Пробуждающий

Катя Моссин (2024)

Сегодня йога стала глобальным явлением, но несмотря на это встреча с реализованным йогином по-прежнему редкая удача. Всемирно известный бестселлер Парамахансы Йогананды «Автобиография йога» познакомил миллионы людей с трансформирующей силой Крия йоги, но история Крии на этом не заканчивается. Новая увлекательная авторизованная биография пятого Гуру Крия йоги Шайлендры Шармы «Пробуждающий» знакомит читателя с необыкновенным жизненным путем современного йога, продолжающего в XXI веке древнюю традицию Махаватара Бабаджи и Лахири Махасая. Книга освещает тайны Творения, Времени, Пустоты и Алхимии йоги языком, доступным для непосвященных читателей. По контрасту с часто встречающимися в духовной литературе идеализированными представлениями о йоге это повествование раскрывает истинную суть самадхи и путь к бессмертию. Знакомя читателя с вневременной мудростью современного йогина, «Пробуждающий» вдохновляет, бросая вызов повседневному восприятию реальности.

Начало

* * *

«Не читайте историю, не читайте ничего, кроме биографий. Потому что в них — жизнь без теории»

Бенджамин Дизраэли Контарини Флеминг (1832)

Бенарес. Учитель

Знакомый учитель истории из его колледжа написал кузену, пандиту по имени Радхе Махарадж, жившему в Бенаресе. В письме профессор просил пандита подыскать для его бывшего студента комнату и сопроводить по нужному адресу через запутанный лабиринт улиц вечного города. Тот же профессор одолжил денег на билет, и 30 сентября 1982 года он прибыл в Бенарес. То был день рождения Лахири Махасая, и он посчитал это благоприятным знаком. В полдень он прибыл в дом Радхе Махараджа, где был тепло встречен и накормлен. Затем пандит повел его к месту назначения. В объятия судьбы.

Старый слуга провел их на верхнюю веранду дома, располагавшегося рядом с Чусатти Гхат^[79]. По пути в Бенарес он представлял себе, что в доме Гуру династии Лахири его встретят строгие свами. Вместо этого он увидел с десяток обычных пенсионеров, никого моложе семидесяти лет среди собравшихся не было. Один из присутствующих читал главу из Бхагавад Гиты вслух, остальные внимательно слушали. Смущенный собственной молодостью, он чувствовал себя не в своей тарелке. Собравшиеся вопросительно поглядывали на него, и ситуация становилась неловкой: он никогда не видел Гуру и различить его среди остальных пожилых людей было невозможно. Кому он должен поклониться?

Поколебавшись, он поклонился священной книге в соответствии с индуистской традицией и тихо сел в углу. Вошедшая пожилая женщина поклонилась одному из присутствующих — и будущий учитель был опознан! Он встал и простерся ниц перед неприметным пожилым джентльменом. Радхе Махарадж попытался представить их обоих, но ему жестом показали подождать, и вскоре тот тихо выскользнул с террасы. Он попытался обратиться к Гуру сам, но тоже был остановлен: «Поговорим после того, как закончится чтение…».

Томительное ожидание казалось бесконечным, напряжение нарастало: получит ли он посвящение, или ему откажут? В ответном письме Гуру было сказано только: «Приезжай, и я решу». Это ничего не гарантировало.

Минут через сорок чтение закончилось, присутствующие приняли прасад и один за другим разошлись. Учитель был готов с ним говорить, но беседу прервало появление какого-то человека. Позже он узнал, что это высокопоставленный чиновник, уже просивший посвящения и получивший отказ. Несмотря на это, незнакомец решил попытаться снова. Повысив голос, Сатьячаран Лахири велел незваному гостю убираться. Сердце сжалось: сейчас Гуру прогонит и его! Однако опасения были напрасны. Выяснив, наконец, кем был молодой посетитель, Гуру сказал: «Значит, ты тот самый Шайлендра из Гвалиора? Что ж, я ждал тебя. Приходи завтра в семь утра, захвати блокнот и ручку. И купи цветочных гирлянд в качестве подношения Шиве, Бабаджи и Лахири Махасая».

Он вышел с колотящимся сердцем и не помнил, как нашел дорогу к Пандей дхарамшале, где Радхе Махарадж снял для него комнату стоимостью полторы рупии за ночь. Однако деньги оказались потрачены впустую — от волнения он не смог заснуть.

Посвящение

Ранним утром он совершил омовение в Ганге. Солнце едва начинало раскрашивать горизонт, нежно освещая реку и гхаты, звуки утренних колоколов храмов разбудили застенчивый хор невидимых птиц. Река, поначалу серая и темная, стала темно-бордовой, а затем постепенно приобрела цвет сияющего серебра. Люди вокруг совершали омовения и негромко, нараспев, пели мантры и возводили руки к солнцу, приветствуя его. Великая река забирала все подношения: гирлянды цветов, фрукты, топленое масло и рис, и плывущие по ней масляные лампы, свет которых медленно таял, становясь почти незаметным в лучах восходящего солнца.

Река медитативно поглощала полусгоревшие трупы, людские грехи и молитвы всех сердец, на всех языках. Какие бы слова он ни произнес про себя, их подхватывали и уносили медленные воды. Пора было идти к Гуру.

В этом городе ничто не давалось легко и просто. Заветное желание, которое привело его сюда, вот-вот должно было исполниться, и все же он не до конца был уверен, что оно осуществится. Даст ли Учитель ему посвящение? Однако начинающийся день придавал уверенности в неизбежности нового начала. Гигантское вечное существо, Бенарес дышал грудью гхатов Дашашвамедха. Асси Гхат был его головой, знаменитый гхат Маникарника, пуповиной из дыма погребальных костров, связывавшей физический мир с астралом.

Мириады душ были заключены в теле Каши^[80], узкие улицы были кровеносными сосудами вечного города. Он шагал по одной из улочек в сопровождении внезапного конвоя огромных черных лоснящихся буйволов, мимо жаровен с арахисом и лавок с разноцветными тканями, впитывая звуки колокольчиков пуджи в домах. И под гул пробуждающегося Бенареса в нем воцарялась внутренняя тишина. В какое-то мгновение ему показалось, что его сердцебиение повторяет неслышный, но осязаемый ритм сердца города.

Придя на час раньше, он ожидал во дворе. Учитель спустился вниз в семь часов, и велел ему снять курту и сесть на пол. Повернувшись спиной к учителю и выжидательно глядя на стену, он удивился внезапным ощущениям в позвоночнике, вызванных прикосновениями пальцев Гуру. Энергетические узлы, будущие чакры, были активированы, и начиная с этого дня он должен был концентрироваться в этих точках во время практики.

Сатьячаран Лахири спросил, почему он не носит священного шнура браминов, джанеу. Его полагается надевать после специального ритуала, и оба его брата прошли этот обряд перед женитьбой. Он был самым младшим, холостяком, и не думал, что это играло сколько-нибудь значимую роль для йогического посвящения…

Встревоженный, он сочинил историю, что оставил джанеу в номере отеля, на что Гуру усмехнулся: «Почему бы тебе просто не сказать правду: ты же не проходил этот ритуал, верно?», и он признался.

Учитель рассмеялся, а затем начал объяснять первый уровень практики. Слушая инструкции, он осознал, что уже знает эти техники. Практика казалась знакомой, точно так же, как когда-то имена и лица на фотографиях из «Автобиографии йога». Несколько раз он даже мог точно сказать, какая крия последует за предыдущей. Заметив это, Гуру спросил, практиковал ли он раньше. Он был уверен, что нет, по крайней мере, не в этой жизни.

Годы занятий плаванием сослужили хорошую службу. Выполняя задержку дыхания, он смог удерживать ее дольше, чем на 200 счетов, чем порадовал Учителя. Но Кхечари мудра показалась слишком сложной, и он засомневался, что сможет ее освоить.

Тогда он еще не представлял длину лежащего перед ним пути, однако непоколебимая уверенность в том, что йога станет его жизнью, перекрывала остальные эмоции. Утро 1 октября 1982 года стало началом невероятной трансформации.

Гуру пригласил его переночевать у него в доме; это было волнующе, и он ожидал дальнейшего развития событий. Но на следующий день Учитель сказал: «Теперь можешь возвращаться в Гвалиор. Приезжай, когда сделаешь Кхечари мудру, и я обучу тебя следующему уровню практики. Трудись усердно: я уже стар, и неизвестно, сколько еще пробуду в этом теле. Поэтому не теряй времени».

Садясь в поезд, он почувствовал прилив уверенности. Наконец-то было понятно, что делать! До этой поездки ничто не могло внести ясность в его поиски; он чувствовал лишь пустоту и онемение от философских разглагольствований, призывов сосредоточить внимание на божественном и ждать откровений. Никто из встреченных прежде людей не предпринимал видимых усилий для достижения высшей цели йоги, самадхи. Будто стараться совсем не нужно, и духовные тайны должны разгадать себя сами. Путь наманикюренной и благопристойной версии просветления был удобен во всех отношениях, но это был не его путь.

Интуитивно он знал: добыча драгоценной руды этой йоги будет так же трудна, как добыча золота.

Война и Мир

Покидая Бенарес, он понятия не имел, что его ждет. Мысли были всецело сосредоточены на сложных техниках практики, и он намеревался двигаться вперед. Никакой необходимости сообщать домашним о посвящении в йогу не было: хотя отец и симпатизировал его йогическим изысканиям, остальные не имели представления о садхане. Кроме того, семья переживала не лучшие времена. Через месяц, к ноябрю 1982 года, пришлось продать дом. Брат Гьянендра устроился управляющим на огромную ферму, что было очень своевременно — им надо было переезжать, брату полагалось жилье.

Компания Gwalior Dairy Ltd. арендовала ферму более чем в тысячу акров. Судебный процесс между штатом Мадхья-Прадеш и попечительским советом, управляющим фермой, шел полным ходом, и на время тяжбы суд назначил временного управляющего фермой, которому полагалось проживать там же. Огромный склад был отремонтирован и превращен в жилое помещение с девятью комнатами и холлом. У всех членов семьи появилось личное пространство: и у родителей, и у Гьянендры с женой Малой и сыном Авинишем, и у него самого. Две другие сестры были замужем и жили отдельно, а младшая сестра Пратибха умерла от гепатита в 1968 году. Старший брат был теперь единственным кормильцем, и ему нужно было помогать. Они прожили на ферме всего год, но что это оказался за год!

Потенциально ферма могла приносить миллионы, и пока шел судебный процесс, местные бандиты и рейдеры жаждали урвать кусок. Огромный урожай стоил несколько миллионов рупий, однако прибыль исчезала вместе с большой долей урожая. Когда новое руководство попыталось навести порядок, война с кланами рейдеров стала неизбежной. Проблемы начались немедленно.

Уже на следующий день после переезда они оказались втянуты в разборки с одним из местных мафиози, у которого была дурная репутация и большая банда, вымогавшая деньги «за крышу». Все местные фермеры им платили. Они с Гьянендрой были физически сильны, но главное, уверены в своих правах. Не было и речи, чтобы платить бандитам или отступить и уехать. Благополучие и безопасность семьи теперь зависели от этой работы, и они держались хладнокровно и непреклонно. Рэкетир ушел. Он приходил один, просто «познакомиться», однако местные посоветовали новому руководству не сопротивляться, так как главарь — безжалостный убийца.

Всего через час после этого неприятного визита явились представители другой шайки: «Друзья, мы обеспечим вас оружием. Дайте отпор этому ублюдку! Мы поддержим вас!». Ничего не оставалось, кроме как принять оружие от «оппозиции»; в числе прочего, в набор привезенной амуниции входили ручные гранаты. Затем разверзся настоящий ад.

Изначальные стычки «один на один» быстро переросли в полномасштабную партизанскую войну: вооруженные до зубов бандиты совершали набеги на ферму, всегда в разных местах, забирая урожай и запугивая рабочих. На ферме трудилось около сотни сельских жителей, неспособных противостоять гангстерам. Гьянендра, он сам и несколько неохотно выполнявших обязанности сторожей должны были противостоять захватчикам, охраняя территорию и урожай. Благодаря ручным гранатам и двустволкам они кое-как держались. Полицейские, обязанные поддерживать законно назначенного управляющего, взяли в привычку появляться лишь после окончания перестрелок. Вообще, полиция работала своеобразно: арестовывала группы подозреваемых и тут же выпускала под залог. Многое в сельских провинциях осталось неизменным со времен Махабхараты, и до реформ было далеко.

Драма Дикого Запада продолжалась, набеги следовали один за другим. Иногда в них участвовали вооруженные банды в 30–40 человек, ожесточенные перестрелки могли продолжаться до утра. Каким-то чудом кровопролития удавалось избегать, потери были незначительными, и люди оставались невредимыми. Зачастую он недоумевал, как можно выходить из таких столкновений без единой царапины… И был благодарен Бабаджи — похоже, Аватар^[81] действительно присматривал за ним.

Ежедневное ожидание вооруженных конфликтов вызывало стресс и напряжение. Все они, и руководители, и рабочие постоянно находились в режиме повышенной готовности, и это изматывало. Немногие могут приспособиться к постоянной угрозе, но другого выхода попросту не было. Эти довольно тяжелые обстоятельства открывали новые, неведомые прежде грани собственного характера: страх, гнев, чувство правоты и справедливости.

Много лет спустя, изучив его натальную карту, один астролог прокомментировал тот период жизни: этот транзит Сатурна был ознаменован опасностями, смятением и физической угрозой для жизни. Махадаша Солнца вызывала волны насилия, указывая на противостояния, запугивание и незаконные действия, включая засады и убийства. Что ж, прочтение было верным, все это было частью тогдашней повседневности.

Осада фермы продолжалась более двенадцати месяцев. Тем не менее, посреди этого бедлама практика шла преотлично. Невзирая на ежедневные столкновения, он практиковал каждую ночь, и граница между реальностями была тонкой, но отчетливой.

Практика сметала дневное конфетти мыслей и впечатлений, он вступал в бескрайнюю тьму, и дыхание становилось прожектором маяка, подающего сигнал Духу.

Тайная Мудра, Вечный Дух и Кшетра

В январе, после перебранок с работниками и очередного дня разборок с непрошенными гостями, он готовился к ночной практике. Случайно коснувшись запястья, он обнаружил отсутствие пульса, и молчание вен повергло его в шок. Он проверил шейную артерию. Никакого движения кровотока под теплой кожей не было. Пощупав артерию снова, он ощутил медленную нерешительную пульсацию. Время от времени странное явление повторялось, пульс попросту пропадал, и не было иного выхода, кроме как научиться управлять этим. Это привело к постепенному контролю над кровеносными сосудами и скоростью сердцебиения. Испытывая то, о чем говорилось в йогических текстах, он понятия не имел, что именно запускало эти процессы. Возможно, так подействовала практика Швасахита пранаямы^[82], выполняемая на начальном уровне. Если так, то это было невероятно: с момента инициации прошло всего три месяца.

Кхечари мудру, ключевое условие для следующего уровня практики, он освоил в марте. Поначалу озадаченный ее сложностью, он не позволял себе усомниться в собственных силах и продолжал попытки. Слишком долго он стремился к этой йоге, и теперь, получив все разъяснения, был так близок к освоению этой важной ступени практики! Отступление не обсуждалось, и другого пути, кроме как сделать Кхечари, не было. Эта мудра была критерием настоящей садханы, ключом от дверей, которые нужно было открыть, просто подогнав ключ к замку.

Все йогические тексты единодушно признавали уникальность Кхечари, любимая мудра Шивы была защитой, средством ясновидения и рецептом долголетия. Испивая амриту с помощью Кхечари, йогин мог освободиться от старения и смерти. Чтобы добыть драгоценный нектар, вымя мозга надо было «доить» языком. Для получения магического зелья нужно было стать магом, и преодоление сложности выполнения данной техники было вполне справедливым условием инициации в тайны, ждавшие впереди.

Днем они с Гьянендрой и небольшой группой охранников давали отпор злоумышленникам и решали многочисленные хозяйственные вопросы, а ночью, не обращая внимания на раздававшиеся время от времени выстрелы, он путешествовал в далекие вселенные, освещенные ярким светом Кутастхи, бессмертного духа, оживляющего тело. Впервые встреча со Светом, как он его назвал, произошла еще в 1979 году, после первого внетелесного опыта. Это было потрясающе, однако слов, способных описать этот опыт, тогда попросту не было. Во время второго визита в Бенарес он набрался смелости и детально описал увиденное Учителю. Тот впечатлился. «Кутастха — твоя Атма^[83], а то, что ты видел — проблеск Параматмы^[84], Великого Духа. Увидеть его — редчайшая удача. Обычно люди могут видеть только «стандартную» Кутастху: темный круг в ореоле яркого света. Ты увидел нечто особенное». Помолчав, Гуру повторил: «Встретить Параматму до получения практики — великое благословение. Тебе очень повезло…».

Необычная сфера, пронизанная золотыми разрядами электрических вспышек, появлялась на его «внутреннем экране» еще несколько раз. К тому времени он уже знал, что бархатисто-черный круг с глубоким темно-синим оттенком в центре и есть его дух, Атма, а золотое внешнее кольцо — Джива^[85]. Расшифровать, чем именно был этот Дух, он не пытался. Это могла быть его личная «самость», Дживатма^[86]. В индуизме двойственность воспринимается так глубоко, что принятие целостности гораздо естественнее попыток разобраться в каждом из ее компонентов. Все усилия в Крии направлялись на то, чтобы понять истинную природу «Я», то, что и Шивой, и Шакти, и мужчинами, и женщинами были одновременно все. Свет и тьма были близнецами, выдох не существовал без вдоха, и этот порядок вещей не менялся. На санскрите слово «Кутастха» означало «то, что остается неизменным».

Названия и термины были не так важны, как сам эффект. Он знал: внутри него жил вечный Дух. Оживляющий тело, Он не был частью его самого, им еще предстояло узнать друг друга. Иногда великолепие Кутастхи меняло оттенки под влиянием времени года, положения звезд или интенсивности повседневных событий. Какова бы ни была причина, светящаяся сфера Духа присутствовала на его внутреннем экране постоянно. Увеличиваясь, она притягивая его, и порой он проваливался в нее целиком. Бхагавад Гита была единственным надежным источником описания этого феномена, который он смог найти, хотя и там природа Кутастхи упоминалась довольно скупо.

Есть только два Пуруши ^[87] в этом мире: бренный и вечный.

Все создания бренны, и лишь Кутастха (освобожденным) вечен.

(Гита 15/16)

Речь шла о двух видах изначальной Энергии; одна была тленной, другая — бессмертной. Наблюдая, он понял, что Дух постигается только через садхану. Металлу можно придать форму на наковальне, но сама наковальня оставалась все той же. Йогическая практика — основа и наковальня магии; трансформация происходила благодаря противостоянию и выносливости. В какой-то момент стало понятно, что меняющиеся цвета Кутастхи были языком Духа, и чтобы научиться слагать слова и начать задавать вопросы, нужно было учить новый алфавит.

Дух был древней могущественной сущностью, инопланетянином. Было ощущение, что уровень садханы не имеет значения, так как Он мог вступить в контакт в любой момент, по желанию. Даже Кхечари мудра была не так важна, все зависело от готовности «носителя» открыться, так как сам Дух был всегда готов к общению. Дух просто выжидал, и зрелость практикующего имела решающее значение для начала диалога. Продолжение общения зависело только от Духа, и было невозможно предугадать, что именно заинтересует и развлечет Его. На оживление тела Духом влияла сложная комбинация кармических и планетарных факторов, и они никогда не были случайными. Дарящий жизнь, Он также забирал ее, когда подходило время для поиска нового воплощения, сбрасывая изношенное тело словно ветхую одежду.

Представляя бесконечный океан тел, которые сменило это Вечное Существо, он содрогался. О единстве Духа и тела бытовало множество теорий, но одно было очевидным: Дух находится в теле, пока Ему интересен обладатель тела. Когда Дух утомлялся и Ему становилось скучно, Он двигался дальше.

Дух мог передавать владельцу тела новые знания, даровать откровения, и чтобы попасть в эту «образовательную программу» нужно просто соответствовать определенным требованиям. Приходивший свидетельствовать и наслаждаться, Дух должен быть заинтересован в общении с «хозяином» тела, и именно Он «сдавал» тело в аренду «оператору».

Разумнее было ждать, пока Тот сделает «первый шаг» и, наблюдая Кутастху, он старался оставаться бесстрастным и отстраненным. Однажды Гуру упомянул, что появление Кутастхи во время Йони мудры^[88] — верный признак краткого пробуждения Кундалини^[89]. Это захватывающее утверждение нуждалось в эмпирическом подтверждении.

Постоянные стычки и бесконечные управленческие и бытовые проблемы отвлекали и беспокоили, но внутренняя жизнь была полна удивительных открытий. Осознание прогресса в практике способствовало возрастанию уверенности в собственных силах. Внешние раздражители вызывались людьми, чье воображение никогда не выходило за грани примитивных желаний, будь то обладание землей, властью, женщинами или деньгами. Их действия — результат первобытных инстинктов выживания, и поняв это, он не принимал происходящее слишком близко к сердцу.

И его окружение, и сложившаяся ситуация были временны, а цель и намерения — неизменны. Он должен был вспахивать тело плугом дыхания, чтобы ни случилось за день. Кшетра, поле ума и тела, требовало постоянной обработки, и он был полон решимости собрать урожай. Порой это поле напоминало поле битвы, в начале практики тело оказывалось вялым и невосприимчивым, так как ум упрямо продолжал пережевывать впечатления дня. Сменить фокус внимания было сложно, но зов дыхания делал свое дело, и через некоторое время входящие потоки пранической энергии начинали алхимическое преобразование, открывая сокровищницу сердца.

Грани образования

За время напряженных разборок на ферме у него появилась возможность получше рассмотреть некоторых отъявленных преступников, которые приняли их сторону оттого, что другая банда пыталась одолеть новое руководство. Бандиты оказались занятными представителями человеческой породы, и общение с ними было познавательным. Они отнюдь не были интеллектуалами, но мотивы их поступков отличались одновременно простотой и изощренностью. После одного происшествия он понял: не всегда можно судить о людях по их поступкам, так как человеческой природе присуща гораздо большая двойственность, глубина и противоречивость. Иногда смесь божественного и демонического такая густая и комковатая, что непонятно, что же в итоге будет выпечено из этого теста.

Один грабитель (это было его постоянной профессией) обычно ударял жертву ножом в бедро, чтобы обездвижить, но не убить, а затем забирал все пожитки пострадавшего. Ножевое ранение в бедро было своего рода визитной карточкой, «торговой маркой», а сами ограбления носили случайный характер, в них не было ничего личного. Грабитель был пьяницей и довольно жизнерадостным типом, без малейших признаков скрытой злобы. Он был «союзником» их команды, и они ничего не могли поделать с его антиобщественным поведением. В тот день он снова ограбил кого-то, забрав у жертвы кругленькую сумму в триста рупий. В этот же день мать одного из работников фермы тяжело заболела и слегла с высокой температурой; сын ее отсутствовал, и старухе с каждым часом становилось все хуже. Зайдя к ней, грабитель отдал весь «дневной заработок» на оплату госпиталя и лекарств. Да-да, преступник отдал деньги другому человеку из милосердия… И кем его считать теперь?

Два или три дня спустя, когда грабитель был более-менее трезв, он спросил: «Зачем ты это сделал?». Тот пожал плечами: «Грабеж — это просто работа, то, что я делаю, чтобы прокормиться. Старуха нуждалась в неотложной помощи, а у меня была возможность помочь». Этот незначительный инцидент открыл ему неразрешимую сложность человеческих намерений и нравственных критериев. Отдельные поступки и решения происходили по воле кармы, дхармы и по зову сердца. Последние и были настоящими катализаторами судьбы, но как это все работало? Причинение вреда одной рукой и оказание помощи другой, забрасывание в океан сансары сетей милосердия и жестокости, смешение черного и белого, пока эти цвета не становились приглушенными, неявными… Была ли во всем этом Божественная воля, или жизнь — смешанный поток всех трех Гун, свойство самой природы? Тамас, Раджас и Саттва, инертность и тьма, активный поиск и жажда действия, блаженство и отвращение — все они смешаны и в мире, и в сосуде отдельно взятой человеческой личности. Игра жизни заключалась в неравномерном распределении благ, поощрений и оплеух, улыбок и печалей — и все это гнездилось в человеческом сердце, побуждая действовать в соответствии с личностными качества.

Любые выводы по «делу разбойника» были бы ошибочными, однако он усвоил урок, признав ненужность навешивания на людей отличительных ярлыков и невозможности четкой категоризации их действий. Чаще всего слова людей расходились с делами, маскируя истинные мотивы.

Что до преступников и их кодекса поведения, их побуждения были прозрачны и незамысловаты, но во многом показательны. Бандиты не казались ему свирепыми и опасными, они были такими же людьми, подверженными как страхам и комплексам, так и отдельным проявлениям щедрости и милосердия, и все это не отличало их от обычных законопослушных граждан. Кармический коктейль делал их теми, кем они были.

…Через год контракт брата закончился, и семья переехала с фермы в съемный дом в пригороде Гвалиора. Выиграв войну, братья Шарма заслужили прочную репутацию. Теперь, если у кого-то из знакомых возникали проблемы с местной мафией, их звали зайти или просто просили пройтись по району, и этого было достаточно, чтобы проблема исчезала сама собой. Слухи о гарантированном эффекте их появления распространились быстро, и уже совершенно незнакомые владельцы лавочек начали приглашать их на чашку чая. Он не сразу понял причину своей внезапной популярности и теплого приема почти в каждом магазине города.

Пережитое напряжение и постоянные стычки придали ему большей уверенности в себе и способности к выживанию, но напускная внешняя жесткость была лишь оболочкой, броней, скрывающей возрастающую чувствительность и утонченные эмоции. Его переполняла невыносимая нежность к хрупкости и невероятной красоте жизни, а понимание мира ширилось, оттачивая острое чувство самости. Приоритетом становилось налаживание контакта с внутренним «Я», с уклончивым, ослепляющим светом Духа.

Стать Гуру

В упорной практике пролетело восемнадцать месяцев. Теперь, полностью контролируя пульс, он мог не только останавливать его усилием воли, но и замедлять сердцебиение — и все это произошло естественно, будто знание уже было частью его самого и лишь ожидало пробуждения.

Освоив Кхечари мудру, можно было рассчитывать на получение следующего уровня практики и, написав о своих достижениях Гуру, он вскоре получил ответ: его ждали в Бенаресе, он мог получить вторую крию.

…Солнце уже прилично нагревало город, но по утрам во дворе дома учителя еще было комфортно. Сатьячаран Лахири, довольный его успехами, даже крикнул пуджари^[90] на бенгальском: «Рамеш, он сделал Кхечари!». Один из жильцов большого дома, Рамеш Бабу с семьей занимал комнаты на первом этаже. Этот скромный человек приходился дядей известному ситаристу Рави Шанкару. Услышав слова Гуру, Рамеш заглянул в комнату, застенчиво улыбнувшись.

Во внутреннем дворе была расположена маленькая часовня Шивы, в ней был установлен красивый большой черный Шивалингам, а перед ним — две мраморные статуи Лахири Махасая и его сына Тинкори Лахири, отца нынешнего Гуру. Частью повседневной практики Сатьячарана Лахири было чтение вслух Бхагавад Гиты перед статуями предков. В этом же храме, 28 апреля 1984 года, Сатьячаран Лахири обучил его практикам второго уровня крии, амантре и самантре. Несмотря на сложность, они показались странно знакомыми.

Завершив обучение, учитель указал на статую: «Послужи Лахири Махасая, пока я читаю Гиту». Не имея ни малейшего представления, как служить кому-либо, не говоря уже о статуе, он спросил, что именно от него требуется. «Сделай ему массаж», — и учитель начал читать. Несмотря на абсурдность ситуации, он начал послушно растирать мраморные плечи статуи. Минут через пять-семь холод гладкого мрамора под его пальцами превратился в теплую живую плоть, и он отшатнулся. Заметив это, Гуру приказал ему: «Подожди в комнате».

Охваченный странным чувством, он пытался понять, что именно случилось в храме, было ли это галлюцинацией? Может, камень просто нагрелся от тепла его рук… но чем объяснить податливую мягкость мрамора? Разум попросту отметал возможность сверхъестественного. Прошло минут десять, и он увидел как Учитель выбежал из храма и в спешке пересек двор, несмотря на возраст и сильную астму. Мелькнула тревожная мысль, что его ждет выговор за какую-то ужасную оплошность… Тяжело дыша, Сатьячаран Лахири вошел в комнату. «Ты преемник. Все согласны. Ты будешь новым Гуру. С этого дня можешь давать посвящение тем, кого сочтешь достойными».

Заметно потрясенный, учитель тяжело опустился в кресло, пытаясь отдышаться. В полной растерянности, не зная, что ответить, он поклонился Гуру. Тот молчал; было так тихо, что ему послышалось биение собственного сердца.

Все это оказалось полной неожиданностью: получить второй уровень крии и сразу после этого быть назначенным преемником линии? В его планы никогда не входило ничье обучение, он даже не мог представить себя в этой роли. Изначальной целью было достижение максимально доступных высот в йоге, и, возможно, после этого он смог бы давать советы другим. Но быть названным преемником в самом начале пути, всего после полутора лет практики, во время второго посещения учителя…?!

Происходящее не вязалось с тем, что он читал и слышал о великих мастерах йоги, все было слишком просто. Может, любой, кто сделал Кхечари и получил следующий уровень практики, автоматически становился гуру? А может, гуру — это просто общий термин для тех, кто сделал Кхечари и мог передавать Крия йогу другим? На следующей встрече он тихо спросил сидящего рядом ученика: «Кто еще из учеников может давать посвящение в практику?» Ошеломленный взгляд соседа сказал больше, чем короткий ответ: «Никто…» Преодолев смущение, он обратился к Гуру: «Как часто ученику, освоившему Кхечари, разрешается посвящать других в технику Крия йоги?»

«Никогда. Ты первый», — ответил Гуру.

Вот так все и случилось. Пятому Гуру парампары Лахири Махасая было всего двадцать шесть лет.

Даже спустя годы он не мог однозначно сказать, что именно произошло тогда в храме. Чрезвычайно сложную науку Крия йоги невозможно освоить за несколько месяцев, и то, что новичок мог стать Гуру, просто не укладывалось в голове. Логически сочетание всех факторов и обстоятельств можно было просуммировать так: Учитель был стар и мог покинуть тело в любой момент. Парампара всегда выбирала преемника на основе предпочтений живого мастера и воли всех предыдущих Гуру, их астрального знания о вероятном будущем. Похоже, его выбрали единогласно, так как учитель сказал: «Все согласились…».

Постепенно он начал осознавать груз свалившейся на него ответственности. Как ни странно, способность давать быстрые ответы на самые сложные вопросы посетителей во время даршанов пришла почти сразу же. Обычно чрезвычайно застенчивый и неразговорчивый, теперь он мог анализировать любую тему и немедленно давать аргументированные ответы. Отвечать на вопросы о важнейших жизненных проблемах означало нести ответственность за последующие решения вопрошавшего, однако его направляла сила и благословение Парампары, а также собственная упорная садхана. В дополнение к растущей способности быстрее думать и складно и емко говорить, возросла и физическая сила, будто тело готовилось к большим нагрузкам. Отслеживая все эти удивительные изменения, он не мог не вспомнить принцип Питера Паркера, персонажа любимых комиксов о Человеке-пауке: «С большой силой приходит и большая ответственность».

После апреля 1984 года Гуру лично инициировал не более десяти-пятнадцати учеников; теперь учитель просто молча наблюдал за тем, как он дает дикшу^[91] новичкам. В течение следующих трех лет он приезжал в Бенарес два-три раза в год, обычно оставаясь на несколько недель — и все, кто стремился получить посвящение в Крию, должны были приезжать в эти дни.

В присутствии Гуру он дал посвящение в Крию четыремстам ученикам. Сатьячаран Лахири стал переадресовывать вопросы ему: «Пусть ответит Шайлендра», — и слушал молча, сосредоточенно. Иногда, после ухода последнего посетителя, Гуру разбирал альтернативные ответы: «На этот вопрос можно было ответить по-другому, подумай о таком варианте…». Ответы позволяли лишь бегло оценить возможные результаты жизненной лотереи, но источник Истины был один, и он учился читать Ее тусклый хрустальный шар для тех, кто был готов его слушать. Иногда это занятие было утомительным и неблагодарным.

Деликатные, однако неизменно точные наставления Гуру расширяли его разум, позволяя видеть бесчисленные грани индивидуальной кармы, всегда связанной с общей, коллективной. Колоссальное зеркало карм отражало все судьбы, включая его собственную. Учитель должен был убедиться, что преемник способен уловить отражения высшей Истины, пропущенные через фильтр знания, и отразить эти блики для тех, кто пытался их различить. Свет истины всегда был разным: то ослепляющим и режущим, то мягким, успокаивающим, но всегда неизменным.

…Несколько раз он заходил в храм и незаметно касался статуи Лахири Махасая. Но ощущал лишь прохладу мрамора.

Обретенный голос, последний фильм и голова в огне

После возвращения из Пури он попытался предупредить знакомых из группы Крия йоги о том, что техники, которым обучали в карарском ашраме, совершенно неэффективны. Его личный опыт подтверждал важность изучения изначального учения Лахири Махасая: эти практики работали и кардинально отличалась от того, чему учили в ашраме в Пури.

Тщательно подбирая слова, он описал царившую в ашраме атмосферу, сомнительную мораль и финансовые махинации администрации этого духовного учреждения, и все это отнюдь не способствовало духовному развитию. Однако большинство слушателей реагировали на его истории настороженно и даже с неприятием. Некоторые даже предполагали, что его выгнали из ашрама, и все рассказанное им лишь иллюстрирует горечь изгоя. Кроме того, большинство членов группы были вполне удовлетворены своими духовными достижениями. По их мнению, никакой необходимости бросать вызов привычному балансу вещей в поисках «истинной йоги» не было. И только Сиддходжи Рао, учредитель этого небольшого сообщества и его хороший друг, поверил ему сразу, хотя их разговор состоялся намного позже.

За это время его семья несколько раз переезжала, сначала на ферму, а затем в съемное жилье, и все же С.Р.С. разыскал его, и оба были искренне рады встрече. Сиддходжи Рао был хорошо осведомлен о незначительном йогическом прогрессе среди членов их группы — скорее, о почти полном его отсутствии. В течение нескольких лет С.Р.С. сам следовал полученным в карарском ашраме йогическим техникам без особого успеха. Но при встрече моментально увидел драматические, вдохновляющие изменения, произошедшие с его младшим другом — и внимательно слушал рассказ о разочаровании, о чудесном обретении Учителя, о новой практике и удивительных переживаниях. Путь йоги, о котором оба еще совсем недавно читали и спорили, стал для одного из них реальностью. Когда они встретились снова, он уже был Гуру, и С.Р.С. попросил его об инициации. Старый друг стал его 25-м учеником, а через некоторое время привел жену, которая также получила посвящение в Крию.

…Домашние и не подозревали, что он стал преемником йогической традиции. Для многих людей подобные вещи не имеют практической ценности, так как не попадают под категорию понятных достижений. Ну разве что приносят коммерческий успех. Однако он не собирался заниматься саморекламой и привлекать последователей, крия так не работала.

…Теперь он выходил из дома довольно редко, предпочитая не покидать свою комнату без весомого предлога. Возможно, именно анонимность и начала привлекать к нему внимание.

Шиванатх Вьяс и его младший брат Упендра жили неподалеку, и они были единственными ровесниками, с которыми он общался в те дни. Их отец был высокодуховным человеком и практиковал медитацию.

В тот день ему требовалось попасть на рынок, и он надеялся, что кто-нибудь его подбросит; мимо проезжал Упендра Вьяс, предложивший подвезти его: «Только давай заедем ко мне на пять минут, а потом отвезу тебя». В доме их встретил заметно взволнованный отец Упендры. Держа цветочную гирлянду, Вьяс-старший поклонился, коснувшись его стоп: «Пожалуйста, примите меня в ученики!». Сказать, что он удивился, значило не сказать ничего. Выслушав историю Вьяса джи, он не знал, что и думать. Оказалось, двумя неделями раньше, в медитации, Вьяс джи получил следующее откровение: ему было сказано, что через пятнадцать дней, в определенный час, в его дом войдет молодой человек, который станет его духовным наставником.

В назначенный день Вьяс-старший ждал на пороге дома, и все случилось так, как и было предсказано.

Происходящее казалось за гранью реального: отец друга внезапно касался его стоп, прося дикшу… Конечно, он дал Вьясу-старшему посвящение, а вскоре об инициации попросил Упендра. Затем еще один друг семьи Вьясов, которого звали Шастри джи, получил посвящение и стал его верным спутником в разных приключениях.

Вьяс джи и Шастри джи пользовались в городе безупречной репутацией, и слухи об их инициации в Крия йогу распространились быстро.

«Если они стали учениками этого Гуру, значит, в этом молодом человеке что-то есть!». Сарафанное радио работало без перебоев, и люди начали приходить, чтобы увидеть «этого гуру». Наблюдая за плотным людским потоком, устремлявшимся прямиком в его комнату, родственники не могли скрыть удивления: безработный мечтатель вдруг оказался невероятно популярен, посетители относились к нему с величайшим уважением!

Однако самое первое посвящение в практику он дал еще раньше, навещая двоюродных братьев в Гвалиоре. Там он снова увидел Бхардваджа Дубе, с которым был знаком с подросткового возраста. В тот день Бхардвадж услышал, как старый приятель общается с людьми, и был впечатлен. Тот, кого он помнил застенчивым юношей, поражал теперь безупречной и оригинальной логикой, необычными идеями, уверенностью и манерой поведения. Бхардвадж мало знал о йоге, он попросту нуждался в дружбе и поддержке — и этот добрый и искренний парень и стал его первым учеником. Однако так и не смог сделать Кхечари мудру, в отличии от Вьяса джи и Упендры, освоивших эту важнейшую часть крии. После этого жизнь Вьяса-старшего заметно изменилась. Если перед посвящением в йогу он сильно болел, то вскоре после начала практики полностью выздоровел и преисполнился еще большим духовным рвением.

Неоспоримое присутствие внутренней силы, харизма, заразительный смех и отличное чувство юмора привлекали к молодому Гуру многих, хотя он не пытался производить ни на кого впечатления. Обычно во время спонтанных даршанов он находился в прекрасном настроении и много шутил, что само по себе успокаивало и умиротворяло посетителей. Тем не менее, существовала некая незримая черта, которую никто не осмеливался переступать — он был Гуру, и само это говорило о достоинстве, искренности и чистоте. Через него проявлялась сила парампары. Заставляя людей мыслить по-новому, он рассказывал им о целостности Истины, помогая обрести смелость для достижения духовных целей посреди привычной обыденности.

Это было интересное время. Некоторые посетители приходили просто для короткого знакомства, но возвращались снова и снова, будто их притягивало магнитом. Он ничего не имел против. Люди, приходившие проконсультироваться по личным вопросам, впечатлялись его способностью разрешать любые ситуации и предлагать неожиданные, но практичные решения. Нестандартные ответы и взгляды провоцировали, заставляли размышлять, и те, кто был готов думать и меняться, приходили снова. И начинали интересоваться йогой.

На самые сложные вопросы давались ответы, самые трудные проблемы анализировались и разрешались, раскрывалась самая суть жизненных испытаний человека. Он мог мгновенно проанализировать любую тему, и выводы были весомы и правдивы. Его бессознательное знание экспоненциально углублялось с каждым вопросом. Увеличивались и обязанности. С каждым инициированным Гуру брал на себя ответственность за будущее ученика, и это обязательство было пожизненным. Восторженные последователи не поощрялись; при этом он всегда был рад попутчикам.

Разнообразные дискуссии давали пищу для размышлений и иллюстрировали сложную палитру человеческих характеров и архетипов. Каждый новый посетитель проецировал на «внутренний экран» Гуру сложную сеть кармических связей. Никого не нужно вербовать, люди уже отфильтрованы собственными кармами, которые и приводили их к йоге, к учителю. Или, наоборот, уводили прочь, к другим вариациям судеб…

Он был молод и ничто человеческое не было ему чуждо. Будучи фанатом комиксов Marvel, он с нетерпением дожидался премьеры фильма о Супермене. В день премьеры, купив билеты, он вышел из кинотеатра за попкорном, одетый в черную футболку, черные джинсы и щеголяя ковбойскими сапогами с наборными скошенными каблуками. Его заметили двое пожилых учеников, один воскликнул: «Гуруджи!», — и оба пандита распростерлись прямо на тротуаре у его ног. Одетые в традиционные дхоти^[92] и курты, седовласые джентльмены шестидесяти и семидесяти лет касались его начищенных ковбойских сапог, прося о благословении. Их мгновенно окружила толпа, ожидая зрелища или скандала — что-то точно назревало, иначе зачем двое пандитов навзничь лежали перед молодым человеком в джинсах. Он еле упросил их подняться. Возможно, прохожие приняли его за Супермена, появившегося на улицах Гвалиора, но сомнительно, что среди зевак были читатели комиксов. Кроме шуток, это был последний фильм, который он смотрел в кинотеатре. Куда бы он ни пошел, спонтанно собиралась толпа, и все это было крайне некомфортно, ненужно и заставляло держаться подальше от общественных мест. Внезапная популярность действовала на нервы.

Тем временем, внутренние и внешние изменения продолжались, и некоторые были довольно необычными. По ночам он практиковал в маленькой комнате на крыше, и мать обычно поджидала его внизу, чтобы убедиться, что он поел. Ее тревожило его новое «хобби», она считала, что все эти долгие медитации, поздние пробуждения, молчаливая задумчивость и рассеянность сильно изменили его.

В ту ночь, все еще наполненный блаженством и покоем после интенсивной практики, он спустился вниз и уселся в кресло, не включая свет. Ему хотелось продлить это неописуемое состояние. Мать вошла в темную комнату, неся стакан молока и теплую лепешку — и выронила тарелку с криком: «У тебя голова горит!». Подскочив к зеркалу, он взглянул на свое отражение: над головой сиял ореол золотого пламени. Он быстро включил свет. Мать была сильно встревожена и растеряна, он попытался ее успокоить: «Это просто игра света, а не пламя, тебе показалось!». Так он впервые увидел свою ауру и немедленно начал с ней экспериментировать. Чтобы научиться контролировать яркий светящийся контур, потребовалось время, но в конце концов он научился включать и выключать ее по желанию, чтобы продолжать беседы с посетителями и друзьями. Иначе, глядя на яркий нимб над его головой, люди впадали в состояние транса.

Время от времени он мог продемонстрировать ауру некоторым из учеников для поддержки и вдохновения. С молчаливым благоговением они созерцали яркий нимб, а он небрежно замечал: «Это всего лишь побочный эффект практики…».

С годами цвет ауры менялся: поначалу ярко-золотая, она приобрела зеленоватый оттенок, форма также изменилась. Последние двадцать лет она напоминала Шивалингам и была ослепительно белой. Заряженный продвинутыми пранаямами ореол указывал на продолжающиеся изменения в развитии мозга и свидетельствовал о высшем уровне йогического мастерства. Но это не означало, что можно расслабиться и почивать на лаврах.

Кармические уроки

Однажды вечером они сидели с Учителем перед храмом во дворе. Чтение Гиты закончилось, и люди покидали сатсанг^[93], когда вошел неожиданный гость. Старый, хромой, наполовину парализованный, он передвигался с большим трудом, опираясь на плечо сопровождающей его женщины. Став необычайно суровым, Гуру даже не взглянул на посетителя. Попытавшись поклониться, тот упал, разбив лицо о каменный пол; из подбородка и носа старика потекла кровь.

Его захлестнула волна сострадания, и он было привстал, чтобы помочь калеке. Однако Гуру остался беспристрастным и холодно сказал: «Ты засвидетельствовал свое почтение, теперь уходи». И, обращаясь к спутнице посетителя, добавил: «Отведите его домой».

Старик хромал, волоча парализованную ногу, и прошло некоторое время, прежде чем женщина практически вынесла его со двора.

Повернувшись к нему, Гуру сказал: «Тебя охватило сострадание. Но ты не знаешь этого человека. Он был головорезом, выдававшим себя за священника, и заманивал паломников в безлюдные места, где грабил и убивал их, а трупы сбрасывал в Гангу. Этот подонок убил больше трехсот человек в Каши Карвате. И теперь пожинает кармические последствия своих деяний, потеряв все, включая здоровье. О нем заботится его овдовевшая дочь… Чужие страдания порождают в нас сострадание, это совершенно естественно. Но сначала постарайся увидеть причины людских несчастий, они никогда не бывают случайными». Произошедшее заставило его задуматься о крайней запутанности паутины человеческих судеб. Можно ли разгадать суть чьего-то характера, не зная всей истории жизни человека и обстоятельств, приведших к тому или иному результату? Гуру видел человеческие кармы и одновременно понимал их корни. Ожидалось, что преемник тоже разовьет эту способность.

Существовали методы определения предрасположенности к тому или иному поведению путем анализа типа телосложения, длины пальцев, формы черепа и пальцев ног. Внешние черты могли рассказать о различных склонностях человека. Широкие бедра у мужчин, длинные или кривые пальцы, роскошные волосы или лысина, родимые пятна или косоглазие были метками предыдущих карм. Наука о связи внешнего облика и внутренних характеристик имела древние корни. Индийские мудрецы-сиддхи следовали древней ведической Самудрика Шастре^[94], трактату о «знании особенностей тела». Однако смотреть в глубину человеческого сердца было специализацией совсем другой науки, требовавшей развитого внутреннего зрения. Учитель обучал его видеть людские кармы.

…Спустя два года бывший головорез умер страшной смертью. Дочь, уйдя на работу, оставила электроплиту на кухне включенной. Пытаясь что-то достать, старик потерял равновесие и упал грудью прямо на нее. Подняться так и не сумел, и медленно сгорел заживо. Учитель не остался равнодушен к невзгодам дочери старого калеки, скромной школьной учительницы, и помогал деньгами, пока та не нашла постоянную работу в государственной школе. Карма этой женщина была вполне неплохой.

Другая история иллюстрировала иную разновидность кармических хитросплетений. Город Шивпури, где их семья жила до ухода отца на пенсию, был красивым, зеленым и мирным. Высокий пост отца обеспечивал им жизнь в большом особняке с обслуживающим персоналом. Одного из пятнадцати слуг, худощавого и похожего на привидение человека с очень темной кожей, звали Деви Лал, и его историю они впервые услышали от кого-то из прислуги.

В один не очень прекрасный вечер Деви Лал умер, но на следующее утро, во время кремации, неожиданно ожил. Усыпанный гирляндами оранжевых цветов, замотанный в белую погребальную ткань, Деви Лал внезапно сел на погребальном костре, тупо уставившись на толпу провожающих — как раз перед тем, как к дровам собирались поднести горящий факел. Обильно приправляя историю деталями, Деви Лал охотно рассказывал ее всем, кто готов был слушать. Особенно радовались дети, не перестававшие удивляться и задавать вопросы.

…В тот роковой вечер, когда Деви Лал прилег после ужина, в комнате вдруг появились двое темнокожих и грозных людей в одинаковых белых набедренных повязках, приказавших ему встать и следовать за ними. Испуганный Деви Лал попытался возражать, но его грубо вытащили из постели огромным рыболовным крюком, который один из незнакомцев воткнул ему в щеку. Второй принялся избивать его палкой с торчащими из нее шипами. От невыносимой боли Деви Лал не видел ничего вокруг, и ему казалось, эта пытка длилась целую вечность.

Они прибыли в странное место, где их встретил седобородый мужчина, окруженный ярким светом, преисполненный достоинства и внутренней силы. Он сказал: «Этому грешнику предписано страдать дольше, он еще не исчерпал всех своих грехов. Зачем вы привели его так рано? Бросьте его обратно!». Один из свирепых сопровождающих выдернул крюк изо рта Деви Лала, другой ударил его ногой под зад, и тот провалился в пропасть, очнувшись на погребальном костре. Его ягодица навсегда потеряла чувствительность в месте, куда пришелся пинок. В доказательство Деви Лал втыкал в свою плоть иголку, не моргая, и стал настоящим героем детворы — не потому, что воскрес после девяти долгих часов смерти, а оттого, что мог выдерживать боль. Все это казалось детям крайне увлекательным. Иногда уникальные способности Деви Лала демонстрировались приезжим родственникам: «Смотрите, я могу вонзить в него иголку, и он ничего не почувствует!».

Когда семья переехала в Гвалиор, он как-то встретил кого-то из прежних слуг из Шивпури и поинтересовался судьбой Деви Лала. Старому слуге было предписано страдать, так и вышло — Деви Лал заболел проказой, семья отвернулась от него, и он был вынужден просить милостыню. Его смерть была одинокой и мучительной. Тот, кто вернул его в тело, позаботился, чтобы старый слуга получил сполна. История была не очень веселая, из нее нельзя было извлечь никакой морали, так как о прошлом Деви Лала не было известно ровным счетом ничего. Сказать, за что он был наказан, никто не мог, да и необходимости в расследовании уже не было.

Законы кармы непреложны, но их возможно смягчить определенными действиями. Одним из таких методов была йога, способная изменять жизни худших из преступников. Но чтобы получить такой шанс, у человека должна быть кармическая предрасположенность, удача и милость Гуру. Он еще не знал наверняка, насколько обременительным было его собственное прошлое, но преисполнился решимости расплатиться с возможными долгами и постараться не влезать в новые. Конечно, при каждом новом посвящении, с каждым новым учеником, образовывалась еще одна связь, однако это карма была особого рода.

Последняя медитация Агхори

Бенарес всегда был известен как город Агхори, хотя этих пугающего вида аскетов можно встретить по всей Индии. Несмотря на то, что агхори не являются изгоями, люди идут с ними на контакт только в самых сложных и необычных жизненных обстоятельствах. Но здесь, у горящих костров на гхатах Варанаси, можно было повстречать практикующих агхори в их «естественной среде обитания». Покрытые пеплом, украшенные амулетами из человеческих костей, косматые и полуобнаженные колдуны и их странная атрибутика привлекали внимание жадных до фоторакурсов туристов.

Наблюдая за агхори с осторожным любопытством, он пытался понять, как можно познавать Бога, живя среди смерти и грязи. По всей Индии путь Агхоры^[95] ассоциируется с тьмой и черной магией и считается «нечистым». Казалось, цель всех этих жутких ритуалов противоречит самому понятию чистоты, столь почитаемой в ортодоксальном индуизме. Как иначе назвать жизнь на местах кремации, если не сплошным празднованием смерти и отрицанием света?

И все же, даже «темная» садхана стремится к одной и той же цели. Как и йоги, агхори ищут освобождения от цикла реинкарнаций. Путь к мокше одинаков для всех искателей: через осознание индивидуального «Я» и его тождественности Абсолюту. Агхори утверждают: все противоположности в конечном счете иллюзорны, «чистого» и «нечистого» не существует. Для них жизнь и смерть — лишь разные стороны одной монеты, поэтому они принимают тьму посредством разных ритуалов. Ведь она — часть Света. Пытаясь постичь недвойственность, они преодолевают социальные табу, достигая измененного состояния сознания. Жизнь среди трупов, курение ганджи и употребление других интоксикантов — радикальный подход, однако он дает представление об иллюзорности привычных установок. Эти люди вполне могли идти одной из дорог, ведущих к истине. И все же он не верил, что Шиве нравится, когда Ему поклоняются среди смрада и разложения. Во мраке, в бездне ледяной вечности — да, но не среди гнилых полусгоревших останков… Махадев любит места кремации, но некоторые ритуалы были просто отвратительны. Кроме того, сколько истинных агхори было среди колдунов и тантриков, присваивающих себе данный титул ради увеличения дохода? Гуру говорил, что настоящие агхори встречаются крайне редко, и они могущественны. Учитель был знаком с самыми необычными персонажами…

В ноябре 1985 года Сатьячаран Лахири отправил его к одному такому аскету со словами: «Один мой друг, достигший высот на пути Агхоры, начинает последнюю медитацию. Ты должен навестить его». Навестить агхори, одного из этих людей, сидящих на гхатах? Лишь годы спустя он понял: Сатьячаран Лахири хотел, чтобы он получил кое-какие подсказки о будущем.

Одному из детей прислуги поручили проводить его, и он последовал за мальчиком по узким лабиринтам улиц. У дверей старого дома он назвал имя Гуру, и его пригласили войти; случайных посетителей к сидящему в последней медитации агхори не пускали. Он поднялся по лестнице. Сидящий на крыше дома лицом к Ганге старик был погружен в глубокий транс; глаза были открыты и абсолютно неподвижны. На вид аскету было около девяноста лет, он был закутан в шаль, на голове шерстяная шапочка; чисто выбритый, он обладал приятной наружностью. В нем не было и тени уродства или дикости, обычно ассоциирующихся с культом Агхоры. От старика исходили необычайно мощные вибрации. Подойдя к неподвижной фигуре, он молча поклонился и тихо сел на пол. Ему было строго наказано не говорить ничего, что могло потревожить подвижника, и просто ждать. Минуты тянулись крайне медленно, и он чувствовал себя неловко. Даже будучи Гуру, он был крайне неопытен в вопросах подготовки к оставлению тела.

Через полчаса медитирующий наконец заговорил: «Кто ты?». Назвав имя Гуру, он добавил: «Я его ученик и следую той же традиции. Пожалуйста, благословите меня и, если это покажется вам уместным, скажите что-нибудь вдохновляющее».

Старый агхори молчал; прошло почти двадцать минут, прежде чем он заговорил. Когда-то, живя на смашане, он страстно хотел увидеть Парашураму^[96], одного из восьми бессмертных мудрецов. Парашурама считается Гуру всех агхори, так что в желании тогда еще молодого аскета подтвердить духовную связь с «Рамой с топором» не было ничего необычного. Настойчиво расспрашивая своего учителя о методах призыва Парашурамы, он убедил наставника дать ему подробные инструкции по проведению ритуала. В течение сорока дней надо было читать мантру и совершать определенный обряд.

«На сороковой день Парашурама предстал передо мной, и я видел его так же ясно, как вижу тебя сейчас. На земле позади Аватара я заметил Шри Янтру^[97], нарисованную красной киноварью. Когда Парашурама исчез, янтра пропала вместе с ним, и на поверхности земли, среди песка и мелкого гравия, не было и следа красной краски…».

Оторвав взгляд от реки, старик искоса взглянул на него. Ноябрьское солнце стояло высоко, и Ганга сияла как расплавленное серебро. Агхори молчал, и было непохоже, что он скажет что-то еще. Наверное, это был подходящий момент, чтобы откланяться.

Неожиданно старик произнес: «Вот увидишь, однажды Советский Союз исчезнет, а через какое-то время и Соединенные Штаты прекратят быть соединенными. Теперь иди». Сильно озадаченный, он поклонился и ушел, гадая о последних словах аскета; в то время он совершенно не интересовался ни геополитикой, ни государственным устройством Соединенных Штатов.

…Специфика индийских философских школ такова, что информация зачастую дается без пояснений, и спрашивающему приходится самому размышлять о явных или скрытых смыслах. Требовать немедленного объяснения считается неуместным, так как осознание должно быть добыто самостоятельно, его нужно заслужить. Расспрашивать уходящего в небытие агхори о конкретном значении услышанного и предсказанного было бы попросту неуместно.

На следующий день старика нашли сидящим в той же позе, он глядел на Гангу застывшими немигающими мертвыми глазами. Оказалось, посетителей после его ухода больше не было, он был последним, с кем говорил агхори. Были оперативно организованы «водные похороны», тело агхори завернули в белую ткань, украсили гирляндами желтых ноготков и предали реке в соответствии с обычаем для святых такого ранга.

Благословил ли его агхори? Никакого способа узнать об этом не было, нужно было просто продолжать жить. Но почему подвижник вообще заговорил о Советском Союзе и США? Когда он передал слова агхори Учителю, тот улыбнулся: «Ты узнаешь значение этих слов, когда придет срок. Агхори известны тем, что видят будущее».

В то время было невозможно представить, что такое могущественное государство, как Советский Союз, прекратит существовать. Однако через пять лет могучая цитадель социализма распалась, и довольно быстро. В те времена рядовые граждане СССР не могли свободно выезжать за границу, однако после распада советской империи искатели йоги начали приезжать в Индию. Некоторые стали его учениками. Да, эта часть предсказания бесспорно сбылась, и перемены коснулись его лично. Что касается остальных прогнозов, грядущие трансформации, видимо, еще накапливались перед тем, как обрушиться на головы людей. Но уже в 2021 году мир наблюдал за боевиками и радикалами, штурмовавшими здание Капитолия в Вашингтоне; находясь на грани широкомасштабных гражданских волнений, Соединенные Штаты становились все менее объединенными.

Изредка он размышлял обо всем этом, пытаясь расшифровать коды судьбы. Похоже, что встреча с агхори посеяла семена его собственной судьбы, ведь Гуру послал его к уходящему подвижнику не просто так. Учитель знал: судьба следующего, Пятого Гуру линии будет связана с Агхорой, и благословения последователя этого культа могли быть не только полезными, но и пророческими. После этой встречи в нем пробудился интерес к жизни Парашурамы, — тот был частью шарады его будущего. И он совсем не удивился, получив спустя девятнадцать лет личное послание от самого «Рамы с Топором», пусть даже оно и пришло в чужом сне. Что касается мистической Шри Янтры, она попала к нему при удивительных обстоятельствах, да еще и с точными инструкциями по установке. У этой тантрической трехмерной диаграммы космоса была своя, важная роль в пьесе его жизни.

Время продолжало разматывать свою вечную нить, оставалось лишь созерцать ее узоры, пытаясь уследить за извивами пряжи. Все в мире было связано и переплетено между собой. Абсолютно все.

Даршан Вишванатха

В марте 1986 года Бенарес готовился к празднованию великой ночи Шивы, и он решил остаться в городе, чтобы провести время с Учителем. Он никогда особо не любил ходить в храмы и старался не посещать общественные места во время больших религиозных праздников, когда сложный коктейль людских надежд и молитв щедро разливается в воздухе среди невообразимых толп. Густое варево мыслей и ожиданий бурлило в гигантском котле вечного города, миллионы преданных выстраивались в длинные очереди в храмы, чтобы возложить цветы и вознести молитвы. Однако Сатьячаран Лахири настаивал: «Раз уж ты оказался здесь во время Махашиваратри^[98], то должен пойти на даршан к Вишванатху^[99] Джи!».

Наутро, лавируя по узким улочкам, он отправился к Вишванатх Гали, одной из старейших и оживленнейших улиц города. Именно там находился главный шиваитский храм Махадева, известный как Шри Вишванатх или Вишвешвар. Его купола, покрытые тонной чистого золота сикхской империи, ярко сияли, а в синем небе кружили абсолютно безучастные ко всему происходящему внизу голуби. Когда он неохотно приблизился к концу очереди, толпа уже была довольно плотной. Пытаясь блокировать рваные потоки людских эмоций, он сосредоточился на истории храма.

…Посвященный Господу Вселенной, Каши Вишванатх был построен на том самом месте, где явился первый из двенадцати самопроявленных Джьотирлингамов. Вырвавшись из земли как столп света, он взвился в небо, безначальный и бесконечный, как Сам Шива. Причиной его появления был спор между Троицей о том, кто сильнее — тогда Махадев и пронзил все три мира бесконечной световой колонной. Приняв облик дикого вепря Варахи^[100], Вишну^[101] кинулся рыть под ним землю, а Брахма превратился в лебедя, чтобы долететь до самого верха светового потока.

Обессилев от бесплодных попыток, Брахма солгал о том, что достиг вершины столпа, призвав в свидетели цветок кетаки. Разъяренный ложью, Шива принял гневную форму Каал Бхайрава^[102]. Отрубив Брахме пятую голову, Махадев проклял Брахму вместе с цветком кетаки. Творцу перестали поклоняться, а цветок кетаки никогда больше не использовали в подношениях, и спустя столетия ситуация не изменилась. В Индии сохранилось всего несколько храмов Брахмы. Наблюдая за праздничной суетой, он всецело поддерживал решение Махадева: «Творец не создал ничего, кроме хаоса…». Было всего десять часов утра, и впереди многочасовое ожидание. В качестве приношения он купил цветок дурмана.

…Джьотирлингам считается столпом, поддерживающим мироздание, его центром, осью мира, вокруг которой крутится веретено планеты. Однако, стоя в медленно движущейся очереди, он не чувствовал никакой символической связи между земным и небесным; это переполненное людьми место совсем не походило на сакральную точку встречи небес с земной твердью.

…Очередь медленно ползла уже более пяти часов, цветы в руках начали увядать. К четырем часам дня он не чувствовал ничего, кроме усталости и раздражения. Небольшая группа стоявших за ним тамильцев начала негромко напевать Лингаштакам, восьмистрофную поэму о поклонении вечному проявлению Шивы: «…почитаемый Брахмой и Вишну, чистый и сияющий, он уничтожает печали, с рождения преследующие каждого из нас».

Брахма Мурари сурачита лингам

нирмала бхасита шобхита лингам

джанмеджа духа винашака лам

тат-пранамами Садашива лингам…

Одна из очередей была для мужчин, в другой стояли женщины, и вся эта радостно-возбужденная человеческая масса, на первый взгляд абсолютно хаотичная, но хорошо организованная, постепенно вливалась ко входу в храм. Сотни рук тянулись к Шивалингаму, установленному в квадратном углублении; горы гирлянд из желтых бархатцев убирали вновь и вновь, обнажая темно-коричневый глянцевый камень. Потрясенные этим зрелищем, некоторые паломники замирали на месте, и храмовому персоналу приходилось практически выталкивать их за дверь, освобождая места для все новых и новых преданных. «Только одно касание! Проходите дальше!».

Положив цветы, он едва успел коснулся влажной поверхности Шивалингама, когда кто-то толкнул его. Потеряв равновесие, он упал, ударившись левой стороной груди о что-то твердое. Оказалось, он застрял в небольшом серебряном углублении, окружавшем реликвию, и теперь возлежал прямо поверх темного блестящего камня.

Двое браминов-служителей помогли ему подняться; он в гневе обернулся к пожилой женщине, ставшей причиной его эффектного падения — но та, ничуть не смутившись, уже протягивала Вишванатху Джи свои подношения. Он промолчал; все, что должно было произойти, уже произошло. Оставалось только протиснуться сквозь толпу обратно, к безопасной гавани дома Гуру. Все еще раздраженный, не ощущая ни малейшего духовного подъема, он рассказал Учителю о происшествии. Сатьячаран Лахири смеялся как ребенок; он никогда прежде не видел, чтобы Гуру так веселился. Утирая выступившие слезы, Учитель сказал: «Похоже, Вишванатх джи принял тебя в качестве подношения. Это был настоящий даршан».

Так значит, он преподнес себя Шиве вместе с цветком дурмана, и это спонтанное подношение было инициировано никем иным, как Шакти? Кто еще мог толкнуть его с такой точностью, чтобы он приземлился на одну из самых святых реликвий Индии?

Да, Шива поразил его в самое сердце, и судьбоносные вибрации пронзили все его существо; было ли это объятие или принятие, могло показать лишь будущее.

По настоянию Гуру, с ноября 1985 по март 1986 года он посетил еще несколько интересных мест и людей, и все эти визиты оказались судьбоносными. Объятие Махадева в Вишванатхе было прелюдией к личной аудиенции, но всему этому только предстояло случиться.

Боль, бонусы и внутреннее Время

Иногда практика могла длиться более десяти часов, и все это время необходимо было оставаться в позе лотоса. Такая длительность медитаций не была обязательной — физические способности у всех разные, но тем, кто стремился достичь высшей цели йоги, приходилось преодолевать дискомфорт. Границы преодоления могли простираться настолько далеко, насколько позволяли амбиции и мотивы практика. Индивидуальная кармическая предрасположенность к жесткой аскезе была частью запрограммированного жизненного плана.

Сам он был полон решимости выйти за границы известных, уже изученных общепринятых норм, и эта решимость сопровождалась болью, игнорировать которую становилось невозможно. Для того, чтобы противостоять резкой, грызущей боли в суставах и выносить тянущие спазмы в конечностях, требовались настойчивость и терпение.

В своем безграничном многообразии боль бросала вызов защитному механизму нервной системы, посылающей бешеные сигналы в мозг. Сложенные в лотос ноги немели, но неумолимая боль, сперва опробовав таз и спину, в конце концов распространилась по всему телу. Считая вдохи, он оставался неподвижен.

…Было ли полное погружение в практику ключом к успеху? Можно ли измерить прогресс количеством затраченных часов, или качество практики важнее? Он знал: без количества не придет осознание качества. Стимулируемая длительностью практики, йога медленно возвышала ум и углубляла переживания. Залогом успеха являлась регулярность садханы, наряду с продолжительностью. Поначалу долгие часы практики были менее важны, чем задача сделать ее частью повседневности — пока йога не стала главной составляющей его жизни, вытеснив остальные приоритеты.

В «Автобиографии йога» Йогананда упоминал интересный факт о Раме Гопале Музумдаре: «бессонный святой» ежедневно проводил в садхане по двадцать часов. Это вызывало недоумение: как можно практиковать по двадцать часов в день, если в сутках всего двадцать четыре часа? Спросить было не у кого. Однако в йогических текстах говорилось, что прежде, чем достичь результатов садханы, надо совершить великую аскезу, маха-тапас^[103], и он продолжал расширять границы возможного. Начиная с апреля 1985 года, время медитаций увеличилось до двадцати часов. Втиснуть практику в рамки одних суток было невозможно, и он установил собственный распорядок. Спал после йоги, ел и упражнялся так долго, как хотелось, и больше не ограничивал себя 24 часами. Внешнее, солнечное время управляло сменой дня и ночи, но древние йоги знали о существовании внутреннего, которому подчинялись органы, кровообращение и импульсы мозга. И это время основывалось не только на биологических циклах.

Попадая в такт мелодии внутреннего времени, пранаяма пела телу свою колыбельную, замедляя мириады нейронов, но не усыпляя организм. Один древний текст, Сваччанда-тантра, даже указывал точное количество выдохов и вдохов: внешний день содержал двадцать одну тысячу вдохов и выдохов; во время внутреннего «дневного цикла» было шестьсот вдохов — и это простое, не-йогическое дыхание.

Устойчивые потоки Праны и Апаны^[104] наполняли его тело, удлиняя, расширяя часы, выкроенные из ткани обыденности. Чувство Времени обновлялось: тело превратилось в дыхание, больше не измеряемое часами.

Медитация установила новый цикл сна и бодрствования, и биологические часы адаптировались к новому расписанию. Корректировка сделала свое дело: теперь он мог увеличить время практики, не сокращая время отдыха. Никто не может бодрствовать по двадцать часов и выполнять высшие пранаямы без адекватного перерыва. Йога Бессмертных была интенсивной, и телу требовалось надлежащее восстановление.

В течение следующих шести месяцев он практиковал по двадцать часов, затем ел и спал мертвецким сном по 12–14 часов. Снов он не видел — все сновидения исчерпывали себя в процессе практики. Просыпаясь, он был готов практиковать снова. Проблема времени решилась, но фактор боли остался.

Скованность, судороги, рези и ломота стали постоянными навязчивыми спутниками, чью раздражающую, мучительную компанию можно было только пережидать. В какой-то момент он понял: сопротивление бесполезно, и просто открыл ворота вторжению войск Боли. Через некоторое время (на самом деле, после нескольких лет занятий Крией) кровообращение стало замедляться, онемение тела усилилось, пока не достигло шеи. А затем… боль ушла. Полностью усвоенная телом и растворенная, как соль в океане, боль насытила свой голод, и организм принял ее: теперь ощущение дискомфорта существовало только в уме. А затем все тело стало разумом, забыв о телесности.

Однако лишь на то, чтобы разогнуть ногу после падмасаны, у него уходило около полутора часов. Оживление всего «земного скафандра» требовало еще больше времени.

…Восемь лет спустя он писал о прикосновении к горизонту, тонкой линии соприкосновения неба с землей, используя романтическую метафору. И все же, эта иллюзорная черта четко разграничивала миры. Разные реалмы пересекались; вдох следовал за выдохом, жизнь встречала смерть. Сознательный ум, подобно лотосу, уходил корнями в питательную почву подсознательного. Со смертью тела путешествие ума продолжалось, и почти всегда разум находил нового носителя. Израсходованные тела снова и снова распадались на элементы, и каждый раз душа должна была проходить обучение заново. Однако существовали способы сохранить цветок развитого сознания и семена всех воспоминаний, не теряя приютившего их тела.

Крия была йогой действия, и прогресс в ней достигался только практикой. Ее выполнял разум, но тело было необходимым оборудованием, сложным инструментом. Слова, сказанные когда-то Анандамайи Ма, все еще были с ним, и он продолжал жить согласно этой короткой, но мощной мантре: «Делая — преуспеешь».

Являясь действием, Крия должна была сопровождаться Иччхой^[105] и Шакти. Иччха была волей, решимостью, клинком намерения. А сила, Шакти, приходила к взывающему к ней лишь добровольно, для нее не существовало браков по расчету. Шакти могла наградить силой только по любви. Того, кто обладал Ею, называли Шактиман, Хозяин Силы. Наличие физической силы — одно из условий этой сделки, так как Шакти никогда не выбирала слабаков. Она приходила по зову Воли. Три этих силы, три фактора были непременными условиями поиска Самости, Богопознания, Единства, как бы ни назывались эти цели. Лично он называл это «Пробуждением».

Разделенные на вдохи и выдохи, движения Праны образовывали контур Жизни. Он находился в центре этой древней мандалы^[106] и наблюдал за вращением сил и стихий, за течением невидимого, но постоянного потока сознания. Что ожидало его: бессмертие, перенос разума за пределы земных сфер, астральное существование в качестве могущественного духа среди подобных ему существ? Гадать бессмысленно, возможно было все. На данный момент ему хватало отсутствия боли, а двадцать часов непрерывной практики были победой, достижением, которое никто не мог оспорить. И главное: эти полгода упорной практики предопределили последующие события.

Самадхи

В 1985 году семья переехала обратно в город. Район был довольно уединенным, всего несколько жилых домов располагалось за инженерным колледжем. Целые гектары зеленых полей, где обычно проводили праздники и свадьбы, и местный смашан изолировали жителей от отдаленного городского шума. Место было почти идиллическим.

Шла последняя неделя сентября, ночная садхана ощущалась привычной, почти рутинной, когда, после выдоха в Йони мудре, что-то внутри щелкнуло и его разум распахнулся, подобно дверям. Окруженная ярким кольцом света, темная сфера Кутастхи становилась все ярче и больше, пока полностью не поглотила его — и он провалился внутрь ослепительного сияния. Сердце и дыхание остановились, сознание вошло в каждую комнату и закоулок города, где люди занимались повседневными делами. Его разум свидетельствовал сознание каждого живого существа; он мог видеть (вернее, чувствовать и знать) все, что они чувствовали и знали. Люди ели, испражнялись, занимались сексом, плели интриги против соседей и работодателей; мысли некоторых тлели углями скрытого гнева. Сексуальные желания, потребность обладать кем-то или чем-то были осязаемы, объемны, и весь этот коктейль из множества эмоций теперь вливался в его широко распахнутое сознание. Он осознавал все чужие эмоции одновременно, и это ошеломляло, будто его заставляли пить смесь нектара и яда, вызывающую и отвращение, и наслаждение. Вдобавок, запах человечества был просто невыносим. Смрад гнилостных ментальных проекций и порывов преобладал над тонкими ароматами благочестия, бескорыстия и доброты.

Йогические тексты описывали самадхи как блаженство, но его собственные ощущения отнюдь не были приятными. Романтические описания состояния анабиоза ни словом не упоминали безумный шквал переполнявших его эмоций. Позднее он научился выходить за пределы этих состояний, блокируя или избегая волн человеческих мыслей, какофонию чужих эмоций, затоплявших его разум, но в тот момент…

Остро и всецело осознавая самого себя, он вовсе не растворялся во всезнании и всевидении, не забывал, кем был. Ядро индивидуальности оставалось незатронутым, и одновременно с этим ощущением он вспомнил все забытое и прожитое в разных телах, в предыдущих рождениях и жизнях, — забыть их снова было уже невозможно. Все эти воспоминания снова стали частью его существа, и это знание заполняло его до краев.

Все цвета, эмоции, конфигурации и формы, виды, пол и сознание живых и умирающих проносились сквозь него острыми, колющими волнами. Тело оставалось безжизненным, дыхание и кровообращение отсутствовали, однако он осознал это, лишь когда начал постепенно приходить в себя. Кровообращение восстанавливалось медленно, причиняя почти невыносимые ощущения. Спустя годы, отвечая на вопросы учеников об этом моменте, он попросил их представить онемевшую руку или ногу и покалывание циркуляции крови, медленно возвращающей чувствительность конечностей. А затем вообразить все тело в подобном состоянии, онемевшим и безжизненным, терзаемым миллионами колющих и зудящих крошечных игл, пронзающих внутренние органы, кости и нервы. Терпеть это было невыносимо, он напрягал всю силу воли, чтобы не закричать…

Наручные часы показывали, что он находился в состояния анабиоза полтора часа (обычно он засекал время перед выполнением Йони мудры). В только что произошедшем он не сомневался, точно зная, что именно с ним случилось. Это походило на ощущения измученного голодом и жаждой путника, нашедшего после долгого путешествия безопасное и гостеприимное место. Долгая мучительная жажда была утолена, и его переполняли облегчение, благодарность и удовлетворение.

Проснулся он поздно. Обеспокоенная мать звала его на завтрак, который он благополучно проспал. Заставив себя подняться, он вспомнил бездну, открывшуюся ночью, диапазон собственных эмоций, онемение тела.

…Последствия первой экспедиции в пустоту были довольно тревожными: он начал стремительно стареть. Ничего тогда не зная о существовании высших пранаям, позволяющих уму и телу выносить подобные испытания, он чувствовал непроходящую усталость и депрессию. Большую часть времени он лежал, глядя в потолок, вспоминая детали пережитого; всякое желание заниматься йогой пропало, вместе с аппетитом и интересом к жизни. Ничто не могло стряхнуть охватившую его вялость.

Мать теребила его, пыталась заставить хотя бы регулярно есть. Она была уверена: он страдает от безответной любви, и переубедить ее он не пытался. Через какое-то время он все же попробовал рассказать ей и двоюродным братьям о пережитом, но все смотрели на него со странным выражением. А затем осторожно предположили, что он страдает от психического расстройства и нуждается в специальном лечении. После этого он совершенно замкнулся в себе. Понять его мог только Учитель, так как подобные переживания лежали за пределами понимания обычных, считающих себя нормальными людей. Именно тогда он начал распознавать невидимую грань, разделяющую мирян и духовных искателей.

Некоторые из открытий первого самадхи шокировали, оно вовсе не было состоянием блаженства, как это представляли непосвященные. Вдобавок к телесным переменам, самадхи полностью меняло восприятие реальности. Освобождение ума от обусловленного состояния обнажало печальную правду об институтах религии и власти — это были фантомы. Постулаты и истины, транслируемые родителями и другими взрослыми, оказались относительны. Он скоро понял, насколько тернистым может быть путь духовных исканий, если йогин живет в семье — бесцеремонные вмешательства и наставления могут стать невыносимыми.

Вдохновленный искатель мог двигаться в потоке воображения, а люди вокруг оставались обездвиженными. Главным образом они пытались остановить того, кто менялся на их глазах, отговорить его (или ее) от этой духовной чепухи, называя самоосознание «пустой тратой времени». Доброжелатели апеллировали к долгу или ответственности искателя перед семьей, обществом, страной, даже человечеством, требуя полного подчинения общепринятым правилам и нормам. Непрактичного мечтателя стыдили за уклонение от этих эфемерных обязанностей, обвиняя в эгоизме и перечисляя все, что для него делалось. Чужой прогресс заставлял людей чувствовать собственную неспособность к развитию, и это было для них невыносимо. Нарушителя правил и норм необходимо было предупредить, пристыдить, отругать, исправить, остановить. Короче говоря, положение тех, кто испытал йогическое самадхи, находясь в «нормальном» мире, было незавидным.

Как-то, принимая душ, он заметил на груди седые волосы — и внезапно все встало на свои места: самадхи было встречей со смертью, тело восприняло отсутствие сердцебиения и дыхания как верный знак приближающегося конца. И, поколебавшись, послушно начало стареть, устремляясь к предписанному и неминуемому распаду. Под влиянием пережитого состояния разум начал считать любую деятельность бесполезной, а кончину — необратимой, так как тело прошло через врата смерти. Ум нуждался в подсказке, наставлении, которое могло бы вернуть его к жизни, заставив почувствовать пульс и напряжение мышц, запах пота, ток крови…Тело нужно было заново научить жить, и он упрямо поднимал тяжести и делал бесчисленные махамудры^[107].

Поначалу даже подняться с кровати было тяжело, однако упорные физические упражнения остановили прогрессирующее старение, и даже некоторые седые волосы вновь потемнели.

Самадхи было не пунктом прибытия, а следующей главой, ступенью, началом нового путешествия.

Трюк или достижение; утерянный смысл Самадхи

Шри Сатьячаран Лахири впервые вошел в состояние самадхи, когда ему было далеко за пятьдесят. К тому времени отец Учителя, Тинкори Лахири, уже оставил тело. Когда его спрашивали о самадхи, Гуру никогда не вдавался в подробности: «Вы узнаете все необходимое, когда испытаете это сами». Конечно, Учитель был прав, и краткость его ответа подкреплялась хорошо известной аллегорической притчей. Присутствующая при родах девственница не может полностью понять смысл происходящего. Не понимая предшествовавших родам событий, всех чувств и эмоций матери, путем наблюдения за чьими-нибудь родами невозможно прочувствовать, что это значит — родить ребенка. И то же самое касалось трансцендентности ума, состояния, при котором сознание выходило за пределы всего, кроме самого себя — и становилось одновременно всем.

Известно, что после первого самадхи, всякий раз, закрывая глаза, Гуру мог видеть собственную душу, Дживу. Она возникала в виде золотой человеческой фигурки, размером всего в несколько сантиметров, излучающей сияние.

Про случаи самадхи Гуру все же рассказывал, и однажды поведал слушателям историю, случившуюся в Бенаресе в конце 1930-х годов. Прибывший в город садху стал просить разрешения у британских властей на проведение эксперимента. Этот аскет намеревался оставаться под землей без еды и воды в течение шести месяцев и запрашивал официальную охрану, что подтвердило бы подлинность испытания. Разрешение было выдано, и садху сбрил все волосы на голове и теле, чтобы в них не завелись насекомые. Затем тщательно прочистил кишечник и желудок различными пракшаланами^[108], чтобы внутри не осталось и следа органики. После садху выпил немного топленого масла для смазки желудочно-кишечного тракта и залез в яму, вырытую специально для него. Подземелье закрыли досками и приставили охрану из солдат, назначенных местными властями. Садху вошел в состояние анабиоза.

Через полгода импровизированную пещеру вскрыли и извлекли оттуда вполне живого аскета; этот факт был задокументирован британскими властями, обычно следившими за подобными случаями. Из-за отсутствия солнечного света кожа садху пожелтела, на теле по-прежнему не было ни единого волоска. Он выглядел свежевыбритым, и даже его ногти, подстриженные шесть месяцев назад, остались короткими. Помощник или ученик садху принялся осторожно массировать ему шею и плечи, нажимая на определенные точки и шепча мантру в левое ухо. Разжав зубы аскета, ассистент влил тому в рот немного топленого масла, чтобы запустить и прочистить кишечник. Ставший чрезвычайно чувствительным к солнечному свету после долгого заточения садху провел несколько дней в полной темноте. Каждый день дверь слегка приоткрывали, и ассистент постепенно поднимал шторы и, наконец, садху вышел из помещения. Потребовалось около недели, чтобы он начал ходить без посторонней помощи. Еще через несколько недель он смог говорить, приобрел известность и разбогател, получая многочисленные пожертвования.

Этот садху слышал о Лахири Махасая и поэтому согласился встретиться с его внуком, Сатьячараном Лахири. За обедом и чаем они проговорили довольно долго. Сатьячаран Лахири спрашивал о техниках, позволивших садху оставаться живым в бездыханном состоянии на протяжении шести месяцев, о мыслях и эмоциях, переживаемых в состоянии анабиоза. Ответы были вполне честными: «Я не чувствовал ровном счетом ничего, мое состояние было подобно коме. Все функции тела прекратились, и, в отличие от йогического самадхи, ум был пуст и темен. Никаких мыслей и эмоций у меня не было, лишь абсолютная тьма небытия…».

Личная история этого человека была примечательной. В 30 лет он пережил трагедию и, находясь в глубокой депрессии, решил положить конец страданиям, бросившись вниз с холма Читракут. На вершине, к которой ведут сотни ступеней, располагается храм Ханумана, и в тот день, не в силах справиться с душевной травмой, несчастный практически взбежал наверх. Приблизившись к краю обрыва, он готовился к прыжку, когда кто-то окликнул его: «Эй, брат…». Непонятно откуда взявшийся незнакомец своим окликом изменил ход событий. Неприметному садху в оранжевых одеждах было на вид за шестьдесят, он выглядел как обычный странствующий садху, но прочел суицидальные мысли молодого человека. «Если ты и правда собрался умереть, не стоит покидать тело таким недостойным и примитивным способом. Пойдем со мной, и я научу тебя умирать правильно…».

Так отчаявшийся человек стал учеником этого садху и обучился искусству смерти путем остановки всех функций тела, включая дыхание и кровообращение в венах и внутренних органах. Наставник объяснил ему, как с помощью нажатия на определенные точки на шее и у основания затылка можно «отсечь голову» и остановить кровоснабжение мозга. В то время новообращенный был молод и физически крепок, и это позволяло выдерживать колоссальные нагрузки на сердце и нервную систему во время рискованных «экспериментов».

В Индии под общую категорию садху попадают все, кто не отвечает социальным стандартам и критериям. Такие люди путешествуют, совершая довольно странные вещи ради заработков или в поисках Всевышнего.

Строго говоря, новый знакомый Сатьячарана Лахири никогда не был йогом, так как не практиковал никакой другой дисциплины, кроме «искусства смерти». Однако способность умирать и воскресать усилием воли была неоспорима и очень похожа на йогическое искусство. Широкая публика не видела в этом никаких противоречий, чудо было чудом, и людей не интересовали ни мотивы, ни цели, стоящие за подобными аскезами. Видеть человека, победившего смерть, хотели все — и, отдавая дань его мужеству, люди оставляли щедрые пожертвования. Его буквально осыпали деньгами и называли «великим сиддхом». И впрямь, он достиг невозможного — кто еще мог похвастаться умением умирать и возвращаться к жизни? Несмотря на то, что инсценированная «смерть» не была результатом йогического тапаса, она требовала большого мужества.

…В ходе беседы садху сказал: «У вас совершенно другой способ достижения самадхи; вы пребываете в настоящем йогическом трансе, ваше сознание расширяется, и вы переживаете удивительные вещи. В этом различие между нашими состояниями. Когда я вступаю в смерть, это состояние похоже на глубокий сон или беспамятство, я не вижу ни снов, ни видений; у меня не возникает ни откровений, ни особой мудрости».

Бесспорно, опыт смерти наделил этого необразованного человека особой мудростью, но не дал высшего Знания. Секретом Кхечари он не владел, однако слышал о этой мудре, но этому его не обучали, для его типа «смерти» Кхечари не требовалось. Тайнами своего знания садху ни с кем не делился, хотя почти через 80 лет стало известно о существовании одной редкой травы, произрастающей в недоступных джунглях. Правильно обработанная и принятая в нужной пропорции, она вызывала состояние, похожее на смерть. В сочетании с определенными мантрами и точечным массажем магическая трава могла останавливать все физиологические процессы, не прекращая самой жизни.

Не менее важны были и техники последующего оживления тела, требовавшие присутствия грамотного помощника. Искусство умирания было сложной наукой и требовало глубокого понимания процесса. Зачем живым вообще пересекать порог Смерти без приглашения, а затем возвращаться? То, что казалось фокусом, трюком факира, являлось исследованием собственных способностей, ограничений и устремлений. Для йогинов подобное смерти самадхи было воротами портала Знания, ведущего к абсолютному слиянию с миром.

…В 1990 году, посещая Читракут, он вспомнил рассказ Гуру о «никогда не умирающем» аскете и расспросил о нем тамошних садху. Некоторые помнили эту историю, но тот человек исчез много лет назад, возможно, умер естественной смертью. Была, конечно, интригующая вероятность, что перед последним путешествием садху мог использовать свой испытанный метод и оставаться между мирами, в состоянии не-жизни и не-смерти. Но как долго растительный эликсир мог удерживать тело в состоянии анабиоза? Ответить на эти вопросы было некому.

…Сатьячаран Лахири рассказывал еще об одном случае, также произошедшем в Бенаресе и задокументированном британскими властями. Йогин провел под землей в самадхи несколько месяцев и вышел из ямы, в которой находился, живым. Место его самадхи накрыли каменной плитой и засыпали землей, а поверх поле засеяли пшеницей. После сбора урожая аскета выкопали вполне невредимым.

Власти методично регистрировали такие случаи, однако некоторые истории известны лишь по рассказам очевидцев. В 1985 году один из учеников Гуру рассказал, что во время строительных работ рядом с одним из гхатов рабочие нашли тело йогина. Человек сидел в позе лотоса, тело его выглядело неповрежденным. Почти вся мышечная масса хорошо сохранилась, хотя кожа и была пепельно-серой. Человек был наполовину засыпан землей, так как стены подземного убежища повредили при раскопках. Поначалу все были настолько напуганы, что боялись прикоснуться к нему, но затем один из рабочих сделал глупейшую вещь — попытался открыть рот йогина концом ломика. Из уголка сомкнутых пересохших губ аскета выступила кровь, его веки медленно приоткрылись. Глубоко вздохнув, почти шепотом, с усилием шевеля потрескавшимися губами, йогин произнес: «Какой сейчас год? Кто сейчас правит?».

Один из рабочих, не утративший дар речи полностью, ответил: «Баба, у нас демократия, у власти правительство, королей больше нет». С видимым усилием йогин расправил ноги из позы лотоса: «Значит, вот до чего дошло…» Спустя какое-то время рабочие вытащили йогина из ямы и помогли ему встать. Обнаженный, за исключением набедренной повязки, он был высок и худ, но не выглядел истощенным. Сделав несколько нетвердых шагов, он вошел в реку по пояс и стоял там долго, как бы совершая ритуальное омовение. Затем нырнул в воду и больше не появился. Истории были всего лишь историями, в Бенаресе их было миллионы, забытых или многократно пересказанных. Но рассказчик сам руководил той стройкой и хорошо знал этих рабочих, простых людей, неспособных выдумать столь невероятную историю, да еще и сойтись в пересказе подробностей.

…Еще один случай произошел со знаменитой святой, женщиной по имени Рам Сиа Саркар, жившей рядом с Гвалиором, неподалеку от его старого коттеджа. Один из его знакомых, Сурья Каант Шарма, показал Рам Сиа фотографию йогина верхом на белом быке, и та потребовала личной встречи с ним. Когда они увиделись впервые, этой женщине было за тридцать. Несмотря на то, что ее почитали как святую, Рам Сиа распростерлась перед ним, почтительно коснувшись его стоп. В индийских деревнях до сих пор существует традиция: когда молодая женщина ест, она закрывает лицо, чтобы тесть не видел ее жующей. Отношение Рам Сиа Саркар к нему было таким же уважительным.

Она рассказала свою историю. В деревне Тарот рядом с храмом Ханумана есть небольшая пещера, где Рам Сиа провела год в состоянии самадхи. Когда он спросил об этом опыте, она тихо ответила: «Дух моего Гуру, Шанкх Бабы, оставался со мной все это время». Она оставалась под землей без воды, еды и солнечного света, а жители деревни беспрерывно, двадцать четыре часа в сутки, пели киртаны рядом с пещерой. Этот длившийся целый год концерт охранял ее, гарантировал безопасность и подтверждал подлинность отшельничества. Прежде чем войти в пещеру, Рам Сиа обратилась к своим преданным: «Я выйду через год, нагая и растрепанная, но вы не пугайтесь. В тот день пойдет дождь и будет гроза…». Так и случилось. Через год, обнаженная, укрытая лишь своими длинными спутанными волосами, Рам Сиа предстала перед тысячами людей, пришедших посмотреть на чудо. Через несколько минут разразилась гроза, и ливень начал поливать улицы, людей и животных, смывая паутину и пыль с посеревшей кожи Рам Сиа Саркар.

Эта святая никогда не практиковала тайную Кхечари мудру или другие йогические техники, однако дух Учителя всегда находился с ней, поддерживая во время долгого транса. По-детски невинная, Рам Сиа видела будущее и иногда могла предсказывать его. Поэтому местные политики часто посещали ее ашрам, испрашивая благословения перед выборами. Она не испытывала постоянного блаженства самадхи, но ее слова и действия были праведными.

Однажды она пришла к нему, прося благословения перед парикрамой. В тот день на ней были толстые шерстяные носки, и он с улыбкой заметил, что после 21-километровой прогулки они наверняка порвутся. Она ответила: «О, я пойду легко, не касаясь земли…». Никакие носки не могут выдержать многокилометровую прогулку, но носки Рам Сиа остались без единой дыры…

…Скрытые смыслы известного эпизода, описанного Йоганандой в «Автобиографии йога», открылись ему лишь много лет спустя. Впервые встретив Бабаджи в Раникхете, Лахири Махасая провел семь дней в пещере в состоянии длящегося интенсивного самадхи. Непонятно было, как такое вообще возможно, если Лахири раньше не выполнял интенсивных йогических практик, — его нервная система и тело были абсолютно не подготовлены. Тем не менее, Лахири Махасая провел в состоянии анабиоза семь дней без каких-либо серьезных последствий! В дневниках самого Лахири об этом ничего не упоминается. Можно, конечно, предположить, что сила Бабаджи распространяется на учеников, защищая и поддерживая их, но это звучало бы чересчур надуманно. Физическое тело живет по своим законам, никакая метафизика не может превратить слабое в сильное. Без предварительной подготовки выдержать самадхи практически невозможно, и он знал об этом не понаслышке. Однако дневники Лахири Махасая давали подсказку: перед погружением в транс, Лахири дали выпить немного масла, и он подвергся тщательному очищению. Может, это и было предохраняющим спасительным противоядием, позволившим ему выдержать сильнейшие потоки энергии и вернуться из самадхи невредимым?

…В двадцатом веке значение слова «самадхи» радикально изменилось. Его стали использовать как почтительный термин применительно к усопшим политикам, общественным деятелям и прочим уважаемым людям: «Он вошел в самадхи, здесь место его самадхи». К йоге это не имеет ни малейшего отношения. Самадхи, блеск его тайны и ареол восхищения, окружавший аскетов прошлого, теперь были заимствованы и широко использовались для почитания тех, кто добился высокого статуса и богатства, тех, кто жил для услаждения своих чувств и желаний, а не отделялся от них.

Он часто думал об Учителях, шагнувших в бессмертие, избрав непрерывность существования. Они созерцали бесконечный экзистенциальный спектакль, пройдя через йогическую смерть, чтобы не прекращать познание Жизни.

Видения будущего

В ноябре, примерно через месяц после памятной ночи выхода из тела, он увидел то, что можно было истолковать как видение будущего. Статичные красочные образы пришли независимо от состояния самадхи, расширение сознания отсутствовало. Скорее, это был побочный эффект пережитого транса. Он увидел величественные дворцовые здания, но их местонахождение осталось загадкой, был лишь какой-то тонкий намек на то, что место это должно находиться где-то рядом с Вриндаваном. Несколько дней спустя пришло следующее видение, и он просмотрел набор неподвижных кадров снова; они напоминали осколки яркого калейдоскопа. Полная панорама была скрыта, однако детали и фрагменты можно было разглядеть.

Все три видения произошли около полудня. Он едва перелистнул новый выпуск комиксов «Призрак», как сознание переключилось и выбросило его во временной туннель. Поначалу дезориентированный, он принял это за галлюцинации, но видения повторялись, и каждый раз портал открывался примерно на полчаса. Этого было достаточно, чтобы распознать кадры будущего. Казалось, кто-то подносил к его глазам увеличительное стекло, приближая декорации, и сомнений не оставалось: это слайд-шоу разрозненных сцен его будущего. Все три раза одни и те же кадры возникали с разной степенью детальности, но с новыми аспектами. Он видел дворцы с куполами и арками, старый пруд и большое дерево, незнакомые лица и каких-то животных, и все это настолько интриговало, что хотелось поделиться впечатлениями с кем-нибудь. Однако члены семьи для этого совершенно не годились. Через пару месяцев, во время визита в Бенарес, он рассказал Гуру об увиденном. В комнате находились еще несколько учеников, но он не испытывал ни малейшей неловкости, настолько велико было желание поделиться. Похоже, ему поверил только Гуру, но выражать скептицизм и сомнения никто не решился. После даршана все присутствующие поднялись на крышу. Существовал своего рода обычай — перед тем, как отправиться к Ганге для омовения, ученики массировали спину Гуру, тот очень любил эту процедуру. Во время массажа Учитель вдруг повернулся к нему, сказав: «Да, ты будешь жить в месте, похожем на дворец. Только это будет смашан, и мимо его ворот будет проходить множество людей. Некоторые придут к тебе. И если продолжишь усердно заниматься йогой и хранить целибат, то к сорока четырем годам в твоем мозгу сформируется знак «Ом^[109]»».

Он слушал, не осмеливаясь уточнять; представить жизнь на смашане было совершенно невозможно, и он воспринял эти слова как аллегорию. Слова Учителя про знак «Ом» тоже звучали как иносказание. Может, это намек на высшую мудрость? Что еще мог означать знак Творения у него в мозгу и как его можно там обнаружить?..

Да, существовала история о женщине, которая всю жизнь пела имя Господа Рамы как мантру: «Рам, Рам, Рам…». После ее кремации обнаружилось, что божественное имя «выгравировано» на лобной кости ее черепа, естественные тончайшие ложбинки образовывали буквы на санскрите и урду. Таково было следствие усердно выполняемой практики мантры и высочайшей преданности, — подобные случаи известны, и никто не оспаривал их значимости. В конце концов, Индия — страна чудес. Но представить, что в результате практики йоги священный символ Абсолюта может появиться в его собственном мозгу, было за гранью любых фантазий.

Что касается обета безбрачия, он воспринял эти слова как прямое наставление. Никому, кроме него, Учитель никогда не рекомендовал придерживаться воздержания. Да и кроме того, большинство студентов были женатыми семьянинами. Вообще, Гуру никогда не прописывал кому-либо определенный образ жизни. Хорошо зная человеческую природу и законы кармы, Шри Сатьячаран Лахири не вмешивался в них, за исключением экстренных случаев. Да и будущего Гуру не предсказывал, его методы были более тонкими. Видя наилучший путь развития конкретной личности, Учитель оценивал совокупность шансов, способностей и предрасположенностей человека, прежде чем давать рекомендации и подсказки.

После ухода Учителя ему пришлось продолжать направлять студентов, и он использовал аналогичный подход. Вмешательство в чью-либо судьбу могло повлиять на естественный ход событий даже на уровне косвенных предсказаний, и тонкие нити карм не следовало запутывать. Само Время меняло узоры, уже проявившиеся на Его ткацком станке, и эти орнаменты назывались «судьбами». Они никогда не повторяли циклы предыдущей жизнь в точности, и все же эволюция души зависела от решений и действий, совершенных в прошлом, влияя на настоящее и будущее. Гуру мог только рекомендовать и советовать. А люди, призраки и даже Боги несли ответственность за сделанный ими выбор.

Кармические пути были одиночными маршрутами, хоть и пролегающими через оживленные перекрестки коллективных судеб.

Встреча в поезде

…Отношения между ним и отцом всегда были хорошими; может, не откровенно нежными, но любящими и уважительными. Химмат Бахадур Шарма делал для семьи все возможное и, несмотря на требовательную работу, смог дать своим детям безоговорочную любовь, поддержку и нужные наставления. Когда, потрясенный смертью старшего брата Махендры и раздираемый противоречивой неопределенностью, он сообщил родителям о решении не начинать военную карьеру, отец не возражал. «Тебе решать…».

Времена были другие, родительские ожидания не были настолько высоки. Семьи средних и высших сословий не подталкивали детей к корпоративным, государственным или военным карьерам, родители не пытались растить «достигаторов». В отношении выбора профессии в семье царила более-менее расслабленная атмосфера. Отец никогда не пытался наставлять кого-либо из детей «на путь истинный» и верил в младшего сына. По сути, отец разделял его интерес к йоге, поддерживая продвижение на духовном пути. Первым, кому он продемонстрировал Кхечари мудру, был господин Шарма-старший, понимавший ее значимость. Уважаемый судья сам практиковал асаны на протяжении многих лет, и был осведомлен об этой сложной и мистической мудре; знал, что Кхечари — не какой-то фокус, а йогическое достижение.

Первой прочитанной им книгой по йоге была принадлежавшая отцу «Гхеранда Самхита»^[110]. В семейной библиотеке было собрано много священных текстов индуизма и большинство Пуран^[111]. Он жадно проглатывал их все.

…16 сентября 1984 года Химмат Бахадур Шарма умер от рака в возрасте 72 лет, и это было для него тяжелейшим ударом. Ощущая сиротство, он скрывал собственную скорбь, стараясь не усугублять боль матери, брата и сестер.

Прошел год. Он навещал старшую сестру в Лакхнау и должен был возвращаться в Гвалиор поездом. Отправившись на вокзал, он понадеялся купить билет без предварительной брони, но ему не повезло. В кассе его бодро заверили: «Без проблем, что-нибудь найдем!», однако все до единой полки были заняты. Тем не менее, он погрузился в поезд и стоял в проходе с небольшим чемоданом, готовясь ночевать в тамбуре. О том, чтобы просить незнакомых людей присесть на край их полки, не могло быть и речи. Внезапно его окликнул какой-то пожилой человек: «Сынок, можешь присесть здесь».

«Спасибо за вашу доброту, я в порядке…». Тот настаивал, и он принял щедрое предложение, присев на край полки и стараясь не занимать слишком много места. Расстилая постель, незнакомец поинтересовался, куда он едет.

«Возвращаюсь домой, в Гвалиор».

«О, там жил один судья, великий человек! Он спас мне жизнь и сделал меня тем, кто я есть. Всем, чего я достиг в жизни, я обязан ему…»

«Как его звали?»

«Судья Химмат Бахадур Шарма. Ты знаешь его?»

«Он скончался в прошлом году… Я его младший сын».

Случайный попутчик неудержимо разрыдался. Это было совершенно неожиданно. Он дождался, пока мужчина успокоится. Наконец, промокая слезы рукавом курты, старик заговорил.

Несколько лет назад его подставили, и он стал обвиняемым в сложной судебной тяжбе. Говорили, что, скорее всего, судья взял крупную взятку от истцов, и дело его безнадежно, он наверняка проиграет и окажется в тюрьме.

Судьей был господин Шарма, рассмотревший все аспекты дела и вынесший справедливый приговор — обвиняемый был признан невиновным. После заседания судья вызвал его в офис: «Мы оба понимаем, что бороться с синдикатом сложно. Люди, которые пытались вас подставить, коррумпированы и опасны. Вряд ли они дадут вам возобновить бизнес в этом городе. Я дам вам рекомендательное письмо, чтобы вы могли заново начать свое типографское дело в Джханси». Оправданный по всем обвинениями, заручившись рекомендациями, человек этот переехал в Джханси, начав все заново — и преуспел. Справедливость и поддержка судьи не только спасли его от позора и банкротства, но и проложили путь к успеху и процветанию.

…Он тихо встал у окна, наблюдая за сгустившейся тьмой и проносившимися мимо мерцающими огнями. Если бы тогда отец не вынес справедливого решения, он мог бы сейчас ехать с ожесточенным и сломленным человеком. Или с равнодушным человеком, который мог бы потребовать от проводника выгнать из вагона парня без места. Вместо этого случайный попутчик волшебным образом оказался его благодетелем. Старик настаивал, чтобы сын уважаемого судьи лег на койку и поспал.

«Спасибо, сэр, мне и так хорошо. Пожалуйста, отдыхайте, я посижу здесь, у вас в ногах». Сердце наполнилось теплом, и он впервые почувствовал, что за ним присматривают, что он под защитой. Предки помогают живым по-разному. Что остается после того, как люди проходят через врата смерти? Лишь воспоминания об их поступках, отголоски того, как они относились к другим. Происшествие в поезде казалось постановочным, словно старик был обязан передать ему послание отца, напомнить о чести, справедливости, сострадании и о значимости любого действия.

…Старик спал, закутавшись в серую шерстяную шаль. Мерцающие тени танцевали на стенах купе, следуя ритму движения поезда. В полусне он подумал о бескомпромиссной, непоколебимой честности и врожденной нравственной этике отца, и еще о том, что будучи судьей по профессии, по-человечески Химмат Бахадур Шарма никогда никого не осуждал.

Обещание

Как правило, важные жизненные события являются вехами на пути любого человека. Люди измеряют ход времени повышением по службе, профессиональными достижениями или переездами. Позор или болезнь, радость, триумф, женитьба или рождение ребенка, развод или смерть близких помечает календарь любой жизни, равномерно распределяя между ними пики и падения эмоциональных всплесков. Однажды кто-то спросил о жизненных вехах в его судьбе, и он ответил, не задумываясь: каждое мгновение было и остается яркой вспышкой. Так и было, и, окруженный яркими вспышками, он тотально проживал каждый момент настоящего, из которого слагалась целостность бытия. Пробужденный разум мог концентрироваться на мельчайших деталях каждой секунды жизни, полностью присутствуя в них.

Жизнь была одновременно и цельной, и пористой, словно камешек на дне реки и сама река. Время текло и сквозь него, и над ним. Конечно, важные, судьбоносные события тоже были, хоть прошлое казалось ему полузабытым сном.

Проживание каждого момента важно: бесконечный поток впечатлений и эмоций пополнял озеро сознания. Выражение ускользающего Времени, эмоции были драгоценны, их пузырьки оживляли монотонность существования, и все переживания биологических и астральных существ были порами на коже Времени, жизнь сочилась из них, как пот.

Практика сгладила многие воспоминания, однако он мог вернуться к чувствам и эмоциям, семена которых были посеяны много лет назад — и собрать выросшие из них плоды. К слову сказать, плоды эти оказывались ни сладкими, ни кислыми.

Одно из самых сильных чувств, которые ему довелось пережить, — облегчение после выполнения одного обещания. Можно было бы гадать о наличии духовной составляющей подобного переживания или важности самого поступка, однако сам момент исполнения обещания был прекрасным, хоть и немного грустным…

Отец еще работал в Шивпури, до пенсии оставалась всего пара лет, когда один из братьев обратился к нему с деликатной, но безотлагательной просьбой. Брат отца был подрядчиком и постоянно нуждался в деньгах; ему срочно потребовались средства для заключения нового контракта. В тот день их сестра, Шарда Патак, одолжила брату-подрядчику свои золотые украшения. Отец дал сестре слово как гарантию возврата ссуды. Договорились, что Шарде будут выплачиваться проценты, и золото полностью вернут после успешного завершения проекта. Драгоценности были ее приданым, семейной реликвией, и она ими очень гордилась. Под гарантию отцовского слова дядя получил более полукилограмма золота.

…С годами выяснилось, что зачастую, если кредитором выступает родственник, крупные суммы так и не возвращаются. Если же деньги одалживают у тех, с кем не связаны родственными узами, долг почти наверняка будет погашен. Бизнес дяди потерпел крах, все проекты и коммерческие схемы провалились, и теткино золото кануло в реку времени. Дядя-подрядчик так и не выполнил обязательств, может, потому что не восстановил финансовое положение, а может, считал, что долги родственникам возвращать не обязательно. Но именно слово отца было гарантией сделки между братьями и сестрой.

Дядя никогда не заговаривал о компенсации золота, и отец воспринимал это болезненно, с горечью вспоминая провалившуюся сделку, невыполненные обещания, и винил себя. Именно его заверения убедили сестру расстаться с приданым.

С годами в семье произошли существенные изменения, в основном проблемы были связаны с продолжающимися финансовыми трудностями.

В 1984 году, навещая отца в больнице, где тот проходил лечение от рака, он дал ему слово, что вернет тетке ее полкилограмма золота. Исполнение желаний умирающего считается очень важным, чтобы дух, отягощенный невыполненными обязательствами, не остался в низших сферах.

Обещание стало настойчивым напоминанием о незавершенном деле, год за годом во время обряда поминовения усопших он мысленно подтверждал отцу намерение сдержать слово.

Шарда Патак, его тетка, всегда помогала ему. Особенно когда он искал свой дворец. Она не считала его мечты и планы странными или безумными. Вместе с мужем она безоговорочно поддерживала племянника, предоставляя кров, даря любовь, хотя характер у него был не из легких. Вместе с четырьмя коровами и двумя собаками, она приютила его, когда он вернулся в Матхуру из Сарнатха, ободряла во время временного пребывания в ашраме во Вриндаване. Но самое главное, продолжала в него верить, когда он наконец переехал в свой волшебный дворец, больше напоминавший руины из фильма ужасов.

…С годами ее память превратилась в горстку сухих листьев, и было сложно сказать, что именно она помнила, а что напрочь позабыла. Когда тетушка овдовела, ее дочь и его младшая кузина Девахути, сопровождавшая его во многих приключениях и авантюрах, пригласила мать жить с ними на смашане. Хрупкая и худощавая, в тонком хлопковом сари, тетка сидела на солнышке у дома, благословляя некоторых посетителей, останавливающихся поклониться ей; прикосновение ее легких пальцев было особенным…

Со дня разговора с умирающим отцом прошло тридцать два года. Сельскохозяйственная деятельность принесла ему достаточно средств, чтобы наконец оплатить полкилограмма золота, и никаких причин откладывать возвращение долга не было. Тянуть было нельзя, тетка уже оказалась прикована к постели. В тот день, приехав в Матхуру, он вернул ей золото, добавив от себя четыре золотых браслета в знак признательности и обещанного процента, который она так и не получила. Тетушка была очень слаба и не совсем в себе, однако причину его приезда поняла. Приняв небольшой увесистый сверток, она тихо сказала: «Ты очень хороший мальчик…». Жест был скорее символический, так как в том месте, куда тетка отправлялась в ближайшее время, золото было ей не нужно — но слово было словом. Завершение подарило ощущение легкости, и он дорожил этим чувством. Последнее желание отца исполнилось, и ценности Шарды Патак были ей возвращены; воспоминания о прошлом превратились в удобрение для зарождающегося будущего и ни во что больше.

В одном из написанных им в 1993 году стихотворений говорилось: «У Времени нет эмоций, но каждой эмоции — свое время».

Благословения на пути. Святая Вареного Картофеля

…Будучи в Бенаресе, он решил навестить старшую сестру в Лакхнау. Уже стемнело, когда поезд неожиданно остановился. Некоторые пассажиры начали разбирать багаж и высаживаться, намереваясь дойти до города пешком; один за другим они исчезали в сгущающихся сумерках. Группа из 5–6 пожилых людей расспрашивала контролера о причинах задержки. Оказалось, что железнодорожные пути впереди были сильно повреждены, и ремонтные работы займут несколько часов. До Лакхнау было недалеко, и все решили идти в сторону города. Взяв дорожную сумку, он последовал за остальными и зашагал по железнодорожным путям. Была безлунная, прохладная ночь, сильный ветер дул им в спины, и в кромешной тьме не было видно ни единого огонька, словно их поглотила тьма. Идущий впереди пожилой мужчина тяжело дышал, кто-то чихнул, ритмично скрипел гравий под ногами — только эти звуки и были различимы в ночи.

Внезапно раздался отдаленный свист паровоза, и голос Гуру прозвучал у него в голове громко и отчетливо: «Немедленно сойди с рельс!». Он крикнул: «Прочь с путей!», — и все бросились врассыпную. Они едва успели сделать семь-восемь шагов, как огромная железная гирлянда вагонов прогрохотала мимо, обдав их волной горячего воздуха. Из-за направления ветра никто не слышал приближающегося поезда, вдобавок паровоз шел с выключенными огнями. Его прошиб холодный пот. Обессиленные резким выбросом адреналина, люди опускались на землю прямо там, где стояли. Его благодарили, но он впал в какое-то оцепенение и не мог вымолвить ни слова. Мысленно он поклонился Учителю.

Когда появилась дизельная дрезина, один человек из группы, бывший железнодорожник, окликнул машиниста: «Далеко до Лакхнау?».

«Вы все с того поезда? Залезайте, подброшу».

Поднявшись на открытую платформу дрезины, он и его спутники ехали в молчании, держась за стальные поручни; далекие огни стремительно приближались, и через двадцать минут они были в городе. Часам к трем ночи он добрался до дома сестры, где проспал десять часов кряду. Снов он не видел, но слышал голос Гуру: слова было не разобрать, хотя звучали они успокаивающе.

…Однажды, очередной раз посещая тетку в Матхуре, он позвал двоюродного брата присоединиться к поискам дворца, который должен был очень скоро стать его домом. Дело было за малым — найти его. Заинтригованный кузен был рад отвлечься от повседневной рутины и готов к любым приключениям. Блуждая по Вриндавану, они натыкались на ветхие усадьбы, заброшенные ашрамы и полуразрушенные храмы, но ни одно из мест не попадало под категорию дворца. Картина величественных сооружений четко отпечаталась в его памяти с самого первого видения в ноябре 1985 года, и он был полон решимости отыскать это место. Интуиция подсказывала: дворец где-то рядом, нужно только правильно прочесть знаки судьбы, щедро разбросанные вокруг.

…В тот день они ждали автобус до Матхуры. Жара была невыносимой; из маленького чайного киоска выглянула пожилая женщина: «Мальчики, зайдите внутрь, а то изжаритесь. Когда автобус придет, вы его не пропустите, он остановится прямо здесь».

В ларьке им сразу выдали по чашке сладкого чая и отварной картошке с солью. Он попытался заплатить. «О нет! С детей денег не беру». Взглянув на пожилую торговку повнимательнее, он увидел, что ее аура была удивительно яркой. Он уже повидал многих святых, чьи астральные нимбы были отчетливо видны, и время от времени экспериментировал с ярким свечением собственной ауры, но спектр ауры этой пожилой женщины впечатлял. Почти ослепляющий ореол над ее головой сверкал и переливался неоновым светом, и он догадался, что эта женщина видела самого Кришну: в сиянии, исходящем от торговки, проступала Его тень.

Поняв, что он не только видит ее сияющий ореол, но и понимает его значение, женщина улыбнулась ему. Сбитый с толку, он смог только спросить: «Как вам удалось…?!» Она игриво прищелкнула пальцами: «Вот так просто…». Этот короткий диалог вызвал бы недоумение у любого свидетеля, если бы такие были.

Отмеченная постоянным присутствием темно-синего Бога, который, как известно, довольно избирателен в контактах, пожилая женщина жила крайне скромно, продолжая готовить чай в крошечном придорожном ларьке на пыльной обочине, варить картофель и кормить голодных. Переехав во Вриндаван, он навещал ее почти каждый день, и женщина всегда угощала его традиционным чаем и отварной картофелиной, посыпанной крупной солью…

Когда он уезжал, она пришла попрощаться и, к его большому удивлению, женщина, видевшая самого Кришну, поклонилась и коснулась его стоп. И протянула 51 рупию — традиционное подношение Гуру. Это было теплейшее из всех прощаний в его жизни. Ей было уже далеко за восемьдесят, и их встреча оказалась последней. Жизнь старой торговки олицетворяла буддистскую поговорку: «До просветления — руби дрова и носи воду. После просветления — таскай воду и коли дрова…». Простота людей, достигших высочайших уровней реализации, удивляла его больше, чем достигнутые духовные высоты.

Примерно в то же время, когда святая Вареного Картофеля угощала их чаем, ему встретилась еще одна женщина, и воспоминание об этом небольшом эпизоде всегда вызывало улыбку. Он снова был во Вриндаване и снова ждал автобуса до Матхуры, когда подошла пожилая нищенка, просившая денег. Он с сожалением сказал: «Мать, я бы дал денег, но у меня хватает только на проезд до Матхуры». Нищенка немедленно вынула банкноту в сто рупий: «Сынок, если тебе нужны деньги, возьми!». Он улыбнулся: «Матаджи, достаточно вашего благословения».

Его путь по-прежнему был отмечен неожиданными встречами, и зачастую способностью одаривать духовными благами обладали самые неприметные персонажи.

Вкус напитка из манго и тонкое искусство попрошайничества

В отсутствии брата Гьянендры он поселился у дяди по материнской линии, проживавшем в выделенном государством доме. Там его ежедневно посещали люди, ведь он был Гуру и мог дать советы по многим практическим вопросам. Дядя никогда не интересовался странным наплывом посетителей, и все шло гладко. Официально безработный, он намеревался им оставаться, занимаясь исключительно йогой, не отягощая себя карьерой и семейными обязательствами.

Из Матхуры прибыл один из двоюродных братьев, и они часами тренировались, поднимая гири и штанги. Интенсивные упражнения разжигали их аппетит настолько, что за месяц они проели все деньги. Бюджет сократился до 15 рупий, но просить денег у дяди было неприлично и даже унизительно. Финансовое будущее выглядело довольно унылым, и они шутили, что уже завтра сядут на обочине дороги просить милостыню, но сегодня им отчаянно хотелось коктейля из свежего манго.

Ржавый мотороллер домчал их до рынка, и они заказали два напитка, по 5 рупий за стакан, и 10 из 15 рупий были потрачены. Медленно цедя коктейли, они растягивали удовольствие: завтра было неведомым, сезон манго почти закончился, и никаких срочных дел у них не было.

Наслаждаясь последними глотками, они заметили рыдающего мальчишку, не старше одиннадцати лет. Держа в руках палку с привязанными к ней воздушными шарами, маленький продавец отчаянно всхлипывал, размазывая слезы рукавом. «Братишка, что случилось?». Выяснилось, что за весь день тот заработал пять рупий и собирался купить муки для лепешек, чечевицы и лекарство для матери, но каким-то образом умудрился потерять деньги. Вместе с ними была потеряна надежда на ужин и лекарства…

Они с кузеном переглянулись; оказалось, что оба подумали об одном и том же. Он достал последние пять рупий и отдал их мальчику. Мгновенно прекратив всхлипывать, тот недоверчиво уставился на них, а затем, не веря счастью, зажал монеты в руке и кинулся бежать вниз по улице, и парящие над ним воздушные шары отмечали его триумфальный забег.

С опустевшими карманами они отправились домой. По дороге бензин закончился, и последние двести метров мотороллер пришлось толкать. Однако они распевали песни, и настроение было преотличное.

На следующий день явился посетитель, чей сын несколько месяцев назад оказался в неприятной ситуации. Каким-то образом он, Гуру, сумел помочь этой семье. Поклонившись, благодарный отец сказал: «Вы помогли сыну, я безмерно благодарен. Пожалуйста, примите триста рупий в знак признательности, для меня это будет большой честью…». Впервые кто-то пытался предложить ему деньги за совет. С этого все и началось. Люди благодарили за поддержку, ободряющее слово, наставление, за необъяснимую, но ощутимую целительную энергию, исходящую от него, за состояние мира и покоя, которое чувствовали в его присутствии. Забота о Гуру была традицией — посетители приносили одежду и еду, делились небольшими денежными суммами, если могли себе это позволить. Он оставлял за собой право принимать или отклонять подношения. Иногда, если дар предлагал недостойный человек или кто-то явно пытался купить его благословение, он отказывался. Истинная милость не продавалась.

Хватало и других гуру, харизматичных и искусных ораторов, многие из которых оказывались расчетливыми духовными шарлатанами. Само словосочетание «Крия йога» давно стало коммерческим товаром, и он прекрасно это осознавал. Получив бесценный дар йоги, он делился ею безвозмездно, так как на нее невозможно было налепить ценник. В большинстве случаев он просто пытался помочь людям; жизнь достаточно трудна, и каждому нужна поддержка. Не приобретя с годами привычки вести учет добрым делам, он попросту старался видеть логику в цепных реакциях кармы и следовать ей.

Маленького торговца воздушными шарами он больше не встречал, но порой вкус мангового напитка напоминал ему о свете надежды и счастье, многократно усиленном призмой быстро высыхающих слез в глазах ребенка.

…Поглубже вникая в причины и следствия, можно было различить мотивы, цели и результаты любых действий. Ему всегда нравилась поговорка «Нищий не должен быть разборчив…». Но так ли это было? Искусство попрошайничества вовсе не простое дело, и результаты могли привести к неожиданным последствиям.

Однажды на вокзале старый грязный нищий протянул к нему слабую трясущуюся руку, прося милостыню. Необычайно сильная линия судьбы на не очень чистой ладони попрошайки заинтересовала его. Человек с такой мощной линией не мог быть обычным нищим, это противоречило принципам хиромантии. Повинуясь импульсу, он решил, что отдаст нищему все деньги, если тот об этом попросит. В тот день в его кошельке лежало почти десять тысяч рупий.

«Сколько денег тебе нужно?». Нищий был ошарашен внезапным развитием событий, ведь обычно люди пытались избегать его и гнали прочь. Поколебавшись, старик попросил пять рупий, и указанная сумма была немедленно ему предоставлена. Он мог бы стать богаче на целых десять тысяч, если бы сформулировал просьбу иначе…

Даже после этой мимолетной встречи необычная линия судьбы на ладони старика не выходила у него из головы, и он попросил друзей разыскать этого человека. Те навели справки, и выяснилась удивительная история: оказалось, старик был вовсе не простым нищим, а предводителем большого клана попрошаек. Суровый правитель, безжалостный сборщик податей, он пользовался авторитетом, и без его благословения никто из «подданных» не мог жениться. Все платили ему налог за предоставленные места. В тот день на вокзале, прося милостыню, старый лис притворялся. На самом деле он проводил еженедельную инспекцию, проверяя, находятся ли подчиненные на своих позициях, собирают ли достаточно денег. У старого афериста был прибыльный бизнес, и мощная линия судьбы верно указывала на силу его характера, удачу, лидерство и богатство… Эта любопытная встреча заставила его задуматься о добровольно выставляемых ограничениях. Как правило, прося о конкретных вещах, люди описывают результаты ожиданий словами. Именно формулировки накладывают ограничения на результаты исполнения желаний; отсутствие воображения часто гарантирует заведомую скудность даров судьбы. Король нищих мог сказать: «Дай столько, сколько можешь», но ограничил ожидания лимитом в пять рупий.

Универсальные законы Вселенной работали по схожей схеме: вместо того, чтобы просить о конкретных благах, разумнее спрашивать Богов о том, чем они готовы поделиться сами. Судьба хранит щедрые дары в полупрозрачном целлофане случайностей.

Преемник

Оказалось, Учитель знал о существовании преемника линии задолго до получения письма с подписью «Шайлендра Шарма, Гвалиор…». Этот удивительный факт открылся в 2016 году, совершенно случайно, когда один родственник вскользь упомянул о встрече со Шри Сатьячараном Лахири в Бенаресе.

В 1968 году этот родственник, господин Шарма, работал старшим инженером в ирригационном департаменте Бенареса. Город активно продвигал программу повышения квалификации для строительных инженеров, и смешанные индийские и шри-ланкийские бригады специалистов работали над проектами по благоустройству, часто выезжая на обследования в отдаленные деревни. Во время одной из таких поездок господин Шарма жил в одной комнате со стажером из Цейлона. У того на тумбочке стояла фотография Лахири Махасая, и он регулярно предлагал гуру прасад, а затем раздавал подношение коллегам. Этот стажер мечтал посетить дом известного учителя и попросил господина Шарму помочь ему найти адрес Лахири Махасая в Бенаресе. Так они попали в «Сатья Лок», старый дом Учителя на улице Чаусати, и встретились со Шри Сатьячараном Лахири, четвертым Гуру и внуком Лахири Махасая. Они посещали его несколько раз, и во время одного из визитов, в контексте обсуждения будущего данной духовной традиции, господин Шарма спросил Гуру о преемнике. Шри Сатьячаран Лахири ответил: «Физически сильный, прекрасно образованный и интеллектуально развитой молодой человек готовится к этой миссии в Гвалиоре… Он и продолжит после меня».

Эта вскользь рассказанная история повергла его в шок: сам Гуру ни разу не намекнул, что знал о нем раньше. В 1968 году Гуру было около шестидесяти лет, а его будущему духовному преемнику — всего одиннадцать, до их встречи оставалось одиннадцать лет. Он вспомнил первые впечатления от визита в дом Гуру, острое любопытство, с которым пожилые ученики смотрели на него. Возможно, оно объяснялось тем, что Учитель рассказал им о прибытии потенциального преемника, но тогда он был сильно смущен пристальным вниманием старых криябанов^[112]. Как выяснилось, его приход был предсказан и ожидаем. История эта подтверждала догадку о том, что Учителя парампары всегда знали и о следующем преемнике, и о путях и времени ухода каждого гуру. Все это могло казаться лишь гипотезой, однако со временем он убедился, что таково было реальное положение дел.

Пять лет под руководством Гуру пролетели быстро, упорная практика приносила увлекательнейшие открытия. Суть человеческих сердец приоткрывалась ему, и он смог установить дружеские отношения с собственным духом, существом, оповещавшем о своем присутствии во мраке Пустоты золотым светом Кутастхи. Зрелище было настолько захватывающе, что не оставляло времени на размышления о природе и местонахождении так называемого Бога. Кто бы ни жил внутри него, он был вездесущ, и это открытие не было книжным знанием, он осознавал его всем существом.

…В доме Гуру студентам разрешалось читать дневники Лахири Махасая, иногда он даже практиковал в комнате Мастера, вдыхая легенды и историю вместе со странно сухим, лишенным запаха, воздухом. Здесь, в этом старом доме, медитировали и достигли реализации четыре поколения мастеров, и их присутствие было постоянным и сильным. Бесценные откровения, описанные Лахири Махасая в его дневниках, потрясали. Никто не описывал духовные переживания так глубоко; листать пожелтевшие страницы, видеть почерк Мастера было огромной честью. Написанные почти столетие назад слова были пронизаны ностальгией; даже величайшие духовные достижения становились прошлым, но он был здесь, чтобы продолжать, чтобы учиться.

Бабаджи выбрал для своего первого ставшего известным миру ученика жизнь скромного домохозяина. Однако жизнь Лахири Махасая, озаренная мистическим учением, оказалась экстраординарной. Сын и внук Лахири продолжили традицию, но сила благословения Бабаджи и мощь самой Крии могла сохраняться в одной семье лишь три поколения. Это подтверждалось и косвенным, хотя общеизвестным фактом: согласно индуистской традиции последние обряды совершаются только для трех поколений предков мужского пола…

Четвертый Гуру, Шри Сатьячаран Лахири представлял третье поколение династии. Он родился 28 января 1905 года, в темную половину Аштами титхи^[113], в Каши, в том самом доме, где жил, учил и практиковал его знаменитый дед. Сатьячаран был младшим сыном Тинкори Лахири Махасая, третьего Гуру и старшего сына йогираджа Лахири Махасая. Когда старшие дети покинули гнездо, Тинкори оставил Сатьячарана при себе, и много лет, вплоть до самого ухода, подготавливал его к роли преемника традиции. Неоспоримый мастер йоги, Шри Сатьячаран Лахири был человеком знания, Учителем и духовным отцом для многих. Но прежде всего, он был проводником в царство Духа.

…Однажды он спросил Учителя: почему большинство людей проводят основную часть жизни «во сне» и даже не хотят «просыпаться», почему среди ищущих просветления так мало реализованных? Гуру ответил лаконично: «Потому что лишь немногие хотят проснуться, и вовсе не каждый из «пробужденных» пытается достичь реализации».

Найти общий язык с Гуру было не всегда просто, хотя тот был очень демократичен и казался открытым и располагающим к общению. Рано овдовев, Шри Сатьячаран Лахири больше не женился, взрослые дети завели собственные семьи, и Учителя окружали в основном ученики и посетители. Зачастую молчаливый, не слишком выделяющийся среди пожилых учеников, он был настоящим духовным гигантом. Хотя груз знаний не тяготил самого Сатьячарана Лахири, тот знал о деликатности процесса познания, и учил, внимательно наблюдая за каждым искателем. В соответствии с традицией, Гуру давал ровно столько знаний, сколько ищущий готов впитать на своем индивидуальном уровне развития и подготовки. Люди шли в крия йогу по разным причинам, с разными целями и мотивами, их индивидуальные кармические предрасположенности также различались. Каждому студенту требовалась персональная дозировка знания, в противном случае им можно подавиться, в буквальном смысле.

Став преемником после ухода Учителя, он продолжил пользоваться теми же методами, так как нес ответственность не только за прогресс учеников, но и за их неудачи. Иногда регулярная практика могла быть прервана жизненными обстоятельствами; в редких случаях из-под контроля могли выйти внутренние демоны самого практикующего. В подобных случаях карма брала вверх над йогой, и студент мог прекратить садхану, временно или на неопределенный срок. Все, что он мог сделать, — вдохновлять, наблюдать и ожидать. Как делал его Учитель.

Уход Учителя

Летом 1986 года Гуру Пурниму^[114], день почитания всех учителей, праздновали в доме Шри Сатьячарана Лахири, и небольшой внутренний двор не вмещал гостей. Ашок Кумар Чаттерджи, один из старых учеников, представил свою книгу «Пуран Пуруш», жизнеописание Лахири Махасая, составленное по просьбе Гуру и содержавшее многочисленные цитаты из личных дневников Мастера. После часового представления книги Шри Сатьячаран Лахири подозвал нового Гуру, чтобы тот произнес заключительную речь. Большинство присутствующих приуныли, ожидая еще одну длинную речь, но он был немногословен: «Предыдущий оратор уже все сказал. Я хочу отметить главное — практикуйте на пределе возможностей и достигните Кутастхи, получите даршан бессмертного духа». Эти слова стали кульминацией вечера, и собравшиеся с облегчением зааплодировали.

Неровные, скачущие черно-белые кадры документального фильма запечатлели полулежащего в кресле, погруженного в свои мысли и явно находившегося где-то далеко Гуру и его самого, стоящего рядом с Учителем. Широкоплечий, в простой белой курте, с черными как смоль коротко подстриженными волосами, он говорил сдержанно, но уверенно. Почтительно обратившись к Гуру и присутствующим, он завершил короткое выступление традиционным жестом намасте. Просматривая эти кадры спустя годы, он ощутил укол ностальгии. Говоря по правде, атмосфера в тот день была вовсе не праздничная, хотя назвать причину никто бы не смог. В какой-то момент Учитель попросил его вместе с несколькими другими учениками прочитать восьмую главу Бхагавад Гиты и вышел из комнаты. Позже они узнали, что в тот день Гуру был полон решимости покинуть тело, так как считал свою земную миссию завершенной. Однако остальные Учителя парампары или, возможно, другие высшие силы сочли иначе. В дворовом храме Шри Сатьячаран Лахири пробыл недолго, его просьба об уходе была отклонена, и он вышел во двор, всхлипывая по-детски. Видеть его плачущим было тяжело, и никто не догадывался о причинах стресса. В качестве утешения Учителю сообщили точную дату и время ухода: это должно было произойти через шесть месяцев, на его восемьдесят второй день рождения. В последующие месяцы Гуру ослабел настолько, что его приходилось нести наверх по ступенькам, он больше не мог передвигаться самостоятельно. Однако ум Учителя оставался ясным и острым, и он продолжал вести сатсанги и даршаны.

Их последняя встреча была трогательной: он простерся у ног Гуру, и тот положил руку ему на голову, сказав: «Я очень доволен твоими успехами, продолжай. Я научил тебя всему, что знал сам». Это был последний раз, когда он видел Учителя живым. В соответствии с предсказанием, Гуру покинул тело 22 января 1987 года, находясь в полном сознании до самого последнего момента и выполнив Омкар крию^[115], высшую йогическую технику переноса духа на астральный план. С ним находилось двое, его бенгальский ученик, присматривавший за хозяйством, и еще один человек, который зашел всего за несколько минут до оставления Сатьячараном Лахири тела. Родственники Гуру отсутствовали, и тело положили на лед, чтобы сохранить до кремации. По прошествии двух дней никаких признаков разложения все еще не было. Четвертый гуру линии крия йоги Бабаджи, Шри Сатьячаран Лахири был кремирован на Маникарника Гхате. Согласно обычаю, из пепла погребального костра собрали остатки костей; они были крошечными и немногочисленными. Это означало, что на земном плане у Сатьячарана Лахири больше не оставалось никаких кармических обязательств. Хотя все четверо предыдущих Гуру Парампары были великими йогинами, они все же были домохозяевами, а не отшельниками, и их кремировали; в Индии лишь санньяси подлежат погребению. И Шри Юктешвар, и Йогананда Парамаханса были монахами, и поэтому их тела предали земле.

…Спустя пару недель после смерти Гуру высокий черный Шивалингам во внутреннем храме Шивы дал трещину. Изготовленному из черного камня касоти с зеркальной поверхностью, украшенному мемориальной надписью «Шьям Сундаресвар» Шивалингаму было более двухсот лет, и он стоял здесь, когда Лахири Махасая купил дом. Теперь по его поверхности пролегла длинная трещина; ее заделали, и те, кто был склонен искать символизм в подобных знаках, могли интерпретировать это событие по своему усмотрению. Так или иначе, Четвертый Гуру ушел, однако линия продолжалась. Судьба и предназначение всех Учителей парампары были предрешены самим Бабаджи, их появление и уход происходили согласно расписанию.

Без поддержки учителя было тяжело, но он не особо скорбел: уход Гуру был ожидаем. О том, что Учитель должен оставить тело через шесть месяцев, было известно заранее. И все же Гуру не оставлял его; когда требовался совет Учителя, он его получал. Порой достаточно было вспомнить то, что Гуру объяснял ему в годы ученичества, и суть явлений раскрывалась по-новому. Ответы и подсказки теперь хранились в памяти, всплывая по запросу или откликаясь на конкретные ситуации. Требовался лишь тщательный анализ, исследование самого корня проблемы. Еще при жизни Гуру он перестал беспокоить того ненужными вопросами.

Иногда люди спрашивали, мог ли Гуру принять новое рождение. Это было крайне маловероятно: Шри Сатьячарану Лахири не было предначертано возвращение в этот мир, он выполнил свою миссию. Теперь Учитель мог путешествовать дальше и посещать мириады других миров, предназначенных для тех, кто достиг высот духовного развития.

Практика помогала ему справиться с потерей, и он продолжал садхану по 14–16 часов. И все же апатия была почти парализующей; неспособность продвигаться на следующие уровни крии лишала надежды. «Я так и не выяснил многих важных аспектов крии… Кто же обучит меня этим техникам теперь?». На том уровне, которого он достиг, обсуждать высшую йогу можно было лишь с продвинутыми практикующими, однако среди известных ему йогинов подобных людей не было. Все это крайне удручало.

«Ом» и другие знаки

Известие о смерти Гуру застало его в Бенгалии, недалеко от Калькутты, где он находился по семейным делам. Родне теткиного мужа принадлежал древний храм Кали в городке Чучура. Возможно, это было единственное в Индии место, где животных никогда не приносили в жертву Богине, и поэтому там Ее называли Милосердной Матерью. Каждые десять лет многочисленный клан назначал кого-то из родни присматривать за храмом в течение года. Пришел их черед заниматься делами храма. Вместе с двоюродным братом они занимались организацией ежедневной пуджи и распределением финансов. Это было не так уж и плохо; ему даже удавалось каждый вечер медитировать в храме. В день основания храма, когда на празднование собралось более десяти тысяч человек, он, наконец, прошел ритуал джанеу, надев через плечо «Священную нить». Это делало его брамином официально. Телеграмма о кончине Шри Сатьячарана Лахири пришла спустя двадцать дней после этого события.

…Все билеты на поезда были забронированы, и ему удалось добраться до Бенареса только на двенадцатый день после кремации Учителя. На тринадцатый день провели последние ритуалы. Один из учеников пригласил его в Асансол, обратно в Бенгалию. Тамошняя община Крия йогинов жаждала увидеть преемника, и время для официального знакомства было самое подходящее. Визит оказался довольно утомительным: каждый день на даршан собиралось около 150–200 человек, и он впервые принимал их один, без Учителя. Люди приходили отдать дань уважения новому Гуру, увидеть его воочию. Острое, плохо скрываемое любопытство было приправлено искренней преданностью.

Он был с севера, что стало неожиданностью для многих, поскольку все четверо Учителей до него являлись бенгальцами. Он не был кровно связан с предыдущими учителями, и это тоже удивляло, но не шокировало. Взрослые дети Шри Сатьячарана Лахири мало интересовались духовными практиками отца и занимались практическими делами, карьерами и семьями.

…Через пару дней он заметил группу из пяти бородатых мужчин, которые приходили и вставали возле дверей. Все пятеро одного роста, подтянуты и одеты в одинаковые рубашки с короткими рукавами и дхоти. Как и другие посетители, они слушали внимательно, с любопытством рассматривая его, но их поведение неуловимо отличалось от манер и жестов других присутствующих. На шестой день один из них приблизился и вежливо попросил позволения увидеть подошвы его ног.

Озадаченный неожиданной просьбой, он согласился. Мужчина достал большое увеличительное стекло и начал осмотр. Почти минуту он пристально рассматривал одну подошву, затем другую, после чего повернулся к спутникам и воскликнул на бенгальском языке: «Ачи! Есть!». Подойдя, его товарищи стали по очереди возбужденно рассматривать обнаруженное с помощью все той же лупы. Заинтригованный, он терпеливо ждал, надеясь, что не стал объектом внимания странной секты фетишистов. Затем все пятеро распростерлись перед ним.

«Пожалуйста, скажите, что вы там увидели?» — и они поведали крайне занимательную историю. Когда-то они были последователями одного гуру, который оставил тело в возрасте девятнадцати лет. Перед смертью тот сказал, что через много лет они встретят молодого йогина со знаком «ОМ» на ступнях ног, и после встречи их духовная работа в этой жизни будет окончена.

Он не знал, как реагировать. Один из группы сказал: «Мы видели многих йогинов, прежде чем повстречали вас. И для нас всех это великий день». Попросив благословения, они простились, и больше он их не встречал. Вернувшись в Гвалиор, он упомянул об этом случае во время даршана. Один из присутствующих немедленно вызвался осмотреть его ступни — и застыл в изумлении: капилляры на коже четко вырисовывали крохотные знаки «ОМ». Иероглифы на правой ноге были на санскрите, а на левой «ОМ» был «прорисован» буквой бенгальского алфавита.

Ученики сделали снимки, и какое-то время цветные фотографии лежали у него на журнальном столике как некая диковинка. Жизнь текла своим чередом. Повседневность была наполнена другими, не менее удивительными сюрпризами и бытовыми проблемами. Хотя обнаруженные иероглифы интриговали, веретено жизни раскручивало многочисленные нити различных событий одновременно, не оставляя времени задуматься о значении священного символа на его ступнях.

Спустя десять лет, после многих приключений и испытаний, когда судьба уже не пыталась маскировать свои намерения, небольшие белесые изогнутые линии выступили на ногте указательного пальца его правой руки, образуя знак «ОМ». Давая посвящение, он обычно «включал» потенциальные чакры ученика, касаясь этим пальцем позвоночника — и с каждым новым учеником знак на ногте становится все более четким. Если интервалы между посвящениями были длительными, пигментация исчезала. Думая об этом явлении, он внезапно вспомнил слова Гуру: «После твоего 44-го дня рождения знак «ОМ» сформируется в твоем мозгу».

Перед 45-летием он обсудил с учеником, доктором Двиведи из Агры, один (почти научный) эксперимент. В институте доктора Гупты в Агре он прошел процедуру МРТ, удерживая язык в Кхечари мудре. Исследование было задумано для документации того факта, что Кхечари мудра вполне достижима и выполнена им персонально.

Изначальная идея принадлежала правнуку Лахири Махасая, Банамали Лахири. Профессор Б. Лахири, будучи сам продвинутым йогом, посоветовал установить четкие критерии практики Крии, требующиеся в этой линии, заодно с документальными подтверждениями собственных достижений. Банамали Лахири ясно осознавал тенденции йогических «рынков» и, видя истинные намерения некоторых самопровозглашенных «учителей», часто говорил, что слишком много фальшивых Гуру заявляют о ложных йогических достижениях. И ломают жизни последователей, обещая спасение и освобождение, не имея никаких полномочий или прав быть духовными наставниками. Для подобных «мастеров» йога была лишь прибыльным бизнесом. Да и сам Шри Сатьячаран Лахири предостерегал учеников от создания любых организаций, отвергая поползновения многочисленных «последователей и основателей» групп, желавших заручиться его благословением на преподавание практик и философии крии под торговым знаком имени Лахири. Гуру говорил, что управление деятельностью подобных организаций требует значительных усилий и жесткого временного графика, что не только снижает качество духовных практик, но и негативно воздействует на эго и самооценку.

…Результаты МРТ удивили всех: на снимках был явственно различим знак «ОМ», образовавшийся над областью гипофиза. Контрастные тени обрисовывали четкие изгибы иероглифа Деванагари, хотя для врачей это был просто признак нормального функционирования лобных долей. Для него самого снимок стал подтверждением того, что предсказание Сатьячарана Лахири сбылось, и он испытывал чувство огромного удовлетворения и благодарность за веру Учителя в него, за чудо йоги и за то, что его прогресс подтверждался. Существует множество интерпретаций универсального знака «ОМ», но прежде всего он обозначает имя Шивы. Символы, естественным образом появившиеся на его ступнях и ногтях, а затем и в мозге, говорили о милости Шивы, поскольку только Махадев мог поставить на человеке свое тавро.

Объяснить все это с точки зрения логики не представлялось возможным, единственная относящаяся к теме отсылка обнаруживалась в Йога Сутрах Патанджали^[116], в главе «Самадхи Пада». Комментарий гласил: «Находящийся вне карм, навязчивых идей и привязанностей зовется особым Пурушей и отмечен знаком ОМ…».

Мощь самого звука наполняла каждую клетку любого живого тела, и вся плоть мира была мириадами нот этой вечной, первозданной мелодии. Йогическое тело было совершенным инструментом, с каждой новой жизнью исполнявшим новую партитуру в бесконечной симфонии, которой дирижировало само Время.

Йога-сутры, Самадхипада, шлока 27:

«Господь — Пуруша, отличный от других, на него не влияют омрачения, действия, плоды действий или кармические последствия, долженствующие принести плоды в будущем 24 В Нем семя всеведения непревзойденно 25 Этот Ишвар ^[117] является Гуру даже первых (гуру), ибо Он не ограничен Временем 26 Слово, которым зовется Он — Пранава-АУМ 27 »

МРТ Шайлендры Шармы, выполняющего Кхечари — https://shrishailendrasharma.com/khechari

Кумбх Мела и запах кармы

По случаю Маха Кумбх Мелы в феврале 1988 года Аллахабад был наводнен почти 15-ю миллионами паломников. Знакомые ученика, Дварки Прасада Шастри, пообещали найти места для ночлега и размещения в одном из стоянок-лагерей, и этой возможностью решено было воспользоваться. Он был готов отвлечься от однообразности небогатой событиями жизни, единственным украшением которой была лишь ночная садхана, превращающая ночную тьму в ярчайший дневной свет. В сопровождении двух других учеников он прибыл в Аллахабад на поезде, а затем более шести часов шагал по огромной территории Мелы в поисках нужного лагеря. Ему приходилось и раньше видеть бескрайние толпы людей, но ничто не могло сравниться с океаном паломников, прибывающих в место слияния Ганги и Ямуны для омовения. Наблюдать за столь многочисленным собранием верующих, быть частью этого события было поистине удивительно.

Шахи Снан^[118] (Раджьоги Снан), омовение святых и их последователей — один из самых важных дней Кумбх Мелы. Тысячи садху, религиозных лидеров и их преданных двигались к реке, пешком и на колесницах, запряженных верблюдами, лошадьми и людьми. Покачиваясь на спинах медленно движущихся, богато убранных слонов, осыпаемые солнечным сиянием лепестков ноготков, маханты разных аскетических орденов возвышались над толпами в высоких седлах-хаудах, и марширующие под оглушительную музыку отряды обнаженных покрытых серым пеплом аскетов возглавляли процессию. Рев труб, свистки, звуки мантр и мелодии бхаджанов сотрясали воздух, и эта какофония торжества жизни исходила из огромного невидимого купола нерожденного звука «Ом», накрывшего долину.

Звук этот породил всех существ, все неодушевленные предметы и объекты. Рожденные из семени мириада отцов и яйцеклеток бесчисленных матерей, все живущие были потомками этой Вселенской вибрации; Звук пронизывал их, и Его эхо то откатывалось, как прибой, то снова набегало на берега человеческих тел.

…Чрезвычайная чувствительность, развившаяся в процессе садханы, одарила его необычайной проницательностью. Он наблюдал за медленно движущимися водами Ганги и людской массой на берегах реки, обонял запахи благовоний и пищи, вдыхал пряный аромат пыли, превращенной миллионами босых ног в мелко смолотую муку судеб — и весь этот экзистенциальный коктейль насыщенного эликсира вечности, смешанного со жгучей хрупкостью быстротечной Жизни, сводил с ума, опьянял. Магия йоги позволяла видеть бесконечный шлейф воплощений: даже здесь, на Кумбх Меле, духи входили в капсулы эмбрионов, уже начавших медленное превращение в трупы, подготовку к следующим трансформациям. В момент смерти кожура перезрелого плода лопалась, изливая семена самскар^[119], неисполненных желаний, печалей и привязанностей — и сквозняк Времени подхватывал и уносил аромат души, сознание. Все эти тела были приговором Времени, а человеческие желания — блуждающим эхом в комнатах и лабиринтах судеб. Интенсивность позывов и влечений (зачастую приземленных, если не низменных) продлевала время пребывания заключенного в камере тела. Прирученные и умиротворенные, они могли превратить тюрьму во дворец. Здесь, в материальном мире, духовный прогресс зависел лишь от мотивов.

…Наконец, они нашли нужный лагерь и после непродолжительной суеты с размещением поспешили к реке, чтобы успеть совершить омовение: для этого ритуала день был самый благоприятный. Вода оказалась ледяной, купание стало настоящим испытанием, но, просохнув, он почувствовал себя великолепно. Ближе к вечеру с реки начали возвращаться паломники, и он разговорился с одним из них. Выяснилось, что этот садху остановился в лагере, организованном свами, чье имя было ему хорошо знакомо. Некоторое время назад, в Бенаресе, он лично посвятил этого свамиджи в Крию по распоряжению Гуру. Садху проводил их до нужного места, и свамиджи чрезвычайно ему обрадовался. Им был устроен настоящий VIP-прием, включавший бесплатное размещение в персональном шатре, больше походившем на бунгало. По меркам Мелы это было роскошью. В течение двух дней они наслаждались атмосферой праздника; однако несмотря на занятость и новые впечатления, он постоянно возвращался мыслями к значению ритуального омовения.

Воспринимая различные ментальные волны, он начал подозревать, что посланники Владыки Смерти, Ямадуты^[120] и другие астральные существа, анализирующие человеческие кармы и судившие людей по их делам, отслеживают «подопечных» исключительно по запаху. Аромат храмовых благовоний и горько-сладкий дым сжигаемых подношений был древним кодом, понятным духам и богам. А «ментальный запах» — маркером, меткой, от которой невозможно избавиться. Все человеческие кармы, прошлые, настоящие и будущие поступки и намерения образовывали огромную библиотеку, и книгу каждой судьбы читали ответственные за воспитание душ. Какие бы поступки ни совершались, какие бы мысли ни возникали — все они порождались умом, вызывая в организме соответствующую химическую реакцию. Каждая мысль и эмоция, будь то гнев, похоть, любовь или ненависть, создавали уникальный запах, сопровождавший определенные кармические действия. Безошибочный кармический аромат становился персонифицированным тегом человека. Те, кто лишал жизни животных, пахли едко и кисло; человекоубийцы источали особый смрад, похожий на запах металлической ржавчины; чистота и благочестие отмечались теплым успокаивающим ароматом раннего муссона. Иногда учителям приходилось отслеживать нерадивых учеников.

Во время Кумбх Мелы созвездия располагаются определенным образом, и звезды усиливают эффект омовения. Входя в реку вместе с миллионами других паломников, можно смыть запах личной кармы, поступков и мыслей. Молекулы индивидуального амбре смешиваются со шлейфом тысяч других кармических ароматов, тем самым сбивая со следа астральных преследователей. И посланники Повелителя Дхармы не могут отличить грешников от праведников. На какое-то время они теряют след, и тогда люди свободны от их надзора. «Смыв» в гигантском кувшине Кумбх Мелы как хорошие, так и плохие поступки, можно запутать кармические следы. При смешении человеческого пота с водами священных рек происходит особая химическая реакция. Известно, что любое физическое тело, со всеми его кармами и запахами, приятными и не очень, на 70% состоит из жидкости. Любая жидкость основана на воде, хранящей память о предыдущих переживаниях и мыслях. Омовение в Ганге в благоприятное время означало также смешивание внутренних жидкостей тела с водами священной реки на молекулярном уровне, так как человек погружался в древние, божественные и наполненные силой воспоминания самой Ганги. Поэтому омовение во время Кумбх Мелы оказывало мощное влияние на человеческое сознание и, соответственно, на предстоящие жизненные события. Конечно, эта теория кармических запахов была лишь предположением, хотя вполне правдоподобным.

…После пятого погружения вода больше не казалась ему обжигающе холодной. Он уже выходил на берег, когда подоспевший Дварка Прасад Шастри внезапно закрыл ему глаза ладонями. «Что случилось, Шастри джи?» — «Пожалуйста, не смотрите в ту сторону, Гуруджи, — несколько пенджабских женщин обнажились до самого пояса!!». Сдерживая смех, он сказал: «Шастри джи, я так благодарен за то, что вы беспокоитесь о моей чистоте. Пожалуйста, продолжайте наблюдать за ними, держа мне глаза закрытыми. И уберите руки только тогда, когда дамы будут полностью одеты, и я буду вне опасности совращения!». Наконец, минут через пять, Шастри джи освободил его. Он взглянул на дрожащих в мокрых сари матрон; им было глубоко за шестьдесят, но защитнику его нравственности они все же казались потенциальными соблазнительницами.

…Подошло время отправляться назад, и возвращение грозило стать настоящей проблемой, так как железнодорожные вокзалы и автобусные остановки были по-прежнему забиты толпами отбывающих. К счастью, гостеприимный хозяин любезно организовал для них комфортный автомобиль до Читракута, где они пересели на поезд до Гвалиора.

Кумбх Мела оставила неизгладимое впечатление: интуитивно он знал, что поездка знаменовала новое начало. Так и случилось; наступивший апрель изменил его жизнь бесповоротно.

Бабаджи

У одного из учеников Гуру, работавшего инструктором йоги в Хинду университете Бенареса, возникли проблемы на работе, и тот обратился к нему, уговорив замолвить за него словечко декану. Это был прекрасный повод вновь посетить Бенарес, и в последнюю неделю марта 1988 года он сел на поезд. По прибытии в Каши он сразу же отправился в Университет и поговорил с деканом, убедившись, что карьере ученика ничего не угрожает. На этом официальная часть поездки завершилась. Для него была забронирована комната в ашраме Каши Мумукша, куда в полдень на встречу явилась большая группа участников программы по изучению йоги. Народ разошелся довольно поздно, и он смог начать практику только в половине двенадцатого ночи. Погруженный в глубокую медитацию, он потерял счет времени.

Ночь была тихой; сидя в позе лотоса, пребывая в глубоком трансе, он не сразу услышал стук в дверь. Раздраженный, он поднялся с бетонной платформы-кровати, полагая, что это кто-то из обитателей ашрама. Было около двух часов ночи, главные ворота были уже заперты, и в этот час посетители извне попросту не могли проникнуть в здание. Щелкнул выключатель, под потолком загорелась тусклая лампа. Он открыл дверь. Стоящий на пороге широкоплечий мужчина был около 170 см ростом, на пару сантиметров выше него самого. На плотном и мускулистом, но отнюдь не грузном незнакомце была рубашка кремового цвета с короткими рукавами и дхоти в бенгальском стиле; кожа не была ни темной, ни светлой, однако имела легкий золотистый оттенок, заметный даже в неровном слабом свете; он был гладко выбрит. На вид посетителю было лет тридцать или около того.

Не пытаясь скрыть раздражения, он спросил: «Что вам надо?» — «Я тот, кто известен тебе как Бабаджи», — и он тут же увидел сияющую ауру ночного гостя. Нервничая, почти испуганно, он склонился к стопам Гуру, не осмеливаясь их коснуться. Войдя в комнату, Бабаджи сел на платформу-кровать и закинул ногу на ногу в довольно расслабленной манере.

Теперь он мог лучше рассмотреть лицо гостя. Глаза обычно отражают жизненный опыт, и глаза Бабаджи были древними и пронизывающими. Пораженный происходящим, он опустился на пол и попытался совладать с эмоциями. Получалось плохо. Бабаджи заговорил негромко, мягко, но серьезно. Глубокий звук его голоса заполнил комнату, будто они находились внутри гигантского бронзового купола, и гулкий тембр отражался от стен, пронизывая сердце. Говорил только Гуру, а он слушал, стараясь впитать каждое слово.

Той ночью Учитель говорил лишь о йоге, разъясняя некоторые очень важные детали техник высших крий. В какой-то момент, описывая сложную технику (прохождение «узла Рудры»), Бабаджи внезапно сказал: «Смашан ждет каждого йога, который достигнет этого уровня, он попросту притянет его…». Прогноз звучал пугающе. Он не мог представить себе жизнь на месте кремации. Бабаджи продолжал: «Следующий уровень, прохождение «узла Рудры», возможно освоить только на смашане…».

Он позволил этим словам полностью проникнуть внутрь сознания, усваивая их. Затем Мастер добавил: «Ты выполняешь данные тебе йогические техники правильно», — и подтверждение воодушевило его: по крайней мере, он двигался в верном направлении! В ту ночь он получил невероятный подарок: подробное и детальное объяснение всех крий, даже высших уровней, об освоении которых не мог и мечтать. Подобно накрытому столу с роскошной трапезой, это знание было теперь полностью в его распоряжении.

Бабаджи велел ему делать заметки, и он торопливо записывал инструкции, старался ничего не упустить. В заключение Мастер дал ему комплекс отдельных, абсолютно новых техник, которые он должен был начать после 57-летия. Обучать им других не следовало.

Напоследок Гуру добавил: «Многие из твоих учеников достигнут высочайших уровней в практике», и слышать такое предсказание было здорово, поскольку он считал себя новичком на пути йоги. Последними словами Бабаджи были: «Ishwar chahega to fir milenge» — «Бог даст, мы встретимся снова…».

Беседа длилась около 40 минут, но время словно застыло. Он поклонился Мастеру, Бабаджи положил руку ему на голову; прикосновение было теплым, человеческим. Мастер направился к выходу, и только тогда он заметил, что волосы Гуру уложены в дреды. Не толще полсантиметра, отливающие темной бронзой, будто от долгого пребывания на солнце, пряди доходили до плеч Махаватара.

Повинуясь порыву, он поднялся с пола и последовал за Учителем, но Бабаджи обернулся и, как ребенку, погрозил ему пальцем. Дверь закрылась с мягким щелчком, и он снова соскользнул на пол, чувствуя себя одновременно опустошенным и до краев наполненным верой, энтузиазмом и удовлетворением.

Правильность выбранного пути подтвердилась, он только что встретил первого Гуру парампары, не во сне или видении, а наяву! Все описанное в книге Йогананды было правдой. Бабаджи наблюдал за каждым учеником! И мог лично встретиться с теми, кто практиковал искренне и преданно, кто был достоин обучения. Личная встреча и беседа с Гуру укрепили в нем уверенность, что вершины йоги достижимы, что описанные чудеса реальны.

Пытаясь собраться с мыслями, он понял: эта невероятная аудиенция дарована ему не только из-за упорной практики и связи с традицией, но и оттого, что он уже пережил опыт самадхи. Бабаджи пришел потому, что нынешний преемник линии обладал потенциалом, имел цель. Всю эту новую информацию необходимо было консолидировать, упорядочить и начать применять на практике, ведь парампара ожидала, что он будет продвигаться вперед. В ту ночь он так и не смог заснуть, заново переживая услышанное и увиденное. Просматривая записи, он даже сел на то же самое место, где сидел Бабаджи, только что раскрывший ему самые тайные подробности высших крий.

…Уверенность, излучаемая Гуру, покоряла, была заразительна, но в нем не было и следа претенциозности. Большинство людей редко ведут себя в соответствии с собственной природой, поскольку общество загоняет каждого в рамки «приемлемых стандартов», заставляя избавиться от исходных кодов Природы. Поведение Бабаджи было поразительно простым и одновременно исполненным силы. Реализованные существа действуют в соответствии с сутью бытия, познанной ими посредством медитации и аскезы. Это могло бы звучать банально, если бы не было одним из самых сложных достижений самореализации. Сиддха-йоги жили в гармонии с законами Природы и могли постигать ее тайны посредством самоанализа. Возможно, это и был ключ к тайне их сверхъестественных способностей: они достигали высших состояний, находясь в единстве с самой Жизнью.

Первое апреля известно как «День дурака», но для него этот день навсегда стал преддверием самой вдохновляющей и судьбоносной встречи в жизни.

^{Бабаджи}

Подробное описание черт лица Бабаджи и Его сложения дано Ш. Шармой. Изображение создано совместными усилиями Сумита Джадия, Сарвадамана Джохари, и технологий искусственного интеллекта

^{Шри Лахири Махасая, 1828–1895}

^{Шри Тинкори Лахири, 1863–1934}

^{Шри Сатьячаран Лахири, 1905–1987}

^{Шри Шайлендра Шарма, 1957–}

^{Шри Сатьячаран Лахири, Четвертый Гуру линии Лахири Махасая. За несколько дней до оставления тела.}

^{После объявления преемником линии, Пятым Гуру, 1986}

^{После окончания работы над комментариями к Гите, Май 1992}

^{Через месяц после встречи с Бабаджи, май 1998}

Примечания

79

Гхат — ступенчатые набережные, ведущие к воде, традиционно строящиеся вдоль рек или прудов и используемые для омовения, купания или в качестве места кремации.

80

Каши — историческое название священного города Варанаси, также известного как Бенарес.

81

Аватар, Аватара — воплощение определенного божества.

82

Швасахита пранаяма — особая дыхательная техника с мантрой, практикуемая в Крия йоге для развития йогического состояния ума и сознания. Этому виду пранаямы обучают на начальном этапе практики Крия йоги.

83

Атма — санскритское слово, обозначающее индивидуальное «Я»; часто переводится и как «душа», что не совсем корректно. В индуизме Джива считается Шивой, а дух — Шакти, поэтому люди используют термин Дживатма. Атма является частью Параматмы, Вселенской Души, и по своей природе идентична ей. Подобно тому, как семя дерева содержит в себе все качества дерева, Атма также несет в себе качества высшего «Я». Высшее сознание личности, духа, «Я», которое находится за пределами тела и ума.

84

Параматма, или Параматман — высшее «Я», изначальное «Я» или запредельное «Я», духовно тождественное Абсолюту и высшей реальности. Это Высший Принцип, как бы мы его ни называли: Бог, Высшее Я, Божественное Я, Любовь, Истина или Реальность.

85

Джива — индивидуальная душа, сущность жизни. Происходит от санскритского корня «дыхание».

86

Дживатма — индивидуальная душа, является отражением Атмы внутри человека; «волна», выходящая из океана существования и блуждающая от воплощения к воплощению и после длительного процесса развития и опыта снова возвращающаяся к единству Целого. Душа, проявившаяся в форме, отождествляет себя не со своей божественной сущностью, а со своими атрибутами: физическим телом, умом, мыслями и т. д. Цель йоги — рассеять эту иллюзию.

87

Пуруша — буквально означает «человек, мужчина, дух». Согласно индуистской мифологии, существо, из тела которого была создана Вселенная. Множественное неподвижное мужское космическое начало, «чистое сознание», созерцающее динамичное женское начало — Пракрити (материя). Пуруша является вечным, его основное свойство — отсутствие свойств (состояние ниргуна).

88

Йони мудра — «Йони» на санскрите означает «женский репродуктивный орган», а также «источник, происхождение». «Мудра» означает «жест», определенное положение пальцев для направления энергии. Йони мудра — сложная психофизиологическая поза, используемая в Крия йоге для достижения определенного состояния.

89

Кундалини (на санскрите «свернувшаяся змея») — форма энергии, спящая в основании позвоночника. Кундалини, свернувшуюся в муладхарачакре, представляющей элемент земли в человеческом теле, можно пробудить потоками праны и апаны, направленными в центральный канал — Сушумну. Существует древнее поверье, что каждый человек несет в себе божественную энергию, и определенные йогические техники могут пробудить, высвободить и обуздать эту энергию.

Шайлендра Шарма считает, что Кундалини имеет гораздо больше, чем три с половиной витка (как это обычно описывается в йогических текстах). Кольца Кундалини представляют собой различные формы звука «ОМ». Горакхнатх говорит не о 3,5, а о 8 витках Кундалини.

90

Пуджари — священник, проводящий религиозную церемонию или храмовые ритуалы.

91

Дикша — посвящение в религиозную традицию или духовную практику. Дикша и Шикша Гуру — есть два одинаково уважаемых типа гуру: дикша-гуру или инициирующий духовный учитель и шикша-гуру или наставляющий духовный учитель. У кого-то может быть много духовных учителей-наставников, но инициирующий духовный учитель, дикша-гуру, один. Он формально посвящает искателя в линию передачи (традицию, сампрадаю) с помощью мантры, прикосновения, дыхания или любым другим мистическим, секретным способом. Берет на себя ответственность вести ученика через стадии садханы к освобождению — в этой жизни или в следующей. Этот гуру — наставник тех душ, которым суждено пройти процесс образования путем будущих воплощений.

92

Дхоти — традиционная мужская одежда, напоминающая свободные шаровары. Кусок ткани оборачивается вокруг бедер и ног и завязывается узлом спереди или сзади.

93

Сатсанг — традиционно собрание в присутствии духовного гуру (сат гуру) для обсуждения принципов Истины и других важных концепций и идей. В наши дни сатсангом также стали называть любое собрание, на котором происходит обсуждение духовного, медитации или обучение. Может включать пение киртанов или философские беседы о дхарме.

94

Шастра — священная книга; наука. Шастри — тот, кто имеет специальную степень, позволяющую преподавать. На санскрите это слово означает «заповедь, правила, руководство, сборник, книга или трактат». Шастры — преимущественно постведическая литература, появившаяся примерно после 500 г. до н. э.

95

Агхора — духовная традиция, зародившаяся в Северной Индии. Это простое и естественное состояние сознания без страха, ненависти, отвращения или разделения по дискриминирующим признакам религии, расы и пола. Хотя Агхора универсальна и выходит за пределы особенностей религий или культур, учение не поддается простой категоризации. Ее последователи утверждают, что каждый раз, когда люди «различают», их самость, их целостность ограничивается, и ею овладевают разрушительные эмоции, такие как гнев, страх, ревность, жадность и вожделение. Главный постулат Агхоры заключается в том, что в своей основе каждый человек представляет индивидуальное целое, единое с божественным сознанием. Агхори считают, что, научившись отождествлять себя со своей целостностью, человек освобождается от ограничений. В результате энергию, ранее вложенную в ограничение, можно перенаправить на достижение самореализации. Некоторые ученые и исследователи классифицируют Агхору как недуалистический (Адвайта) подраздел индуистской философской школы.

96

Парашурама («Рама с топором», Рама Джамадагнья, Рама Бхаргава и Вирарама) — шестое воплощение Господа Вишну. Один из Бессмертных, Парашурама наделен не только воинственностью и доблестью, но также спокойствием, контролем, силой воли, благоразумием и терпением. Было предсказано, что Парашурама появится на земле в то время, когда будет торжествовать зло и когда Кшатрии, воины, наделенные оружием и силой, начнут злоупотреблять своей властью. Считается, что Парашурама исправит космическое равновесие, уничтожив всех кшатриев двадцать один раз. В Махабхарате он представлен как наставник многих героев: Бхишмы, Дроны, Рукми и Карны.

97

Шри Янтра или Шри Чакра — форма мистической диаграммы (янтры), используемая в учении Шри Видья. Девять пересекающихся треугольников, представляющих Шиву и Шакти, окружают центральную точку, Бинду, Вселенский центр. Треугольники представляют собой космос и человеческое тело. Все остальные янтры происходят от Шри Янтры

98

Шиваратри — «Великая Ночь Шивы», отмечается ежемесячно, но главное празднование Маха Шиваратри проводится раз в год, в феврале — марте. Один из главных религиозных праздников в Индии, посвященный бракосочетанию Шивы и Шакти.

99

Вишванатх — одно из имен Шивы, означающее «Повелитель Вселенной».

100

Вараха — третий аватар Господа Вишну; в образе вепря его послали спасти землю, которую потопил демон Хираньякша. Династия Бхаратпуров поклонялась Вишну, и это может объяснить происхождение легенды о золотой статуе кабана на дне пруда у царского Смашана.

101

Вишну — один из тримурти (троицы), защитник и хранитель мира, созданного Брахмой. Его роль — восстановить баланс добра и зла в смутные времена. Вишну воплощался девять раз в виде разных существ (аватаров). Считается, что последним и десятым Его воплощением будет Калки Аватар, который по предсказанию окончит Кали-югу.

102

Бхайрава (или Кала Бхайрава) — шиваитское божество, могущественное проявление Шивы, в основном связанное с уничтожением. В кашмирском шиваизме (система Трика) Бхайрава представляет Высшую Реальность. Обычно в Индии Бхайрава также называют Дандапани («тот, кто держит посох в руке»), наказывающим грешников. Другое имя Бхайравы — Свасва, что означает «везомый собакой».

103

Тапас — в йогической практике означает сверхусилия, ведущие к очищению, самодисциплине и аскезе. «Тапасья» происходит от санскритского корня «тапа», обозначающего тепло или энергию, и может примерно переводиться как аскетизм или покаяние.

104

Апана — одна из пяти пран (жизненных сил), движущаяся вниз и отвечающая за выведение, пищеварение и размножение.

105

Иччха — воля, желание.

106

Мандала — определенная геометрическая конфигурация символов, используемая для медитации и практики концентрации.

107

Махамудра — на санскрите «мудра» означает «печать», поэтому «Махамудра» буквально означает «великая печать». В Крия йоге махамудра представляет собой сложное действие, включающее одновременное выполнение сидячей позы, в которой сочетаются бандхи (энергетические замки), мудры, в том числе кхечари мудра, и движение внимания по энергетическим центрам тела.

108

Пракшалана — санскритское слово, означающее «очищение»; йогические техники очищения пищеварительной системы, включая весь желудочно-кишечный тракт.

109

Ом (Аум), или Анахада Нада — первый резонирующий вибрационный звук, обозначающий всю недуалистическую Вселенную. Это главный звук вибрации Творения и фонологическое проявление Абсолюта. Шайлендра Шарма утверждает, что звук ОМ — это «слово» Пустоты.

110

Гхеранда Самхита — один из ключевых классических текстов по Хатха йоге. Считается, что работа написана в 17-м веке, в форме обучающей беседы между мудрецом Гхерандой и его учеником Чандой. Текст подробно описывает семь шагов, ведущих к высшему состоянию духовного развития с помощью йоги.

111

Пураны — восемнадцать священных текстов, которые, как считается, были составлены риши Вьясой и содержат описания тантрических и ведических традиций.

112

Криябан — получивший посвящение в практику Крия йоги.

113

Аштами титхи — восьмой день индуистского лунного календаря.

114

Гуру Пурнима — Пурнима означает «день полнолуния». Гуру Пурнима — это большой праздник, отмечаемый в день полнолуния в июне или июле и посвященный учителям, ведущим искателей к свету знаний.

115

Омкар крия — «последняя священная йогическая техника, выполняемая перед окончательным оставлением тела. Повторяемая 3 456 раз в каждой чакре в течение одного вдоха и в общей сложности составляющая 20 736 пранаям, Омкар крия олицетворяет йогическую силу для переноса духа с земного плана» («Сумеречный язык Горакх Бодха» с йогическими комментариями Шайлендры Шармы).

116

Йога-сутры Патанджали — сборник санскритских афоризмов (или сутр) о йоге. Существует 195 сутр, составленных мудрецом Патанджали, который синтезировал и систематизировал знания по теме йоги. Йога-сутры говорят об аштанге, восьми элементах практики, которые должны завершиться самадхи. Основная цель практики — это кайвалья, распознавание сознания-свидетеля, в отличие от когнитивного аппарата. Современная традиция йоги считает Йога-сутры Патанджали одним из основополагающих текстов классической философии йоги.

117

Ишвара — в различных школах индуизма может означать личное, избранное божество, принцип высшего сознания. Это имя предпочитают в основном преданные Шивы; аналогичный термин «Бхагаван» («Господь») обычно используется последователями Вишну. Индуистские общины по-разному трактуют отношения между Ишварой и Брахманом. Некоторые утверждают, что это одно и то же. Приверженцы Адвайта Веданты утверждают, что «личный» Ишвара — это ограниченное и неадекватное представление о Брахмане.

118

Снан — ритуал омовения или подношения воды в знак поклонения для омовения божества.

119

Самскары — мысленные отпечатки, бессознательные и остаточные воспоминания, составляющие основу кармических импульсов и тенденций. В индуистской философии самскары — основа для развития кармы. Каждое действие или намерение оставляет в сознании впечатление, воздействие, отпечаток, или самскару. Затем самскары ждут волевого осуществления в будущем данного индивида в виде скрытых ожиданий, обстоятельств или подсознательного чувства необходимости действия. Самскары проявляются как тенденции, кармические импульсы, подсознательные впечатления, задатки привычек или врожденных предрасположенностей.

120

Ямадуты — астральные существа, слуги Бога смерти, Господа Ямы.