Цена сомнений

Екатерина Орлова (2024)

— Леш, мне сказали, что ты спутался с рэкетирами, — решаюсь произнести то, что тревожит меня почти целый день.– И ты поверила?– Я никому, кроме тебя, не верю. Знаю, что ты скажешь правду. Скажешь ведь?– Да уже говорю, Люб, — произносит он. — Я работаю на стройке, а по ночам разгружаю вагоны. Хочу как можно скорее перевезти тебя в столицу. Может, учиться пойдешь. Профессию получишь и будешь на нормальной работе работать.Я никогда не сомневалась в своем любимом. Верила каждому его слову. И даже когда меня уверяли, что он подался в преступники, все равно сомневалась. А когда сообщили ужасную новость, я все равно думала, что мне лгут. Ну не мог мой Леша стать таким! Я дорого заплатила за свое доверие и уже попрощалась с прошлым. Но оно настигло меня в самый неподходящий момент.

Глава 11

— Люба?

Я поднимаю голову и смотрю мутным взглядом на Ивана, который стоит на лестничной площадке возле лифта. Даже не услышала, как он пришел. Тру глаза, а потом до меня доходит, кто передо мной, и я вскакиваю.

— Ваня! — хватаю его за руку. — Вань, ты знаешь, где Леша?

Он тяжело вздыхает, а потом ведет меня к своей квартире. Отпирает дверь и впускает меня внутрь.

— Заходи. Разувайся. Тебе, может, в туалет надо?

— Надо, — отвечаю еле слышно, заливаясь румянцем.

— Вторая дверь справа. Давно ждешь?

— С шести вечера.

— Давно, — вздыхает он, глянув на часы на запястье.

— А который сейчас час? — спрашиваю, открывая дверь в туалет.

— Первый час ночи. Ну давай. Я буду на кухне. Чаю выпьешь? Ты, может, голодная?

— Нет-нет, не беспокойся.

Скрываюсь в туалете, а, выйдя, топаю на шум в кухне. Ваня гремит посудой, на плите греется чайник. Старый, с потертыми боками эмалированный чайник. Красный в белый горошек. Такой же, как у нас с мамой.

— Садись, — Ваня кивает на табуретку и, как только я приземляюсь на нее, ставит передо мной тарелку с бутербродами.

Белый хлеб с сыром и докторской колбасой. Пахнет как самое изысканное блюдо. Вгрызаюсь в него, следя за тем, как Иван наливает нам чай. Ставит передо мной чашку и двигает ближе сахарницу без крышки с торчащей из нее чайной ложкой с налипшими слоями кристалликов сахара.

— Вань, слышно что-то про Лешу? — прожевав, спрашиваю я и смотрю, видимо, с такой надеждой, что он отводит взгляд.

— Ничего, Люб. Мамка весь день в милиции. До сих пор там. Я тоже заезжал. Они делают вид, будто ищут, но мы же понимаем, что это вряд ли. И все равно надежда остается только на них.

— Тарас сказал, что Леша кому-то там дорогу перешел. Может, к этим людям подъехать? Поговорить, расспросить. Если это правда, пусть хоть… — всхлипываю и давлюсь слезами. — Пусть бы хоть тело отдали.

— Люб, возможно, он еще живой.

— Ты прав, — вздыхаю я. — А что случилось вообще?

— Неизвестно. Тарас маме сказал, что Леша спутался с кем-то, занимался тут то ли рэкетом, то ли разводняком. Помешал кому-то, вот его и грохнули.

— Он говорил, что сюда только на стройку ездит.

— Ох, Люба, — вздыхает Иван. — Он со стройки уволился три месяца назад.

— Как уволился? — поднимаю на него взгляд и чувствую, как сердце пропускает удар. — Он говорил мне…

— Мы же вместе на стройке работали. Он сказал, что нашел себе более прибыльное место и ушел. Как-то так. Подробностями не делился.

Вернув недоеденный бутерброд на тарелку, я прячу лицо в ладонях и начинаю плакать. Ваня пересаживается на табуретку рядом со мной и поглаживает по спине, пока моя очередная истерика не стихает. Мне очень обидно. И за ложь, которую мне говорил Леша, и за то, что у меня даже нет возможности обвинить его в этом!

— Что же делать? — спрашиваю хрипло, когда перестаю плакать.

— Ничего мы пока не сделаем. Ты возвращайся домой. Если будут какие-то новости, я позвоню Тарасу, он передаст тебе.

— Хорошо. — Встаю с табуретки, и Иван встает рядом. — Спасибо за все.

Я хочу уже выйти из кухни, как Ваня останавливает меня.

— Ты куда?

— Домой поеду.

— Сейчас? Не выдумывай. Оставайся у меня на ночь, завтра поедешь.

— Да где ж у тебя тут ночевать?

— Я на полу посплю. Идем, покажу тебе диван. Там и белье свежее. Для мамы приготовил, но она уже вторую ночь в милиции ночует.

— Вань, я не хочу тебя смущать. Я, может, к тете поеду.

— Ночью ты туда будешь добираться слишком долго. Да и тетю переполошишь поздним появлением. Пойдем.

Удивительно, но я быстро засыпаю на скрипучем диване, пропахшем пылью. И даже храп Ивана меня практически не беспокоит. Сплю я крепко, только во сне вижу Лешу. То живого, улыбающегося, то мертвенно бледного, лежащего на промерзшей земле, щедро усыпанной желтой листвой. Хотя при чем тут она, учитывая, что сейчас лето? Сны мучительные, и утром я все равно просыпаюсь разбитая. Ваня еще спит, а я поднимаюсь, иду в ванную, быстро привожу себя в порядок. После этого аккуратно складываю постельное белье и тихо покидаю квартиру Ивана.

Спустившись, покупаю у той же бабульки два пирожка, в киоске — бутылку Фиесты и, присев на лавочку возле детской площадки, съедаю весь свой нехитрый завтрак. Еще некоторое время раздумываю, ехать ли к тете, а потом решаю, что лучше всего будет отправиться домой.

Обратная дорогая оказывается еще более утомительной, чем путь в столицу. Тогда я рвалась, чтобы получить еще хоть какие-то крохи информации. Надеялась, что друзья просто не в курсе, а Леша припеваючи живет у брата. Теперь же, когда я точно знаю, что он пропал, весь мир кажется мне серым и унылым.

К счастью, когда я захожу в квартиру, мама на работе. Сбросив вещи, отправляюсь в душ, где быстро обмываюсь в холодной воде, потому что горячую уже отключили. Надо снова доставать тазики и ведра. Греть воду целый вечер, чтобы потом нормально помыться.

Свернувшись калачиком на своем диване, я тихо плачу, подвывая. Ощущение безнадеги то накрывает, то отступает. Я закрываю глаза, чтобы увидеть перед собой Лешу. Вспомнить каждую черту, каждую морщинку от улыбки. Его руки на моем теле, губы на моих и теплый взгляд лучистых глаз. Вдруг я больше никогда его не увижу? Не хочу забывать, каким он был.

А вечером приходит мама. Когда она заходит в комнату, я сажусь на диване.

— Ну что?

— Ничего, — отвечаю сиплым голосом. — Его мама дежурит в милиции. Брат говорит, что ничего не знает. Милиция вроде как ищет.

Конец ознакомительного фрагмента.