Золотой Лабиринт

Елена Анатольевна Леонова (2024)

Капитан Саблин расследует череду жестоких убийств, совершенных не то серийным маньяком, не то безумным сектантом. Писатель Смирнов от детективов крайне далек, его страсть — история погибших цивилизаций, древние языки. Интересы литератора и следователя странным образом совпадают, когда в деле всплывает таинственный предмет: шумерская золотая печать с клинописью. Расшифровка этого текста становится первым шагом на полном опасностей и приключений пути к разгадке тайн — как современных, так и древних…

Глава 8. Москва. Среда. 08:00

Будильник неприятно затрещал у уха.

Филипп неохотно открыл глаза.

Сев на кровати, молодой человек позволил себе несколько секунд не вставать.

Часы показывали восемь утра.

Обычно он работал дома, занимаясь книгой. Однако периодически в издательстве назначались встречи, на которых ему необходимо присутствовать.

Сегодня был именно такой день.

Писатель побрёл в ванную.

Он включил горячий душ и посмотрел в зеркало.

В нём отразился невыспавшийся молодой мужчина с тёмными взъерошенными волосами. Серые глаза, так неохотно открывшиеся, осматривали небритый подбородок и скулы.

— Кажется, кому-то нужен отдых, — прокомментировал вслух Филипп.

Он встал под душ и почувствовал, как появляются силы.

Из ванной молодой человек вышел в бодром настроении, но бриться так и не стал.

Завтрак, состоящий из одного крепкого кофе, он совместил с одеванием.

Затем, положив в карман куртки свёрток с печатью, вышел на улицу.

— Доброе утро, Филипп, — окликнул его звонкий голос.

У подъезда стояла соседка, милая пожилая женщина, с маленькой собачкой на поводке.

— О, доброе утро, Мария Степановна!

— На работу? — проявила интерес соседка.

— Да.

— Хотела тебе сказать, если ты ещё не смотрел почтовый ящик, то там тебе письмо.

— Что? — писатель притормозил и внимательно взглянул на соседку.

— Вчера днём я видела, как мужчина положил тебе в почтовый ящик послание.

— Мужчина? — переспросил Филипп. — Какой?

— Такой пожилой интеллигентный человек. Я его впустила в подъезд, он сказал, к тебе. Уточнил, какой у тебя номер квартиры, и положил в ящик письмо.

— И всё?

— Всё, а что ещё?

— Он больше ничего не сказал?

— Нет, ничего, — покачала головой Мария Степановна. — Но был очень любезен, спросил, не надо ли мне помочь, ведь я шла с сумками, поинтересовался, на какой этаж мне и в какой квартире я живу, пожелал приятного дня. Очень интеллигентный мужчина, очень. Твой знакомый, да?

— Да, — Филипп слегка запнулся с ответом, — мой коллега.

Было совершенно очевидно, соседка видела, кто положил записку в почтовый ящик. Того самого таинственного Колю.

— Ну ясно, ясно, — закивала соседка. — Все сейчас в электронной почте и интернете, а вы письма пишете, — засмеялась она.

— Да, вот такие мы старомодные, — Филипп улыбнулся, направляясь к машине. — Спасибо вам, Мария Степановна, побегу.

— Не за что!

Соседка зашла в подъезд, и дверь за ней закрылась.

Припаркованная машина стояла рядом.

До издательства писатель домчался за пятнадцать минут.

Он поднялся по лестнице на второй этаж, где в большом открытом пространстве сидели сотрудники.

Худощавый и сутулый корректор Андрей Грецкий окликнул его.

— Привет! — Филипп подошёл к рабочему месту Грецкого. — Как дела? Всё нормально?

— Да-да, вот сижу, работаю с самого утра, — пожаловался корректор.

— Понятно, — писатель присел на край стола Грецкого.

Через открытые окна в помещение осторожно задувал свежий ветерок, с улицы доносились звуки проезжающих автомобилей.

Город находился в приятном летнем томлении.

— Ты к Симе? — спросил Андрей.

— Да, договорились на сегодня.

— Я видел его, он у себя.

— Тогда пойду, — Филипп подмигнул Грецкому.

Писатель вышел в коридор и, пройдя по нему до конца, постучал в дверь кабинета Серафима Марковича, главного редактора, которого коллеги между собой ласково называли Симой.

— Да! — послышался громкий голос.

Филипп приоткрыл дверь:

— Можно?

— Да-да!

Главный редактор сидел за столом, глядя в монитор компьютера. Он махнул рукой, приглашая молодого человека зайти.

Серафим Маркович Дятловский был мужчиной средних лет, полного телосложения, с лысеющей головой и маленькими, но внимательными глазами.

— Итак, — спустя несколько минут сказал Серафим Маркович, переводя взгляд на Филиппа.

— Мы договаривались о встрече сегодня.

Дятловский поёрзал в кресле:

— Да-да, я помню. Смирнов, я прочитал те главы, которые ты прислал.

Филипп замер и внимательно посмотрел на издателя.

— Да, наконец-то прочитал. М-да… — Дятловский причмокнул и подвигал бровями. — Ты знаешь моё отношение к тебе, Смирнов. А уж тем более к твоему дяде.

— При чём тут он? — Филипп с укором посмотрел на главного редактора.

— Ну, как ни крути, он известен во всём мире, и, уж извини, все знают, ты его племянник. Вот помню, как…

— Серафим Маркович, давайте о моей книге, а не о дяде.

— Да-да. Так вот. Прочитав то, что ты прислал, хочу тебе сказать. Издавать что-то подобное я бы не стал.

Филипп кивнул. Другого ответа он почему-то сегодня не ожидал.

— Ну, ты подожди расстраиваться. Пишешь ты замечательно. Все твои предыдущие книги, которые я издавал, превосходны! Слог у тебя правильный, обороты красивые, тут всё хорошо. Я бы даже корректорам не стал отдавать. Но это художественная литература, дорогой. Тут мало хорошо излагать мысли, понимаешь? Сюжет как-то не впечатляет, не захватывает, не цепляет, как говорится. Скучновато. Слишком много исторических справок и мало действия.

— Но произведения бывают разные.

— Верно. Ты писатель. У тебя есть изданные книги. Кому, как не тебе, знать, насколько важно зацепить читателя, а? Твою книгу неинтересно читать. Прости уж за откровенность.

— Понятно.

— Не отчаивайся и не бросай. Попробуй поменять что-нибудь.

— Хорошо.

— Вот и ладно. Как дядя?

— Всё в порядке.

— Ну и отлично.

Выйдя из кабинета Дятловского, Филипп почувствовал разочарование. Может быть, у него кризис? Он и сам понимал, книга не идёт. Дятловский прав. Надо что-то поменять.

Серафим Маркович был талантлив. Чувствуя литературу тонко и относясь к книгам с большим трепетом, он помогал писателям, всегда готовый поддержать советом.

Несколько лет назад, узнав от профессора Смирнова, что его племянник пишет первую книгу, он с большим удовольствием вызвался помочь в её издании и с тех пор уже более пяти лет находился в тесном контакте с Филиппом, который заключил контракт с издательством, где работал Дятловский.

Писатель подошёл к Грецкому, который уже напряжённо и рьяно стучал пальцами по клавиатуре, набирая текст.

— Я пошёл, — сообщил он, — надо пересмотреть сюжет.

— Сима не одобрил? — буркнул Андрей, не отрываясь от клавиатуры.

— Нет. Буду переписывать. Ладно. Счастливо, увидимся.

— Ой, слушай, подожди, — Андрей неожиданно отвлёкся от работы. — Помнишь, у тебя был знакомый, специалист по арабскому?

— Кто?

— Ну такой профессор. Ах, чёрт, не помню его имени, — Грецкий почесал подбородок. — Мне нужно с кем-то проконсультироваться, с лингвистом. Ты ещё рассказывал, вы с ним в музее вместе работали.

— А, профессор Николаев, что ли? — вспомнил Филипп и внезапно замолчал.

Профессор Николай Фёдорович Николаев… Николай… Коля…

Когда кто-то в спешке или в стрессе строчит записку, он не будет оставлять полные инициалы, тем более использовать отчество. Он назовётся привычным именем, которым его зовут друзья и родственники — Коля!

Чёрт!

И именно его, немолодого интеллигентного мужчину, видела соседка, когда тот клал записку в почтовый ящик.

Филипп достал телефон и набрал номер профессора Николаева.

— Да, наверное, он, — кивнул Грецкий. — Можешь меня с ним связать?

Шли долгие гудки, никто не отвечал.

— Слушай, давай потом, — Филипп быстрым шагом направился к выходу. — Извини!

— Ну ладно, тогда дай знать, когда будет время, — сказал Грецкий, озадаченно глядя вслед Смирнову.

Писатель его уже не слушал.

Сев в машину, он поехал на север города, где проживал профессор Николаев.