Цена сомнений

Екатерина Орлова (2024)

— Леш, мне сказали, что ты спутался с рэкетирами, — решаюсь произнести то, что тревожит меня почти целый день.– И ты поверила?– Я никому, кроме тебя, не верю. Знаю, что ты скажешь правду. Скажешь ведь?– Да уже говорю, Люб, — произносит он. — Я работаю на стройке, а по ночам разгружаю вагоны. Хочу как можно скорее перевезти тебя в столицу. Может, учиться пойдешь. Профессию получишь и будешь на нормальной работе работать.Я никогда не сомневалась в своем любимом. Верила каждому его слову. И даже когда меня уверяли, что он подался в преступники, все равно сомневалась. А когда сообщили ужасную новость, я все равно думала, что мне лгут. Ну не мог мой Леша стать таким! Я дорого заплатила за свое доверие и уже попрощалась с прошлым. Но оно настигло меня в самый неподходящий момент.

Глава 7

— А ты в курсе, что твой Лешка связался с рэкетирами и ездит в столицу лохов разводить? — Юлька надувает большой розовый пузырь из жвачки, он лопается, залепляя ее губы. Я чувствую фруктовый запах и смотрю, как она зубами счищает остатки с губ.

— С чего ты взяла? Он на стройке работает.

— Ой, наивная ты, Любка, — вздыхает подруга. — На стройке не заработаешь на все те подарки, что он тебе таскает.

— Кто тебе такое сказал? Про то, что он связался с рэкетирами? Врут ведь.

— Не врут, Люб. Это Лешик тебе твой врет, а ты и рада верить, потому что получаешь от этого выгоду.

— Юль, он мне не врет, — произношу так твердо, как могу, потому что ее слова сеют во мне зерно сомнения.

— Ну-ну, — философски изрекает она и снова надувает пузырь.

— Перерыв закончен, — рявкает за нашими спинами Клавдия Степановна, и мы с Юлькой встаем с раздолбанной скамейки.

Три дня назад мы с подругой устроились на работу на овощебазу. Перебираем овощи и фрукты, раскладываем по ящикам, отсеивая некондицию. Зарплата такая себе, но можно забирать овощи, которые не годятся на продажу. Это не всегда гнилье, чаще просто продукты нетоварного вида. Так что нам с Юлькой и двумя другими девочками много чего остается. Часть мама продала на рынке вчера, а часть мы пустили на еду. На выходных будем даже консервировать.

Возвращаемся к работе, болтая обо всем на свете. От предстоящей на выходных дискотеки — до нового киоска на рынке, где продаются только импортные товары. Владелица постоянно челночит и привозит из Польши и Турции самые крутые товары.

— Говорят, у нее очередь выстраивается еще перед домом, когда она только приезжает.

— Это типа она из дома тоже торгует? — спрашивает Галя, одна из наших коллег.

— Ага, — отвечает Юлька, бросая пару луковиц в ящик и засовывая руку в мешок за новыми. — Узнать бы, где живет.

— Да там цены, наверное, — качает головой Галя. — Надо сначала в ее киоске прицениться, а потом уже идти домой. Говорят, она “Мальвины” продает втридорога.

Девочки продолжают болтать, а я, услышав про “Мальвины”, возвращаюсь мыслями к Леше. Ну не может он действовать так опрометчиво. Знает же, насколько опасна вся эта незаконная деятельность! Неужели встрянет в такое? Да нет, не мог он. Сказал же, что по ночам разгружает вагоны.

Эх, Люба, как тебе не стыдно? Твой парень старается ради вашего будущего, а ты подозреваешь его в нелегальной деятельности.

Вечером я бреду вдоль дома, едва переставляя ноги. В руках два пакета с фруктами и овощами. Поднимаю голову и возле своего подъезда вижу Лешу. Он о чем-то переговаривается с сидящими на скамейке старушками, а потом, словно почувствовав мой взгляд, оборачивается. Срывается с места и подбегает ко мне, забирает пакеты из рук.

— Что ж ты тяжести такие таскаешь? — спрашивает он, а я улыбаюсь. Заботливый мой.

— А ты почему так рано? — спрашиваю, когда мы двигаемся к моему подъезду.

— Получилось сегодня раньше освободиться.

— Здравствуйте, — здороваюсь, проходя мимо старушек.

— Здравствуй, Люба, — отвечают они, оценивающе глядя на пакеты.

Мы поднимаемся в мою квартиру, и Леша ставит пакеты в прихожей.

— Мам! — зову, но в ответ тишина.

Разувшись, прохожу на кухню и вижу на столе записку: “Я ушла на молокозавод, буду к семи”.

— Что там? — спрашивает Леша, водружая пакеты на стол.

— Мама на молокозаводе.

— Так мы одни дома, — говорит он игривым голосом и обнимает меня за талию. — Чем займемся?

— Поговорим? — предлагаю я.

— Потом — обязательно, а сейчас иди сюда, — бормочет он и впивается в мои губы поцелуем.

Наш секс быстрый и суматошный, как будто мы куда-то спешим, хотя до маминого возвращения еще полтора часа. Но я спешу поговорить с Лешей, поэтому поторапливаю и его.

— Что такое, Люб? — бормочет он, когда я заставляю его скатиться с меня на кровать. — Случилось что?

— Просто хочу попробовать сверху, — бормочу ему в губы.

Целую, а он медленно опускает меня на себя. Двигаю бедрами, устраиваясь и пытаясь поймать ритм. Но мы оба не попадаем. Когда я пытаюсь насадиться на него, Леша отступает.

— Да что такое? — психую я, а потом улыбаюсь. — Лежи смирно.

Он тоже улыбается и закидывает руки за голову.

— Не шевелюсь, — произносит он. — Давай сама.

Снова опускаюсь и поднимаюсь. Ловлю ритм и понемногу начинаю ускоряться.

— О, — вылетает из меня удивленно. В этой позе совсем другие ощущения.

— О? — переспрашивает со смешком Леша и кладет руки мне на бедра.

— Да, — выдыхаю и, прикрыв глаза, двигаю бедрами вперед-назад, скользя по его члену. — Хорошо, — сипло добавляю я.

Упираюсь ладонями в его грудь и ускоряюсь еще немного, а потом еще, пока моя езда не превращается в бешеные скачки.

— Люб, притормози. Медленнее. Я почти. Замедлись, — просит он сдавленным голосом, но я не слушаюсь, и через секунду Леша кончает.

Я падаю ему на грудь, приподнимаю бедра, чтобы он выскользнул из меня, а потом скатываюсь ему под бок. Мы медленно целуемся, ласково тремся носами. Я щурюсь от удовольствия.

— Нам надо одеться, — наконец произносит Леша. — Скоро мамка твоя придет, а мы тут в непотребном виде.

— Ты прав, — стону тихонько. Мне так не хочется вылезать из его объятий. В них уютно и тепло. Как же хочется прямо так и уснуть!

Но Леша правильно говорит, так что мы поднимаемся и начинаем одеваться.

— Леш, мне сказали, что ты спутался с рэкетирами, — решаюсь произнести то, что тревожит меня почти целый день.

— Кто сказал?

— Юлька. Ей кто-то ляпнул.

— Вот именно, что ляпнул. И ты поверила?

— Я никому, кроме тебя, не верю. Знаю, что ты скажешь правду. Скажешь ведь?

— Да уже говорю, Люб, — произносит он, садясь на кровать и натягивая носки. — Я работаю на стройке, а по ночам разгружаю вагоны. Хочу как можно скорее перевезти тебя в столицу. Может, учиться пойдешь. Профессию получишь и будешь на нормальной работе работать. Ходить на каблуках в офис, губы красить. А не вот это.

Он протягивает руки и, взяв мои, целует ладони, истыканные занозами и с первыми мозолями.

— Твое место где-нибудь в кабинете. Или в детском саду. Ты была бы классной воспеткой. Ты ж любишь детей.

— Люблю, — улыбаюсь, глядя в его светящиеся глаза.

— Значит, решено. Еще немного подзаработаю, чтобы снять нам комнату в общаге, например, и переедем в столицу.

Леша шире расставляет ноги, притягивает меня к себе за талию и упирается лицом мне в живот. Целует через ткань шорт, а потом выше — голую кожу. Я улыбаюсь, представляя себе, как изменится наша жизнь, когда мы переедем в столицу.

И она меняется. Только переехать я не успеваю.

Спустя две недели в субботу, когда мы с мамой занимаемся консервацией, ко мне приходит Юля. Я открываю дверь и впускаю подругу.

— Ты вовремя, поможешь с острым перцем. Не могу уже его чистить. Заходи.

— Люб, я на минутку, — отвечает она серьезно.

Я уже развернулась, чтобы идти на кухню, но поворачиваюсь к подруге лицом.

— Ты бледная, — замечаю только сейчас.

— Люб, Лешку твоего убили.

Как только она произносит это, в ушах начинается противный шум со свистом. Юля еще что-то говорит, но я ее не слышу. Она испуганно бросается ко мне, когда я начинаю оседать на пол. А дальше лишь чернота, я ничего не помню.