Избранное. Стихи, рассказы, поэма, пьеса

Елена Белогор

Современность и в то же время взгляд в прошлое; попытка осознания себя в этом мире — и мир в себе. Философия, православие — это понятия, которые охватывают в той или иной степени творчество Елены Белогор.В сборник вошли также уже ранее опубликованные в отдельных изданиях: поэма «Ритмы свечения», поэма «Царская», рассказы «Вспомним прошлое?», «Были-небылицы» и драма «Продам живого волка».

6. Южная ночь

Южная зима

Высокое небо обнял шелковистый туман.

Хрустальная тишь — и недвижность, и непобедимость цветенья.

И шёпот и шорох: «А будет зима? — Что? — А будет зима? —

А что это, новое чьё-нибудь изобретенье?

Порой за окном слышишь — истинно: град или смерч!

Бушует Кавказ! Нет, шалит, как дитя, за окошком…

Тепло, так тепло и собакам, и людям, и кошкам.

И шёпот и шорох: « А будет ли смерть? — Что? — А будет ли смерть?»

Сломанный ритм

Мои вИны. Грехи мои.

Вот оно — искупленье:

Накрывает, как схимою

Их позор и глумленье.

И раскаяньем запоздалым

Слёз потоки текут:

Города потопляют, станы,

Сносят сёла, судьбы влекут;

Кровь же пламенем едким разлИта —

Не сгорая, сгораю живьём.

И над всем этим грозной молитвы

Тихо веет прохладным огнём.

У камина

Куда торопится проворный

Огонь, считает дни мои…

С такою скоростью огромной

И с ядовитостью змеи,

Что новое метнуть полешко

Своих идей лишь поспевай.

И средь углей его не мешкай.

И ни о чём не вспоминай.

Так пыхнет дымом, жаром тленья!..

Ну, что тот ветхий огонёк,

В тебе живущий от рожденья —

Неосторожный мотылёк.

ххх

И южная ночь повторила за северной:

Земля — одиноких, и дух — одиночества

Развеянный, семенем всюду рассеянный,

И это уже никогда не закончится.

Как сдачу сгребла: «Вот и время хорошее

Покою во всём». И, смешно-суетливое,

Как все заблужденья, проносится прошлое,

И — хоть колокольчик бы звякнул тоскливо.

Усталость безмерная. Впору веков мне

Отсчитывать вехи. Как будто указом

Высоким вменили веков этих кровные

Дела разрешать до кровавого мяса.

Как сдачу сгребла, это время хорошее

Покоя во всём отступившего прошлого.

Баллада о луне

Расхристанной юродивой бежала

По улицам гонимая луна.

Толпа её с безумием смешала —

Грозила камнем, выла и гнала.

Бесстрашная, смеялась над слепцами

И в степь звала — победный глаз горел

В потёмках лохм и цепь бряцала —

Клуб пыли и толпы за ней пыхтел.

Урчал, как зверь, порыв азартной гонки!

И всё ж издох. Всё стихло за спиной.

Открылась степь с мохнатою каёмкой.

Горела даль за чёрною сосной.

А дальше — высь без грома и разлада,

Огромность чрева, спящее родство,

Откуда выпало — неужто для расплаты? —

Птенца слепого человечье естество.

И плюхнулось сюда, где долгие дороги

В одну великую навеки сведены!

Здесь будем, всяк душой своей убогой,

Рыдать и каяться — и будем прощены.

Сюда спешит она за тихим подаяньем,

На эту паперть двойственной судьбы —

И так стоит… до кроткого сиянья —

(и знак всегда ей был) —

До первого луча, что вспыхнет и взовьётся,

И аж забудется в коротком полусне…

И вновь идёт т у д а, приняв юродство,

Разбить фонарь, кичащийся над ней.

ххх

Жизнь исходит — и ставит вехи,

За которые не перейти.

И терпенья глухие доспехи —

Это всё, что успел ты спасти.

И глядишь на просторы минувших,

В лёгкой дымке оставленных дней —

Лишь они и видны — затонувших —

Мачты славных твоих кораблей.

Звуки современности

Мне кажется, время моё прошло.

Давно уже, целый век назад.

И что понадобиться могло

Мне, призраку,

здесь,

средь румяных чад?

Бегут, насквозь пронзая, сквозь

Летят трамваи, едва колыхнув

Прозрачную ось:

Уф… уф… уф… уф…

И всё ж, смотрю, силясь слиться, нет:

Чужесть и пустошь, и чад, и чушь.

Нет больше в мире ни общих бед,

Ни общих смыслов родственных душ.

Отдельно всплывает людской поток.

Отдельно живёт и природы миф.

И даже празднеств счастливый бог

Где-то отдельно, свой дух затаив.

Мне это — мне! — уже не постичь,

Не осознать никогда, не явить

То, в современность стремящее клич:

Жить… жить… жить… жить…

Уединение

Холодно в доме — топят камин.

А за окном и тепло и цветение.

Столько народу вокруг, ты — один.

Мало. Ты требуешь уединения.

Только испытано это уже:

Яд — одиночество. Противоядия

Так и не найдено. Прямо взашей

Гнать его — Гнать его! — вместо объятия…

Вместе с собою, когда удила

Так вот закусишь без всякой причины…

О, разграни —

чила бы, разняла,

Эти столь схожие две величины.

Уединиться — не значит один

Ты на пороге отчаянных действий.

Уединение…

с кем-то…

камин,

Вот, например, это жаркая бестия;

Или хоть с рифмой, долбящей мозги;

С креслом, с дорогой, с разлукой щемящей,

Даже с тоской… не умрёшь от тоски…

Милостью Божьей — прямой, настоящий.

Ночь

Из детства выросшая ночь, —

О, ведь и ты была дитятей! —

Уже свою рождаешь дочь,

Из цепких выпустив объятий.

Заматерелой девой сна

(Твой сон особенного свойства) —

Как и тогда ты у окна,

Нет и теперь во мне геройства.

Теперь и вовсе не ищи!

Когда смотрю поверх заката,

Уж пригляжу среди лощин

Громоздких туч пути возврата.

Мой скорый рейс: закат — рассвет.

Чтоб не входить, не прорываться…

О, мне известно, сколько бед

Несёт ручищ твоих коварство.

И отчего — тишком-тишком —

Тобой пугают, и боятся

Звучащих за спиной шагов,

Порой лишь глупого паяца.

Живая правда при тебе

Так беспощадно, так жестоко

Видна, что плачешь по судьбе,

Своей судьбе ещё до срока.

ххх

Да, осень золотая.

Но золото своё

Она в огонь сметает,

Транжирит, раздаёт.

Не ценит и не помнит,

Как будучи весной

В мечтах жила укромных

О роскоши земной.

А видит лишь потери,

Разлук бесценный ряд —

И у массивной двери

Нескромный свой наряд.

ххх

Холодных зим предчувствие, предвестье

Ложится нА землю опять.

Греха ли смертного, иль мести

Вновь эта горькая печать?

Но неспроста — и вновь, и вновь по кругу:

Бесснежье, ветер, резкость и мороз, —

И прячет зверь в промозглый угол

Свой чуткий нос.

Бесснежье…

Улиц обнажённых

Зияют рёбра, веточка дрожит,

И южных чад, морозом сокрушённых,

Немая тать по улицам спешит.

И тишина — такая! — непривычно.

Лишь гулкость звонкая повсюду разлитА,

Что скажешь слово — тут же эхом зычным

Ударится в хрустальные уста.

И снова отзовётся в подневольном:

Холодных зим предвестие верно…

Но выпал снег с утра в Первопрестольной!

Верти, Зима, своё веретено.

Зима 2010—2011 г.

ххх

Не плачь, душа моя!

Душа моя, не плачь!

Неужто позабыв своё бессмертье,

Черна стоишь, как старый карагач,

Листва словес — одежд твоих ошметья.

Совсем ску (ш) на.

Для всех и вся ску (ш) на.

И ску (ш) но всё, — сойдя промозглой степью

На краски юга… Ах, весна, весна!

Некстати как твоё великолепье…

Некстати юг.

Некстати летних дней

Веселье близкое с прибоем и гобоем…

Завыла степь — склоняюсь перед ней,

Как перед той, начальною судьбою.

На старом теле

старое тавро.

Иди играй, кривляйся и потворствуй!

Напрасный труд — не скрыться за игрой

Проклятой сущностью природного юродства.

ОСЬ

Здесь, где крест могильный —

И родная крепь,

Стороною тыльной

Свои руки пыльные

Простирает степь.

И по вспухшим венам

Гладит колесо.

Кажется Вселенная,

Как овечка пленная,

Поймана в лассо.

На аркан, точнее (да?)

Да, кыргыз-кайсак! —

Тучею чернея,

Затянул теснее

Горизонт-кушак.

И гора искомая —

Вечный страж степной —

Встанет — и иконою

Смотрит так знакомо

Вечностью родной.

Чу, закрутит в воздухе,

Завитийствует,

Скатится без роздыха,

Свалится, как с воза — Хэй! —

Грозовой привет.

Пронесётся бедствием

С пылью, в мелкий душ —

И повеет детством,

Глядя прямо в сердце

Из горячих луж.

Это здесь, — не там, не там! —

В фокус собралось

Всё, что не отдам… отдам…

Сохраню… или предам…

Всем столицам — ось.

Тоска

Нет ни выхода, ни входа

У тоски моей

Ни в какое время года,

Суток, дней.

Нет ни брода, ни мосточка

У реки-тоски.

С того берега платочком,

Не подняв руки,

Кто-то машет, машет, машет,

Безнадёжней птиц

Этих белых чаек — в саже

Кончики крыльиц.

Дым

Дым старинный. Древний даже.

Как живём мы долго-долго.

Как, легчайший сносит тяжесть

Эту, вея втихомолку.

Громы. Встряски. Войны. Волны.

Брат-огонь всеядный. Пепел.

Всё в одной частичке полной

От сгоревших, стлевших плевел.

Вот шепнёт он мне на ушко

Странным вдруг преображеньем,

И эпохи-погремушки

Отзовутся на движенье.

Так что вмиг соединяясь

Обонянье и сознанье

Вдруг рождают в сердце завязь

И былое к ней названье.

И загадочно сверкая,

Конец ознакомительного фрагмента.