Санаторий (слова и предметы)

Дмитрий Владимирович Никитин

«Густое желтое освещение обшарпанных кухонь, невзрачные люди, чьи жизни – интереснейшие в своей заурядности и серости истории, тонкая корочка быта, скрывающая за собой бурлящий клубящийся деготь хтонического бессознательного. Потрясающая точность самых тонких нюансов человеческих чувств и эмоций, недюжинная внимательность к аспектам бытия и великолепный язык – вот главное оружие Дмитрия Никитина». Виталий Рыжов, главный редактор Bitter Magazine

Рассказ Иеремии Курицыной

«Что за бардак!» — возмущался Таль, пока они с Влошичем шли по коридору. Коридор был длинный, петлял, разветвлялся, и они никак не могли отыскать свою комнату. Хуже всего, что номера были расположены не по порядку, а вразброс: Таль с Влошичем видели уже и 26-ю комнату, и 36-ю, а своей 16-й — еще нет. «Просто свинство!» — закричал наконец Таль. «Не кипятись ты так, — виновато сказал ему Влошич. — Вот увидишь, это не такой уж и плохой санаторий». «Почему же мы тогда не можем найти нашу комнату?» — напустился на него Таль, не знавший, на ком еще выместить свою злость. «Потому что мы ее прошли», — сказал Влошич. «Как прошли? — воскликнул Таль. — Что же ты не сказал!» «Да я не знал, что ты ищешь ее», — объяснил Влошич. Им пришлось возвращаться больше чем на полпути; окончательно Таля вывело из себя то, что их номер располагался около уборной и тут постоянно ходили люди, хлопая дверьми. «Свинство какое! Как в поезде!» — повторял он.

Друзья весьма удивились, когда, отперев свою комнату, обнаружили, что она набита чужими вещами, да еще к тому же там сидела неизвестная им пожилая женщина. «Вы кто? — спросил у нее Таль. — Мы ошиблись номером?» «Иеремия», — ответила женщина. «Что Иеремия?» — спросил Таль. «Я Иеремия», — объяснила женщина. «Но ведь Иеремия — мужское имя», — недоуменно сказал Таль. «Ах, если бы вы знали, как мне осточертело всем объяснять! — всплеснула руками женщина. — Будьте добры, избавьте меня от этой унизительной процедуры». «Ладно, а вы что, уборщица?» — спросил у нее Таль. «Нет, — ответила Иеремия. — Я просто здесь живу». «Но как же так, ведь это наш номер, вот и ключи, которыми я отпер дверь — они подошли». «Да, — сказала Иеремия. — У меня незадолго до того их отобрали». «Почему же вы здесь?» — спросил Таль. «Потому что мне некуда идти. Меня предупредили, что здесь будут новые жильцы, но мне просто некуда податься». «Ну хорошо, а мы-то с Влошичем почему должны страдать из-за этого? Это уж ваши проблемы, мы вам помочь ничем не можем». «Хозяин не имел права меня отсюда выгонять! — громко сказала, взвизгнув, Иеремия. — Он знал это, но отобрал у меня ключи и сказал: выметайтесь отсюда, либо сами разбирайтесь с новыми жильцами. А мне некуда идти!» «Это все понятно, но я повторяю свой вопрос», — сказал Таль. «Какой?» — спросила Иеремия. «Почему мы с Влошичем должны страдать из-за этого? Мы вам ничем помочь не можем», — повторил свой вопрос Таль. Женщина разрыдалась. «Погоди, — вмешался в разговор Влошич. — Давай разберемся все-таки, что здесь произошло, может у нее беда какая». «Да что это за издевательство! — закричал на него Таль, размахивая кулаками. — Ты затащил меня в этот идиотский санаторий, который, кажется, вовсе не санаторий, а дурдом! Почему я не могу спокойно устроиться в своем номере и отдохнуть после поездки? Пусть она убирается к чертовой матери!» При этих словах женщина зарыдала еще вдвое громче, да так пронзительно, что Таль с Влошичем вздрогнули. «Давай хотя бы выслушаем ее объяснения», — примирительно предложил другу Влошич.

Иеремия начала объяснять, но путано и сбивчиво, и начала с происхождения своего имени: оказывается, родители ее были очень набожны и пожелали во что бы то ни стало дать дочери такое имя, не взирая на то, что оно мужское. По их мнению, окончания «ия» было достаточно для того, чтобы это имя подходило и для девочки. «А полностью меня зовут Иеремия Ивановна Курицына», — добавила женщина. «Это хорошо, но нам уже нет до этого никакого дела, — ответил Таль. — Нам нужны другие объяснения». При этих словах женщина снова заплакала и продолжила говорить только после того, как Влошич, сжалившись, стал ее утешать. «Вы видите, что я уже старуха, — сказала она сквозь слезы. — Я очень тяжело больна и долго не проживу. Ни родственников, ни знакомых у меня нет, и вот я заключила договор: передала свою квартиру государству в обмен на пожизненное лечение в этом санатории. А этот негодяй, Герман Осипович, теперь гонит меня! Да какое он имеет право?! Вы скажите мне!» «Я не знаю, — сказал Таль. — Нам-то что теперь делать?» «Да что вы все заладили одно и тоже! — взвизгнула старуха. — Вы скажите, что мне теперь делать, это поважнее!» «Я не знаю, меня это не касается», — сказал Таль. Чтобы одернуть его, Влошич исподтишка так стукнул его кулаком по спине, что Таль крякнул.