Куда исчезают обычные люди?

Игорь Филатов (2024)

Молодая сотрудница полиции, занимается рутинным делом пропавшей без вести женщины, но сталкивается с такими вещами, о которых хотела бы никогда не знать. И теперь у неё нет выбора — только идти по «следу из хлебных крошек», в надежде найти выход из ловушки, которую приготовила для неё судьба. А готовы ли вы следовать за ней? Обратной дороги не будет…

День третий

Автобус, покачивая-укачивая, полз по утренним красногорским заснеженным улицам. Сорокина, уютно устроившись возле окошка и закутавшись в пуховик, отпустила взгляд за окно. Узкая дорога — по одной полосе в каждую сторону, практически тропинка, между старенькими двухэтажными домиками, чередующимися со втиснувшимися между ними башнями-семнадцатиэтажками. По московским меркам — прошлое, перемешавшееся с далёким прошлым. Минут двадцать укачиваний, и Аня переместится практически в настоящее. «Изумрудные холмы» — жилой комплекс на северном краю города — выше, новее, престижнее. Шлагбаумы на въезде во дворы и шикарный вид на бескрайний одноимённый лесопарк из окон тех, кому особенно повезло. Хотя многим без разницы вид за окном — жителям агломераций уже не до него.

Взгляд, убегая за стекло, отражался от искрящихся сосулек на крышах и возвращался обратно, превращаясь в мысли, образы и воспоминания, блуждающие в голове девушки.

Вчера вечером она договорилась с соседкой, заявившей о пропаже Борисовой, о том, что подъедет сегодня к ней домой. Нужно было нормально её опросить. Первоначальное объяснение, которое взяла Васильева, годилось только на конкурс «Как не надо делать» и заняло бы там первое место.

Пятидесятилетняя женщина с фамилией Астахова, редким именем Марта и строгим голосом настороженно выслушала просьбу снова посетить Управление, вежливо отказалась, но пригласила к себе, объяснив, что у неё крайне жёсткий график выполнения обязанностей, в который ей очень сложно вносить изменения. Сорокина не особо упиралась и согласилась приехать — она была сторонницей всё менее популярной в полиции так называемой «работы в поле», а не просиживания штанов и юбок в кабинете.

Обещанное «поле» приняло Сорокину, вышедшую из автобуса, который приветливо стрельнул выхлопной трубой на прощанье и покатил дальше покачивать-укачивать красногорцев и гостей подмосковного города.

Аня сверилась с навигатором и побрела по предложенному закоулистому маршруту. Минут семь спустя она дошла до нужного дома и остановилась у подъезда, разглядывая двор — без какой-то конкретной цели, просто чтобы синхронизироваться с этим местом, увидеть его так, как ежедневно видят люди, здесь живущие, заложить этот образ в нейронную базу данных своего мозга.

За спиной запищал электронный замок, среагировав на открывающуюся дверь. Сорокина поздоровалась с выходящей старушкой и прошмыгнула внутрь. Консьержка удостоила девушку лишь безразличным мимолётным взглядом — видимо, сверилась со своим внутренним образом злодея и, не найдя в ней соответствия образцу, вернулась к просмотру сериала на планшете.

«Незлодейка» поднялась на один из верхних этажей, вышла из лифтового холла, повернула налево и упёрлась в две одинаковые двери. Левая, очевидно, квартира Борисовой, а прямо — Астаховой. Аня нажала кнопку звонка и удивилась отсутствию соответствующего звука за дверью.

— Не работает, что ли? — пробормотала она вслух и нажала ещё раз — снова тишина.

Аня постояла несколько секунд, размышляя, что ей делать дальше, как вдруг стальная стена перед ней сдвинулась, и расширяющаяся полоса света поползла рассеивать полумрак коридора. Сорокина непроизвольно проследила за открывающейся дверью, обратив внимание на её необычно большую толщину. Женщина, выпустившая свет из квартиры, заметила направление взгляда девушки и пояснила:

— Это для шумоизоляции. Вы из полиции?

— Да, Сорокина Анна Ивановна, — представилась оперативница, одновременно показывая удостоверение.

— Проходите, я вас жду.

— А зачем вам такая шумоизоляция? — скорее на автомате спросила Аня, перешагивая через порог.

— Да мне особо и не нужна — это Юлия Андреевна Антону дверь ставила, ну и мне такую же. Он не любит громкие звуки.

— Антон — это её сын?

— Да. Раздевайтесь, проходите.

Аня замешкалась, но всё же решила разуться и влезть в предложенные тапочки. Комфорт одержал победу над перспективой сидеть в тёплой квартире в зимней обуви и бахилах.

— Водой и мылом можете вот здесь воспользоваться, — указала женщина на дверь напротив входной и включила в санузле свет, — а потом на кухню проходите.

Девушка вымыла руки и прошлёпала смешными мохнатыми тапками, в виде коровок с торчащими рожками, до кухни, по пути по привычке заглянув в приоткрытую дверь справа.

— У вас однушка?

— Да, небольшая… Это квартира Юлии Андреевны. Но мне здесь нравится. Жалко, окна во двор. А у Антона невероятные виды на лес, на реку — красота неописуемая, да ещё и с такой высоты. Я вам сделаю вкусный чай — небось в своей полиции на пакетики налегаете?

Марта говорила приятным учительским голосом, используя строгие, но одновременно заботливые интонации, периодически сопровождая слова внимательными взглядами в глаза собеседницы, словно желая убедиться, что её слушают и усваивают получаемый материал.

— Спасибо, — улыбнулась Аня, — налегаем. Пакетики — удобно и быстро, не надо с заваркой возиться.

— Это всё лень. Пугаете сами себя — на самом деле возни никакой. Единственное — чайник лучше с регулировкой температуры нагрева воды: доведённая до кипения не годится. Например, тот чай, который я сейчас завариваю, в идеале нужно заливать водой, нагретой до 85 градусов, но ничего страшного, если сделаете на глаз, вручную выключив чайник чуть пораньше.

Продолжая рассказывать, хозяйка достала большую жестяную банку изумрудного цвета, ложкой отмерила из неё чай, засыпала в заварочный чайник и залила горячей водой. Невысокая, худощавая, в строгом чёрном платье и в белоснежном фартуке с кружевом, она была похожа на опытную горничную дорогого отеля.

— Главное здесь что? Хороший чайный лист, температура воды и время заваривания — и, естественно, никакого сахара. Кстати, ваши любимые чайные пакетики изобрели случайно. В 1908 году нью-йоркский торговец разослал образцы своего чая в рестораны и кафе, запечатав их в шёлковые мешочки. К своему удивлению, через некоторое время он обнаружил, что его чай заваривают прямо в этих мешочках, для экономии времени. Пробуйте, — завершила Марта свой монолог и поставила фарфоровую чашку с золотистым напитком на стол перед Сорокиной.

— Вы прямо чайный сомелье. Спасибо.

— Просто когда-то, давным-давно, я работала консультантом в чайном магазине. На здоровье, — с улыбкой ответила женщина.

Аня осторожно отпила, ощутив во рту терпкий, сладковатый, с лёгкой кислинкой вкус. Тепло медленно растекалось где-то в груди, согревая и постепенно добавляя эффект лёгкой эйфории.

— Дарджилинг^[5] никого не может оставить равнодушным, — довольно добавила Марта, внимательно следившая за реакцией гостьи. — Напоминаю, там только чай — ни сахара, ни алкоголя, ни чего-то ещё, о чём вы сейчас могли случайно подумать.

— У меня даже слов нет!

— Они и не нужны — у вас всё написано на лице, — рассмеялась Астахова, села за стол и, изменившись в лице, добавила: — Я бы не хотела, чтобы наша первая встреча запомнилась нам только… плохим. Я очень переживаю за Юлию Андреевну.

— Тогда давайте к делу, — кивнула Сорокина и достала из рюкзака папку с бланками и шариковую ручку. — Позавчерашнее объяснение получилось совсем формальным. Я заново всё запишу, вы не возражаете?

— Да, конечно, пишите, постараюсь ничего не упустить.

— Итак… Вы сказали, что эта квартира тоже принадлежит Борисовой — получается, вы ей не просто соседка?

— Да. Я, можно так выразиться, у неё работаю, с постоянным проживанием.

— Давно?

— Лет, наверное… пятнадцать-шестнадцать, — немножко покопавшись в памяти, ответила Марта.

— А что вы конкретно делаете?

— Я помогаю Антону — её сыну. Готовлю, убираюсь, стираю, занимаюсь покупками — продукты, одежда, ну всё, что ему понадобится. У него психическое заболевание — шизофрения. Так мне говорила Юлия Андреевна.

— А он в соседней квартире сейчас?

— Да. Он всегда там, — утвердительно кивнула Астахова.

— А на улицу он выходит? На прогулку, учёбу… ну не знаю, куда-то ещё?

— Нет. Он всегда дома. Несколько раз лежал в клинике, а так всегда дома.

— А как он там один… и с таким заболеванием? — удивилась Сорокина.

— У него чёткий график, которого он придерживается неукоснительно, ежедневно. Я всегда знаю, чем он занят в конкретный момент времени. От общения он отказывается, поэтому я вполне могу жить вот так, рядом, а не вместе с ним. Главное — всё делать в соответствии с его режимом дня — так, как он привык.

— А если что-то пойдёт по-другому?

— У него будет нервный срыв.

— В чём это выражается?

— Он… Может быть по-разному, — вздохнула Астахова. — Может начать кричать, может бить себя или биться обо что-то, может бить того, кто рядом. Расчёсывать себя до крови и не останавливаться. А может и наоборот — как будто застывает в каком-то ступоре… Мы стараемся не доводить его до таких состояний и всё делаем по его правилам.

— А что значит — отказывается от общения?

— Не разговаривает… — по лицу Марты пробежала гримаса внутренней боли. — Он со мной никогда не разговаривал.

— За пятнадцать лет? — с сомнением уточнила Аня.

— Да…

— А он умеет?

— Умеет… Он часто разговаривает с самим собой или с кем-то несуществующим… А со мной ни разу… И в глаза не смотрит, — Астахова прикусила нижнюю губу и вытерла внешней стороной указательного пальца проступившую слезу.

— А с Юлией Андреевной общается? — продолжала Сорокина, стараясь оставаться невозмутимой.

— Очень редко. Последнее время совсем перестал — в детстве чаще.

— А сколько ему лет?

— Антону двадцать.

— А этот дом же построен недавно — где вы раньше жили?

Аня привычно двигалась по чужому жизненному пути в поисках закоулков, в которых могут прятаться какие-то секреты.

— Раньше я жила вместе с Юлией Андреевной и Антоном в их квартире, в Москве, в Лефортово. Переехали… Переехали в двадцатом году. Я сюда, а Антон в соседнюю.

— А Юлия Андреевна?

— А она нет. Она здесь никогда не жила — заезжает в гости.

— То есть, условно говоря, три года Антон в той квартире один, а она только посещает?

— Да, примерно столько — плюс-минус.

— А где она сама живёт? — заинтересовалась Сорокина.

— Я не знаю — она не говорила. Мы с ней по телефону общаемся при необходимости. Общались…

— Ну допустим. Тогда вспомните, пожалуйста, когда она была здесь последний раз?

— Примерно пару недель назад — перед Новым годом. Я, к сожалению, не помню точно день, но запомнила другое.

— Что же?

— Она приехала, как всегда зашла ко мне, переоделась — у неё есть специальная одежда, в которой она ходит к Антону, чтобы ему было всё привычно. Мы посидели, попили чай, поговорили о делах, но вела она себя как-то необычно. Очень напряжённая, рассеянная — отвечала невпопад и как будто боялась идти к сыну. А вернулась от него вся в слезах. Такого не было никогда. Болезнь проявилась у него очень рано — в два или два с половиной года. Она, конечно, за это время повидала всякое, и её практически невозможно было выбить из равновесия. А тут вот так. Я попыталась узнать, что случилось, но она оделась и ушла…

— Так ничего и не сказала?

— Сказала… Сказала: «Я ужасно ошибалась. Я отняла у него жизнь». И вот… Больше я её не видела, — подытожила Марта и снова вытерла слезу.

— А почему вы раньше не обратились в полицию, а так долго ждали?

— А это не долго. Она приезжала не слишком часто. Последнее время раз в две-три недели — это уже вошло в норму. Да и праздники — у меня, собственно, и мыслей таких ещё не возникало. Это была не моя идея заявление писать.

— А чья же? — наткнулась Аня на очередной закоулок.

— Мне позавчера позвонила женщина — представилась Евой. Сказала, что не может найти Юлию Андреевну. Я ей вкратце рассказала примерно такую же историю, и она меня отправила срочно писать заявление.

— А как с ней связаться?

— У меня телефон остался, я могу вам прислать.

— Давайте. И сразу адрес квартиры в Лефортово скиньте тоже.

— Хорошо, — пробубнила Астахова, копаясь в своём смартфоне. — Держите.

Аня переписала полученные данные в объяснение и продолжила:

— Так, так, так… А с отцом Антона что?

— Я его не видела никогда. Вроде он их бросил, когда болезнь проявилась. Юлия Андреевна поэтому меня и наняла тогда, потому что одна не справлялась — и сын с проблемами, и работать нужно.

— А чем она занимается?

— У неё какой-то бизнес. Насколько я могу судить, вполне успешный. По крайней мере, недостатка в средствах она не испытывает. Вы же наверняка спросите — у меня одна из её банковских карточек, с приличной суммой. Я расходую с неё деньги на Антона и сама раз в месяц снимаю себе зарплату. Под отчёт, конечно. Вот, веду бухгалтерию, — добавила Марта, вставая, и достала из ящика толстую тетрадку. — Нужно вам?

Аня полистала страницы и отложила гроссбух.

— Пока не нужно. Буду иметь в виду, что тетрадка существует, — улыбнулась она Астаховой.

— Хорошо, — та убрала её обратно и снова села за стол.

— Ну что же, — Сорокина потёрла руками коленки, — теперь мне надо поговорить с Антоном.

— С Антоном? Боюсь это невозможно, — Марта занервничала и снова встала. — Анна Ивановна, я не могу вас к нему пустить. Я и сама понимаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, и Ева предупредила, чтобы я из полиции к нему никого не пускала, пока с ней не переговорят. И она… Можно, я скажу, да?

— Конечно, говорите.

— Она сказала: «Если будут пальцы гнуть, пригрозите им проблемами от губернатора».

— Любопытно… Не переживайте, Марта, пальцы я гнуть не буду. Переговорю с этой Евой и с удовольствием приеду к вам снова.

Аня приветливо улыбнулась Астаховой и заметила, как та облегчённо вздохнула.

— Давайте мы закончим наш эпос, — Сорокина пододвинула поближе к женщине бланк объяснения, — прочитайте, пожалуйста.

Пока Марта знакомилась со своим рассказом, Аня гуляла взглядом по полкам, аккуратно расставленным банкам и красивым фарфоровым фигуркам, обитающим на кухне.

— Да, всё правильно, — наконец услышала оперативница привычную фразу.

— Теперь сразу под текстом пишите: «Мной прочитано, с моих слов записано верно» — и подпишитесь там же и внизу каждой страницы.

Закончив бюрократию, и гостья и хозяйка встали из-за стола, и Сорокина отправилась одеваться.

Уже в дверях Астахова протянула ей пакет.

— Здесь чай, который вы пили, заварочная чашка и небольшая инструкция по завариванию, — сообщила она. — И не отказывайтесь — мне очень хочется вас угостить.

— Мы с вами ещё познакомиться толком не успели, а вы меня уже всю задарили, — шутливо запротестовала Сорокина.

— Это вы ещё не успели, а я-то о вас уже всё знаю, — рассмеялась Марта. — А вот, например, ту девушку, которой я заявление писала, я бы задаривать не стала.

— А почему?

— Она какая-то поверхностная. Пустые глаза… И вы знаете — это, конечно, странно, но она мне напомнила Антона… Такая же… безразличная, холодная…

Примечания

5

Дарджилинг — чай, выращенный в окрестностях одноимённого города в северной горной части Индии, в Гималаях, собранный и изготовленный с соблюдением определённых условий.