Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки

Ирина Муравская (2023)

«Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки» — это роман о первой любви, которая одновременно исцеляет и наносит раны, оставляя на сердце шрамы. Она неукротима, горяча и несдержана. Такую любовь нельзя назвать идеальной, но именно она запомнится на всю жизнь.

Глава четвертая

«Любовь — это… следы от ее губной помады»

POV СОРОКА

— Так ты пацифистка? Тараканов тоже жалеешь?

Неторопливо идем вдоль береговой линии, прикупив в уличном ларьке хот-доги.

— Не всегда все решается кулаками.

— А как еще?

— Диалогом не пробовал?

— Ты такая интересная. А если нормальных слов не понимают? Что прикажешь делать? Лучше уж втащить разок. Как показывает практика, так материал усваивается гораздо быстрее.

— Ты для того в том подвале и выколачивал душу из этого Хана. Материал закреплял?

Так. Не туда сворачиваем. И я не о дороге.

— Мне казалось, мы определились: ты там не была и ничего не видела.

— Но я была и видела.

Не, Саламандрик. Это залет. Оно тебе надо?

— Я полагал, ты куда понятливее. Но, видимо, тебе все-таки очень хочется проблем.

— Что, тоже меня побьешь?

Замираю с поднесенной ко рту сосиской, слишком сильно сжимая булку.

— Не понял, — облизывая пальцы, вымазанные соусом, хмуро впериваюсь в нее взглядом. — По-твоему, я девчонок бью?

— Откуда мне знать. Ты так старательно угрожаешь, что выводы напрашиваются сами собой.

— Дура. Я не угрожаю, а предупреждаю. Угрожать тебе будут другие. — В один присест доедаю хот-дог, комкая салфетку. — И будет тебе известно, я в жизни руку на девку не поднимал. Хотя порой очень хотелось. Даже не представляешь, насколько хотелось.

Мать по синьке частенько так и нарывается, однако внутренние стопы еще работают. Обычно считаю до десяти и ухожу, чтоб не сорваться. Пусть ее батя лупит за пьяный дебош и раздвинутые перед другими ноги.

— Что ж… — разглядывая свою толком так и не тронутую «горячую собаку», задумчиво пожимает плечами Чижова. — Новость радует. Значит ли это, что рядом с тобой я могу не опасаться за свою безопасность?

— А что, страшно? Боишься меня?

— Нет. Не боюсь. Я же вроде не даю повода провоцировать тебя на агрессию.

— Тут ты права. Больше скажу, ты меня даже почти не бесишь. В отличие от других.

Выходим с цветущей аллеи на центральную набережную, огороженную бетонным, но косящим под мрамор заборчиком.

Вокруг ни души: так, пройдет только мимо редкий прохожий. Общее скопление ночных компаний расположено дальше. Там, где начинается зона кафешек и баров.

— Не пробовал быть проще? Смотреть на мир под другим углом?

— Это как? Раком встав? Не, не приходилось. Я как-то больше других обычно нагибаю. Ни одна, кстати, еще не жаловалась.

Скабрезная шутейка остается неоцененной.

— Я не об этом. Что ты видишь?

— Где?

— Вокруг.

— Человеческое свинство, — для наглядности пинаю обертку от мороженого, валяющуюся на земле. Чтоб тоже заценила.

— А еще?

Вот прикопалась.

— Окурки, плевки, выщербленную плитку.

— И все?

— Это допрос?

— Нет. Это диалог. А хочешь знать, что вижу я?

— Ну.

— Пальмы. Пляж. Загорающиеся звезды. Убывающую луну, отражающуюся в море. Накатывающие волны. Пирс.

Хрена завернула. Поэтесса.

— Ты под ноги посмотри. Бычков-то, бычков неужто не видишь?

— А я туда не смотрю. Зачем, когда можно любоваться чем-то более приятным?

— Удивительно трогательная философия. Пробрало до глубины души, честно-честно. А мораль-то какая?

Чижова сердито надувает щеки. Смешная. Пожамкать за них, что ли?

— Хочешь быть циником, твое право. Я лишь пытаюсь сказать, что мы можем выбирать: что нам видеть. Но ты сам предпочитаешь смотреть именно на окурки.

— Куда уж мне до твоей романтичной натуры-то. Я тебя удивлю, но есть люди и более приземленные. Если видим вонючие контейнеры, в которых копается бомж, не ищем рядом ромашек.

— А ты попробуй.

— А давай ты? Хочешь, устрою экскурсию? Вдоль одного зассанного забора до другого. Заплеванного и десять раз перекрашенного, потому что юные дарования считают своим святым долгом поматериться на нем.

— Видишь, вот и всплывают детали.

— Ага. Одна другой краше.

Тема с бомжами сама собой исчерпывается. Правда, открывается новая.

— Мой папа из кожи вон лез ради мечты. Понабрал кредитов, когда отель приносил убыток, а квартиру, в которой я родилась и выросла, было решено продать, вложив все деньги в бизнес. Рисковый шаг, который себя, к счастью, оправдал.

Надо же. Сколько подробностей.

— И к чему мне твоя биография?

— Просто рассказываю. Чтобы ты не был предвзятым.

— В смысле?

— Ты же не очень жалуешь… таких, как я.

— Чрезмерно любопытных?

— Финансово обеспеченных.

Во завернула.

— Кто тебе сказал такую чушь? У меня есть знакомые при бабле, и я их, не поверишь, глубоко уважаю. Потому что они, прикинь, адекватные. В отличие от болвана Маркова.

— Ясно, — коротко откликается, кивком давая понять, что аргумент принят.

— Ты тоже, кстати, вроде ничего, нормальная.

Комплимент принимает со скептицизмом и усмешкой.

— Спасибо.

— Да пожалуйста, — сокращаю дистанцию, заставляя Алису напрячься. — Как смотришь на то, чтобы немного развлечься?

— В каком плане?

Забавная она. И боевая. В обиду себя не даст, уже, вон, готова защищаться. Расслабься, девочка. Никто тебя не трогает. А вот ее недоеденный хот-дог забираю, целиком запихивая его в рот и без предупреждения перепрыгивая через ограждение на зашуршавшую гальку.

— В прямом, — жестом подзываю ее к себе, сдавая задним ходом к берегу.

На меня смотрят как на идиота. Демонстративно проходят еще метров пять вперед и преспокойненько спускаются по лестнице. Ну да, согласен — это для меня высота незначительна, а для нее идеальная возможность свернуть себе шею.

Впрочем, неважно, окольными путями или напрямик — важно, что она идет следом. Да, с подозрением, даже, наверное, с опаской, но идет. Потому что ей любопытно. Однако в какой-то момент все же озадаченно замирает.

Когда я начинаю раздеваться.

— И что ты делаешь? — подозрительно интересуется, когда моя толстовка улетает на гальку.

— А на что похоже? Собираюсь освежиться. Какой смысл любоваться морем, если не можешь в нем поплавать, верно? — насмешливо откликаюсь, скидывая следом кроссовки и стягивая носки. — Ты со мной?

— Здесь вроде купаться нельзя.

— Правда? Не вижу запрещающих знаков. А ты? — Небрежно скомканные джинсы бросаются сверху на остальные шмотки. Остаюсь в одних боксерах, вопросительно разводя руками. — Ну так что, малая? Присоединишься? Или леди слишком скромна для таких авантюр?

— Пытаешься взять меня на слабо, серьезно? Нам что, по пять лет?

— Пытаюсь тебя раззадорить, — захожу по щиколотку в накатившую волну, лизнувшую пятки. У-у, бодрит. — Прохладная, но терпимо. — Играем в кто кого переглядит, но это не варик. Чижова тоже знает правила. — Что же получается: меня не боишься, а воды боишься? Или плавать не умеешь? Я подстрахую.

Потому что, как обнаружилось, в школьный бассейн она не ходит.

— Нет нужды. Я прекрасно плаваю.

— Так давай это проверим. — Ей хочется. Вижу, что хочется, вот только исконно женская вредность зудит у уха, не желая поддаваться на провокацию. — Могу отвернуться, пока раздеваешься. Если тебя это смущает.

Не смущает. Или же старательно пытается это скрыть, потому что, продолжая смотреть мне в глаза, Алиса опускает рюкзачок на землю и неторопливо стягивает с себя легкую ветровку. А следом и короткую маечку, оголяясь до лифчика.

Ого. Вот это, признаться, уже заводит. Я-то был уверен, что она очканет и до стриптиза не дойдет, но так даже лучше. Недавняя мотивационная агитация «любоваться на то, что хочется» только что заиграла новыми красками. Тут ведь в самом деле есть на что посмотреть.

Кеды и черные брюки падают рядом с моими вещами, и, осторожно ступая, раздетая до белья Алиса заходит следом за мной в море. Да, фигурка у нее что надо. А натуральная двоечка в кружевах и вовсе выше всяких похвал.

Медленно отходим от берега, погружаясь по пояс в воду. Я пячусь, прощупывая неровное дно первым, Чижова доверительно следует за мной.

Не скажу, что люблю моржевать, однако особого холода пока не чувствую. Адреналин, закипающий в крови, греет лучше кипятильника. Такая прогулка под луной однозначно мне нравится. Нисколько не жалею, что ради нее удержался от соблазна начистить рыльник Маркову.

Проблема лишь в том, что теперь меня накрывает совсем другой соблазн. Конкретно так накрывает…

* * *

Стоим, тупим. Покачиваемся на волнах. Ниже пояса ласкает водичка, выше пояса — ночной и уже не летний, но еще не осенний ветер.

Р-романтика.

Хотелось бы сказать, что это такая прелюдия, да куда там. Так что я, пользуясь ночным полумраком, всего лишь безнаказанно палю ее сиськи, пока Алиса отгоняет от себя водоросли.

— И что дальше? — интересуется у меня так буднично, что даже обидно. А где стеснение, неловкость? — Устроим соревнование? Кто первый доплывет до того отростка?

Отросток — это в смысле искусственная песочная насыпь метрах в двухстах от нас.

— Да не. Зачем? Вроде ж неплохо тусим, зачем портить момент?

— Какой момент? Таращиться на мою грудь?

Это так заметно? Упс.

— Не таращусь, а оцениваю, — поправляю, невольно задумываясь над тем, что мы бы сработались.

Интересно, она еще девственница? Не, это непринципиально, просто любопытно. Девчонка-то не из робких, а такие обычно обет целомудрия не дают и вполне готовы на эксперименты.

— И каков вердикт?

— Без лифчика было бы еще лучше. Вопрос с подвохом можно? У тебя когда-нибудь был секс в море?

— А тебя когда-нибудь топили в море? — строго щурится.

— Нет. Не доводилось.

— Ну, значит, попробуешь новые впечатления, — без предупреждения окатывают меня брызгами. В долгу не остаюсь, отчего завязывается игривая водная потасовка.

С последующим громким плюхом и парным нырянием. Чижова в азарте теряет равновесие, и, пока ловлю ее, поскальзываюсь на иле сам.

Итог — вода во всех дырках. Зато согреваемся на раз-два. Правда, едва оказываемся на воздухе, мокрую спину и башку обдает отрезвляющим покалыванием.

Урегулировали, блин, температуру. Теперь на суше холоднее, чем в воде. Хоть вовсе не вылазь.

— Ау. — Стирая с лица капли, Алиска хватается за веко.

— Соль попала?

— Линзу сбила.

Она ходит в линзах?

— Стой, — перехватываю ее запястья. — Не три. Хуже будет.

— Чешется же. В угол куда-то влезла.

— Попробуй проморгаться, — запрокидываю ей голову, всматриваясь в нереально синие глаза. Эффект линз? — Не, не получается? Давай языком попробую поправить.

— Ты придурок?

— Нет. Но язык распустить не прочь. В любое место на твой выбор. Он прокачанный, тебе понравится.

— Слишком самоуверенное заявление.

— Подкрепленное статистикой опрошенной фокус-группы.

— Ты хоть рот чистишь в промежутке? Чтоб инфекцию не подхватить.

— Не, ну ты не гони. Не настолько эта сеть обширна. И вообще, ты не за мой рот беспокойся, а за глаз свой. Повязка тебе не пойдет.

— Сможешь вытащить?

Ох уж эти пошлые мысли. Им даже перепады температуры не мешают.

— Уточни на всякий случай. А то могу подумать не о том.

— Линзу. Вытащи, пожалуйста.

Блин. Всего-то.

— Не вертись, — придвигаюсь вплотную, пытаясь хоть что-то разглядеть. — Фонарика с собой, случайно, нет? — Мои сардельки тоже, конечно, в соли, но кое-как подцепляю кончиками пальцев прозрачную пленку. — Какая гадость, — скатывая упругий шарик, усмехаюсь самодовольно. — Вторую снимаем?

— Чтобы я в мышь слепую превратилась?

— Настолько все хреново?

— Нет, но, если отойдешь шагов на пять, станешь смазанным, — подтирая скупую слезу, недовольно ерзает на месте. Из-за моего близкого присутствия, да? — Так ты отойдешь?

— Зачем?

— Потому что в меня твой пойманный в трусы карась утыкается.

Ахах. Аж на ржач выносит.

— Карась. Однако. Так мой член еще не называли.

— Мне глубоко безразлично, как его называют. Просто держи его при себе.

— Каким образом? Ты вроде большая девочка, должна знать, что это не контролируется. Лучше гордись собой.

— С чего вдруг?

— Эрекция в подобных условиях — задачка для самых упертых. — Убираю мокрые волосы, налипшие на ее покрытое мурашками плечо. Опять же: реакция на ветер или на меня? — Замерзла?

— Замерзла.

Брешет. Просто хочет дистанцию обратно выставить, а то нервничать уже начинает.

— Тогда пошли на берег.

Идет. Летит, я бы сказал. Немного неуклюже выползает на колючую гальку и торопливо нацепляет одежду прямо поверх белья. Отчего, разумеется, маечка моментально становится мокрой.

Черт, да она издевается!

Не, оденусь-ка и я от греха подальше. А то мало ли.

— Опа. — Из вытряхнутой толстовки выпадает что-то мелкое. На поверку оказывающееся жвачкой Love is. Нежданчик. — Будешь? — протягиваю находку Чижовой.

— Какая милота. И часто у тебя такое в закромах откапывается?

— Да не. Это, наверное, подкинула сегодня одна малявка.

Мия постоянно что-то подбрасывает. То чупа-чупсы, то заколки с бантиками, то конфеты шоколадные. Иногда без обертки. Сунешься в карман, а потом вся рука как в говне.

Но это мило. Она же из лучших побуждений угощает. А теперь и я угощаю. Только жвачку не принимает.

Да и пожалуйста, сам съем.

— «Любовь — это… следы от ее губной помады». Иронично, не находишь? — хмыкаю, протягивая Алиске вкладыш. — Как думаешь, это работает по принципу печенек с предсказаниями?

— Я откуда знаю? Спроси у той, что тебя снабжает этими предсказаниями.

Фу. Что за скабрезные намеки? Мие восемь, и она моя типа сестра. Двоюродная…

Стоп. Чижова-то об этом не знает. Видимо, решила, что презентик от девочек постарше.

Заканчиваем одеваться и выходим обратно на тропинку. На этот раз босиком. В таком виде и доходим до одной из многочисленных помпезных гостиниц, у декоративных ворот которых, завешанных цветущим вьюном, Алиса в какой-то момент тормозит.

Озадаченно озираюсь. Жилым районом что-то не пахнет. Херится, чтоб точного адреса не узнал?

Хотя…

Миха же говорил, что ее батя — владелец сети отелей. И сама Чижова совсем недавно упомянула, что они продали квартиру, вложив бабки в бизнес. А раз хаты нет, а бизнес есть…

— Ты прям тут живешь? — киваю в сторону комплекса, на что получаю кивок. Хрена себе. — Круто. Дай угадаю, на чай не позовешь?

— Увы. У меня по планам прокапывание опухшего глаза и поиск запасных линз, которых, скорее всего, нет. Так что извини, не до чаепития.

Жаль. А то домой тащиться неохота. Но окуляры ее действительно покраснели. Будто ревела.

Прикол. Девица уходит от меня зареванная — это что-то новое.

— Тогда передавай привет собакену.

— Обязательно.

— Целоваться на прощание будем? — У-у, вот это взгляд, словно сверлами хотят выковырять душу. Ладно, я его и ждал. Специально на него провоцировал. — Ну тогда покеда. — Разворачиваюсь и отчаливаю, запоздало понимая, что карман ничего не оттопыривает.

Блин, телефон, кажись, на берегу оставил. А там в чехле и карточки, и наличка. Надеюсь, никто еще не свистнул. Много ли таких же долбоящеров еще отыщется, решивших перед сном жопу себе поморозить?

* * *

Телефон находится, как и место для ночлежки. На диване у старого товарища. Тупая кочующая жизнь бездомного.

Пора, наверное, уже на съем перебираться или хотя бы комнатушку в общаге заиметь, но каждый раз оттягиваю с этим делом. Чтобы оплачивать жилье, нужны бабки, вот только прибыль с боев нестабильна: то густо, то пусто. Про подработку вовсе молчу, она копеечная.

Опять же, занятия отнимают полдня, потом еще несколько часов с Мией сижу — кто и куда возьмет меня на такой ненормированный график? Вот когда аттестат получу, тогда можно и на полный день к тому же Нориному мужу в автомастерскую устроиться, а не как сейчас. На пару-тройку часов раз в несколько дней побыть посыльным.

Так что кантуюсь пока где придется. В основном у Янки, но на эти выхи она свалила куда-то в деревню к бабке, обломав меня по всем фронтам. А теперь еще и характерная блондиночка завела, а после слилась.

И что прикажете? В гордом одиночестве передергивать? Мне ж ее мокрая маечка теперь снится. В смысле натурально. Приснилась на кой-то хрен.

Бр-р…

Все воскресенье зависаю у Никитоса, лишь к вечеру объявляясь дома. Дебильная форма и сумка с учебниками там, а так бы не пошел.

У предков запои затяжные, с редкими просветами. К тому же они дома безвылазно сидят. Живут на батину пенсию по инвалидности. На нее же и бухают, игнорируя счета за коммуналку.

К нам тут недавно судебные приставы наведывались, такую циферку с задолженностью показали, что челюсть отвисла. Чую, скоро все дружно останемся без крыши над головой. Тогда точно в будку к гастерам пойду проситься.

Понедельник — день тяжелый и всякое такое, но уж лучше тащиться в элитный гадюшник, чем торчать в провонявшей спиртом и блевотиной халупе. И пользы больше. Наверное.

Да, здешняя образовательная система типа нацелена на перспективу, однако все больше для тех, у кого есть финансовая подушка. Мне же максимум светит бюджетка в местном ПТУ.

Или армейка, если вдруг провалюсь на вступлении. Что в целом тоже неплохо. Там и койку предоставят, и трехразовое питание. Отличный вариант, я считаю.

Главный коридор. До начала занятий еще минут пятнадцать. Не успеваю прийти, а уже попадаю в гущу событий. Недалеко от гардеробной назревает очередная стычка, грушей для битья которой становится, вот же неожиданность, знакомый местный тюфячок.

Эх, Миша, Миша, Мишутка. Когда ж ты подтвердишь свою половую принадлежность, прописанную в паспорте?

Скотиной буду, но не жалко его. И не надо заливать про неравные силы, комплекцию и слабую физподготовку. Подготовку можно подкачать, тогда и комплекция станет не обузой, а дополнительным преимуществом.

А вот если ты качаешь исключительно пальцы и исключительно на компьютерной клаве, не желая что-либо менять, стой и терпи, че могу еще сказать.

Короче, снова собираюсь пройти мимо, забив болт на чужие проблемы, вот только невольно торможу, краем уха улавливая знакомый звонкий голосок.

Сдаю назад, выныривая из-за угла, и замечаю знакомые светлые волосы, убранные в высокий хвост.

— Да что за детский сад? Самойлов, тебе самоутверждаться больше негде? Запишись в спортивную секцию и выплескивай там свою дурь. Вас это всех касается. Только и можете бесцельно расходовать кислород, доставая других.

Во дает! Одна девчонка, а сразу на пятерых наступает нахохлившимся воробушком. Пихает их в грудь, отталкивая от стоящего столбом Михи.

Мужик, ничего не скажешь!

— Отвали. Ты чего влезла? Тоже хочешь отхватить?

Так, угрозы в ход пошли. И как теперь мимо пройти?

— Просто орем или крайнего ищем? — лениво подгребаю к ним, потирая чешущийся нос. Как я и думал, знакомые все лица. — Я тоже хочу отхватить, можно? Или у вас только на девчонок бычить смелости хватает?

Моментом гасятся. Не линяют, потому что свидетелей хватает и потом не оберешься насмешек, но прыти убавляют.

— Ну а чего она лезет?

— И то верно. А ну брысь, мамзель. Не отсвечивай, — оттягиваю Алису за блузку, убирая за спину. — Теперь лезу я. Как поступим? — Как, как. За штанишки держаться будем, чтоб в них не наложить ненароком. — Никак? Я так и думал.

— Тебя вообще никто не трогал, чего вмешиваешься? — огрызается, как там его? Самойлов. Значит, будем знать — в столовке я тогда приложил Самойлова. Приятно познакомиться.

— Да скучно просто. Охота кому-нибудь черепушку проломить, а желающих не находится. Может, вы согласитесь? Первому добровольцу скидка: пощажу зубы. Стоматология нынче дорогое удовольствие.

— Больной. Иди лечись.

— Зачем? Если я вас со справкой отмудохаю, думаете, будет менее болезненно?

— Да пошел ты! — шикают, крутя пальцем у виска, и с гордо вскинутой головой тактично отступают. Такой вот синоним к «позорному бегству».

Ну-ну.

— Ну че, сыкунишка? Очко жим-жим? — удрученно оборачиваюсь к своему несостоявшемуся гиду, саркастично кивая на Чижову. — Не стыдно прятаться за женской юбкой?

— Ой, ну ты только не начинай, — отпихивает та меня с раздражением, поднимая с пола тетрадь, на которую я случайно наступил.

— Так я и не начинаю. Я заканчиваю. Причем не первый раз, если помнишь.

— Закончил? — Вручает тетрадь Михе и поправляет сползшую с себя лямку рюкзака. — Молодец. Иди куда шел.

— Это такое спасибо? — Сдувая со лба выпавшие из высокого хвоста пряди, в меня вперивается долгим, испытывающим взглядом… хех, из-под стеклышков очков. Прямоугольных, в черной оправе. Обновочка. — Запасных линз не нашлось, судя по всему?

— Не нашлось. Жду, когда приедут.

— Подожди подольше, тебе идет. Ты похожа на секси-училку. А я как раз домашку не сделал, накажешь меня?

Я не знаю почему, но меня дико забавляет, когда она сердится и надувает губы. Не удерживаюсь и со звуком сдувающегося шарика «пф-ф» тыкаю пальцем в одну из щек.

— Ты нормальный, нет? — Скептически вздергивает бровь и, закатив глазки, уходит.

— Да вот уже подозреваю, что не особо, — усмехаюсь, оборачиваясь к Михе, чтобы тот тоже посмеялся, но быстро редактирую фейс. Забылся, с кем нахожусь. — Слушай, дружище. Мне вот интересно: тебя башкой в унитаз макали когда-нибудь?

— Нет, — оскорбленно бурчит тот.

— Очень странно. У тебя пропорции прям идеальные для толчка. Войдет как по маслу. Если и дальше будешь тряпкой.

— Мое оружие — мозги, а не кулаки. Ничего. Мы еще посмотрим, кто чего добьется в жизни и где будут… эти.

— Боюсь, эти будут жить припеваючи. А вот тебя, если жопу свою не стиснешь покрепче, так и продолжат иметь все, кому не лень. По инерции. — Сочувствующе похлопываю его по плечу, задумчиво смотря туда, где уже и след простыл темпераментной Саламандры.

Саламандра.

Почему Саламандра? Кто такой догадливый? Я так и не удосужился спросить об этом у Алисы. Надо исправить. Прямо сейчас.

Собственно, иду. Правда, по пути заскакиваю в кафетерий. Еще официально не открытого, а потому пустого.

— Доброе утро, — клюю в висок ковыряющуюся возле холодильника Нору, взглядом рыская по полкам под стойкой. Где они были? А, вот. — Я возьму? — не дождавшись согласия, умыкаю с паллета два «Киндера».

Обычные детские «Киндеры». Тетка их каждый день таскает на халяву дочери. Да и другие вкусняшки, где внешний брак обнаружился: упаковка нарушена или помято. Один фиг, пойдут на списание, потому что контингент тут зажравшийся. Носом крутит по малейшей хрени.

— Вить, ты кушать хочешь? Давай блинчиков положу?

— Некогда, — бросаю ей напоследок и ухожу к кабинету английского.

Чижова уже на месте. И рюкзачок на соседнем стуле тоже. Скидываю его на пол, падая на освободившееся место, и молча кладу перед ней сладости.

Девчонки же вроде любят шоколад, да?

— Что это?

А может, и нет.

— Не видно?

— Видно.

— И?

— Что — и? Сорокин, как это понимать?

А хрен его знает. Импровизирую.

— По-моему, очевидно: яйца подкатываю. Шоколадные. Хотя тебе и своих хватает.

— Зачем?

Зачем что? Зачем подкатываю?

— Сама догадаешься? — Какая непонятливая. Еще и вскипать начинает. Вот-вот из носика пар пойдет. — Короче: на свидание, говорю, пойдешь со мной?