? — изумленно спросил Луция Септимия Квинтус Марций Аттиан, вернувшийся за стол после объятий с египетскими красавицами, заморгав при этом своими сухими глазами.

— Да у этого жирного борова и такая недурная кроха дочь, — ответил тот. — Настоящий подарок богов. Она, несмотря на свой юный возраст, всегда с ним и знает все его секреты. Говорят, эта девочка заткнет за пояс любого знатного вельможу. Она хорошо образована, знает несколько языков. Он души в ней не чает. А вот другая его дочь, старшая Береника, не жалует папашу. Поговаривают, что она не против сбросить его с трона, но пока это невозможно. У Птолемея есть и другие дети, но они при дворе не играют никакой роли.

— Я слышал об этом в Риме. Мой господин всегда просчитывает риски, — ответил ему Квинтус Марций Аттиан. — Он не будет ввязываться в дела, которые не сулят ему выгоды.

— Roma non fallet! Рим свое не упустит, — согласился Луций Септимий.

— У Береники, говорят, появился новый фаворит, один из местных евнухов, — заметил Публий Тулий Туск. — Он нашептывает в одно ухо ей, а в другое — Птолемею.

— Я не слышал об этом, но удивлен твоей осведомленностью, — Луций Септимий от удивления вскинул вверх брови. — Впрочем, неудивительно, должность посла обязывает знать все секреты этого болота. Скажи, уважаемый Публий, правая рука царя — Мардиан, он ведь тоже неполноценный?

— О, да! Евнухи правят этой страной. Такие нравы!

— Интересно, где сейчас его супруга — Клеопатра Трифена? Сколько я здесь нахожусь, видел её только мельком, казалось, царицу достали из какого-то ящика со старым тряпьём и тут же спрятали, как ненужную вещь, — продолжал допытываться Луций Септимий.

— Она вне игры. Царь её ни во что не ставит, каждую ночь, засыпая в объятиях новой женщины. Эти Птолемеи гулящие, как коты, они и в жены не брезгуют брать своих родственников: дочерей, сестер, — насмешливо ответил ему Публий Тулий Туск. — Не удивлюсь если он скоро начнет обхаживать и свою любимую дочь.

— Дорогие наши гости! — по-домашнему обратился к римлянам царь, поднимая кубок с вином. — Я хочу, чтобы вы передали великому Помпею мое приглашение посетить, наконец, Александрию. Откровенно говоря, мы заждались этого великого человека. Расскажите ему о том, как вас встретил Египет. Он должен знать, что его здесь любят и ждут.

Римляне и все гости также подняли свои чаши.

Тем временем обстановка за столом становилась всё более непринужденной. Советники царя, его родственники громко разговаривали, смеялись, кого-то из них, изрядно перебравших с хмельными напитками, уже выводили слуги, отдыхать.

Следующими, кто по объявлению распорядителя торжеств развлекали их, были два воина из дворцовой охраны правителя. Они показывали своё мастерство в обращении с оружием и провели между собой показательный бой, вначале на копьях, а затем на тренировочных деревянных мечах. Одним из них, был настоящий великан, нубиец могучего телосложения с темными, завитыми в тонкие косы волосами. Он явно подавлял своего противника, коротконогого бойца, который был не так мощно сложен, но заведомо слабый воин, проявлял невиданное упорство и снискал поддержку среди гостей, которые его всячески подбадривали. Его воткнутая в туловище лысая голова, с широко выпученными глазами, возле которых были татуировочные знаки, словно глиняный горшок на гончарном круге, крутилась в разные стороны. Воин смешно пыхтел, но держался, хоть с каждым ударом великана делать ему это было всё трудней.

И если многие гости смотрели за этим боем с нескрываемым удовольствием, то лицо Луция Септимия разорвала ухмылка.

— Я вижу тебя не забавляют подобные зрелища, — обратился к нему Квинтус Марций Аттиан.

— Детские забавы, — процедил Луций, отвернувшись от бойцов.

— По мне так этот бык с широким носом настоящий зверь. Он действительно хорош, — восторженно молвил Квинтус.

— Стоит на ногах он неплохо, сила в его руках есть, но двигается очень медленно. Меч не его оружие.

— Как бы то ни было, он впечатлил меня, — почти выкрикнул Квинтус.

Луций ничего не ответил. Но вместо него нашел что сказать Публий Тулий Туск.

— Ты ещё не видел в деле нашего друга. Вот кто отличный мечник! В Риме мало найдется людей, способных одолеть Луция. Горе тому, кто бросит ему вызов! Он подобно Оркусу¹⁵ без жалости забирает жизни своих противников. Этот мощный воин, имя которому Архандр, также бы пал, если бы бился с ним.

Эти слова были произнесены так громко, что невольно были услышаны другими гостями и дошли до Птолемея. Он поднялся со стола. Бой был окончен. Могучий гигант Архандр все-таки свалил своего противника и сейчас, поклонившись своему царю и гостям, замер в ожидании.

Гости аплодировали великому воину, победу которого приветствовал сам Птолемей.

— Архандр, — обратился он к нему. — Ты мой верный слуга и великий воин. Эти овации звучат в твою честь, царь раскинул руки в стороны гостей, которые продолжали еще сильней хлопать нубийцу.

Птолемей кивнул одному из своих слуг, который, склонившись перед царем, протянул ему завернутый в дорогую ткань некий предмет. Царь развернул её, и взору присутствующих открылся небольшой старый клинок с бронзовой рукоятью.

— Хочу преподнести тебе этот меч, его прислал мне среди других подарков наш обожаемый римский друг Помпей, сопроводив словами: — Пусть это оружие получит твой самый достойный воин. Говорят, раньше оно принадлежало одному из предводителей пиратов, которые были разбиты великим сыном Рима.

— Что скажут уважаемые гости о воинском искусстве этого молодца? — надменно обратился Птолемей к римлянам.

— Великий царь, сражения не мой удел, — хитренько улыбнулся Публий, — когда есть возможность, нужно постараться всё решать миром.

— И это, клянусь богами, мудро, — засмеялся Птолемей. Он хотел было воздать почести Архандру, но тут молвил до этого молчавший Луций.

— Миром правит война. Этот воин хорош, боги наделили его силой, но он недостаточно обучен. И если бы на месте его противника был бы кто-нибудь поискусней, он был бы сражен.

— Не хочет ли сказать уважаемый Луций Септимий, что смог бы победить Архандра? — побагровел от такой наглости Птолемей.

— Все в руках богов, — уклончиво ответил Луций и добавил: — Это можно проверить. Я согласен на бой, если победителя ждет эта награда.

Царя дернула за рукав Клеопатра. Он склонился к ней.

— Отец, останови это безумие! Здесь может пролиться кровь. Если победит Архандр, что скажут в Риме? Царь на пиру в честь гостей устраивает с ними бои? А если этот римлянин окажется сильней, они просто посмеются над нами. Да и как ты можешь дарить подарок самого Помпея чужаку?

От слов дочери Птолемея передернуло. Он понял, что всё зашло слишком далеко и не ожидал, что Луций окажется таким бесстрашным и сам вызовется на поединок. Царь надеялся, что римляне будут поражены мощью Архандра и трусливо промолчат. Теперь же получается он сам спровоцировал этот бой, который никак не входил в его планы.

Птолемей попытался неуклюже разрядить обстановку.

— Моим дорогим гостям нет необходимости показывать свою храбрость и выступать на потеху.

— Никакой потехи, великий государь, — сурово молвил Луций. — На потеху сражаются деревянными мечами. Мы не будем этим баловаться. Я предлагаю биться настоящим оружием. Поскольку я достаточно неплохо владею мечом, то это мое оружие. Твой могучий воин может выбрать любое другое удобное для него. Мы будем сражаться, пока один из нас не падет замертво, или не признает себя побежденным.

Луций Септимий расправил свои плечи, желваки заиграли на его скулах и в его глазах заплясали ядовитые огоньки пламени.

Птолемей был обескуражен таким напором, также в легком смятении находился и Архандр, переминаясь с ноги на ногу, притихли и все гости.

— Что ж видно этого поединка хотят сами боги, — наконец подавленным голосом выдавил из себя царь. — Пусть возрадуются они! Но никаких смертей. Этого еще не хватало.

В зале торжеств все застыли от предстоящего. Луций скинул плащ и подошел к великану, он был меньше Архандра на целую голову, значительно уже в плечах. Слуги принесли им оружие. Как ни странно, но великан выбрал для битвы также меч. Видимо, он ни в чем не хотел уступать римлянину и доказать тому, что и мечом он сможет победить наглеца. Гости сжались и раскрыли рты в предвкушении рубки. Распорядитель торжественно объявил о начале боя. Бойцы поклонились царю. Архандр прижал при поклоне руку к груди в знак особого почтения. Затем они повернулись и долгое время смотрели друг на друга, словно изучая, и не предпринимали никаких действий. Человек со шрамом пожирал Архандра глазами. Он нисколько его не боялся, был расслаблен, спокойно дышал. По всему было видно, что перед египтянином стоял уверенный в своих силах боец, что и подтвердило начало боя. Их мечи наконец-то скрестились. Римлянин с легкостью увернулся от первых тяжелых ударов Архандра, в которые тот вложил всю свою могучую силу, и легко перемещаясь, сам сделал несколько выпадов в его сторону.

Архандр был в смятении. Заносчивый чужак был проворен, он предугадывал, когда и как он идёт в атаку, и наносил упреждающие удары. Не замедлили проявиться и результаты. На обнаженном торсе Архандра появилась первая кровь.

За боем с азартом наблюдали зрители. С нескрываемым мальчишеским восторгом переживал за Луция Септимия Квинтус Марций Аттиан, с тревогой смотрел за этой схваткой погруженный в свои думы Птолемей и очень нервничала Клеопатра. Ей был симпатичен этот рослый воин-нубиец, и она желала ему победы, понимая в каком трудном положении он находится.

Тем временем Архандр получил еще одну неглубокую резаную рану, затем почти сразу же клинок Луция снова срезал кожу с его мускулистого тела. Архандр начинал уставать, а его противнику казалось было все нипочем, он был по-прежнему ловок и быстр. Луций держался уверенно, грудь и туловище его были выдвинуты вперед, он с легкостью уходил от ударов египтянина, поворачивая свой торс боком. Вот он снова шустро увернулся и в ответ провел комбинированную атаку, и его меч снова искупался в крови здоровяка.

Архандр понимал, что эти римляне очень важные люди, видел, как поменялся в лице Птолемей, когда этот заносчивый чужак согласился с ним на бой, и теперь не мог понять, как ему поступить. Что будет с ним, если он невзначай нанесет роковой удар и убьет этого наглеца?

Пока эти думы не выходили у него из головы, Луций нанес ему еще один чувствительный удар в район предплечья. Рука великана, которая сжимала рукоять меча, повисла, как плеть, и почти перестала слушаться. Архандр зарычал от боли, как дикий зверь. Ему нужно было что-то срочно предпринимать, силы стали стремительно оставлять его. Проиграть бой и покрыть себя позором на глазах у всех и главное подвести своего царя он не мог. Но как сразить этого хорошо обученного выскочку, который насмехается над его неуклюжестью. Наконец, боги услышали его мольбы. Вцепившись в ближнем бою, он прижал своего соперника, у одной из колонн, схватил его за руку, сжимавшую клинок, и нанес своим могучим локтем сильный удар в лицо противнику. Тело того обмякло и как вязкая субстанция медленно сползло на пол, растекшись по нему. Он был повержен.

Гости в зале восхищенно закричали. Архандр устало повернулся к своему царю, увидел его благодушие, а также радость на лицах египетской знати. Но вдруг их счастливые лица резко изменились. Тревожно вскрикнула дочь правителя Клеопатра, до этого сияющая, как утреннее солнце. Далее великан почувствовал резкую боль в нижних конечностях, как будто у него оторвали ступни ног, попробовал сделать шаг и рухнул на пол. Пелена образовалась перед глазами воина, исполин пал.

В зале снова воцарилась тишина, которая затем взорвалась овациями уже в честь нового, настоящего победителя Луция Септимия, который сумел после сокрушительного удара Архандра оправиться и перерезать уже праздновавшему победу нубийцу ахилловы сухожилия.

— Подло, — прошептал удрученно Птолемей. Он изобразил на лице жалкую улыбку и подозвал распорядителя торжеств.

— Отец, что теперь будет с Архандром? — прошептала пораженная увиденным Клеопатра.

— Мне сейчас не до него, — буркнул Птолемей.

— Позволь моим слугам о нем позаботиться, — попросила дочь отца.

— Он опозорил царский дом и должен за это ответить.

— Ты же все видел. Архандр победил этого римлянина, но тот проявил коварство.

— Рано радовался дурак.

Птолемей был зол. Но потом вдруг неожиданно смягчился:

— Поступай, как знаешь. Я не возражаю. Можешь его взять себе, но мне больше не нужен калека.

Возле Луция Септимия тем временем столпились слуги и гости, они поздравляли и помогали римлянину, которому тоже здорово досталось: лицо его было изрядно помято, а один глаз спрятался под пунцовой набухшей тучей.

После церемонии награждения победителя государь покинул пир вместе со своими советниками, вслед за ним удалилась и Клеопатра, а торжества, несмотря на известные кровавые события, продолжились.

— Стоило ли так рисковать из-за этой дрянной ржавой штуки? — недоуменно молвил Публий Тулий Туск, рассматривая старый клинок, тыльник которого был выполнен в форме женской головы с развевающимися волосами.

— Мой друг, ты показал всем этим презренным людям настоящую силу Рима. Я горжусь тобой! — выпалил, не скрывая своего восхищения, Квинтус Марций Аттиан.

— Отдам должное своему противнику, если бы он еще раз заехал мне по голове, думаю с вами я бы уже не находился, — мрачно усмехнулся Луций. — Где этот здоровяк?

— Его выволокли отсюда, словно ненужную вещь и выбросили, — засмеялся Квинтус. — Выпьем за победителя. За Луция Септимия! — римляне подняли наполненные кубки.

Тем временем артисты сменяли друг друга, и одним из следующих номеров было великолепное театральное представление, посвященное богу Осирису. Используя бутафорские предметы, артисты, несколько девушек и юношей, красочно изобразили жизнь, смерть, погребение, и под всеобщее ликование присутствующих воскрешение и расправу над своими врагами великого бога. Представление называлось «Страсти Осириса». Особенно трогательной была сцена, в которой любящая супруга Осириса, богиня Исида собирала куски его расчленённого тела, разбросанного по всему Египту. Некоторые из пьяных гостей даже прослезились, размазывая по своим осоловевшим от выпитого лицам слёзы.

И снова загремели танцы, но на этот раз они, не успев начаться, также быстро и закончились, так как поддавшиеся искушению гости стали хватать танцовщиц, а некоторые — и юношей и уединяться с ними в разных уголках дворца.

Римлян от этого безумия спас один из советников царя.

— Почтенные господа, — обратился он к ним. — Вы желали поговорить с нашим божественным правителем о важных делах. Он предлагает вам следовать за мной.

Посланники поднялись со своих мест. Слуга провел их сквозь запутанный лабиринт больших и малых залов, и чем дальше они шли по нему, тем тише и тише становились звуки музыки и веселья; затем он вывел римлян к тайным покоям государя, где их уже ждал царь, его дочь и тайный советник евнух Мардиан.

Помещение было небольшим и тесным, единственная масляная лампа, тускло освещавшая его, замазывала лица присутствующих, делая их безликими, что создавало некую пугающую атмосферу. Как только захлопнулась массивная дверь, воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил громогласный голос Птолемея.

— Великий Гней Помпей сообщает, что ты на словах расскажешь, как можно решить мою проблему с сенатом «Вечного города», — устремил он свой взор на Квинтуса Марция Аттиана.

— Divina Pharao! Божественный фараон. По милости богов в Риме сейчас только три могущественных человека, которые могут решить любые проблемы. Это Помпей, Красс и Цезарь. Союз этих людей прочен и неразрывен. Цезарь и Помпей к тому же успели, и породниться между собой. Дочь Цезаря Юлия в счастливом браке с Помпеем, — обратился к царю Публий Тулий Туск. — Господин, Гай Юлий Цезарь решил протянуть тебе руку дружбы и предлагает скрепить договор о союзе. Неопределенность мешает и Египту, и Риму. Рим должен быть уверен, что царь восточной страны является настоящим его верным последователем во всех делах. Но расположение Рима просто так не получить…

— Можешь не продолжать, — недовольно отозвался царь, поморщившись, словно надкусив кислый фрукт.

— Владыка, позволь закончить. Я представляю интересы моего господина Гая Рабирия Постума, — подхватил речь посла Квинтус Марций Аттиан. — Он является большим сторонником Цезаря. Цезарю нужны деньги. Помпею также нужны деньги. Тебе нужно признание Рима и союз с ним. Но это тоже стоит денег. Увы, их всегда не хватает. Что же делать? Сумма большая. Собрать её полностью невероятно сложно. Но есть друзья, которые всегда могут помочь! Большую часть денег, а именно шесть тысяч талантов царю Египта может одолжить мой добрый господин, — торжественно заключил Квинтус. — Гай Рабирий Постум — известная личность и крупнейший мировой кредитор. Нужно лишь оформить долговую расписку. Господин Рабирий, выплатит за тебя часть наличных не только Помпею, но и Цезарю, точнее, его агенту в Риме, а также некоторым нашим друзьям в сенате.

Птолемей нервно переглянулся со своим советником и дочкой. Те безмолвствовали. Мардиан только развел в стороны свои огромные ручища. При дрожащем свете лампы они казались ещё больше, чем были на самом деле и обхватили тень царя. Птолемея передернуло. Он на мгновение погрузился в пучину прошлого и вспомнил о том, как верные ему люди доносили о кознях Цезаря. Знатный римлянин всегда был против его царствования. Ходили слухи, что он вместе с Марком Люцинием Крассом, этим римским завистником, победителем рабов, так презрительно за глаза называли Красса, несколько раз подбивали сенат на решение египетского вопроса, который состоял в свержении Птолемея. И вот теперь Цезарь хочет его дружбы? Удивительно! Но как можно доверять тому, кто желал его низвергнуть и растоптать.

С другой стороны о Цезаре много лестного говорил в своих письмах Помпей. Он характеризовал его, как человека слова и если в деле сам Гней, то оно приобретает совсем другой оборот. Но можно ли доверять полностью Помпею? Римляне насквозь лживы. Хотя за деньги всё покупается и продается. Вчера Цезарь был его враг, сегодня не против стать его другом. Видимо мир стоит накануне большой игры, раз его властители вспомнили и не побрезговали им. Но какое кощунство! «Цезарь и Помпей хотят купить меня с потрохами за мои же деньги. Нашли толстосума — ростовщика и отдают ему Египет в залог. Но отказать Риму, значит приобрести в его лице смертельного врага. Тогда мои дни будут точно сочтены. Имея недовольных поданных, и сделать своим врагом могучий Рим, такого не пожелаешь никому. Вопрос в том, получу ли я в случае своего согласия, признание от Рима и настоящую помощь или всё закончится только обещаниями»?

Из раздумий царя вывел монотонный голос Квинтуса:

— Цезарь готов признать Птолемея Теос Филопатора Филадельфа Неос Диониса законным властителем Египта; это будет равносильно отказу от притязаний на Египет со стороны Рима.

— Но в случае твоего отказа… не забудь о завещании предыдущего правителя Птолемея Александра. Согласно этому документу Египет должен перейти под власть Рима, подобно тому, как по завещанию Аттала к Римской республике отошло Пергамское царство, — добавил Публий Тулий Туск.

— Рим готов признать правление моего брата на Кипре?

— Я не уполномочен вести переговоры насчет Кипра. Твой брат, находящийся на кипрском троне, должен сам позаботиться о себе. Принимая руку дружбы, протянутую тебе Цезарем, ты решаешь судьбу только царского дома в Египте. Насколько я знаю, Птолемею кипрскому Цезарь также предложил союзнический договор.

— А если мой кипрский брат будет против? Что тогда?

— Богатству кипрского Птолемея может позавидовать сам Меркурий! Ему не нужны кредиторы. Ходят легенды о его немыслимых сокровищах, которые он зарыл по всему острову. Клянусь богами эти истории знают даже малые дети в «Золотом городе». Не думаю, что он откажет Цезарю и Помпею в такой малости. Надеюсь, кипрский царь ещё не выжил с ума и позаботится о себе сам.

Правитель задумался. Потирая подбородок, он несколько мгновений молчал, затем спросил о том, что его больше всего тревожило.

— Какие гарантии я получу? Действительно ли почтенный Гай Юлий Цезарь решит моё дело? — в голосе Птолемея звучали нотки сомнений. — Вдруг его решению воспротивится сенат? Он непредсказуем.

— Великий царь должен поверить, у Цезаря большое влияние на сенат. Патриции Рима, если он примет нашу помощь, моментально поддержат его, как единственного законного правителя Египта и союзника Рима. Разумеется, часть этих денег пойдет также и нашим друзьям сенаторам. К Цезарю сейчас примкнул народный трибун Публий Клодий Пульхр. Клодий имеет огромное влияние на римский плебс. Даже консулы не обладают такой властью в Риме, как дерзкий Клодий, — криво улыбнулся Публий Тулий Туск.

— Неужели Цезарь забыл оскорбление, которое нанёс ему этот человек, когда несколько лет назад он проник в женском платье в дом к его супруге, куда мужчинам в тот день был запрещён вход? Египет наслышан об этом.

— Цезарь не злопамятен. «Люди охотно верят тому, чему желают верить», — это его слова, которые он произнес тогда. Они разобрались с этим недоразумением. Сегодня Пульхр самый ярый сторонник идей Цезаря. У него есть даже своё небольшое войско из вольноотпущенников и рабов. Конечно, это смешно, но сенаторы его по-настоящему боятся. И больше всего его опасается сам Цицерон, который в своё время отверг дружбу Цезаря, а потом горько пожалел об этом.

— Условия очень лояльны, проценты небольшие, этот заём рассчитан на постепенное погашение в течение нескольких лет, египетский трон ничего не теряет, но, скрепляя долговую расписку, приобретает спокойствие на долгие годы, — по-деловому подхватил слова посла Квинтус Марций Аттиан.

— И все же я должен посоветоваться со своими министрами, обсудить все детали, гарантии нашего соглашения, — Птолемей Неос Дионис нерешительно посмотрел на своего джати Мардиана. Тот одобрительно покачал головой.

— Боги наделили тебя мудростью, великий царь. Она не оставит тебя. Мы подождем твоего ответа — уважительно подчеркнуто отозвался Публий Тулий Туск, — но знай, наш корабль отплывает в Рим совсем скоро. И там ждут добрых вестей.

***

Через несколько дней римляне отправились в «Вечный город», заручившись полным согласием владыки Египта. Так Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис стал признанным Римом правителем страны Та-Кемет и другом римской республики, а еще крупным должником у ростовщика Гая Рабирия Постума.

Примечания

14

Одно из привилегированных сословий в Древнем Риме.

15

Римский бог смерти.