Врач. Спаси нашу дочь

Екатерина Ромеро (2024)

— Делай со мной что хочешь, но дочери помоги! Да, я буду себя проклинать за это, я упала ниже плинтуса, да вот только жизнь дочери мне дороже гордости. — Какая послушная гулящая жена. Раздевайся. — Ты сошел с ума? Здесь? Сейчас?! — Встань на колени. Я хочу увидеть, как ты меня умоляешь. Когда-то он выгнал меня на улицу без гроша в кармане, а теперь я стою под кабинетом его клиники с ребенком, ожидая приема. Я бы не обратилась к бывшему мужу, но он единственный, кто может спасти нашу маленькую дочь, о которой не знает. #Откровенные сцены #Бывшие муж и жена #От ненависти до любви ЧЕРНОВИК!

Глава 12

Телефонный звонок вырывает из дурмана сна. Я лежу на кушетке в своем же кабинете, даже не помню, как отключился вчера.

— Я слушаю.

— Алло.

Незнакомый номер, говорит явно детский нежный голос.

— Кто это?

Пытаюсь вспомнить номер, на часах семь утра, и вообще-то я уже должен отдыхать дома после дежурства.

— Это я.

Разговор начинает напрягать.

— Кто “я”? Девочка, кому ты звонишь?

— Пап, это ты?

Внутри что-то сжимается. Кто-то номером ошибся, но расстраивать ребенка я не хочу.

— Э-э, я…

— Папочка! Ты придешь ко мне? Я болею. Это Саша…

Черт, надо было молчать. Это же дочь Яны. Откуда у нее вообще мой номер?!

— Извини, малыш. Я занят.

Она затихает, а я отключаю вызов, потягивая спину. Странный ребенок. То она дикая, то такая ласковая. Переменчивая, как погода весной, и эти вопросы про отца… бесят.

Я никто ей, точнее, лечащий врач. Пусть ее настоящий отец бегает, у меня этих пациентов десятки. В глазах порой рябит, и каждому надо помочь, каждого к выздоровлению провести, да вот только не всегда получается.

Оперировать детей — это как играть в лотерею на краю вулкана. Или ты в итоге увидишь счастливое лицо родителей, или будешь проклят до седьмого колена, если вдруг что-то пойдет не так.

На столе замечаю открытую бутылку коньяка и полупустой стакан. Почему не полуполный? У меня полупустой.

Врут все, когда говорят, что врачи святые и не пьют. Пьют, так же как и полицейские, и все остальные, кто связан с риском, потому что порой по-другому сбить напряжение нельзя, хоть сам себе анестезию делай.

В голове мелькают картинки ночи, а точнее, она. Моя Яна. Нет, не моя уже давно. Чужая, чья-то жена, хоть и не носит кольцо. Пришла все-таки, хоть я и не сомневался. Разделась предо мной, красивая, сука, стала, еще лучше, чем была.

Ну чего тебе не хватало? Черт возьми, Яна. Как каменная была, едва коснулся бархатной кожи — аж задрожала, но быстро распалилась, потекла даже в моих руках.

Я как запах ее вдохнул — едва не кончил. Вкусная, сладкая, легкая, королева моя снежная. Что же ты наделала, девочка, я бы любил тебя, а так… операцию сделаю, и пусть валит на все четыре стороны.

Пять лет не видел ее и еще бы сто не видел, хотя кого я обманываю? В первый год без Яны чуть не сдох, ни есть, ни пить не мог, даже оперировать.

Пришлось операции переносить, откладывать, меня чуть не уволили тогда, и я уехал на семинар. Подальше от нее и от себя самого. Женился тогда практически сразу. Жанна. Всегда под боком была. Поддержала меня, не то бы совсем волком выл.

Жанна сердце мое склеивала по кусочкам, ведь я знал, что детей не могу иметь. Еще один удар под дых, захотелось на стену просто лезть: десятки детей каждый день вижу, а у самого не может быть ребенка, и шансов никаких. Думал, застрелюсь тогда, но нет, в работу ударился, и все уже было стабильно, как тут она снова на горизонте замаячила.

Яна моя… моя девочка. Я думал, чище нее нет, но я ошибся. Пришла, да еще и с ребенком нагулянным, на которого я смотреть нормально не могу. Это ведь наша дочь могла быть такого возраста уже, наша… если бы я мог. Если бы она не изменила.

***

Я сижу у кровати Саши всю ночь. Она спит, ей лучше, а я стараюсь не думать о том, что сегодня сделала и что теперь буду делать еще месяц.

В теле какие-то непонятные ощущения, оно просто уже забыло, каково это — быть с мужчиной. Думала, Олег будет грубым со мной, но нет. Он был страстным — наверное, потому, что просто был пьян, и сегодня… я не знаю, каким он будет сегодня.

Мы встаем рано, готовимся к обходу, сегодня должны назвать дату операции и все, что потребуется для нее. Рано утром я иду в ближайший магазинчик, Саша захотела йогурт, а когда возвращаюсь, вижу, что она какая-то очень грустная стала и сжимает мой телефон в ладонях, лежа на боку.

— Сашуль, что такое?

— Я папе позвонила.

— В смысле?

Почему-то холодеет внутри, и я быстро беру телефон, просматривая историю вызовов. Номер Холодова в последних исходящих. Блин, почему я не забрала телефон? Я подписала его “П”. Не “папа”, а “подонок”.

— Он тебя как-то обидел? Саш, скажи маме.

Убираю выбившиеся из ее косичек волоски, и малышка обнимает меня, прижимаясь к груди.

— Он сказал, что не приедет, потому что занят, но я думаю, папа не навестит меня, потому что не любит. Мам, я плохая, да? — щебечет моя птичка, а мне хочется открутить голову Холодову. Лучше бы он не брал трубку, лучше бы он вообще не знал Сашу! Только расстроил ее, она и так в последнее время переживает, и мне не хочется, чтобы она еще и по этому поводу волновалась.

— Ты не плохая. Не надо ему звонить, Саш. Просто не надо.

— Все по палатам, обход! — гудят в коридоре, а после я вижу, как распахивается дверь. Первым, как обычно, входит Холодов, держа папку анализов в руках. Не входит, точнее, а именно влетает, потому что шаг у него большой, все остальные только догоняют.

— Как дела, Александра? — игнорируя меня, спрашивает Олег у Саши, а она, надутая еще с утра, складывает руки на груди и опускает голову.

— Никак! — бубнит, недовольно сводя брови. Кого-то она мне напоминает в этот момент. Олега. Как в зеркало смотрю.

Неужели он не видит сходства? У них же характер одинаковый, не говоря уже о том, что внешне Саша очень похожа на Олега.

— Похоже, кто-то не в духе сегодня.

К Саше подходит еще один врач, а она отворачивается, показывая нам всем свой прекрасный розовый язык.

Становится стыдно, я не знаю, почему она так реагирует на чужих людей, со мной она всегда ласковая и послушная.

— Ох, как некрасиво! Ты же девочка! — смеется этот доктор, а Холодов только поджимает губы.

— Извините. Она обычно не такая. Саша, нельзя так делать!

— Я не хочу быть здесь! Пусть они все уйдут! — выкрикивает Саша на всю палату, точно большой начальник, и кажется, я краснею до самых кончиков волос.

— Вас тут никто и не держит, — мрачно заключает Олег. — Принимайте препараты, операция через месяц. Можете освобождать место, у нас и так очередь из пациентов, — басит Олег и идет к другому ребенку, который здоровается с ним за руку. Мой же ежик отворачивается к стене, и я вижу, как уже сопит.

— Саш… ну не надо. Не расстраивайся и не срывай свою обиду на чужих людях.

— Он не приедет. Папа занят! Папа занят и не может проведать меня! — бубнит моя малышка, так и не оборачиваясь ко мне. Вижу только, как ее хрупкие плечики содрогаются. Плачет.

Зря я вообще ей сказала, что ее папа жив. Надо было сказать, что он улетел на Луну и не вернулся, а теперь она только расстраивается, тогда как Саше нельзя волноваться. В этот момент я ненавижу Холодова еще сильнее.

Когда обход заканчивается, я догоняю Олега в конце коридора, он уже уходит на операцию, я ловлю его буквально в последний момент.

— Подожди… те! Олег Евгеньевич! — кричу, когда вижу, что он сейчас уйдет. На нас уже глазеют медсестры, но Олег останавливается. Я подхожу к нему и поднимаю голову, чтобы встретиться с его цепким взглядом.

— Что случилось? Почему ты орешь на все отделение?

— Зачем ты это сделал?!

— Что именно?

— Зачем ответил на звонок Саши?! Она расстроилась из-за этого!

— Я не знал, кто мне звонит. Я твой номер не держу у себя.

— Ты не знал, но представился ее отцом, а теперь Саша плачет в палате, потому что папа слишком занят, чтобы прийти! Получше ничего не мог придумать?!

— Что, например? Признать чужого ребенка своим — это предлагаешь?

— Нет, не это, лучше бы ты вообще трубку не брал!

— Так пусть реальному отцу звонит, в чем проблема-то? Она и так дикая и невоспитанная у тебя. Видимо, вся в папашу, так пусть он ей и набирает!

— Да, ты прав, она вся в отца, вот только Саша у меня воспитанная, мне жаль, что ты этого не видишь. Я прошу прощения, Саша больше не будет звонить тебе. Извини, что мой ребенок тебя потревожил.

— Все сказала? А теперь выдохни и иди готовься. Я скинул адрес, где ты сегодня должна меня ждать.

— Ты серьезно? Олег, когда ты стал таким…

— Твоей дочери еще нужна операция или ты уже передумала? Каждый день, Яна, каждый день ты будешь подо мной! — наклоняется и рычит на ухо, а меня аж трясти начинает. Олег не нежен больше, нет, циничен и холоден, наглый самодовольный закостенелый врач!

— Как ты можешь, как…

— Так же, как и ты смогла. И только попробуй не прийти, можешь тогда забыть про лечение своей дочери! — цедит Олег сквозь зубы и уходит, оставляя меня одну посреди коридора.

Я иду в палату, оставаться в отделении больше нет необходимости, до операции все равно ничего не изменится, но и работать я больше не смогу.

Мне надо быть с Сашей, и я уже предвижу, как снова буду отпрашиваться на работе, мысленно подыскивая новое место.

— Это вам. Начинайте принимать.

К нам приходит медсестра и передает несколько пачек таблеток. Все для сердца, заграничные, я даже таких названий не знала.

— Откуда это? Я их не покупала.

— Из фонда… Давайте ребенку согласно инструкции. До операции больше ничего не надо делать.

— Спасибо большое! — беру все лекарства и благодарю медсестру, сгружая это все добро на тумбочку, но инструкции на иностранном языке, потому я залезаю в интернет прочесть перевод и попутно вижу цену на эти препараты.

Боже, они все стоят просто баснословных денег, и как нам с Сашей повезло, что это помощь фонда.

— Ого, ничего себе! У вас спонсор появился! Это лучшие препараты, — подмечает соседка по палате, тогда как я непонимающе веду плечом.

— Нет. Это из фонда передали. Всем же такие дают.

— Из фонда простые таблетки дают, такие дорогие только самим покупать, заказывать из-за границы. Видимо, спонсор у вас все же появился.