Не разбавляя

Зоя Криминская

«Она и, не понимая слов, знала, о чем песня: не упускай свой шанс, свою любовь, в этом мире она может больше не встретиться, не отравляй выпавшую минуту счастья сомнениями и опасениями, бойся лишь прожить пустую разбавленную жизнь».И герои приведенных рассказов проживают далеко не разбавленную жизнь, но лишь единицы могут назвать ее счастливой.

Жар

Мама кладет ладонь на голову Тани. Рука у мамы белая, прохладная, приятно ощущать ее на лбу. Мама сердится:

— Паршивая девчонка. Опять наелась мороженого. Какой жар, хоть скорую вызывай. И знает ведь, что нельзя ей мороженого с ее гландами, а всё равно хватает.

Мама склоняется над Таней, смотрит внимательно. Глаза у мамы пронзительные, карие, почти черные, темные волосы зачесаны наверх высокой волной, на затылке скреплены блестящей заколкой.

Сейчас Таня не видит заколки, но знает, что она на месте, там, среди густых маминых волос.

Таня хочет сказать, что она съела совсем мало мороженого, совсем чуть-чуть, с папой напополам одну мороженку, но губы у нее растрескались, в голове гудит, и она не может отчетливо произносить слова. Из губ раздается неопределенное мычание.

Мама встает, забирает свою руку и уходит, но через минуту возвращается, в руке у нее мокрая марля: компресс на голову. Она кладет Тане на лоб противный холодный компресс вместо своей руки, а Тане хочется, чтобы мама сидела возле нее, держала бы руку на раскаленном лбу, и тогда Тане стало бы легче.

Таня открывает глаза, видит странный серый туман вокруг себя, и мамы рядом нет. Она гремит чайником на кухне. Рядом с Таней папа. Он сидит на краешке Таниной кровати, виновато опустив голову.

— Танечка, как же это мы с тобой… — тихо говорит он. — И что же я, большой дурак, согласился купить тебе это проклятое мороженое.

Он вздыхает, кладет свою руку на Танину. Рука у папы твердая, шершавая, и от ее прикосновения боль не проходит, жар не уменьшается.

— Маму, позови маму, — неразборчиво шепчет она.

Папа наклоняется над Таней, пытается понять, что она говорит, но необходимость в этом отпала, мама уже здесь. Одной рукой она приподнимает Таню, другой кладет ей в рот белую таблетку.

— Не горькая, жуй, — говорит она. — Разжеванная быстрее помогает.

Таня послушно жует аспирин, запивает теплым чаем с малиной, который принесла мама.

Танина голова болтается на шее от жара и слабости, и мама осторожно кладет Таню обратно на подушку.

— Последи за ней, — говорит она мужу. — Я схожу к Марье Степановне, нашему завучу, скажу, что завтра не выйду на работу.

— То-то она обрадуется, — Таня слышит мамин голос уже из передней, слова глухо доносятся до нее. — Опять я не работаю. Сейчас начнет стонать, что некем меня заменить.

Мама накидывает белый ажурный платок на голову. Таня этого не видит, но знает, что мама фасонит, как говорит папа, и ходит даже в сильные холода в красивом пушистом ажурном платке и не хочет носить теплый серый платок, который подарила ей бабушка, папина мама.

Слышно, как стукнула дверь, мама вышла. Папа потушил свет, и ушел в другую комнату. Дверь оставил открытой, и прямоугольник света из спальни попадает на край Таниного одеяла. Этот кусок света успокаивает: Таня не хочет остаться одна в темноте, когда ей так плохо.

Таня знает, что после аспирина она начнет потеть, и потом жар спадет и ей станет легче. Она ждет этого, но голова раскалывается от боли, во рту пересохло, и сильно болят суставы рук и ног. А горло болит так, что невозможно проглотить слюну, как будто нож втыкают в горло, вот как больно. Перед глазами кружатся желтые мушки-пятна. Их много, они то собираются облаком, то разлетаются в разные стороны. Таня тянется, тянется, ей почему-то надо дотянуться до этих мушек, но они начинают кружиться всё быстрее и быстрее, и Таня никак не может поймать ни одну из них.

Среди мушек вдруг появляется лицо мамы, склоняется над ней, недовольное, сердитое. Мама у Тани учительница и, когда Таня болеет, мама не может работать, и ее замещают другие учительницы. А Таня болеет часто, и в школе Таниной мамой, Алевтиной Григорьевной недовольны.

Я болею, и поэтому мама меня не любит, думает Таня. Она так для себя думает, что мама не любит ее за то, что она часто болеет. На самом-то деле Таня знает, что болезни тут не причем. Ей становится очень жалко себя, такую маленькую — всего десять лет — и уже не любимую мамой. Мама любит Наташу, Наташа на нее похожа, а я нет, печалится Таня.

Глаза ее заполняются слезами, но мама, которая как-то незаметно вернулась домой, поправив одеяло, отошла к окну и не видит слез дочери.

Наташа Танина двоюродная сестра, мамина племянница, дочка ее сестры Антонины.

Тетя Тоня и Танина мама обе высокие, темноглазые, темноволосые, решительные. И Наташка, на полгода моложе Тани, очень похожа на свою маму Антонину и тетку Алевтину: такая же высокая, тонкая, темноволосая, темноглазая. А она, Танечка, в другую породу, она похожа на отца, и на бабушку Любу, мамину свекровь, которая подарила маме некрасивую, но очень теплую шаль.

А мама не очень-то жалует свекровь и переживает, что дочка похожа на нее: маленькая, светлоглазая, с серыми неопределенного цвета волосами.

Тане десять лет, а ее принимают за семилетнюю, такой она заморыш.

Таня вспоминает случайную встречу два дня назад, и поток слез усиливается, уже подушка под щекой мокрая. Она идет с мамой и Наташкой по улице. Навстречу им, улыбаясь, идет незнакомая некрасивая женщина. Нос у нее расплылся по всему лицу, даже на щеки залез, глаза маленькие, хитрые, и рот как щель. На лягушку похожа, сразу решила Таня, и отвернулась.

— Алевтина Григорьена, здравствуйте! — запела лягушка. — Сколько лет, сколько зим. Я так рада вас видеть. И какая же дочь у вас красавица, очень и очень похожа на Вас.

И она, улыбаясь, погладила своей лягушечьей лапой Наташу по голове.

— Это не дочь, это племянница, — сухо ответила мама. — А дочка моя вот, справа стоит.

Лягушка повернулась в Танину сторону, пошевелила своими лягушечьими губами.

Только скажи что-нибудь плохое, думала Таня. Я сейчас как разбегусь и толкну тебя головой в живот.

Таня лежит, плачет, у нее жар, губы растрескались до крови, она представляет себе, как разбегается и толкает ненавистную тетку головой. Голова проваливается в живот, всё глубже и глубже. Тане становится душно, она не может вздохнуть, ловит ртом воздух, раскрывает глаза. Нет никакой тетки и ее живота, она лежит в постели, только мушки вьются вокруг нее, желтые, как пятно света на одеяле.

Тане удается вдохнуть, она глотает слюну, и боль в горле вгрызается в нее с новой силой.

Мама, думает Таня, я тебя люблю. Мама, это ничего, что я не в вашу породу, я вырасту и изменюсь. Я покрашу волосы в такой же, как у тебя цвет.

— Дааа, — говорит лягушка, — да, эта точно не в вашу породу.

Наташа тянет Таню за руку, и они отходят от взрослых на несколько шагов.

— Дура она, жаба настоящая, — шепчет Тане Наташка. — Ты тоже красивая. Ну и что, что ты похожа на бабушку. Бабушка добрая, я ее очень люблю, и тебя тоже люблю.

Таня смотрит в Наташкино серьезное лицо, в ее темные, как у Таниной мамы глаза. Конечно, Наташкина любовь это совсем не то, что мамина, но всё же хорошо, что у нее, у Тани, есть такая сестра. Пусть Наташка похожа на свою мать, но той на это трижды наплевать: они с мужем, Наташкиным отчимом, любят пропустить рюмочку, погулять в компании, и Наташка для них обуза. Они часто оставляют ее у бабушки Любы. У бабушки Любы два сына женились на сестрах, Алевтине и Антонине. Только Танины мама и папа живут дружно, а Наташкины разошлись.

Алевтина, Танина мама, жалеет Наташку и всегда говорит Тане:

— Мы с тобой, как с писаной торбой носимся, а Наташе там одни тычки достаются.

И Таня согласна с мамой, пусть мама любит Наташу, но и ее, Таню, пусть тоже любит и не попрекает ее маленьким ростом и светлыми глазами. Разве может человек быть виноват в том, что он родился со светлыми глазами?

Таня хочет перевернуться, ей противно лежать на мокрой подушке, но ей удается только слегка пошевелить ногами. Она смотрит на одеяло и видит, что прямоугольник света на нем погас: значит, папа и мама легли спать, и ей, Тане, придется одной всю ночь бороться с жаром и с болью в горле.

Таня дышит часто, тяжело хрипит, слушает, как тикают часы. Забывается тяжелым сном. Она чувствует, как мама щупает ей лоб, меняет компресс на голове, но ей так плохо, что она не открывает глаз.

Когда Таня приходит в себя, в комнате светло. Перед Таниной кроватью стоит их участковый педиатр, Нина Алексеевна и говорит:

— Танечка, открой, пожалуйста, рот, я хочу посмотреть твое горло.

Таня мотает головой из стороны в сторону, но взрослые настойчивы. Мама приподнимает Таню, а Нина Алексеевна кладет холодную металлическую лопатку Тане на язык, больно смотрит горло.

— Она мороженого вчера наелась, — мама не может простить Тане это мороженое

— Ну, причем тут мороженое? Мороженое тут совершенно не причем.

Нина Алексеевна тоже сердится, только на маму.

— У вашей дочки дифтерит¹, понимаете вы это? Дифтерит! У нас в городе сейчас эпидемия дифтерита. Ее надо немедленно госпитализировать. Еще вчера надо было. Почему вы скорую не вызвали? Ребенок в таком тяжелом состоянии.

Мама смотрит на врача круглыми испуганными глазами, спрашивает с отчаянием в голосе:

— Это опасно?

Нина Алексеевна переводит взгляд на Таню, видит Танин взгляд, устремленный на нее, и останавливается, не произносит вслух то, что готово было сорваться с языка.

— Сейчас я напишу вам записку, пойдете в больницу, в инфекционное отделение, и за вами приедет машина. А я сделаю девочке противодифтерийную сыворотку.

Таня боится уколов, но сейчас ей так плохо, что она не сопротивляется.

Приходит машина скорой помощи и Таню забирают в больницу.

Через два дня тяжелого жара ей становится легче, и ее приходят навестить мама и папа. Им разрешили на две минуты заглянуть в палату, где лежит их дочка.

Таня лежит на кровати, бледная, худая, но радостная.

Хорошо, что я не умерла, думает она. А могла бы. Вон как мама испугалась, когда услышала про дифтерит. Я осталась живая и всегда буду счастливой, и пусть мама любит Наташку больше, чем меня. Меня она тоже любит, теперь я это точно знаю.

И она улыбается вошедшим.

Примечания

1

Действие в рассказе происходит в те времена, когда прививки КДС (от коклюша, дифтерита и столбняка) детям не делали.