ЕАМ. Записки дилетанта. Сказки и истории, книга 1

ЕАМ (2024)

Записки, которые вы держите в руках, полны как сказочных, так и не совсем сказочных историй. Они расскажут вам о Жемчужине, о Божке тёмной любви, о смысле простых вещей и даже о неизвестном приключении капитана Блада. Но, надеюсь, они вызовут у вас не только улыбку или задумчивость, но и лёгкую грусть воспоминаний. Вот, взгляните: улыбается юная ведьмочка с зелёными глазами, хмурится отвернувшийся от зеркала Фавн, а на берегу моря блестит ненужная жемчужная раковина… Но это уже другие сказки или, быть может, сны о них? В конце концов, эти записки — для пока незнакомой мне Читательницы. Хотя и всем любопытствующим я рад сказать: добро пожаловать! Хотите узнать чуть больше? Загляните на последнюю страницу или начните с оглавления — выбор за вами!

Манифест сноба (апология снобизма)

«Они хочут свою образованность показать, и говорят о непонятном!»

А. П. Чехов, «Свадьба»

У нас говорили: «Вы слишком учёный. Здесь такие цитаты… Вы хотите показать, что вы образованный, это негуманно. Нельзя цитировать того, чего другие не знают!». Почему-то именно самое яркое, талантливое, учёное представляется самым опасным, хотя…»

О. Седакова, «Посредственность»

Давеча одна из замечательных умничек и моих самых ценимых читательниц, «обозвала» вашего покорного слугу снобом, сердито обвинив меня (а точнее, мои тексты) в следующих «страшных» грехах (ежели я правильно помню порядок): снобизм, лень, нелюбовь к читателю. Что ж, упрёки в снобизме и лени я с удовольствием принимаю (слегка гордясь даже, что в том же обвиняли и любимого Набокова, а Пруст и вовсе обвинял в них самого себя), но всё ж замечу, что если считать определением снобизма «тщательное следование вкусам, манерам и пр. высшего света и пренебрежение всем, что выходит за пределы его правил; претензии на изысканно-утонченный вкус, исключительный круг занятий и интересов»^[72], то в моём случае справедливо лишь не «пренебрежительное» даже, а — вполне себе равнодушное отношение ко всему, что выходит за рамки моих^[73] интересов, привязанностей и любовей. Не более.

Потому как именно текст — то самое единственное место, в котором я считаю собеседника (или, чаще — собеседницу) априори равными себе, достойными уваженья, и поэтому-то^[74] совершенно не пытаюсь подстраиваться под их настроения, желания или ожиданья^[75]… Скорее всего, это просто — возрастное, но ведь и игра безотчётного неба в тексте достигается опытом^[76]… И чем дальше, тем яснее понимаю я, что ежели кому-то незачем этот текст^[77], то пусть откупорит шампанского бутылку… иль перечтёт — ну что-то там ещё^[78]. Моё же дело — просто позвать в сказку, в текст, иногда — насмешливый, иногда — с лёгким привкусом сновиденья или ужаса, полюбоваться жемчужностями океана или мреющими облаками, поулыбаться, поразмышлять или попечалится чуть, побродить с вами в тех самых литературных и философских слегка лесах^[79]…

Но в том, что касается постоянства и ограниченности мест прогулок, тех самых книжных предпочтений и ссылок — увы! Я всё так же соглашаюсь с Борхесом, что почти у всякого плохого писателя можно найти пару хороших страниц. Но… зачем!?^[80] Зачем, уподобляясь некоему легендарному петуху, искать где-то жемчужные зерна^[81], тогда как у любимых авторов в текстах — кругом сплошные сокровищницы: ожерелья, жемчуга, рубины^[82], золотоносный песок…

Ну и (в качестве небольшого само-оправданья) добавлю, что обычно достатошно легко включаю в long-list (ну… не в «Избранное» же, разумеется, о котором см. чуть дальше — «Игры в списки»^[83]) любого понравившегося, в меру «конгениального»^[84] автора, прошедшего испытательный срок — своим вторым^[85] текстом. Итак, со снобизмом — разобрались, надеюсь?

Так, что у нас далее по списку? Сверимся с картотекой^[86]… О, да! Лень. Тут всё более чем справедливо. Мало того, моя лень — внутренняя, исходная, истомная, не видящая вовсе стимулов к своему преодоленью. Да и вправду, зачем!?^[87]

И, наконец — «нелюбовь к читателю»… Ох, а вот это, увы — правда. Но, право слово… за что ж, скажите на милость, мне его любить? Ежели девяносто девять из ста читателей, проглядев написанные (изящно и вдохновенно, между прочим!) полстранички, скажут, зевнув: «муть голубая», и возвратятся к своим любимым текстам^[88]?. Беда в том, что «российский читатель-современник представляет собой продукт того литературного воспитания, которое мне глубоко апатично»^[89]… Итак, «ан масс», как говаривал незабвенный Выбегалло^[90], читатели мне скушны (за очень редкими исключеньями)^[91]. И ничего с этим не поделаешь, вспомните опять Набокова, у которого тоже не было «идеального читателя», он лишь представлял его себе в виде розовощёкого бородатого интеллектуала, посасывающего трубку^[92], а я… гм… — даже и представить не могу.

Совсем иное дело — читательницы. Признаюсь, вот их благодарное вниманье, их улыбки и мненья — мне отнюдь не безразличны, и я с жадностью ловлю малейшие отзвуки ими прочитанного и сказанного… Что ж, давайте попробуем представить идеальную читательницу: чувственную, чувствительную, слегка влюблённую, слегка скучающую умницу, отыскивающую в моих сказках — отголоски и россыпи своих фантазий, своих детских воспоминаний, своих влюблённостей, со-творяющую текст вместе со мною. Ту, что следует (так же капризноприхотливо, как это писалось!) — своим законам чтенья моего текста: от последовательного, терпеливого, фраза за фразою, пере-читывания, вслушиванья, вглядыванья в кружева во время вечерней ванны, до укладывания любимых сказошных отрывков (пусть даже их совсем чуть-чуть!) на любимое место в офисе, где лежат заветные вещички; от «купания» в тексте (с возвращением к нему вновь и вновь, или иногда — вовсе без оного!), до распечатывания и «таскания с собою в сумочке» — опять же «избранного», или даже комментариев^[93]. А ведь возможно ещё — улыбчивое любопытство, поток ассоциаций, чтенье сначала без сносок, а уж потом, или… Да что я — все вы, кому хоть раз приходилось испытывать муки со-творенья, и сами это знаете не хуже меня…

Ну и почему же должен я, ради неких абстрактных читателей, (а вовсе не ради этих, моих, любимых, понимающих меня с полу-слова, полу-вздоха) — жертвовать улыбчивой и самодостаточной, вполне себе объёмной и забавной свободой текста^[94], отвечающей моему, и, дай Бог — чьему-нибудь ещё (а вдруг?) нынчешнему состоянию — вот — сейчас? Нетушки-нетушки.

Давным-давно, ещё в «Поисках времён», я сделал первую попытку некоей (пусть и не слишком жёсткой) структуризации текста и «подгонки» его под существующие каноны^[95] восприятия литературного текста. И… вот признаться ли? Если к «Со-творенью» я ещё иногда возвращаюсь (и с удовольствием!), то к «Поискам» — лишь местами^[96]. Подозреваю, что как раз теми, где нет «придуманности», искусственности, во имя вот этого нелюбимого (ах, как он чувствует мою нелюбовь^[97] — ну и фиХ с ним!) читателя.

Так что — нет-нет, не отрекусь — «от самой безнадёжной и продрогшей — из актрисуль..»^[98] — ни от строки, ни от странички текста, ни от способа его чувствовать, сотворять. Но…

А вот до этого «но» замечу, что мне, по счастью, не приходится во имя денежного или сиюминутного^[99] успеха жертвовать собственными желаньями и прихотями, так что «пишу я ради совершенно конкретного удовольствия…»^[100], и ради тех редких мгновений со-творенья, когда чья-то душа откликается вдруг… Откликается — там, на небесах, слыша созвучья, даря пониманье^[101]. А утвержденье «читатели читают тех, кто их любит, или ненавидит»^[102], а не тех (добавлю от себя) кто к ним равнодушен, считая большинство из них иными, гоблинами и прочими неприятными созданьями^[103] — быть может, и справедливо, но… Послушайте, ну неужто (вспоминая навскидку): Набоков, Бунин, Булгаков, Чехов, Стругацкие, да сам Толстой наконец — любили людей, «решали их проблемы»? Да Бог с вами, конечно же, нет — ведь именно тогда, когда они пытались это делать^[104] становились дидактичны, стандартны, да и… просто скушны.

Кроме того, я бы всё же не стал позиционировать эти тексты как «десертное желе — вкусно, но бесформенно»^[105] (хотя против и возразить нечего, чем плохо: к кофею, да в хорошем настроении, несколько страничек такой «вредности»?). Не стал бы, хотя б потому, что они вообще никак не позиционируются: «не написал… случилось так»^[106]. И, право ж, очень жаль, если у моего гипотетического^[107] «идеального» (или хотя б доброжелательно-внимательного читателя, а уж тем более — читательницы, не дай Бог!) возникнет ощущение пренебрежения ими — это вовсе не так, хотя тексты эти (практически все, за исключением нескольких сказок и отрывков, написанных «под заказ» для совершенно конкретных читательниц), писались прежде всего — для себя, для того Самого «конкретного удовольствия». Но, поверьте, читать текст их глазами — удовольствие не меньшее… Вспомните, наконец, пару эпиграфов к «Сотворенью»^[108]…

Ну во-от, начинается: «опять ссылка? Да ссылки тебе дороже людей!»^[109], «Прекратите цитатничать!», «Я хочу видеть ваши мысли»^[110] — ах, избавьте, избавьте меня от ужасной участи, от необходимости это слышать… Ведь цитируя — здесь и сейчас! — конкретный текст, конкретную строчку, я «оживляю» души любимых авторов, и вместе с ними со-творяю новую, сиюминутную реальность — для и во имя — тех, кому эти цитаты адресованы — вот в это самое мгновенье. Цитаты, ссылки, аллюзии в этом контексте — всего лишь «упоминательная клавиатура»^[111], добавляющая дополнительные измеренья, оттенки, обертоны, нюансы… Не говоря уж о том, что «все мы просто обречены на цитаты…»^[112]. И вот ещё лыко в строчку оттуда же: «Мне скушна и неинтересна манная каша^[113] в головах большинства моих читателей, так почему же я должен кормить их с ложечки, ежели их вздорные представления и вкусы — там, у подножия моей башни из Слоновой кости — так далеки от моих?»^[114] — ну и конечно, тут немедленно должен вспомниться Бальмонт: «Почему я, такой нежный, должен всё это выслушивать!?»^[115].

И наконец (после таких небольших, до главного «но» — отступлений) — о самом страшном, на мой вкус, грехе, о котором, кстати, пока почти и не упоминалось даже… О грехе Само-любования. Грешен, признаюсь, хоть с этим и борюсь. Грех сей, пусть и не искажающий истины реальности (видит Бог, ни словечка… — гм, ну, почти ни словечка — неправды нет в этих текстах), а только лишь — меняющий освещение, подсветку, фон, интерпретацию, наконец — есть. Да ведь общеизвестно (или это я сейчас придумал?): зритель влюбляется в героиню фильма только ежели и сам режиссёр, и оператор, и вся группа — смотрят на неё влюбленными глазами… А влюблённость, как и всякая сотворённая реальность — всегда меняет освещенье. Вот я и…

Что ж, на этом — манифест воинствующего снобизма или этакую «апологию сноба»^[116] прошу считать законченной.

До.

До — новых встреч в эфирах (в каком-нибудь из них — возможно, и в том самом, в котором мы все пребудем в «распылённом состоянии», как принцессин батюшка у Пристли^[117])…

Но…

Примечания

72

От английского snobbism — определение из современного энциклопедического словаря, однако.

73

«Моих бабочек (вспомните «Другие берега» от VVN) — и как, интересно, я стал бы всё это объяснять?»

74

«Вот поэтому-то» — не в первый и не в последний раз прозвучит здесь эта интонация Веры из «Дара» — вспомните, когда это было сказано..

75

Что мне частенько приходилось проделывать, например, в чате

76

«Достигается потом и опытом… Безотчётного неба игра» (О. Мандельштам). Опытом — тем самым, парадоксовым другом. Да и Пастернак, говорят, к старости удивлялся: зачем чужие стихи, когда есть он?

77

Интонации «Хромой судьбы», вам не послышалось

78

И если в «Со-твореньи» перечесть «Женитьбу Фигаро» было предложено скорее шутливо, то здесь — уже вполне серьёзно. Впрочем, мои «не-читатели и её не читают… не говоря уж о перечитываньи…

79

В которые нас однажды завёл в своих лекциях У. Эко

80

С интонацией голливудского киногероя, который видит, как его возлюбленная, рассердившись на какой-то пустяк, спускает в пропасть броневик с награбленным золотом — целью всего фильма…

81

Сами же помните, где

82

«Сколько сказок, и каменьев — в зеркалах…» © чудесный «Али-Баба», голосами В. Смехова, Юрского, Теняковой и др.

83

Следующий за этим фрагмент текста, весьма программный

84

Это Остапо-Бендеровское словечко встретится нам ещё не раз… А ведь означает оно «созвучный по духу»

85

Вполне понятно же, почему именно вторым, правда? Потому что первый попавшийся — может быть вовсе случаен и нехарактерен…

86

«Картотека у него! Бюрократ!» (© — «Берегись автомобиля»)

87

А вот здесь с другой интонацией, которая, пожалуй, ближе к интонации Воланда, говорящего Маргарите: «Зачем же самой-то было трудиться»? Или с усталой интонацией Обломова, раньше других осознавшего, что усилия, затраченные на что-то, зачастую не стоят результата. А если и сам процесс не доставляет удовольствия… И фан в тему: «Обломов любил Ольгу, но как-то по-русски: лёжа, вяло и недолго…» © чьё-то гениальное школьное сочинение

88

И это я об умеющих читать, заметьте. Причем я веду речь даже не о читателях, воспитанных на современной mass media, эти и вовсе, в большинстве своём, безнадёжны.

89

Занятная перекличка, высказано это было Розановым более века назад, а мне давеча попалось в статье В. Ерофеева о Розанове — «Гоголь и Розанов».

90

Ну, уж его-то вы помните же

91

Могу некоторых даже поименовать («мы поимённо вспомним всех…» — только не как у Галича): Салве, Страй (Strider), Сопляк, Демиург (Деми), Влади… а больше до-читавших и не припомню;-) О читательницах речь дальше

92

«Лолита»… Вспомним ещё и Стругацких, удивлявшихся, как это выковался читатель, способный читать такое

93

Я бы не сказал, что «Избранные места из переписки с друзьями» Гоголевские — тут при чём %-). Кроме того, подозреваю, что некоторые читательницы узнают тут себя… уж простите, угу?

94

Тут мне при втором чтеньи послышалась свобода «Самовыраженья» и я попросил Сама… не выражаться. Конечно, о полной свободе тут говорить не приходится, но…

95

Увы… весьма Прокрустовы, скорее законы жанра

96

Причём место это, прежде всего «Однажды случившееся — или воспитание чувств», конечно же.

Словом, «There are places, I remember… all my liiiiife» © волшебный альбом «Rubber Soul», The Beatles.

97

«Почувствует! В тот же момент почувствует!» (© Коровьев)

98

А. А. Вознесенский (тогда ещё здравствовавший)

99

Читай «прижизненного». «После же смерти моей…» © «Хромая Судьба»

100

Опять же — В. Набоков

101

А как «нам понимание даётся» — вы помните…

102

(© акико)

103

С интонацией А. Привалова: «… и прочих тихих созданий…» (© АБС)

104

Разве что кроме Набокова, который мудро даже и не пытался этого делать, искусно отдавая, в то же время, дань коммерческой стороне своих писаний

105

(© акико)

106

И ещё раз Вознесенский нынче

107

В первый раз мне это определение встретилось давным-давно, у Ал. Крона, в «Бессонице». Это уже потом стали доступны Эко и К°

108

«Для меня литературное произведение существует только в том случае, если дарует то, что я могу неточно назвать «эстетическое блаженство» — это ощущение связи с другими состояниями бытия, в которых искусство (любовь, нежность, доброта, экстаз) — являются нормой» (В. Набоков) и «Я пишу потому, что писать для меня — величайшее артистическое удовольствие. Если моё творчество нравится немногим избранным, я этому рад. Если нет, я не огорчаюсь. А что до толпы, то я не хочу быть популярным романистом. Это слишком легко» (О. Уайльд).

109

(© акико)

110

© имя им… легион © И ещё старый фан про «быстрей, быстрей… пока не началось!» — всякий раз опасаешься это услышать;-)

111

Это опять ссылка! © О. Мандельштам, он же автор роскошного высказывания: «Цитата есть цикада…»

112

Е. Страннолюбский — и блистательное продолженье: «… даже те, кто этого не понимает, ведь сами слова…»

113

Не Бэрриморова: «Овсянка, сэр!», прошу заметить, и даже не та, Денискина из «Тайное становится явным»

114

Опять Е. Страннолюбский

115

То ли очередной литературный апокриф, то ли — едва ль даже не воспоминания Цветаевой о Бальмонте, ехавшем — кажется, с левфовцами в одном поезде (Яндекс не помог, а ещё всезнайка)

116

Была же «Апология Сократа» Платоновская, скажем… Кстати,

само словечко это (спасибо Вики-педии) означает (от др. — греч. Ono^oyia): защитительная речь или защитительное письмо, сочинение, текст, направленный на защиту чего или кого-либо. Предполагается, что объект апологии подвергается внешним нападкам

117

«31 июня» — но, кажется, это есть только в фильме, а не в книге…